- Это верно, - сказала Клавдия, - куда ей в наш шалман!.. Это сейчас тут тихо, а когда народ с работы потянется, будет бой в Крыму, все в дыму!
- Да, - ответил на следующий вопрос бармен, - приходила в тот вечер, как раз в полдесятого где-то, как раз вечерние новости на Первом закончились. Говорит, весь день по объявлениям ходила, работу спрашивала.
- Да везде облом, - подхватила Клава, - хорошая слава дома лежит, а худая впереди бежит. Как прослышали, что Дильку из отеля за кражу выгнали, так и внесли ее в черный список. Одни напрямки говорят, что им такие не нужны, другие - "мы вам перезвоним, в четверг, сразу после дождичка". Так весь день и пролындала попусту. И жалко девчонку, да куда ее тут? Мужики у нас как примут, так и дурные делаются. Это я знаю, как их осадить, могу и шваброй потянуть, а девчонке-то куда?! Ну, она и ушла. А чего?..
В кармане Морского запиликал телефон.
- Да, Андрей Яковлевич? Понял. Уже едем! Держи ситуацию под контролем. Сами ничего не предпринимайте!
На бегу он опрокинул стул, а Вероника наступила на хвост флегматичной пестрой кошке. Яростный вопль на кошачьем языке сообщил Нике много нового.
- Вот скаженные, - комментировала Клавдия, подбирая стул.
Торговый центр на околице Алустоса, возле замороженного участка федеральной трассы, был недостроен и стоял так уже лет десять. У одного хозяина закончились деньги на стадии третьего этажа. Второй достроил оставшиеся два - и сел. Теперь пятиэтажная бетонная коробка уныло смотрела пустыми окнами, зарастала бурьяном, покрывалась "наскальной росписью" и выглядела, как строение из компьютерной игры "Сталкер". Макеев не раз заводил разговоры о том, что надо бы довести здание до ума или снести, чтобы оно не портило вид на въезде в город, но в этом году все средства ушли на контактный фонтан на центральной площади, уже не раз обруганный и местными, и туристами: "Что это такое, центр города, или баня? Вы говорите: пусть дети радуются, так что - пляжей мало?! И почему на центральной площади?", "Мы приехали город смотреть, а увидели только кучу мокрых трусов и голых тел! Вот колхоз!" и на "недострой" ничего не осталось.
Сейчас около глухой стены с пожарной лестницей уже стояли два джипа охраны Морского и прохаживался Андрей Яковлевич, время от времени задирая голову и что-то бормоча по рации.
- Что там? - отрывисто спросил Виктор, выпрыгивая из такси и на ходу сунув женщине-водителю крупную купюру. - Сдачи не надо! Ника, звони Панферовой, пусть дует сюда с Гершвиным. Потом на Бомборах закончат.
- С ней там Лидина. Делаем как вы велели: не вмешиваемся, но следим.
- Правильно. Я сам с ней поговорю, - Виктор подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, находящуюся метрах в двух над землей, подтянулся и ловко полез. Вероника последовала его примеру.
Выщербленная, замусоренная и заросшая бурьяном крыша производила гнетущее впечатление.
У щербатого парапета, вцепившись руками в его края, стояла Диля, и по ее отчаянно застывшему лицу было ясно: девушка не пугает, не истерит - она действительно может прыгнуть. "Тридцать метров, - похолодела от ужаса Ника, - внизу асфальт..."
- Витя, - шепнула она.
- Буду осторожен, - понял ее с полуслова Морской.
Чуть поодаль от Дили на парапете сидела Лидина, сотрудница службы безопасности "Морской.Инк". Выглядела она, как обычная девушка - джинсы, майка с принтом, светлый "хвостик", очки. Но в прошлом году в Синеозерске она задержала диверсанта в соборе, не дав ему заразить воду в баке для свячения, и уже зарекомендовала себя, как крепкий профессионал.
При виде новых людей Диля болезненно сжалась, ее лицо дернулось, а костяшки пальцев побелели. Она посмотрела за край парапета; потом - снова на Орлову и Морского.
- Зачем ты это делаешь? - спросила Ника, остановившись метрах в пяти от девушки. - Не видишь иного выхода? Пойми, если окажется, что ты сделала неправильный выбор, у тебя уже не будет возможности исправить ошибку.
Она медленно, незаметно для Дили, сокращала расстояние - чтобы, если что, успеть, допрыгнуть, помочь Лидиной удержать девушку.
Та молчала, кусая губы.
- А если ты хочешь устыдить своих родственников, - вступил в разговор Виктор, - то это бесполезно. Совести у них нет уже давно, а может, и сроду не было. И ради них не стоит расшибаться в лепешку ни в каком смысле. Ты пластаешься на двух работах ради них, а в ответ получаешь только попреки и брань. И никакого раскаяния ты от них не дождешься.
- Это я уже поняла, - тихо сказала Диля, не оборачиваясь. - Жаль, что поздно. Но дело не в них.
- А в чем? - спросила Вероника.
Горничная наконец-то повернулась. Ветер разметал ее густые черные волосы.
- Сами знаете, - сказала она. - Иначе бы не пришли. Вам-то какое дело до меня? Кто - вы, и кто - я?.. Кому до меня еще есть дело?
- Ярославу, - ответил Морской. - Еще ничего не зная, он уже готов был взять вину на себя, чтобы ты не пострадала.
Диля отмахнула с лица волосы и изумленно посмотрела на Морского:
- Что?! Ярослав? А я думала...
- Что он просто хочет крутануть банальный курортный роман? - подхватил Виктор. - Нет. Он очень переживает за тебя.
- Это правда, - подтвердила Вероника, - я присутствовала при этом разговоре. Возможно, он интуитивно понял, почему тебя не было дома в тот вечер, и порывался написать чистосердечное признание, что это он убил Гельсингфорскую. Он готов был пойти в тюрьму по "убойной" статье ради тебя.
- Интуитивное чутье, свойственное любящим, - тихо сказал Виктор. Он вспомнил, как три месяца назад интуиция сорвала его с места и помчала в Выборг... И не обманула его. Он едва успел отвести удар от Вероники...
- Я больше не могу, - Диля обхватила себя руками, как будто мерзла в жаркий полдень. - Не думала, что так будет. Она мне каждую ночь снится. Я уже спать боюсь. Не знаю, как это вышло. Я себя не помнила, не понимала, что делаю.
В отличие от многих преступников, с хитро бегающими глазами упирающих на аффект, эта девушка говорила искренне. Она была сражена потерей работы, репутацией воровки, внесением в "черный список" на ярмарке вакансий и растущими аппетитами своей семьи. Немудрено, что ее рассудок помрачился. "Я ей верю", - подумала Ника.
- Я весь день ходила по объявлениям, - тихо говорила Диля, устало присев на парапет, - выписала из бесплатной газеты адреса...
Ника и Лидина сидели по бокам, готовые в любой момент перехватить ее, если девушка покачнется назад или вскочит и закинет ногу на парапет.
- И везде отказывали, - продолжала девушка, - даже в "Скифию не взяли, посуду мыть... Я вышла никакая, иду по набережной и не знаю, то ли домой идти, то ли утопиться. И тут появляется она... Разодетая, вся в бриллиантах, по телефону дорогому разговаривает. Я два года в "Морском" работала, ни одного нарекания, а из-за нее... Выгнали. Как воровку... И идёт довольная, смеётся... А я думала: в семье одна я работала...
- Да твоя семья скоро от ожирения лопнет, - снова не выдержал Виктор, - не волнуйся, они никогда не пропадут, всегда найдут, на чью шею сесть, чтобы поудобнее было ехать. Приспособились жить без забот за чей-то счет! Или это они от голода так пухнут?
- Сейчас-то я тоже это понимаю, - тихо сказала Диля, - а тогда казалось: все, конец, я подвела всю семью, клеймо на всю жизнь: воровка! У нас дурную славу легко заработать, да тяжело отделаться...
- Яблоки мистера Пибоди, - неожиданно сказала Лидина, - книга Мадонны... Там говорится о том, что легче собрать пух, развеянный ветром из подушки, чем остановить распространение дурных слухов.
- Я тоже читала ее притчу, - кивнула Вероника, - и с тех пор всегда вспоминаю, когда веду расследование. - А мои книг не читают, - покачала головой Диля, - и судачили бы, и пальцами показывали, и на работу меня не брали, и сочинили бы сорок бочек... И никому не было бы дела до того, что я не брала это кольцо, что постоялица сама мне его подбросила за то, что я понравилась ее парню больше, чем она.
- И вы попробовали воззвать к совести Розалии, - Виктор от волнения перепрыгивал с "ты" на "вы".
- Уже знаете, - поникла девушка, - вот уж точно, у камней есть глаза... Мне ведь казалось, что у кинотеатра больше никого, только потом, когда я убегала, слышу, мужик какой-то идёт, похоже, пьяный, бормочет, ругается...
"Кирилл Гельсингфорский, - догадалась Вероника, - пришёл на встречу с женой, ждал ее больше часа и даже не заметил, что она лежит в нескольких шагах от скамейки... Да, пьянчуга. Да, дурак. Но не убийца..."
- Одна любительница ночных фото слышала обрывок разговора, - пояснила она, - и видела, как собеседник Гельсингфорской убежал в сторону Бомбор. А до этого Розалия заявила что-то вроде: плевать ей на чьи-то беды и толкнула человека, который, видимо, в чём-то ее упрекал.
Диля отвернулась и закрыла лицо руками. Плечи ее мелко затряслись. Ника тихо погладила ее по плечам совершенно материнским жестом, а потом незаметно увлекла подальше от парапета, и девушка послушно пошла за ней.
- Если бы мама хоть раз так, - говорила Диля на ходу, - ни разу, даже в детстве... Всех, кроме меня. Мне чаще ремнём или тряпкой доставалось. Слова доброго никогда не сказали. Младшие играют, а я-то стираю, то убираю, то коляску трясу. Амина двойку из школы принесёт, мать бежит со всеми скандалить; утешает ее... А меня даже за тройку на неделю без телевизора, все книги прячут, кроме учебников...
- За что они так с тобой? - голос Виктора снова дрогнул; видимо, Морской снова вспомнил свою тётю, которой все дети были одинаково дороги.
На крышу поднялась Алена Панферова. За ней появился Наум. Виктор сделал им знак: не спешите, постойте. Алена кивнула и остановилась у лестницы. Ветер теребил ее форменный галстук и ерошил зелёный чуб. Вид не совсем следовательский, но это не мешало майору Панфёровой быть хорошим специалистом своего дела. Гершвин переглянулся с Виктором: "Кажется, я тут еще одно дело получил. И семейку ее конченую поучу! Давно пора!"
- Мать родила меня до брака, - ответила Морскому горничная, садясь на какой-то ящик. - Они с отцом начали встречаться, ну и... Мама тогда еще жила с родителями, скрывала до последнего... Их потом чуть не убили. Мама хотела меня в парке оставить. Да бабушка за ней проследила и не позволила. Хватит, говорит, позора, сама согрешила, сама теперь и расплачивайся. Мамин отец за папой по всем Бомборам с ножом гонялся. А потом их к башлыгы вызвали, чтобы резня не случилась, и тот велел моих родителей поженить, а меня на год позже записать, чтобы я не считалась тумыштан, внебрачной... И я все время напоминаю маме о том, как она боялась, живот прятала, и как ее потом гнобили, вот я ее и раздражаю...
- Пфффффф! - шумно выдохнул Наум, сломав сигарету, - все понятно, кроме одного: за что расплачивается ребёнок, если его мамаша не головой думала в юности, а другим местом? Если ее досада берет за ошибки молодости, пусть сама себя по тому самому месту побьёт. Разве можно морально давить человека за то, что он родился не вовремя?! "Ты уличную женщину плетьми зачем сечёшь, подлец заплечный мастер"...
Диля испуганно посмотрела на пышущего гневом адвоката. Ника на всякий случай положила ей руку на плечо и встала на пути к краю крыши. Отрезая Диле все пути к парапету, с другой стороны встала Лидина.
- У мамы нервы расшатаны после тех переживаний, - привычно попыталась оправдать своих домашних девушка, - и она то и дело беременна или после родов, а от этого у женщин меняется гормональный фон и портится характер...
- Вижу, ваша маменька неплохо вошла в роль вечной страдалицы "пожалейте-меня"! - Наум закурил, - и есть же еще люди, которые на это ведутся! Ей только и остаётся, что делать несчастный вид и завывать о том, какая она бедняжечка, и снимать густые сливки... Чтоб ее от этих сливок, наконец, пронесло, пардон за грубость, дамы!
- Я, может, хоть в камере отдохну, - Диля смотрела на облупленные носы своих опрятных, но дешёвых и стареньких кроссовок. - Всю спину себе сорвала этим коробом "Доставка", а помощь только вы предложили, больше никому дела нет. А дома надо помогать к свадьбе готовиться. Амину сосватали.
- И большую часть хлопот хотят спихнуть на тебя? - спросила Вероника.
Диля кивнула:
- Может и не большую... Но значительную.
- И конечно, все остальные по тем или иным причинам помочь тебе не могут, - Виктор не сдержал презрение, которое прорывалось у него при обсуждении старших Магомедовых.
Снова молчаливый кивок.
- Да-а, мусульманская свадьба - дело серьёзное, - поцокал языком Наум, - помню, как соседи моей бабушки Гершвин, правоверные мусульмане, выдавали замуж внучку, и я, третьеклассник, верхом на заборе почти все приготовления лицезрел; недели три готовились. У девушки были мать, старшие сестры, тётки, две вполне бодренькие бабушки, и мало не показалось никому. А вас практически в одиночку хотели подпрячь?!
- Сказали: раз ты, пустоцвет, никому из нормальных женихов не нужна, хоть сестре помоги, - с горечью сказала Диля.
- А то, что ты занята на двух работах, в расчёт не берётся?! - возмутилась Вероника.
- Видимо, они считают, что я весь день провожу на пляже, - Диля собрала размётанные ветром волосы в пучок и закрутила тяжелым узлом на затылке. - Прохлаждаюсь... Хотя от моих денег никогда не отказывались.
- Ну, я им такую свадьбу устрою, - угрожающе нарастая, зарокотал голос Наума, - будут помнить до Макаркиных именин! За моральное насилие теперь тоже привлечь! А учитывая то, что мы тебя тут буквально с парапета сняли, это статья 110, часть 2, пункт "г", от восьми до пятнадцати лет!
- Что вы с ними сделаете? - испуганно привстала Диля.
- Жить будут, - успокоил ее Наум, - просто дам им понять: законы и для них писаны, и им тоже нельзя на законо плеванто, будь у них хоть целая рота детей! И даже за наглухо закрытыми дверями нельзя издеваться над домочадцами!
- Вы адвокат? - спросила Диля. - Но мне нечем вам заплатить. А вы, наверное, дорого берете... Да и может, - тоскливо заключила она, - в тюрьме мне лучше будет, чем дома.
- Я даже не помню, - говорила Диля позже, уже в кабинете следователя Панфёровой, - как у меня кирпич в руке оказался... Я просто подошла к ней, чтобы спросить: вот она меня оклеветала, воровкой выставила, работы лишила, и ей не стыдно? А она сначала даже не узнала меня, посмотрела с недоумением. А потом сказала, что я еще легко отделалась и ей плевать и на меня, и на мою семью. Начала смеяться, ругаться... А потом толкнула. Я упала, ушиблась, локти о камни ссадила, - Диля показала не до конца зажившие отметины на смуглой коже. - А она хохотала и сказала, чтобы я убиралась, да еще и ногой замахнулась. А я... Как в тумане была, потом опомнилась, и вижу: я стою, у меня кирпич в руках, а она на земле лежит, и вокруг кровь... Я испугалась и убежала.
Наум присутствовал на первичном допросе задержанной в качестве ее защитника. Он вызвался защищать Дилю бесплатно. "Одно платное дело у меня тут уже есть, - думал он, - Лиана Оганесян щедро платит мне за то, что я вызволяю из колонии ее мужа. А этой девочке помогу из чистого человеколюбия. Благотворительная акция!"
- Налицо аффект, - сказал он, - временное помрачение рассудка.
"Он уже строит линию защиты, - подумала Алена, - и похоже, не ошибается.
- Да, - ответил на следующий вопрос бармен, - приходила в тот вечер, как раз в полдесятого где-то, как раз вечерние новости на Первом закончились. Говорит, весь день по объявлениям ходила, работу спрашивала.
- Да везде облом, - подхватила Клава, - хорошая слава дома лежит, а худая впереди бежит. Как прослышали, что Дильку из отеля за кражу выгнали, так и внесли ее в черный список. Одни напрямки говорят, что им такие не нужны, другие - "мы вам перезвоним, в четверг, сразу после дождичка". Так весь день и пролындала попусту. И жалко девчонку, да куда ее тут? Мужики у нас как примут, так и дурные делаются. Это я знаю, как их осадить, могу и шваброй потянуть, а девчонке-то куда?! Ну, она и ушла. А чего?..
В кармане Морского запиликал телефон.
- Да, Андрей Яковлевич? Понял. Уже едем! Держи ситуацию под контролем. Сами ничего не предпринимайте!
На бегу он опрокинул стул, а Вероника наступила на хвост флегматичной пестрой кошке. Яростный вопль на кошачьем языке сообщил Нике много нового.
- Вот скаженные, - комментировала Клавдия, подбирая стул.
***
Торговый центр на околице Алустоса, возле замороженного участка федеральной трассы, был недостроен и стоял так уже лет десять. У одного хозяина закончились деньги на стадии третьего этажа. Второй достроил оставшиеся два - и сел. Теперь пятиэтажная бетонная коробка уныло смотрела пустыми окнами, зарастала бурьяном, покрывалась "наскальной росписью" и выглядела, как строение из компьютерной игры "Сталкер". Макеев не раз заводил разговоры о том, что надо бы довести здание до ума или снести, чтобы оно не портило вид на въезде в город, но в этом году все средства ушли на контактный фонтан на центральной площади, уже не раз обруганный и местными, и туристами: "Что это такое, центр города, или баня? Вы говорите: пусть дети радуются, так что - пляжей мало?! И почему на центральной площади?", "Мы приехали город смотреть, а увидели только кучу мокрых трусов и голых тел! Вот колхоз!" и на "недострой" ничего не осталось.
Сейчас около глухой стены с пожарной лестницей уже стояли два джипа охраны Морского и прохаживался Андрей Яковлевич, время от времени задирая голову и что-то бормоча по рации.
- Что там? - отрывисто спросил Виктор, выпрыгивая из такси и на ходу сунув женщине-водителю крупную купюру. - Сдачи не надо! Ника, звони Панферовой, пусть дует сюда с Гершвиным. Потом на Бомборах закончат.
- С ней там Лидина. Делаем как вы велели: не вмешиваемся, но следим.
- Правильно. Я сам с ней поговорю, - Виктор подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, находящуюся метрах в двух над землей, подтянулся и ловко полез. Вероника последовала его примеру.
Выщербленная, замусоренная и заросшая бурьяном крыша производила гнетущее впечатление.
У щербатого парапета, вцепившись руками в его края, стояла Диля, и по ее отчаянно застывшему лицу было ясно: девушка не пугает, не истерит - она действительно может прыгнуть. "Тридцать метров, - похолодела от ужаса Ника, - внизу асфальт..."
- Витя, - шепнула она.
- Буду осторожен, - понял ее с полуслова Морской.
Чуть поодаль от Дили на парапете сидела Лидина, сотрудница службы безопасности "Морской.Инк". Выглядела она, как обычная девушка - джинсы, майка с принтом, светлый "хвостик", очки. Но в прошлом году в Синеозерске она задержала диверсанта в соборе, не дав ему заразить воду в баке для свячения, и уже зарекомендовала себя, как крепкий профессионал.
При виде новых людей Диля болезненно сжалась, ее лицо дернулось, а костяшки пальцев побелели. Она посмотрела за край парапета; потом - снова на Орлову и Морского.
- Зачем ты это делаешь? - спросила Ника, остановившись метрах в пяти от девушки. - Не видишь иного выхода? Пойми, если окажется, что ты сделала неправильный выбор, у тебя уже не будет возможности исправить ошибку.
Она медленно, незаметно для Дили, сокращала расстояние - чтобы, если что, успеть, допрыгнуть, помочь Лидиной удержать девушку.
Та молчала, кусая губы.
- А если ты хочешь устыдить своих родственников, - вступил в разговор Виктор, - то это бесполезно. Совести у них нет уже давно, а может, и сроду не было. И ради них не стоит расшибаться в лепешку ни в каком смысле. Ты пластаешься на двух работах ради них, а в ответ получаешь только попреки и брань. И никакого раскаяния ты от них не дождешься.
- Это я уже поняла, - тихо сказала Диля, не оборачиваясь. - Жаль, что поздно. Но дело не в них.
- А в чем? - спросила Вероника.
Горничная наконец-то повернулась. Ветер разметал ее густые черные волосы.
- Сами знаете, - сказала она. - Иначе бы не пришли. Вам-то какое дело до меня? Кто - вы, и кто - я?.. Кому до меня еще есть дело?
- Ярославу, - ответил Морской. - Еще ничего не зная, он уже готов был взять вину на себя, чтобы ты не пострадала.
Диля отмахнула с лица волосы и изумленно посмотрела на Морского:
- Что?! Ярослав? А я думала...
- Что он просто хочет крутануть банальный курортный роман? - подхватил Виктор. - Нет. Он очень переживает за тебя.
- Это правда, - подтвердила Вероника, - я присутствовала при этом разговоре. Возможно, он интуитивно понял, почему тебя не было дома в тот вечер, и порывался написать чистосердечное признание, что это он убил Гельсингфорскую. Он готов был пойти в тюрьму по "убойной" статье ради тебя.
- Интуитивное чутье, свойственное любящим, - тихо сказал Виктор. Он вспомнил, как три месяца назад интуиция сорвала его с места и помчала в Выборг... И не обманула его. Он едва успел отвести удар от Вероники...
- Я больше не могу, - Диля обхватила себя руками, как будто мерзла в жаркий полдень. - Не думала, что так будет. Она мне каждую ночь снится. Я уже спать боюсь. Не знаю, как это вышло. Я себя не помнила, не понимала, что делаю.
В отличие от многих преступников, с хитро бегающими глазами упирающих на аффект, эта девушка говорила искренне. Она была сражена потерей работы, репутацией воровки, внесением в "черный список" на ярмарке вакансий и растущими аппетитами своей семьи. Немудрено, что ее рассудок помрачился. "Я ей верю", - подумала Ника.
- Я весь день ходила по объявлениям, - тихо говорила Диля, устало присев на парапет, - выписала из бесплатной газеты адреса...
Ника и Лидина сидели по бокам, готовые в любой момент перехватить ее, если девушка покачнется назад или вскочит и закинет ногу на парапет.
- И везде отказывали, - продолжала девушка, - даже в "Скифию не взяли, посуду мыть... Я вышла никакая, иду по набережной и не знаю, то ли домой идти, то ли утопиться. И тут появляется она... Разодетая, вся в бриллиантах, по телефону дорогому разговаривает. Я два года в "Морском" работала, ни одного нарекания, а из-за нее... Выгнали. Как воровку... И идёт довольная, смеётся... А я думала: в семье одна я работала...
- Да твоя семья скоро от ожирения лопнет, - снова не выдержал Виктор, - не волнуйся, они никогда не пропадут, всегда найдут, на чью шею сесть, чтобы поудобнее было ехать. Приспособились жить без забот за чей-то счет! Или это они от голода так пухнут?
- Сейчас-то я тоже это понимаю, - тихо сказала Диля, - а тогда казалось: все, конец, я подвела всю семью, клеймо на всю жизнь: воровка! У нас дурную славу легко заработать, да тяжело отделаться...
- Яблоки мистера Пибоди, - неожиданно сказала Лидина, - книга Мадонны... Там говорится о том, что легче собрать пух, развеянный ветром из подушки, чем остановить распространение дурных слухов.
- Я тоже читала ее притчу, - кивнула Вероника, - и с тех пор всегда вспоминаю, когда веду расследование. - А мои книг не читают, - покачала головой Диля, - и судачили бы, и пальцами показывали, и на работу меня не брали, и сочинили бы сорок бочек... И никому не было бы дела до того, что я не брала это кольцо, что постоялица сама мне его подбросила за то, что я понравилась ее парню больше, чем она.
- И вы попробовали воззвать к совести Розалии, - Виктор от волнения перепрыгивал с "ты" на "вы".
- Уже знаете, - поникла девушка, - вот уж точно, у камней есть глаза... Мне ведь казалось, что у кинотеатра больше никого, только потом, когда я убегала, слышу, мужик какой-то идёт, похоже, пьяный, бормочет, ругается...
"Кирилл Гельсингфорский, - догадалась Вероника, - пришёл на встречу с женой, ждал ее больше часа и даже не заметил, что она лежит в нескольких шагах от скамейки... Да, пьянчуга. Да, дурак. Но не убийца..."
- Одна любительница ночных фото слышала обрывок разговора, - пояснила она, - и видела, как собеседник Гельсингфорской убежал в сторону Бомбор. А до этого Розалия заявила что-то вроде: плевать ей на чьи-то беды и толкнула человека, который, видимо, в чём-то ее упрекал.
Диля отвернулась и закрыла лицо руками. Плечи ее мелко затряслись. Ника тихо погладила ее по плечам совершенно материнским жестом, а потом незаметно увлекла подальше от парапета, и девушка послушно пошла за ней.
- Если бы мама хоть раз так, - говорила Диля на ходу, - ни разу, даже в детстве... Всех, кроме меня. Мне чаще ремнём или тряпкой доставалось. Слова доброго никогда не сказали. Младшие играют, а я-то стираю, то убираю, то коляску трясу. Амина двойку из школы принесёт, мать бежит со всеми скандалить; утешает ее... А меня даже за тройку на неделю без телевизора, все книги прячут, кроме учебников...
- За что они так с тобой? - голос Виктора снова дрогнул; видимо, Морской снова вспомнил свою тётю, которой все дети были одинаково дороги.
На крышу поднялась Алена Панферова. За ней появился Наум. Виктор сделал им знак: не спешите, постойте. Алена кивнула и остановилась у лестницы. Ветер теребил ее форменный галстук и ерошил зелёный чуб. Вид не совсем следовательский, но это не мешало майору Панфёровой быть хорошим специалистом своего дела. Гершвин переглянулся с Виктором: "Кажется, я тут еще одно дело получил. И семейку ее конченую поучу! Давно пора!"
- Мать родила меня до брака, - ответила Морскому горничная, садясь на какой-то ящик. - Они с отцом начали встречаться, ну и... Мама тогда еще жила с родителями, скрывала до последнего... Их потом чуть не убили. Мама хотела меня в парке оставить. Да бабушка за ней проследила и не позволила. Хватит, говорит, позора, сама согрешила, сама теперь и расплачивайся. Мамин отец за папой по всем Бомборам с ножом гонялся. А потом их к башлыгы вызвали, чтобы резня не случилась, и тот велел моих родителей поженить, а меня на год позже записать, чтобы я не считалась тумыштан, внебрачной... И я все время напоминаю маме о том, как она боялась, живот прятала, и как ее потом гнобили, вот я ее и раздражаю...
- Пфффффф! - шумно выдохнул Наум, сломав сигарету, - все понятно, кроме одного: за что расплачивается ребёнок, если его мамаша не головой думала в юности, а другим местом? Если ее досада берет за ошибки молодости, пусть сама себя по тому самому месту побьёт. Разве можно морально давить человека за то, что он родился не вовремя?! "Ты уличную женщину плетьми зачем сечёшь, подлец заплечный мастер"...
Диля испуганно посмотрела на пышущего гневом адвоката. Ника на всякий случай положила ей руку на плечо и встала на пути к краю крыши. Отрезая Диле все пути к парапету, с другой стороны встала Лидина.
- У мамы нервы расшатаны после тех переживаний, - привычно попыталась оправдать своих домашних девушка, - и она то и дело беременна или после родов, а от этого у женщин меняется гормональный фон и портится характер...
- Вижу, ваша маменька неплохо вошла в роль вечной страдалицы "пожалейте-меня"! - Наум закурил, - и есть же еще люди, которые на это ведутся! Ей только и остаётся, что делать несчастный вид и завывать о том, какая она бедняжечка, и снимать густые сливки... Чтоб ее от этих сливок, наконец, пронесло, пардон за грубость, дамы!
- Я, может, хоть в камере отдохну, - Диля смотрела на облупленные носы своих опрятных, но дешёвых и стареньких кроссовок. - Всю спину себе сорвала этим коробом "Доставка", а помощь только вы предложили, больше никому дела нет. А дома надо помогать к свадьбе готовиться. Амину сосватали.
- И большую часть хлопот хотят спихнуть на тебя? - спросила Вероника.
Диля кивнула:
- Может и не большую... Но значительную.
- И конечно, все остальные по тем или иным причинам помочь тебе не могут, - Виктор не сдержал презрение, которое прорывалось у него при обсуждении старших Магомедовых.
Снова молчаливый кивок.
- Да-а, мусульманская свадьба - дело серьёзное, - поцокал языком Наум, - помню, как соседи моей бабушки Гершвин, правоверные мусульмане, выдавали замуж внучку, и я, третьеклассник, верхом на заборе почти все приготовления лицезрел; недели три готовились. У девушки были мать, старшие сестры, тётки, две вполне бодренькие бабушки, и мало не показалось никому. А вас практически в одиночку хотели подпрячь?!
- Сказали: раз ты, пустоцвет, никому из нормальных женихов не нужна, хоть сестре помоги, - с горечью сказала Диля.
- А то, что ты занята на двух работах, в расчёт не берётся?! - возмутилась Вероника.
- Видимо, они считают, что я весь день провожу на пляже, - Диля собрала размётанные ветром волосы в пучок и закрутила тяжелым узлом на затылке. - Прохлаждаюсь... Хотя от моих денег никогда не отказывались.
- Ну, я им такую свадьбу устрою, - угрожающе нарастая, зарокотал голос Наума, - будут помнить до Макаркиных именин! За моральное насилие теперь тоже привлечь! А учитывая то, что мы тебя тут буквально с парапета сняли, это статья 110, часть 2, пункт "г", от восьми до пятнадцати лет!
- Что вы с ними сделаете? - испуганно привстала Диля.
- Жить будут, - успокоил ее Наум, - просто дам им понять: законы и для них писаны, и им тоже нельзя на законо плеванто, будь у них хоть целая рота детей! И даже за наглухо закрытыми дверями нельзя издеваться над домочадцами!
- Вы адвокат? - спросила Диля. - Но мне нечем вам заплатить. А вы, наверное, дорого берете... Да и может, - тоскливо заключила она, - в тюрьме мне лучше будет, чем дома.
***
- Я даже не помню, - говорила Диля позже, уже в кабинете следователя Панфёровой, - как у меня кирпич в руке оказался... Я просто подошла к ней, чтобы спросить: вот она меня оклеветала, воровкой выставила, работы лишила, и ей не стыдно? А она сначала даже не узнала меня, посмотрела с недоумением. А потом сказала, что я еще легко отделалась и ей плевать и на меня, и на мою семью. Начала смеяться, ругаться... А потом толкнула. Я упала, ушиблась, локти о камни ссадила, - Диля показала не до конца зажившие отметины на смуглой коже. - А она хохотала и сказала, чтобы я убиралась, да еще и ногой замахнулась. А я... Как в тумане была, потом опомнилась, и вижу: я стою, у меня кирпич в руках, а она на земле лежит, и вокруг кровь... Я испугалась и убежала.
Наум присутствовал на первичном допросе задержанной в качестве ее защитника. Он вызвался защищать Дилю бесплатно. "Одно платное дело у меня тут уже есть, - думал он, - Лиана Оганесян щедро платит мне за то, что я вызволяю из колонии ее мужа. А этой девочке помогу из чистого человеколюбия. Благотворительная акция!"
- Налицо аффект, - сказал он, - временное помрачение рассудка.
"Он уже строит линию защиты, - подумала Алена, - и похоже, не ошибается.
