Венера
«Ба! Беатриче! Это Данты создают Беатричей!»
Франц Лист
В просторной комнате с равномерно выкрашенными в сиреневый цвет стенами было светло. Здесь практически отсутствовала необходимая для жизни мебель: маленький черный столик в центре, явно слишком низкий, чтобы сидеть за ним на стуле, узкая полка, на которой сиротливо стояло два каких-то бутылька, свернутый в рулон матрац в углу вместо кровати – пожалуй, все. Зато то, что на взгляд стороннего человека в пору было назвать барахлом, наличествовало в излишке.
Аццо, невысокий и неспортивный, потрепал собственный каштановый загривок. Поглядел на руку – да, не мешало бы постричь волосы. И помыть, додумал парень, почесав в затылке еще разок. Коротко обвел взглядом расставленные вдоль стен полотна, закрытые простынями. Последний заказ он закончил два дня назад, за новые не брался – сроки еще позволяли, делать было решительно нечего. Странное, почти идиотское чувство пустоты, даже немного пугало парня.
Прикинув ситуацию, он обогнул куб глины с отпиленным углом в полиэтиленовом мешке и подошел к небольшой к стопке эскизов. Самое время подлатать студенческие долги. Взяв парочку набросков, Аццо, обернувшись, замер: взгляд упал на большой холст в дальнем углу. Есть ведь еще она, можно заняться ею. Впрочем, нет, повел Аццо головой. Не сейчас.
Парень вернулся к мольберту, запнувшись по дороге об какую-то пока ничего не напоминающую конструкцию из скрученной проволоки, которой однажды предстояло стать постмодерновым нечто. Закрепил исчерченный тонкой линией твердого карандаша формат А3, подтащил столик, заставил его принадлежностями. Вместо качественных красок взял гуашь. Это на заказах экономить нельзя, а для текущих студенческих работ такое «бюджетное масло» вполне годится.
За работой время обретало какую-то особую текучесть. Аццо отвлекся несколько раз: на поход за чаем, который быстро остыл, на сигарету, пока кипит чайник, на выискивание нужного цвета гуаши среди бесчисленного количества баночек и тюбиков с цветными надписями. Почему-то Аццо не достал его сразу.
Отвернув крышку с присохшей краской, Аццо облизнул палец и тут же отфыркнулся. Гуашь заросла плесенью. Методично соскоблив грибок, парень мазнул ворсом и покосился на стакан с чаем, который давно совместил функции напитка и емкости для промывания кисточек. Когда было наложено несколько удачных штрихов, художник, с прискорбием осознав, что теперь остывший чай точно пить нельзя, опустил инструмент в воду.
Солнце неумолимо садилось. Аццо уже битый час доводил до ума следующий эскиз (первый лежал в тени и сох). Работать становилось все труднее из-за угасающего освещения. Но стоило включить стройные и длинные, как ноги голливудской модели, напольные лампы, как всю небольшую квартирку художника затрясло будто от ударной волны взорвавшегося снаряда.
- Ох, Господи! – подпрыгнул Аццо, мазнув неуместный росчерк во всю длину диагонали этюдного формата.
В дверь нещадно колотили и неразборчиво орали. Аццо бросил кисть прямо на столик и помчался открывать, пока дверь не слетела с петель.
- Слушай, у меня дверь не как в школьном спортзале! – недовольно выкрикнул художник в лицо застывшего на пороге друга.
- Не буянь, - Барт, одетый с иголочки, так что и не скажешь, что именно он пытался только что ногами и кулаками выбить злополучную дверь, нагло ввалился в квартиру и скинул обувь. Потянулся, возвышаясь над Аццо на бедовую ухоженную голову. – За тобой если не зайти, ты в жизни не вспомнишь, что солнце светит за окном не только для того, что давать освещение слева направо.
- А если тебе не напомнить, что кругляш у моей двери предназначен для звонка – для звонка, Барт! – ты будешь думать, что это сосок.
Барт не придал значения. Он оглядел друга со скепсисом:
- Кажется, хорошо, что я зашел пораньше. До спектакля два часа, а ты в чем мать родила.
Аццо, будучи вполне одетым в какое-то домашнее тряпье, поплелся в ту комнату жилища, которую Барт традиционно обзывал мастерской с матрацем.
- Я сейчас, мне тут только надо…
- Привести себя в божеский вид, - настоял Барт. – Шевелись давай.
Аццо, было, взявший в руки перемазанную палитру, устало покосился на друга.
- Если бы твои родители предвидели, каким непоэтичным ты станешь, в жизни бы не назвали тебя Бартоломью.
- Что ты тут мажешь? – Барт подошел к другу и глянул на полотно из-за его плеча. – Экая фитюлька, потом доделаешь, собирайся.
Аццо оскорбился в лучших чувствах.
- Слушай, ты не мог бы отзываться о моей работе более вежливо?! Я не зову фитюльками то, что пишешь ты!
- Само собой, - расслабленно, сунув руки в карманы брюк, Барт подошел к сохнущей картине. Поморщил нос, оглядывая, и проговорил самоочевидную истину. – Я же не пишу фитюлек. Я хожу на концерты и критикую то безобразие, которое пишут другие.
- Не сказать, чтобы это делало тебя очень несчастным, - Аццо вернулся к работе.
- Не, я ненавижу авангард и постмодерн, - отрицая, отозвался Барт и выпрямился над картиной. Оглядевшись, поймал взглядом печку для обжига глины и прошел к ней. Сто раз ведь уже заглядывал внутрь, но заняться нечем, а Аццо, пока не закончит начатую деталь, от мольберта не оторвать. – Но сегодня это самый легкий способ быть музыкальным критиком.
- Так может тебе плюнуть на критику и попробовать стать творцом?
- Хо-хо! – Барт откинулся назад и расхохотался, блеснув в луче закатного солнца черной прилизанной шевелюрой. – Если исходить из того, что Бог создал человека по своему образу и подобию, то, думаю, именно люди искусства получились наиболее близкими к оригиналу копиями. Художники всех направлений черпают вдохновение из бездны, и из ничего рождают нечто, - Барт мотнул головой. – Нет, я не настолько наглый. Маска демиурга для меня великовата, как и ответственность. К тому же творить сегодня прекрасное – как смеяться над колдуном, мне ли, критику, не знать. Ты еще не закончил?
- Прекрати меня подгонять! – вспылил Аццо, работая наиболее тонкой из кисточек. – Тебе вообще не кажется странным, что два парня идут в театр? Почему не пригласил девушку вместо меня, за тобой же вечно увивается толпа студенток?
- Не принижай моих достоинств, среди них не только студентки.
- Без разницы.
- А, - Барт махнул рукой. – Девушка в театре автоматически предполагает ужин в ресторане и номер в гостинице. И нет никакой гарантии, что результат будет того стоить. Хы, какая голая! – неожиданно воскликнул Барт.
- Кто? – хмурясь спросил Аццо, стараясь сосредоточиться на этюде.
- Твоя Лаура.
- Какая еще Лаура? - Аццо только сейчас обнаружил, что скучающий друг развернул самое масштабное из закрытых и расставленных вдоль стен полотно, и теперь пристально разглядывает абсолютно чистый холст. - Прекрати издеваться. Там же никого нет.
- Вот именно, - скривив лицо, продолжил Барт. – С сегодняшней модой на обнаженных женщин только анатомическая модель в кабинете биологии может считаться по-настоящему голой. Или вот это, - Барт демонстративно развернул пустое полотно к хозяину. - Вдохновения нет? – не то сочувственно, не то издеваясь осведомился он.
- Женщины, - обреченно ответил Аццо и отложил инструменты на стол. Какая уж тут работа.
- Ты куда? – поглядел Барт другу вслед.
- Одеваться. Подожди пять минут.
- Если бы я знал, что это будет за дрянь, – Аццо почти плевался на обратном пути из театра. Цвел май, и несмотря на поздний час, было не очень темно. – Как можно так извратить «Тристана и Изольду»? – жалобно выл парень. - Ну нормальная же история была, ну зачем так-то?! – круглыми глазами глядел художник на асфальт и видел ужасающие картины прошедшего спектакля: темнокожего Тристана в фосфоресцирующих боксах, сутенера Марка – «короля» квартала красных фонарей, и Изольду – китаянку топ-лесс с автоматом на перевес.
Барт в ответ тихонько хихикал, замечая, что рецензия для музыкального журнала получится, что надо.
- Это не смешно, Барт! У меня в голове не укладывается! Это … Это же Изольда! Да, она, конечно, никогда не являлась символом супружеской верности, но это один из вечных, непреходящих образов женской красоты, чувственности, доброты, в конце концов! Изольда – это Елена Троянская христианской эры! Как Франческа, Грайне, как Лаура, как… как Беатриче, наконец!
Барт сделал небрежный жест и выплюнул издевательское «Ха!».
- И это говорит человек, который верит в гений творца, - Барт театрально вздохнул. – Ба, Беатриче! Боги, Аццо! Это Данты создают Беатричей!
- Так по-твоему, тот убогий нехристь, который поставил сегодняшний спектакль, современный Данте?!
Барт деловито кивнул:
- В той же степени, в которой ты – современный Рафаэль, а любая из красоток – Беатриче.
- Не сравнивай, - уныло буркнул Аццо.
- Отчего нет? – друзья свернули на главную улицу. – Беатриче была эталоном, а эталон меняется вместе со временем. Только женщины все также стремятся его достичь: сгорают в соляриях, меняют натуральные части тела на пластиковые, или из чего их там делают, не выходят из тренажерных залов, салонов и саун, а после каждого съеденного яблока кидаются вставать на весы. Честно говоря, все это вызывает чувство жалости.
- Но согласно твоей логике, именно мужчины создают тот идеал, которому женщины слепо следуют.
Барт самодовольно хмыкнул, будто он сам был причастен к стандартам модельного майнстрима своего поколения.
- Ну а где ты видел сознательных женщин? Им куда скажешь идти, туда и идут. Это же женщины, - произнес брюнет с нескрываемым сочувствием.
- Тебе надо реже с ними пообщаться…
- Вот поэтому я и позвал в театр тебя.
- … или, может, наоборот чаще. Точно не скажу.
- Куда чаще? – возмутился Барт. – Я живу с сестрой.
Аццо остановился и поглядел на друга с недоверием:
- Слушай, как раньше в голову не пришло? У тебя же есть сестра! Может, она станет моей моделью?
- Альзбета весит больше семидесяти. Модель из неё, мягко сказать, - посмеялся Барт.
- Но мне такая и нужна!
- Лучше арендуй себе нормальную модель. По пивку? – предложил брюнет, глянув на знакомую неоновую вывеску по дороге.
Аццо помотал головой: ему еще писать сегодня, а это их «по пивку» нередко заканчивается тем, что он еще битый день ровную линию провести не в состоянии.
- Мне не нужна модель в смысле фигуры, Барт! Я же пишу Венеру!
- Вообще-то ты пока ничего не пишешь. Я видел.
- Я пишу Венеру, – настоял Аццо.
- И одному Богу известно зачем, - пробурчал Бартоломью.
- Я. Пишу. Венеру, - с нажимом повторил Аццо в третий раз.
- Да-да, желтый шар в небе.
- Желтые шары в небе не называют именами суррогатов.
- Да плевать мне, - огрызнулся Барт. – Женщина или нет, а я не позволю родной сестре раздеться перед моим другом.
- Но мне нужна Венера, - Аццо практически взмолился.
- Так иди и склей кого-нибудь. Вон, глянь, у тебя отличный шанс, - Барт мотнул головой по направлению их движения. Впереди, претенциозно вонзая в землю высокие каблуки, шла не особо фигуристая, но очень подтянутая девушка ростом с самого Аццо. Явно, как Барт и сказал – завсегдатай тренажерного зала. Судя по походке, либо её обувь была не очень комфортной, либо асфальт чересчур выщербленным.
- Давай, - Барт ткнул друга локтем в ребра. – Она сейчас свалится.
И впрямь, как по заказу, девушка сделала парочку гневных, но нетвердых шагов, неразборчиво чертыхнулась, и приземлилась, ободрав открытое короткой юбкой колено.
- Девушка, вы не ушиблись? – Аццо мялся, поэтому Барт поторопился сам. – Давайте я вам помогу, - он предложил руку, на которую незнакомка с готовностью оперлась. Вставая, она не сводила глаз с Барта. Когда, наконец, оказалась на ногах, и склонилась, потерев саднящий сустав, к ним подоспел Аццо. Барт, тем временем, без слов достал из кармана пиджака платок и протер потревоженную кожу ноги. Когда все это закончилось, девушка поочередно поглядела на парней и только открыла рот, чтобы сказать благодарность, как Аццо её перебил:
- О, Боже! – на него с лица девушки, окруженного воздушным облаком белокурых завитых волос, смотрели крупные миндалевидные глаза удивительного голубого оттенка. Идеально прямой нос, четко пропорциональный длине остроскулого лица и ширине рта, аккуратного и алого, с пухлыми чувственными губами, искусно вылепленный носогубной треугольник без единой морщинки, подбородок с маленькой родинкой в центре, будто намекающей на символическую двусмысленность – все выглядело просто до сказочного волшебно.
- Как? – Аццо уставился на девушку сияющим и алчущим взглядом. Она подходила идеально! Если бы, конечно, была чуть полнее. – Как вас зовут, прекрасная нимфа?
Девушка начала меняться в лице. Подняв бровь, она пристально поглядела на Аццо, потом на Барта, и снова вернулась к художнику. Тот не унимался:
- Вы даже представить не можете, насколько великолепны! Вы позволите вас проводить? Скажите, умоляю, как ваше имя!
Девушка сглотнула, приходя в чувство, и, наконец, изрекла:
- Фигасе манеры.
Аццо оторопел, Барт расхохотался до слез.
- Ну, что я говорил? – не смущаясь присутствия девушки, спросил у друга. Поскольку Аццо не мог собраться с мыслями, Бартоломью вернулся к собеседнице:
- Я Барт, это мой друг Аццо, а вас как зовут?
- Вердана, - опасливо откликнулась девушка, со страхом косясь на молчаливого шатена. – А с вашим другом все в порядке?
- Да-да.
- Вердана, - блаженно прошептал Аццо. – Это же почти как «Венера», да, Барт? – с обезумевшим видом, Аццо шагнул девушке навстречу. Барт вовремя удержал творческого маньяка за плечо. Тот запнулся и замер.
- А он точно не дебил? – Вердана отступила на шаг.
- Разумеется, - натянуто улыбаясь, ответил Барт. - Он просто впечатлительный.
- Заметно, - кивнула девушка, протягивая брюнету его платок. – Спасибо. Я пойду, - и будто в подтверждение намерений, Вердану позвал какой-то женский голос неподалеку. Стоило сделать шаг, Барт отпустил Аццо и поймал девушку за руку:
- Извините, а вы не могли бы помочь моему другу? – Вердана судорожно перевела взгляд на остолбеневшего Аццо, безмолвно интересуясь: «Ему что ли?». Барт поторопился объяснить. – Он художник и уже четыре месяца ищет модель для изображения Венеры. Честно сказать, по его описаниям, он видел свою Венеру несколько иначе, но раз уж, наконец, нашел, то, пожалуйста, не отказывайтесь, нам очень нужна натурщица, - Барт состроил такую жалобно-страдальческую физиономию, что решимость Верданы поскорее удрать дрогнула. Барт приблизился и доверительно сообщил девушке на ухо:
- Этот маньяк даже пытался завербовать в свои модели мою младшую сестренку, а ведь ей всего четырнадцать, - пожаловался Барт, мысленно коря себя за ложь о двадцатилетней Альзбете. – Очень вас прошу, Вердана, соглашайтесь. Спасите меня, а то Аццо уже все мозги проел!
- Но ваш друг – это ваши проблемы, - резонно заметила Вердана, отводя глаза, в которых неожиданно зажегся интерес к рослому брюнету.
- Вердана! – снова позвал голос какой-то подружки.
- С меня кофе и, может, покрепче, - понизив голос, пообещал Барт. – И потом, подумайте, что именно вы станете музой для художника, который стремится в лучших традициях Рубенса изобразить богиню красоты. Только представьте, как украсит ваш портрет картинные галереи.
«Ба! Беатриче! Это Данты создают Беатричей!»
Франц Лист
В просторной комнате с равномерно выкрашенными в сиреневый цвет стенами было светло. Здесь практически отсутствовала необходимая для жизни мебель: маленький черный столик в центре, явно слишком низкий, чтобы сидеть за ним на стуле, узкая полка, на которой сиротливо стояло два каких-то бутылька, свернутый в рулон матрац в углу вместо кровати – пожалуй, все. Зато то, что на взгляд стороннего человека в пору было назвать барахлом, наличествовало в излишке.
Аццо, невысокий и неспортивный, потрепал собственный каштановый загривок. Поглядел на руку – да, не мешало бы постричь волосы. И помыть, додумал парень, почесав в затылке еще разок. Коротко обвел взглядом расставленные вдоль стен полотна, закрытые простынями. Последний заказ он закончил два дня назад, за новые не брался – сроки еще позволяли, делать было решительно нечего. Странное, почти идиотское чувство пустоты, даже немного пугало парня.
Прикинув ситуацию, он обогнул куб глины с отпиленным углом в полиэтиленовом мешке и подошел к небольшой к стопке эскизов. Самое время подлатать студенческие долги. Взяв парочку набросков, Аццо, обернувшись, замер: взгляд упал на большой холст в дальнем углу. Есть ведь еще она, можно заняться ею. Впрочем, нет, повел Аццо головой. Не сейчас.
Парень вернулся к мольберту, запнувшись по дороге об какую-то пока ничего не напоминающую конструкцию из скрученной проволоки, которой однажды предстояло стать постмодерновым нечто. Закрепил исчерченный тонкой линией твердого карандаша формат А3, подтащил столик, заставил его принадлежностями. Вместо качественных красок взял гуашь. Это на заказах экономить нельзя, а для текущих студенческих работ такое «бюджетное масло» вполне годится.
За работой время обретало какую-то особую текучесть. Аццо отвлекся несколько раз: на поход за чаем, который быстро остыл, на сигарету, пока кипит чайник, на выискивание нужного цвета гуаши среди бесчисленного количества баночек и тюбиков с цветными надписями. Почему-то Аццо не достал его сразу.
Отвернув крышку с присохшей краской, Аццо облизнул палец и тут же отфыркнулся. Гуашь заросла плесенью. Методично соскоблив грибок, парень мазнул ворсом и покосился на стакан с чаем, который давно совместил функции напитка и емкости для промывания кисточек. Когда было наложено несколько удачных штрихов, художник, с прискорбием осознав, что теперь остывший чай точно пить нельзя, опустил инструмент в воду.
Солнце неумолимо садилось. Аццо уже битый час доводил до ума следующий эскиз (первый лежал в тени и сох). Работать становилось все труднее из-за угасающего освещения. Но стоило включить стройные и длинные, как ноги голливудской модели, напольные лампы, как всю небольшую квартирку художника затрясло будто от ударной волны взорвавшегося снаряда.
- Ох, Господи! – подпрыгнул Аццо, мазнув неуместный росчерк во всю длину диагонали этюдного формата.
В дверь нещадно колотили и неразборчиво орали. Аццо бросил кисть прямо на столик и помчался открывать, пока дверь не слетела с петель.
- Слушай, у меня дверь не как в школьном спортзале! – недовольно выкрикнул художник в лицо застывшего на пороге друга.
- Не буянь, - Барт, одетый с иголочки, так что и не скажешь, что именно он пытался только что ногами и кулаками выбить злополучную дверь, нагло ввалился в квартиру и скинул обувь. Потянулся, возвышаясь над Аццо на бедовую ухоженную голову. – За тобой если не зайти, ты в жизни не вспомнишь, что солнце светит за окном не только для того, что давать освещение слева направо.
- А если тебе не напомнить, что кругляш у моей двери предназначен для звонка – для звонка, Барт! – ты будешь думать, что это сосок.
Барт не придал значения. Он оглядел друга со скепсисом:
- Кажется, хорошо, что я зашел пораньше. До спектакля два часа, а ты в чем мать родила.
Аццо, будучи вполне одетым в какое-то домашнее тряпье, поплелся в ту комнату жилища, которую Барт традиционно обзывал мастерской с матрацем.
- Я сейчас, мне тут только надо…
- Привести себя в божеский вид, - настоял Барт. – Шевелись давай.
Аццо, было, взявший в руки перемазанную палитру, устало покосился на друга.
- Если бы твои родители предвидели, каким непоэтичным ты станешь, в жизни бы не назвали тебя Бартоломью.
- Что ты тут мажешь? – Барт подошел к другу и глянул на полотно из-за его плеча. – Экая фитюлька, потом доделаешь, собирайся.
Аццо оскорбился в лучших чувствах.
- Слушай, ты не мог бы отзываться о моей работе более вежливо?! Я не зову фитюльками то, что пишешь ты!
- Само собой, - расслабленно, сунув руки в карманы брюк, Барт подошел к сохнущей картине. Поморщил нос, оглядывая, и проговорил самоочевидную истину. – Я же не пишу фитюлек. Я хожу на концерты и критикую то безобразие, которое пишут другие.
- Не сказать, чтобы это делало тебя очень несчастным, - Аццо вернулся к работе.
- Не, я ненавижу авангард и постмодерн, - отрицая, отозвался Барт и выпрямился над картиной. Оглядевшись, поймал взглядом печку для обжига глины и прошел к ней. Сто раз ведь уже заглядывал внутрь, но заняться нечем, а Аццо, пока не закончит начатую деталь, от мольберта не оторвать. – Но сегодня это самый легкий способ быть музыкальным критиком.
- Так может тебе плюнуть на критику и попробовать стать творцом?
- Хо-хо! – Барт откинулся назад и расхохотался, блеснув в луче закатного солнца черной прилизанной шевелюрой. – Если исходить из того, что Бог создал человека по своему образу и подобию, то, думаю, именно люди искусства получились наиболее близкими к оригиналу копиями. Художники всех направлений черпают вдохновение из бездны, и из ничего рождают нечто, - Барт мотнул головой. – Нет, я не настолько наглый. Маска демиурга для меня великовата, как и ответственность. К тому же творить сегодня прекрасное – как смеяться над колдуном, мне ли, критику, не знать. Ты еще не закончил?
- Прекрати меня подгонять! – вспылил Аццо, работая наиболее тонкой из кисточек. – Тебе вообще не кажется странным, что два парня идут в театр? Почему не пригласил девушку вместо меня, за тобой же вечно увивается толпа студенток?
- Не принижай моих достоинств, среди них не только студентки.
- Без разницы.
- А, - Барт махнул рукой. – Девушка в театре автоматически предполагает ужин в ресторане и номер в гостинице. И нет никакой гарантии, что результат будет того стоить. Хы, какая голая! – неожиданно воскликнул Барт.
- Кто? – хмурясь спросил Аццо, стараясь сосредоточиться на этюде.
- Твоя Лаура.
- Какая еще Лаура? - Аццо только сейчас обнаружил, что скучающий друг развернул самое масштабное из закрытых и расставленных вдоль стен полотно, и теперь пристально разглядывает абсолютно чистый холст. - Прекрати издеваться. Там же никого нет.
- Вот именно, - скривив лицо, продолжил Барт. – С сегодняшней модой на обнаженных женщин только анатомическая модель в кабинете биологии может считаться по-настоящему голой. Или вот это, - Барт демонстративно развернул пустое полотно к хозяину. - Вдохновения нет? – не то сочувственно, не то издеваясь осведомился он.
- Женщины, - обреченно ответил Аццо и отложил инструменты на стол. Какая уж тут работа.
- Ты куда? – поглядел Барт другу вслед.
- Одеваться. Подожди пять минут.
***
- Если бы я знал, что это будет за дрянь, – Аццо почти плевался на обратном пути из театра. Цвел май, и несмотря на поздний час, было не очень темно. – Как можно так извратить «Тристана и Изольду»? – жалобно выл парень. - Ну нормальная же история была, ну зачем так-то?! – круглыми глазами глядел художник на асфальт и видел ужасающие картины прошедшего спектакля: темнокожего Тристана в фосфоресцирующих боксах, сутенера Марка – «короля» квартала красных фонарей, и Изольду – китаянку топ-лесс с автоматом на перевес.
Барт в ответ тихонько хихикал, замечая, что рецензия для музыкального журнала получится, что надо.
- Это не смешно, Барт! У меня в голове не укладывается! Это … Это же Изольда! Да, она, конечно, никогда не являлась символом супружеской верности, но это один из вечных, непреходящих образов женской красоты, чувственности, доброты, в конце концов! Изольда – это Елена Троянская христианской эры! Как Франческа, Грайне, как Лаура, как… как Беатриче, наконец!
Барт сделал небрежный жест и выплюнул издевательское «Ха!».
- И это говорит человек, который верит в гений творца, - Барт театрально вздохнул. – Ба, Беатриче! Боги, Аццо! Это Данты создают Беатричей!
- Так по-твоему, тот убогий нехристь, который поставил сегодняшний спектакль, современный Данте?!
Барт деловито кивнул:
- В той же степени, в которой ты – современный Рафаэль, а любая из красоток – Беатриче.
- Не сравнивай, - уныло буркнул Аццо.
- Отчего нет? – друзья свернули на главную улицу. – Беатриче была эталоном, а эталон меняется вместе со временем. Только женщины все также стремятся его достичь: сгорают в соляриях, меняют натуральные части тела на пластиковые, или из чего их там делают, не выходят из тренажерных залов, салонов и саун, а после каждого съеденного яблока кидаются вставать на весы. Честно говоря, все это вызывает чувство жалости.
- Но согласно твоей логике, именно мужчины создают тот идеал, которому женщины слепо следуют.
Барт самодовольно хмыкнул, будто он сам был причастен к стандартам модельного майнстрима своего поколения.
- Ну а где ты видел сознательных женщин? Им куда скажешь идти, туда и идут. Это же женщины, - произнес брюнет с нескрываемым сочувствием.
- Тебе надо реже с ними пообщаться…
- Вот поэтому я и позвал в театр тебя.
- … или, может, наоборот чаще. Точно не скажу.
- Куда чаще? – возмутился Барт. – Я живу с сестрой.
Аццо остановился и поглядел на друга с недоверием:
- Слушай, как раньше в голову не пришло? У тебя же есть сестра! Может, она станет моей моделью?
- Альзбета весит больше семидесяти. Модель из неё, мягко сказать, - посмеялся Барт.
- Но мне такая и нужна!
- Лучше арендуй себе нормальную модель. По пивку? – предложил брюнет, глянув на знакомую неоновую вывеску по дороге.
Аццо помотал головой: ему еще писать сегодня, а это их «по пивку» нередко заканчивается тем, что он еще битый день ровную линию провести не в состоянии.
- Мне не нужна модель в смысле фигуры, Барт! Я же пишу Венеру!
- Вообще-то ты пока ничего не пишешь. Я видел.
- Я пишу Венеру, – настоял Аццо.
- И одному Богу известно зачем, - пробурчал Бартоломью.
- Я. Пишу. Венеру, - с нажимом повторил Аццо в третий раз.
- Да-да, желтый шар в небе.
- Желтые шары в небе не называют именами суррогатов.
- Да плевать мне, - огрызнулся Барт. – Женщина или нет, а я не позволю родной сестре раздеться перед моим другом.
- Но мне нужна Венера, - Аццо практически взмолился.
- Так иди и склей кого-нибудь. Вон, глянь, у тебя отличный шанс, - Барт мотнул головой по направлению их движения. Впереди, претенциозно вонзая в землю высокие каблуки, шла не особо фигуристая, но очень подтянутая девушка ростом с самого Аццо. Явно, как Барт и сказал – завсегдатай тренажерного зала. Судя по походке, либо её обувь была не очень комфортной, либо асфальт чересчур выщербленным.
- Давай, - Барт ткнул друга локтем в ребра. – Она сейчас свалится.
И впрямь, как по заказу, девушка сделала парочку гневных, но нетвердых шагов, неразборчиво чертыхнулась, и приземлилась, ободрав открытое короткой юбкой колено.
- Девушка, вы не ушиблись? – Аццо мялся, поэтому Барт поторопился сам. – Давайте я вам помогу, - он предложил руку, на которую незнакомка с готовностью оперлась. Вставая, она не сводила глаз с Барта. Когда, наконец, оказалась на ногах, и склонилась, потерев саднящий сустав, к ним подоспел Аццо. Барт, тем временем, без слов достал из кармана пиджака платок и протер потревоженную кожу ноги. Когда все это закончилось, девушка поочередно поглядела на парней и только открыла рот, чтобы сказать благодарность, как Аццо её перебил:
- О, Боже! – на него с лица девушки, окруженного воздушным облаком белокурых завитых волос, смотрели крупные миндалевидные глаза удивительного голубого оттенка. Идеально прямой нос, четко пропорциональный длине остроскулого лица и ширине рта, аккуратного и алого, с пухлыми чувственными губами, искусно вылепленный носогубной треугольник без единой морщинки, подбородок с маленькой родинкой в центре, будто намекающей на символическую двусмысленность – все выглядело просто до сказочного волшебно.
- Как? – Аццо уставился на девушку сияющим и алчущим взглядом. Она подходила идеально! Если бы, конечно, была чуть полнее. – Как вас зовут, прекрасная нимфа?
Девушка начала меняться в лице. Подняв бровь, она пристально поглядела на Аццо, потом на Барта, и снова вернулась к художнику. Тот не унимался:
- Вы даже представить не можете, насколько великолепны! Вы позволите вас проводить? Скажите, умоляю, как ваше имя!
Девушка сглотнула, приходя в чувство, и, наконец, изрекла:
- Фигасе манеры.
Аццо оторопел, Барт расхохотался до слез.
- Ну, что я говорил? – не смущаясь присутствия девушки, спросил у друга. Поскольку Аццо не мог собраться с мыслями, Бартоломью вернулся к собеседнице:
- Я Барт, это мой друг Аццо, а вас как зовут?
- Вердана, - опасливо откликнулась девушка, со страхом косясь на молчаливого шатена. – А с вашим другом все в порядке?
- Да-да.
- Вердана, - блаженно прошептал Аццо. – Это же почти как «Венера», да, Барт? – с обезумевшим видом, Аццо шагнул девушке навстречу. Барт вовремя удержал творческого маньяка за плечо. Тот запнулся и замер.
- А он точно не дебил? – Вердана отступила на шаг.
- Разумеется, - натянуто улыбаясь, ответил Барт. - Он просто впечатлительный.
- Заметно, - кивнула девушка, протягивая брюнету его платок. – Спасибо. Я пойду, - и будто в подтверждение намерений, Вердану позвал какой-то женский голос неподалеку. Стоило сделать шаг, Барт отпустил Аццо и поймал девушку за руку:
- Извините, а вы не могли бы помочь моему другу? – Вердана судорожно перевела взгляд на остолбеневшего Аццо, безмолвно интересуясь: «Ему что ли?». Барт поторопился объяснить. – Он художник и уже четыре месяца ищет модель для изображения Венеры. Честно сказать, по его описаниям, он видел свою Венеру несколько иначе, но раз уж, наконец, нашел, то, пожалуйста, не отказывайтесь, нам очень нужна натурщица, - Барт состроил такую жалобно-страдальческую физиономию, что решимость Верданы поскорее удрать дрогнула. Барт приблизился и доверительно сообщил девушке на ухо:
- Этот маньяк даже пытался завербовать в свои модели мою младшую сестренку, а ведь ей всего четырнадцать, - пожаловался Барт, мысленно коря себя за ложь о двадцатилетней Альзбете. – Очень вас прошу, Вердана, соглашайтесь. Спасите меня, а то Аццо уже все мозги проел!
- Но ваш друг – это ваши проблемы, - резонно заметила Вердана, отводя глаза, в которых неожиданно зажегся интерес к рослому брюнету.
- Вердана! – снова позвал голос какой-то подружки.
- С меня кофе и, может, покрепче, - понизив голос, пообещал Барт. – И потом, подумайте, что именно вы станете музой для художника, который стремится в лучших традициях Рубенса изобразить богиню красоты. Только представьте, как украсит ваш портрет картинные галереи.
