***
Странная штука человеческая память. Я уже, пожалуй, не узнаю «великую первую любовь», случившуюся со мной лет эдак в пятнадцать. Да и как выглядел начальник, влепивший мне первый в жизни выговор, тоже подзабыла. А вот лицо того парня помню до мельчайших подробностей, вплоть до едва заметного шрама на виске. А ещё я помню его руки с коротко остриженными ногтями и родинкой у основания большого пальца. У него вообще были очень длинные пальцы и узкие по-женски изящные ладони. Порой я задаюсь вопросом: кем он был? Студентом? А может, музыкантом? Например, пианистом. Принято считать, что именно у пианистов должны быть такие руки. Не знаю, насколько это утверждение – правда, но в одном уверена на сто процентов. Он в любом случае был очень хорошим человеком.
Это случилось зимой. Кажется, под Новый год. Теперь уже и не вспомнить точно, а спросить не у кого. Мне было лет шесть, и в тот день, выходя из подъезда родного дома, я чувствовала себя самым взрослым ребёнком на свете, как бы смешно это не звучало. Впрочем, у меня имелись для такого мнения все основания: мне впервые доверили самостоятельный поход в соседний магазин. Мама затеяла пироги, а мука, как назло, закончилась в процессе. И вот мне вручили деньги, наказали не считать ворон, не снимать на улице шапку и ни в коем случае не задерживаться.
Гордая оказанным доверием, я вышла на улицу, вдохнула морозный воздух и, подняв голову, посмотрела, как медленно планируют к земле крупные хлопья снега. Про ворон мне напоминали не просто так. Я совсем недавно научилась считать до ста и с упорством, достойным лучшего применения, принималась пересчитывать всё подряд. Решив, что белые красивые снежинки не похожи на чёрных крикливых птиц, я принялась за старое. Но где-то на шестом десятке сбилась и от расстройства вспомнила, почему, собственно, оказалась на улице.
Натянув варежки, я нащупала в кармане выданный на муку большой железный рубль и, подумав, зажала его в кулаке. Почему-то мне казалось, так все поймут, что я уже совсем взрослая, и даже хожу в магазин с настоящими деньгами. Солидно спустившись с каменной ступени подъезда, а не спрыгнув по своему обыкновению в ближайший сугроб, я пошла к гастроному.
Шла я медленно и гордо, широко взмахивая рукой с зажатой в кулаке монетой. И, как я теперь понимаю, безумно мешала всем прохожим. Но тогда раздражённые взгляды огибавших меня людей воспринимались совсем иначе. Как же, я уже большая. Я иду в магазин! За мукой! С денежкой!
Прямо у двери гастронома какой-то дядька, пытаясь обойти мою мелкую, но очень гордую фигурку, шагнул в сугроб, черпнул ботинком снега и глухо помянул чёрта.
– Ругаться нехорошо! – моментально заявила я громким звонким голосом.
На мужчину тут же заворчали какие-то бабульки, поджидавшие кого-то у магазина:
– Додумался! При ребёнке ругаться!
– Совсем распустилась молодёжь! – вторила ей другая. – Вот в наше время...
Мужчина втянул голову в плечи, тихо извинился и шмыгнул в гастроном. А я, едва не задрав нос от распирающей меня гордости, двинулась следом. Но едва войдя, сообразила, что схватилась за толстую длинную ручку на двери той самой рукой, в которой ещё минуту назад сжимала выданные мамой деньги.
В первый момент я даже не испугалась. Внимательно ощупала все карманы, ожидая, что вот-вот найду свою пропажу. Денег нигде не было.
«Выронила, когда дверь открывала!» – сообразила я и вернулась на улицу.
Бабульки всё ещё стояли посреди тротуара и ругали распустившуюся молодёжь.
– Здравствуйте, – вежливо, как учили, обратилась я к ним. – Вы не видели тут рубль? Железный такой. Блестящий и круглый. И ещё у него пятнышко было на циферке.
– Потеряла? – покачала головой бабулька. – Надо было в платочек завязать.
– Вот молодёжь... – поддакнула вторая. – Учишь их, учишь, а всё без толку.
– Так вы его видели? – уточнила я.
– Нет. Не видели! – отрезала первая. – Глянь, сколько снега. Теперь только весной твой рубль найдут. И точно не ты.
С этими словами она распрощалась со своей собеседницей и ушла. Та тоже не стала задерживаться. А я осталась стоять посреди тротуара, глядя на высокие сугробы, наваленные по краям улицы. Линии вдруг стали размытыми и нечёткими. А минуту спустя я разревелась уже в голос.
Наказания я не боялась – плакала скорее от разочарования. Мне доверили такое важное дело, а я не справилась. В ушах уже звучали расстроенный голос мамы: «Как же так?» и строгий вердикт отца: «Больше в магазин её не посылать. Не доросла».
– Эй! – кто-то тронул меня за плечо. – Что случилось?
– Рубль потеряла, – я подняла голову и увидела того самого мужчину, которого несколько минут назад ругали бабульки из-за меня.
Точнее, это тогда он мне казался мужчиной. Теперь, вспоминая эту историю, я понимаю, что было ему от силы лет двадцать, а может, и меньше.
– Ну, чего встали посреди дороги! – буркнул кто-то, довольно чувствительно толкнув его в бок. – Больше поговорить негде?
– Извините, – кивнул он и, чуть сдвинувшись в сторону, снова наклонился ко мне. – Давай отойдём, видишь, мы людям мешаем.
– Мама говорила никуда с незнакомыми не ходить, – тут же насупилась я.
А он вдруг рассмеялся:
– Это правильно. Так что ты потеряла?
– Рубль. Железный такой. Блестящий и круглый. И ещё у него пятнышко было на циферке, – буркнула я и тут же снова разревелась. – Теперь его только весной найдут.
– Этот, что ли? – спросил вдруг незнакомец. – Держи.
Он вытащил руку из кармана пальто и протянул мне самый настоящий, всамделишный рубль. Но крепко вбитые в голову родителями правила работали, и я спрятала руки за спину:
– Мама говорила ничего не брать у незнакомых людей.
– И это правильно, – серьёзно кивнул он. – Но это чужое брать нельзя. А своё можно. Это же твой рубль. Ты его потеряла. Я нашёл и возвращаю. Потому что чужое брать нельзя.
Мужчина снова протянул мне монету, лежащую на раскрытой ладони и тускло поблёскивающую в свете уличных фонарей. Очень хотелось взять её и побежать за мукой. Но зачем-то же мне говорили, что незнакомцы могут обидеть слишком доверчивых девочек. Потому я прищурилась, внимательно разглядывая монету.
– У моего на циферке пятнышко было...
– Отчистилось, – как ни в чём не бывало пожал плечами мужчина. – Когда монетка в снег упала, там и почистилась.
Я вспомнила, как родители недавно выносили во двор ковры, чтобы почистить снегом. И как отец, сбрасывая с плеча очередной узорчатый рулон, восклицал: «Снегом лучше всего! Ни один пылесос так не вычистит, как снег!» Тогда я несмело протянула вперед руку, сложенную лодочкой.
– Молодец, – сказал незнакомец и, положив монету мне в варежку, добавил. – А с незнакомыми никуда ходить нельзя. Это ты правильно запомнила.
С этими словами он сунул руки в карманы тонкого пальто и быстро затерялся среди прохожих. Я отмерла и со всех ног побежала в магазин.
Муку я купила. Не помню, отругали ли меня дома за задержку, или, забегавшись, мама этого даже не заметила. Но мужчину, вернувшего «мой» рубль, помню до сих пор. Помню и благодарна ему от всего сердца. Конечно, ту монету он достал из своего кармана. Конечно, это был не мой рубль. Но когда мне случается кому-то помочь, я всегда вспоминаю того, так и оставшегося в памяти большим и сильным мужчиной, паренька. Потому что именно он научил меня помогать. Просто и без затей.
