Я закончила чистить картофель, нарезала и побросала в кастрюлю вариться, принявшись за лук, чтобы добавить к тушащейся в сковороде моркови. Только бы не разреветься – я ко всему привыкла, но этот с позволения сказать овощ успешно клянчил у меня слезы всякий раз при нарезке, что бы я ни делала. И вымачивала, и нож споласкивала, и в маске с очками как-то раз пыталась его резать – ни в какую. Слезы ручьем и забитый нос. Даже стыдно в моем-то возрасте спасовать перед обычной луковицей.
Мальчишек с мужем ещё не было дома, поэтому можно было спокойно готовить, не волнуясь, что кто-то забежит на кухню, дергая за руки. Хорошо, у меня отличная реакция, иначе быть детям на кухне во время готовки обожженными, исколотыми и избитыми. Непонятно, как справляются с детьми обычные родители, но для меня это было пыткой, особенно в начале.
Тогда, два года назад я постоянно задавала себе один и тот же вопрос – за что? Что я такого натворила в своей жизни, что меня выбросило сюда. И ладно бы просто выбросило, так нет – загнало только душу, причем в чужое тело.
Я вздохнула. Хлюпнула носом. Чертов лук! Или не лук вовсе?
Зачем я по-прежнему об этом думаю? Ведь привыкла уже и даже, как говорится, получаю удовольствие.
Разобравшись с ненавистной луковицей, перемешала поджарку и накрыла крышкой, убавив огонь. Вымыла руки и ушла в гостиную, поставив таймер-яичко. Муж подарил, чтобы не сжигала кастрюли, сетуя, что после того злополучного случая память у меня стала дырявая. А я просто не могла сразу запомнить правила готовки того или иного блюда, которые прежняя хозяйка тела знала наизусть. Вот откуда мне, эльфийской принцессе, знать, сколько варить ту же самую картошку? Я её в глаза-то никогда не видела!
Всё так быстро стало обыденным, привычным. Кто бы поверил, что жрица светлых богов за два года станет обычной домохозяйкой? Если бы мне кто-то такое сказал, разрезала бы магической плетью на мелкие ленточки и не поморщилась. А сейчас от разбитой и кровоточащей детской коленки начинается самая настоящая паника.
Тогда, два года назад, очнувшись после медитации в незнакомом месте и увидев перед собой незнакомого взволнованного мужчину, держащего скрещенные ладони на моей груди, я опешила. Поэтому, наверное, не убила сразу, а просто отбросила от себя, оглядываясь по сторонам. И правильно сделала – на меня во все глаза смотрели два малыша, зареванные и испуганные. Самый маленький, непрерывно шмыгая, подбежал, крепко обнял и уткнулся в шею, тараторя:
– Мама, мама, мамочка, мамуля, мама, мама…
Я рассеянно положила руку ему на голову, погладила светлые мягкие волосы, осторожно осматриваясь. Странное место. Я сидела на полу, на ворсистом ковре. Помещение небольшое, с низким потолком и одиноко висящей по центру люстрой без единой свечи, забитое под завязку непонятной мебелью и какими-то предметами. Темное зеркало, висящее почему-то в длину, а не в высоту, второе такое же зеркало, но поменьше, стояло на чем-то вроде стола, если таковым можно назвать странной формы столешницу на четырех длинных красных ножках. На неком подобии кровати лежал ворох разноцветных подушек – зачем? Ближе к углу – высоченный и громоздкий шкаф белого цвета, под самый потолок, почему-то без ручек. Напротив шкафа окно, застекленное, угловатое – квадрат квадратом, никакого изящества, задрапированное зачем-то тканью. Какой-то вытянутый глянцевый ящик у потолка, от которого трубки тянутся в стену. Множество полочек, ящичков, всяких статуэток и портреты, портреты – яркие, выписанные с удивительной реалистичностью. На каких-то малыши – то по одному, то вдвоем, на каких-то вместе с улыбающимся мужчиной, а где-то и четверо, с какой-то женщиной. На паре портретов женщина и мужчина были вдвоем – тщательно причесанные и одетые к балу, но в одной и той же одежде. И в чем смысл писать два портрета в одинаковом туалете?
Из раздумий о том, куда я попала, меня вывел мужской голос:
– Маша, с тобой всё в порядке?
Это он ко мне обращается?
Я недоуменно посмотрела на человека. Он на меня – с затаенной тревогой в теплых карих глазах. И повторил вопрос. Сомнений не осталось, обращаются ко мне. Вот только я старшая жрица светлых богов, вторая принцесса Звездного леса Эолин ли Ортэи Каилэль Ора, а не какая-то там Маша без титулов, рода и племени.
О чем не преминула сообщить. Мужчина открыл рот. Закрыл, не в силах вымолвить и слова. Удивился, не иначе. А вот дети, кажется, ничего не поняли. Наоборот, теперь и второй, постарше, перестал размазывать сопли по лицу и подбежал ко мне, обняв со спины, радостно вереща:
– Мама – принцесса, мама – принцесса! Я всегда знал, что мама принцесса!
Судя по всему, из моего имени и титула мальчик вынес всего одно слово.
Наконец, мужчина совладал с собой:
– Мальчики, идите к себе, поиграйте пока, мама устала, ей нужен покой, – и буквально вытолкал малышей из помещения, закрыв за ними дверь. Щелкнул замок. Я ошеломленно поднялась, несмотря на жуткую слабость. Куда он детей-то выгнал? На улицу? Без присмотра?
Что-что, а инстинкты защиты потомства у меня имелись, несмотря на запрет жрицам иметь семью и детей – я резко рванула к двери, стремясь вернуть мальчишек под свое неусыпное око, но мужчина меня перехватил поперек туловища, отстраняя от двери. Я взвилась, верещала, стараясь попасть руками и ногами по болевым точкам, но тело не слушалось. Совсем. Какие-то смазанные движения, слабые удары. Что со мной? Через пару минут я просто-напросто запыхалась, тяжело хватая ртом воздух, и устало повисла в чужих руках. Что происходит? Я умираю?
– Машенька, успокойся, – мужчина аккуратно держал меня одной рукой за талию, а второй гладил по голове. Прикоснулся губами ко лбу, устало вздохнул. – Сейчас приедет скорая, осмотрит тебя, я вызвал бригаду. Господи, Маш, я так испугался! – он отстранил меня, удерживая за плечи и пытливо заглядывая в глаза. – Ты понимаешь, что произошло? Прихожу, а ты лежишь и не дышишь! И мальчики… Я так испугался, думал, что ты… – он резко замолчал, вглядываясь в моё лицо. – Еле-еле вспомнил, как первую помощь оказывать, представляешь? Вот уж никогда не подумал, что уроки ОБЖ пригодятся, чтобы жену спасать. Что случилось? Тебе плохо стало? Это от жары? Что кондиционер не включила, знаешь же, что плохо переносишь духоту! Надо, кстати, окна везде пооткрывать, а то тебе, наверное, воздуха не хватает, – и, аккуратно усадив меня на подобие кровати, замысловатым пассом руки с щелчком открыл окно. Ветер затрепетал тканью у окна, принося в помещение запах с улицы. Я закашлялась – дым, копоть, сажа! Какой свежий воздух? Но я старалась дышать и выровнять, наконец, сбившееся дыхание.
Воздуха мне и вправду не хватало. Тело было как чужое – слабое, медлительное, тяжелое. Я поднесла руку к лицу, потрогала лоб – прохладный. И руки – бледные, тонкие, с заметными ниточками вен. Ногти только странные – красные. И это, кажется, вовсе не кровь, а какая-то краска.
Внезапный громкий звук заставил меня подскочить на месте. Мужчина, резко забегав вокруг и вытаскивая из ящиков какие-то бумаги, уложил меня, скинув подушки на пол. Вышел, оставив дверь открытой. Теперь я видела, что за дверью не улица, а другое помещение. Темное и мрачное, как склеп. А нет, уже светлое – мужчина опять чем-то щелкнул. Я отстраненно заметила, что не чувствую вокруг себя и внутри магии. Совсем. Никакой. Это было страшно, ещё страшнее слабости тела.
Какие-то щелчки, скрип, шорохи, топот, разговоры на три голоса, один из которых взволнованный и уже знакомый. Вслед за звуками появились люди. Двое мужчин в сине-белом с шевронами в виде креста на груди. Один, постарше, с сединой в волосах и со странной сумкой в руках присел на край кровати, рассматривая меня. Хотелось сбежать, но слабость подавляла. Как-то запоздало меня начало мутить, а голова закружилась. В затылке толчками пульсировала боль, было больно даже сфокусировать взгляд.
– Что случилось?
Я промолчала – казалось, что открой я рот, меня просто вырвет. За меня ответил кареглазый мужчина:
– Я с работы пришел, забрав детей из сада, зашли домой, а она тут на полу лежит, не дышит. Я сразу вам позвонил, а сам начал, что уж мог – искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Как в школе учили. Очнулась, вроде, но ведет себя… необычно.
Человек со странной сумкой продолжил меня рассматривать, взял за запястье и удерживал, кося глазами куда-то себе на руку. Потом достал из сумки какие-то приспособления, подвинулся ко мне, начал светить чем-то в глаза, поворачивал голову туда-сюда, открывал и закрывал рот. Потом какой-то гибкой загогулиной, одним концом воткнутой в уши, крошечным диском на другом конце начал водить по груди (я запоздало заметила, что у меня там всё нараспашку, но для стеснения или злости не было сил), перевернул и повторил процедуру со спины. Нахмурился.
– Как зовут, сколько лет?
Я не была уверена, что моё имя и возраст придутся к месту. Я много путешествовала по миру, много видела и знала, и что-то наподобие интуиции подсказывало, что об эльфах тут не слышали. Поэтому ответил опять кареглазый:
– Мария Юрьевна Воронцова, двадцать шесть лет, скоро двадцать семь будет. А что с ней, доктор? Что-то серьезное?
– Молодая какая, – вздохнул «доктор». – Хронические заболевания имеются?
– Да нет вроде… – пробормотал впустивший странных людей мужчина.
– Обследования часто проходите? – это уже ко мне, с какой-то обличающей интонацией. Я заморгала, даже не понимая вопроса. Ситуацию спас опять-таки кареглазый. Его надо спрашивать, его, а я тут так, для интерьера лежу.
– Последний раз, наверное, четыре года назад, во время беременности… знаете же, доктор, пока что-то не заболит, к врачам и не ходит никто. Да и времени нет лишнего… и денег.
– Это вы зря, молодой человек, – вновь тяжело вздохнул «доктор». – Такие случаи, как с вашей женой, можно предупредить. А сейчас вот что делать прикажете?
– А что с ней?
– Микроинсульт, судя по всему. Точнее можно будет узнать только после анализов. Госпитализируем?
– Да-да, конечно, если это необходимо, – замельтешил мужчина, вновь собирая что-то по шкафам.
– Необходимо. Мало ли что. Лучше понаблюдать, посмотреть динамику. Идти сможете? – это «доктор» снова интересовался у меня. Я отрицательно замотала головой, пытаясь одновременно одолеть дурноту. Тогда «доктор» решительно достал что-то из своей сумки, я уже даже не смотрела что, устало прикрыв глаза. Мне было плохо, очень плохо, так плохо, как никогда раньше. Выворачивало на изнанку, колотило – и зябко, и душно одновременно. Укола в предплечье я почти не почувствовала, уже провалившись в темноту.
Затем дни потянулись за днями. Первое время было тяжело. Немного придя в себя, я пыталась объяснить, что я – никакая не Маша и мне совсем не двадцать шесть лет, а давным-давно перевалило за четыре сотни. Окружающие – врачи в больнице, соседи по палате и даже штатный психолог, к которому меня отводили после очередной истерики, – только вздыхали на мою богатую фантазию после пережитого шока. Подводили к зеркалу, увещевали, давали в руки фотографии. Теперь-то я знала, что никакие это не картины, а обычные снимки, сделать которые не так уж сложно.
Знания я впитывала, как губка – на третий день уже вполне свыклась и с телевизором в палате, и с холодильником в коридоре, составляя туда многочисленные «гостинцы», которым от постоянной нервозности не находилось места в моём желудке. Даже с унитазом, душем и раковиной с краном мы нашли общий язык, хотя в первое посещение больничного туалета я и залила весь пол и стены водой.
Я лежала почти без мыслей, ела безвкусную пресную еду, снова лежала, ходила на какие-то процедуры, где мои вены и ягодицы постоянно дырявили иглами, до болезненных синяков. Ходила по коридорам, осматриваясь и привыкая к новому телу. Свыклась с тем, что я, оказывается, больше не эльф, по крайней мере внешне. Не сразу, но против фактов не попрешь. Первый раз, увидев своё отражение, я нервно рассмеялась и едва не разбила зеркало голыми руками. Долго ревела. Даже не знала раньше, что я умею так реветь – прежде я плакала то всего пару раз в своей жизни. Вообще, состояние у меня было странным. Я не узнавала себя. Причем не только внешне – я изменилась и внутренне, изменились моё поведение и восприятие, почти моментально. Уже потом, почитав литературу, я поняла, что дело, скорее всего, в гормонах и вегетативной нервной системе, а тогда я кляла магию и темных колдунов, которые таким странным способом решили меня убить, уничтожив и растворив без остатка в чужом теле.
Приходил и «муж» с детьми. Нечасто, так как часы посещения выпадали на рабочее время, а постоянно отпрашиваться с работы, учитывая моё состояние, он никак не мог – лечение и дальнейшая реабилитация требовали денег, несмотря на условно-бесплатную медицину. Дети висли на шее, вереща и целуя щеки, а «муж» хмуро смотрел на меня, стараясь даже не касаться. Его явно обидел тот факт, что я его не просто не помню, но и считаю себя другим человеком. Точнее, эльфом. Но, пожалуй, только он не пытался меня переубедить, уговаривая, что я Мария Юрьевна Воронцова двадцати шести лет от роду, его законная супруга.
Я не была буйной, просто нервной и взволнованной, поэтому, наверное, в «психушку» меня не забрали, а просто выписали успокоительные и постельный режим. И, спустя пару недель интенсивного лечения, не выявив никаких рецидивов и хронических заболеваний (даже микроинсульт уже не подтверждали, так как состояние сосудов было в норме) меня отпустили домой. И я вернулась туда, откуда всё началось.
После выписки я впервые увидела город – серый, безликий, с однообразными коробками домов по обе стороны дороги. Обычный провинциальный город России почти в тысяче километров от столицы. Тихий и спокойный. Достаточно зеленый и чистый, по сравнению с большинством. Пристегнутая на переднем сиденье машины, глядя в окно, вспоминала Звездный лес, тонкие башни родительского дворца и огромные купола Храма светлых богов, в котором я служила. В окружающей серости, дополненной не менее серым облачным небом, мои воспоминания казались сказкой, дикой фантазией, чем-то нереальным. И у меня щемило сердце оттого, что я больше никогда не увижу той красоты. В то, что я смогу вернуться домой, верилось с трудом, это своё желание вернуться я загнала как можно глубже, чтобы не ранить день за днём и без того несчастную душу, опустевшую без магии.
Я так и не поняла, как оказалась в теле Марии. Помнила, что медитировала в хрустальном зале, отвязывая сознание и пуская его прогуляться по соседним мирам, заглянуть за грань. Обычно, эти прогулки я не запоминала, это было чем-то вроде осознанного сна, не остающегося в памяти, но они накрывали такими эмоциями, такой эйфорией, что отказать себе в путешествии духа было сложно. Это было как занятия любовью, но во сто крат сильнее и ярче. Последнее моё путешествие, видимо, привело меня в этот мир, в этот город… но почему я попала в чужое тело, когда у меня было своё, родное, эльфийское? Непонятно.
«Муж» привез меня в нашу квартиру. Большую и светлую, в новостройке, с хорошим ремонтом и нестандартной планировкой, но тогда мне казалось, что хуже этих бетонных стен нет ничего на свете.
