Солнечный зайчик пощекотал уголок глаза, и я, потянувшись, села. Хорошо всё-таки летом. Волки по ночам не будят: Лешему есть чем заняться, кроме как серых дразнить. На печи спать не надо, всякий раз спросонья прикладываясь головой о низкую балку. Тишина, покой...
– Хозяйка! – молодецкий голосок разорвал утреннюю негу, как старую тряпку.
Тьфу, ты! Я подскочила и заметалась по избе, хватаясь за всё подряд и тут же это роняя.
– Хозяйка! Отворяй! Гостя принимай!
«Да чтоб тебе!» – выругалась я, пытаясь дотянуться до полки с горшками и получив по лбу ухватом.
– Хозяйка!
– Иду, касатик! – гаркнула я, спотыкаясь о злобно шипящего кота.
«Ишь какой нетерпеливый попался. Впрочем, все они одинаковые. Хорошо ещё, что, как вселилась, сразу забором озаботилась! Надо будет богатырями черноморовым еще браги наварить за такое дело. А то у предшественницы моей как было? Явится какой Иван незваный, хоть дурак, хоть царевич, и сразу: «Избушка-избушка, повернись...». И летает бедная бабушка, невзирая на радикулит и застарелый перелом шейки бедра, по всей избёнке, гадая, во что врежется головой. А потом ещё и удивлялись, паразиты, с чего это Баба Яга такая злая?»
Я, наконец, нашла накладной нос с бородавкой и, кое-как приладив его на физиономию, замотала голову драным платком. Калитка заскрипела вполне аутентично, заставив меня передёрнуться: сюда ручищи покорённых моей самогонкой богатырей ещё не добрались.
– Что надо?!
– Дык это... – полез в затылок очередной добрый молодец с румянцем во все щёки.
«Дурак, – сделала вывод я. – Царевичи обычно быстрее соображают». Сложный мыслительный процесс, подталкиваемый пятернёй в затылке, наконец, завершился, и гость поднял на меня просветлевшие глаза:
– Кащея бить надумал!
– А от меня чего надо? – проскрипела я, пытаясь под прикрытием подоконника натянуть драную юбку с пришитыми к подолу куриными костями. Если на накладной нос, вступая в должность, я ещё согласилась, то шкандыбать на бабкином протезе отказалась наотрез.
– Дык это... – в ход снова пошла лопатообразная ручища.
Я вздохнула и, победив непокорную одёжку, сгорбившись, поплелась к двери: всё равно ведь не отстанет, дураки, они упрямые.
– По делу пытаешь, али от дела летаешь? – проговорила я, подходя к калитке.
Мою корявую импровизацию дурак, разумеется, не заметил и юмор не оценил.
– По делу! По делу! – радостно закивал он. – А что это ты, бабка, такая недобрая? Сперва гостя надо накормить, в баньке попарить, а потом уже...
– А за какие заслуги я тебя, лба здорового, кормить должна? – демонстративно удивилась я.
– Дык это...
Я взвыла:
– Заходи, Иван-дурак, гостем будешь.
– А откуда ты имя моё знаешь? – Замер тот. Я только глаза закатила и толкнула его в спину. Впрочем, гость сам нашёл объяснение. – Значит, слухом земля полнится, и сюда вести дошли, что не жить Кащею Бессмертному, смерть его идёт!
– Дело ты великое задумал, злого супостата извести, – проговорила я, проглотив замечание, что таких ходоков Кащей по три штуки в неделю принимает.
А что? Он у себя в подземельях шампиньоны выращивает, озолотился на этом деле. Грибочки-то во всех окрестных царствах уважают. Да ещё круглый год. А работать кому? Правильно. Вот таким болтунам: отработают год, Кащеюшка им внушит, как они семь железных башмаков стоптали, утку поймали да его погубили, и восвояси отправляет. И все довольны. Им – слава, Кащею – дармовая рабочая сила и бессмертие. Он у нас экономный очень. Наверное, поэтому и богатый такой.
– Поможешь, бабка? – вклинился в мои мысли молодецкий бас.
Я недовольно поковыряла в зазвеневшем ухе.
– Помогу. Отчего не помочь? Дам я тебе клубочек волшебный. Он тебя к Кащееву царству и выведет.
– А меч? – с детской обидой пробасил Иван. – Чем я супостата воевать буду?
– Лопатой, – проворчала я и только потом сообразила, что произнесла это вслух, и, судя по вытянувшейся физиономии, меня услышали.
В принципе, не соврала. У Кощея как раз сезон заготовки субстрата под грибы. Но дураку об этом знать не положено.
– Волшебной лопатой, – поправилась я. – Ну кто тебя с мечом во дворец пустит? А с лопатой – пожалуйста. Ты ещё мешок какой-нибудь на плечи приладь для маскировки. А как Кащея увидишь, так и махни на него лопатой этой, он заржёт... эм-м... как молодецкий конь, и помрёт!
– От страха? – вытаращив глаза, уточнил Иван.
– От смеха! – буркнула я.
– Чего?
– Чего-чего! Да ничего! Лопата зачарованная! – выкрутилась я.
– А-а-а! – расплылся в понимающей улыбке Иван. – Понял. То-то его никак не убьют... Потому что мечами машут. А надо лопатой!
– Да, да! – закивала я, подпихивая кащееборца к выходу. – Вот тебе клубочек. Вот тебе лопата. Всё. Иди! Подвиги не ждут!
Вытолкав дурака за калитку, я присела на завалинку и перевела дух. На колени сразу вспрыгнул толстый чёрный кот.
– От одного дурака отделаться, легче вагон угля разгрузить, – сказала я ему, почесав за ухом.
Лопату было жалко. Клубочками и мечами меня Кащей снабжает исправно, а вот лопата была моя собственная. Ею богатыри мне по очереди огород копали.
Васька запрыгнул мне на плечи, развалившись лохматым чёрным воротником, и замурчал. Я расслабилась, наслаждаясь импровизированным массажем.
– Хех... Всем ты хорош, котяра. Носки не разбрасываешь, половики грязными лапами не топчешь... Идеальный муж... Ну, почти.
– Хозяйка! – громыхнуло из леса, и за калиткой появились сначала блестящий шлем, а потом и румяная рожа какого-то из богатырей.
Васька зашипел и махом вонзил в меня десяток когтей.
– Да чтоб тебе! – обозлилась я, сбрасывая на землю наглую животину.
– Черномор-батюшка велел кланяться и спросить, али помощь какая требуется?
– Не требуется! – отрезала я и, развернувшись, ушла в избу.
Я уже жалела, что на заре своей карьеры, желая угомонить дуревших от скуки черноморовых богатырей, угостила их самогонкой. Корчевать лес вокруг моей избушки они прекратили, зато повадились каждый день навещать меня в надежде на продолжение банкета. И ладно бы, только навестить... Они мне ещё и услужить пытались. Иногда это получалось, тот же забор. Но чаще их усердие оборачивалось чем угодно, только не пользой. Недавно они перекопали мне весь двор вместо десятка грядок. Пару недель назад построили для избушки высокий помост: мол, у неё курьи ножки в траве мёрзнут. Представляете, как я материлась, отправившись утречком посетить будочку у забора и сверзившись с трёхметровой высоты?
Почесав до сих пор поднывавший на погоду локоть, я достала из печи чугунок с кашей и поставила рядом крынку с молоком. Стол качнулся, и молоко плеснуло на белую скатёрку.
– Сюда бы богатырское рвение приладить, – проворчала я, подпихивая под ножку щепку. – Васька! Иди завтракать.
Но кот, испуганный воплями похмельного богатыря, как в воду канул. Я пожала плечами и села за стол. Очередной день моей личной сказки начался, как обычно.
Они все были такими. Сначала новизна и сказочная лесная жизнь притягивала и развлекала. Оживающие на глазах сказки, волшебные создания, колдовство... Но постепенно всё это приелось, и я привыкла. Привыкла щёлкать пальцами, чтобы растопить печь. Привыкла к лесным обитателям, безголовым богатырям и скандальному лешему. Периодически появляющиеся царевичи, Алёнушки и прочие Серые Волки поначалу вносили некоторое разнообразие. Но это поначалу... Да что там, я даже к дуракам, и то уже привыкла. Ну, почти...
Кстати, вы знали, что Буян – никакой не остров, а полуостров? А никакое государство здесь не обосновалось потому, что магии слишком много, а не из-за отдалённого расположения. Пусть бы кто попробовал Буян своим объявить. Сразу бы получил войну со всеми королевствами, какие только на свете есть. Политика, сэр, ага.
Вообще Пушкин много чего перепутал, а ещё больше наврал. Но это не его вина – бабуля моя постаралась. Говорила, что нечего смертным много знать, состарятся скоро. Вот и весь сказ. Теперь вот она от дел отошла и меня на своё место поставила, волшебство хранить. Буян этот самый то есть. Поначалу весело было. Сколько я кровушки тому же Кащею попортила... Эх! Вспомнить приятно! Но теперь у нас с ним мир и взаимопомощь процветает, а больше никто на Бабулю-Ягулю в моём лице не покушается. Скучно жить.
С полгода назад ещё и Черномор, начальник богатырей и такой же хранитель Буяна, как я, заходить перестал. С ним веселее было. В картишки там перекинуться, богатырями в войнушку поиграть, просто посидеть по-человечески. Я даже грешным делом вообразила, что нравлюсь ему. Размечталась...
Это самогонка проклятая виновата. Я его Новый год учила праздновать, ну и... В общем, дело было так.
Я как раз закончила защитный ритуал зимнего солнцестояния и безвольной тряпочкой развалилась на лавке. Напротив сидел Черномор, задумчиво покручивая смоляной ус. Если бы не он, то первый свой ритуал без бабули я бы с треском провалила. Когда древняя магия, отозвавшись на мой зов, навалилась на плечи свинцовым плащом, я чуть не нырнула в чёртов котёл с зельем. Благо бабуля предвидела что-то подобное и обязала Черномора за мной присмотреть.
– Устала? – спросил он помолчав.
– Есть немного, – пожала плечами я.
Вроде бы стыдиться нечего: всё прошло как надо. И всё же мне было немного не по себе. Черномор, сильный, спокойный, уверенный понравился мне с первого дня. И, узнав, что мы будем по сути коллегами, бок о бок защищая этот странный мир от вмешательства извне, я безумно обрадовалась. Даже бабулины уроки, поначалу казавшиеся чистым мракобесием, обрели свою прелесть. Потому что иногда на них появлялся он.
Если сначала усатый воин отнёсся ко мне с недоверием, как же, та самая чужачка, от которых он призван защищать этот мир, то потом мне удалось доказать, что я тоже воспринимаю свою неожиданную профессию всерьёз. Когда бабуля ушла, мы уже многое делали вместе, понимая друг друга с полуслова. От того же Кащея отбивались, морской народ в чувство приводили... Мы были слаженной командой и делали одну работу.
И вот, пожалуйста... Я со своей частью не справилась!
– Не выдумывай, – покачал головой Черномор, и я поняла, что последнюю фразу произнесла вслух. – Если бы ты не справилась, то и я ничего не смог бы сделать. В моих силах только помочь. Так же, как и ты, сможешь вылечить богатыря от ран, но в бой его не поведёшь. Понимаешь? Дело одно, обязанности – разные.
Я тряхнула головой, отгоняя неуместную меланхолию.
– Ну, раз мы такие замечательные работники, то заслужили корпоратив!
– Что заслужили? – опешил воин.
– Ну, праздник такой специальный. Для сотрудников! – усмехнулась я.
– Да? – недоверчиво протянул он. – У вас так делают? И что будем праздновать?
– А... э... – я завертела головой и наткнулась взглядом на заснеженную ёлку. – Новый год!
Он только непонимающе поднял брови. В двух словах объяснив, что это за праздник такой, я сунула руки в рукава тулупа и выскочила на опушку, фирменным яговским свистом вызывая Лешего. Черномор кликнул богатырей, и через полчаса перед избушкой на курьих ножках всё завертелось.
Снег с ёлки стряхнули, лешак приволок из лесу корзину шишек и пригнал десяток зайцев-беляков. Косые посматривали на нас с опаской, но послушно стали водить под ёлкой хороводы. Впрочем, когда я вытащила из погреба связку морковки, зайцы оживились и заскакали вполне искренне. Богатыри развесили на ветвях шишки и какие-то запасные детали чешуи, которая «как жар горя». Ель сразу стала настоящей, новогодней. Стол накрыли прямо тут. Ну, и я выставила туда большую бутыль настоянного на берёзовых почках бабкиного самогона.
Новый год встретили весело. Даже куранты были, когда я сумела объяснить одному из витязей, что это такое. Оказывается, если со всей дури вмазать булавой в щит, звук получается тот, что надо – не отличить. Черномор взирал на всё это мельтешение со снисходительной улыбкой, но держался в основном рядом со мной, осаживая особо развеселившихся воинов.
Рассвет мы встретили вдвоём, разлив по кружкам оставшийся самогон.
– Как ты говоришь, – Черномор поднял кружку, – за сотрудничество?
– За долгое и плодотворное сотрудничество! – Я успела выпить несколько глотков под импровизированный бой курантов. В голове слегка шумело, и внезапно захотелось пошалить. – И кстати, ты пьёшь неправильно. За такое хорошее дело можно и на брудершафт выпить.
Не дожидаясь его согласия, я переплела наши руки и подтолкнула его кружку вверх: пей! Он неожиданно легко подчинился, опрокидывая жидкость в рот. А я, вдруг забыв про выпивку, потянулась вперёд и коснулась губами его губ. Усы, как выяснилось, совершенно не мешали. Как, впрочем, и борода. Зато губы оказались тёплыми и мягкими, с лёгким привкусом настойки, и такими нежными...
Я ожидала, что вот-вот мне на спину лягут его руки. Да что там... Я хотела этого... Но он вдруг отстранился.
– У нас целовать так принято только наречённую, – медленно проговорил он, сверля меня каким-то напряжённым взглядом.
Хмель с меня моментально слетел, я сообразила, что натворила, и как это выглядит в глазах представителя этого мира: «Твою мать! Что ж из меня двадцать первый век никак не выветрится! Он же меня сейчас гулящей считает!»
– Ты не думай! – поспешно заговорила я. – Это просто такая традиция! В Новый Год! Это ничего не значит!
– Да? – неуверенно спросил Черномор, ничем не напоминая сейчас прославленного несгибаемого воина. Скорей уж он был похож на сбитого с толку прапорщика.
– Да! Извини, если обидела. У нас с друзьями, коллегами так можно. Вот я и вспомнила. А невест... Наречённых по-другому целуют, их любят...
– А коллег не любят?
– Любят, но по-дружески. Понимаешь? Ну, как ты своих витязей любишь...
– Я с ними не целуюсь! – возмутился Черномор.
– Так это для коллег-женщин традиция, – попыталась выкрутиться я. – А наречённым положено в любви признаваться, цветы, подарки дарить, и всякое такое. Ну, и нравиться они друг другу должны. Вот мне, например, мужчины нравятся нежные, заботливые. Чтобы выслушать могли, согреть, когда нужно...
Он молча встал и ушёл. Я чуть не выругалась вслух. Показала мужику, как на брудершафт пить надо, молодец!
На следующий день я сходила на побережье, где стоял терем витязей, но Черномора не нашла. Он вообще стал исчезать всякий раз, когда я появлялась на берегу. И сам больше в мою избушку не заглядывал. Короче, дурные замашки двадцать первого века мужик не понял и не воспринял. Теперь я его только издалека на взморье и видела. А мне его не хватало...
Я мотнула головой, отгоняя печальные воспоминания, и взялась за кашу. Надо ещё зелье от мышей сварить, а вечером с лешим скандалить: опять он грибы от моего дома отвёл и буреломом огородил...
– Хозяйка! – снова прилетело из-за калитки.
Я вздохнула, приладила на место бутафорский нос и пошла открывать.
Новое утро началось с грохота и русского матерка: два богатыря перетаскивали через забор стол размером с мою печку.
– Хозяйка! – Обрадовались они, заметив в окне мою заспанную рожу. – Будь доброй, отвори калиточку!
Сплюнув, я накинула на плечи шаль и вышла во двор.
– Вот! – Выдохнул один из богатырей, установив деревянного монстра посреди двора. – Черномор-батюшка велел кланяться...
– Ну, конечно! – перебила я. Этой присказкой богатыри раз за разом сопровождали каждую свою ненужную услугу, то ли стесняясь, то ли побаиваясь впрямую просить самогонку.
– Хозяйка! – молодецкий голосок разорвал утреннюю негу, как старую тряпку.
Тьфу, ты! Я подскочила и заметалась по избе, хватаясь за всё подряд и тут же это роняя.
– Хозяйка! Отворяй! Гостя принимай!
«Да чтоб тебе!» – выругалась я, пытаясь дотянуться до полки с горшками и получив по лбу ухватом.
– Хозяйка!
– Иду, касатик! – гаркнула я, спотыкаясь о злобно шипящего кота.
«Ишь какой нетерпеливый попался. Впрочем, все они одинаковые. Хорошо ещё, что, как вселилась, сразу забором озаботилась! Надо будет богатырями черноморовым еще браги наварить за такое дело. А то у предшественницы моей как было? Явится какой Иван незваный, хоть дурак, хоть царевич, и сразу: «Избушка-избушка, повернись...». И летает бедная бабушка, невзирая на радикулит и застарелый перелом шейки бедра, по всей избёнке, гадая, во что врежется головой. А потом ещё и удивлялись, паразиты, с чего это Баба Яга такая злая?»
Я, наконец, нашла накладной нос с бородавкой и, кое-как приладив его на физиономию, замотала голову драным платком. Калитка заскрипела вполне аутентично, заставив меня передёрнуться: сюда ручищи покорённых моей самогонкой богатырей ещё не добрались.
– Что надо?!
– Дык это... – полез в затылок очередной добрый молодец с румянцем во все щёки.
«Дурак, – сделала вывод я. – Царевичи обычно быстрее соображают». Сложный мыслительный процесс, подталкиваемый пятернёй в затылке, наконец, завершился, и гость поднял на меня просветлевшие глаза:
– Кащея бить надумал!
– А от меня чего надо? – проскрипела я, пытаясь под прикрытием подоконника натянуть драную юбку с пришитыми к подолу куриными костями. Если на накладной нос, вступая в должность, я ещё согласилась, то шкандыбать на бабкином протезе отказалась наотрез.
– Дык это... – в ход снова пошла лопатообразная ручища.
Я вздохнула и, победив непокорную одёжку, сгорбившись, поплелась к двери: всё равно ведь не отстанет, дураки, они упрямые.
– По делу пытаешь, али от дела летаешь? – проговорила я, подходя к калитке.
Мою корявую импровизацию дурак, разумеется, не заметил и юмор не оценил.
– По делу! По делу! – радостно закивал он. – А что это ты, бабка, такая недобрая? Сперва гостя надо накормить, в баньке попарить, а потом уже...
– А за какие заслуги я тебя, лба здорового, кормить должна? – демонстративно удивилась я.
– Дык это...
Я взвыла:
– Заходи, Иван-дурак, гостем будешь.
– А откуда ты имя моё знаешь? – Замер тот. Я только глаза закатила и толкнула его в спину. Впрочем, гость сам нашёл объяснение. – Значит, слухом земля полнится, и сюда вести дошли, что не жить Кащею Бессмертному, смерть его идёт!
– Дело ты великое задумал, злого супостата извести, – проговорила я, проглотив замечание, что таких ходоков Кащей по три штуки в неделю принимает.
А что? Он у себя в подземельях шампиньоны выращивает, озолотился на этом деле. Грибочки-то во всех окрестных царствах уважают. Да ещё круглый год. А работать кому? Правильно. Вот таким болтунам: отработают год, Кащеюшка им внушит, как они семь железных башмаков стоптали, утку поймали да его погубили, и восвояси отправляет. И все довольны. Им – слава, Кащею – дармовая рабочая сила и бессмертие. Он у нас экономный очень. Наверное, поэтому и богатый такой.
– Поможешь, бабка? – вклинился в мои мысли молодецкий бас.
Я недовольно поковыряла в зазвеневшем ухе.
– Помогу. Отчего не помочь? Дам я тебе клубочек волшебный. Он тебя к Кащееву царству и выведет.
– А меч? – с детской обидой пробасил Иван. – Чем я супостата воевать буду?
– Лопатой, – проворчала я и только потом сообразила, что произнесла это вслух, и, судя по вытянувшейся физиономии, меня услышали.
В принципе, не соврала. У Кощея как раз сезон заготовки субстрата под грибы. Но дураку об этом знать не положено.
– Волшебной лопатой, – поправилась я. – Ну кто тебя с мечом во дворец пустит? А с лопатой – пожалуйста. Ты ещё мешок какой-нибудь на плечи приладь для маскировки. А как Кащея увидишь, так и махни на него лопатой этой, он заржёт... эм-м... как молодецкий конь, и помрёт!
– От страха? – вытаращив глаза, уточнил Иван.
– От смеха! – буркнула я.
– Чего?
– Чего-чего! Да ничего! Лопата зачарованная! – выкрутилась я.
– А-а-а! – расплылся в понимающей улыбке Иван. – Понял. То-то его никак не убьют... Потому что мечами машут. А надо лопатой!
– Да, да! – закивала я, подпихивая кащееборца к выходу. – Вот тебе клубочек. Вот тебе лопата. Всё. Иди! Подвиги не ждут!
Вытолкав дурака за калитку, я присела на завалинку и перевела дух. На колени сразу вспрыгнул толстый чёрный кот.
– От одного дурака отделаться, легче вагон угля разгрузить, – сказала я ему, почесав за ухом.
Лопату было жалко. Клубочками и мечами меня Кащей снабжает исправно, а вот лопата была моя собственная. Ею богатыри мне по очереди огород копали.
Васька запрыгнул мне на плечи, развалившись лохматым чёрным воротником, и замурчал. Я расслабилась, наслаждаясь импровизированным массажем.
– Хех... Всем ты хорош, котяра. Носки не разбрасываешь, половики грязными лапами не топчешь... Идеальный муж... Ну, почти.
– Хозяйка! – громыхнуло из леса, и за калиткой появились сначала блестящий шлем, а потом и румяная рожа какого-то из богатырей.
Васька зашипел и махом вонзил в меня десяток когтей.
– Да чтоб тебе! – обозлилась я, сбрасывая на землю наглую животину.
– Черномор-батюшка велел кланяться и спросить, али помощь какая требуется?
– Не требуется! – отрезала я и, развернувшись, ушла в избу.
Я уже жалела, что на заре своей карьеры, желая угомонить дуревших от скуки черноморовых богатырей, угостила их самогонкой. Корчевать лес вокруг моей избушки они прекратили, зато повадились каждый день навещать меня в надежде на продолжение банкета. И ладно бы, только навестить... Они мне ещё и услужить пытались. Иногда это получалось, тот же забор. Но чаще их усердие оборачивалось чем угодно, только не пользой. Недавно они перекопали мне весь двор вместо десятка грядок. Пару недель назад построили для избушки высокий помост: мол, у неё курьи ножки в траве мёрзнут. Представляете, как я материлась, отправившись утречком посетить будочку у забора и сверзившись с трёхметровой высоты?
Почесав до сих пор поднывавший на погоду локоть, я достала из печи чугунок с кашей и поставила рядом крынку с молоком. Стол качнулся, и молоко плеснуло на белую скатёрку.
– Сюда бы богатырское рвение приладить, – проворчала я, подпихивая под ножку щепку. – Васька! Иди завтракать.
Но кот, испуганный воплями похмельного богатыря, как в воду канул. Я пожала плечами и села за стол. Очередной день моей личной сказки начался, как обычно.
Они все были такими. Сначала новизна и сказочная лесная жизнь притягивала и развлекала. Оживающие на глазах сказки, волшебные создания, колдовство... Но постепенно всё это приелось, и я привыкла. Привыкла щёлкать пальцами, чтобы растопить печь. Привыкла к лесным обитателям, безголовым богатырям и скандальному лешему. Периодически появляющиеся царевичи, Алёнушки и прочие Серые Волки поначалу вносили некоторое разнообразие. Но это поначалу... Да что там, я даже к дуракам, и то уже привыкла. Ну, почти...
Кстати, вы знали, что Буян – никакой не остров, а полуостров? А никакое государство здесь не обосновалось потому, что магии слишком много, а не из-за отдалённого расположения. Пусть бы кто попробовал Буян своим объявить. Сразу бы получил войну со всеми королевствами, какие только на свете есть. Политика, сэр, ага.
Вообще Пушкин много чего перепутал, а ещё больше наврал. Но это не его вина – бабуля моя постаралась. Говорила, что нечего смертным много знать, состарятся скоро. Вот и весь сказ. Теперь вот она от дел отошла и меня на своё место поставила, волшебство хранить. Буян этот самый то есть. Поначалу весело было. Сколько я кровушки тому же Кащею попортила... Эх! Вспомнить приятно! Но теперь у нас с ним мир и взаимопомощь процветает, а больше никто на Бабулю-Ягулю в моём лице не покушается. Скучно жить.
С полгода назад ещё и Черномор, начальник богатырей и такой же хранитель Буяна, как я, заходить перестал. С ним веселее было. В картишки там перекинуться, богатырями в войнушку поиграть, просто посидеть по-человечески. Я даже грешным делом вообразила, что нравлюсь ему. Размечталась...
Это самогонка проклятая виновата. Я его Новый год учила праздновать, ну и... В общем, дело было так.
Я как раз закончила защитный ритуал зимнего солнцестояния и безвольной тряпочкой развалилась на лавке. Напротив сидел Черномор, задумчиво покручивая смоляной ус. Если бы не он, то первый свой ритуал без бабули я бы с треском провалила. Когда древняя магия, отозвавшись на мой зов, навалилась на плечи свинцовым плащом, я чуть не нырнула в чёртов котёл с зельем. Благо бабуля предвидела что-то подобное и обязала Черномора за мной присмотреть.
– Устала? – спросил он помолчав.
– Есть немного, – пожала плечами я.
Вроде бы стыдиться нечего: всё прошло как надо. И всё же мне было немного не по себе. Черномор, сильный, спокойный, уверенный понравился мне с первого дня. И, узнав, что мы будем по сути коллегами, бок о бок защищая этот странный мир от вмешательства извне, я безумно обрадовалась. Даже бабулины уроки, поначалу казавшиеся чистым мракобесием, обрели свою прелесть. Потому что иногда на них появлялся он.
Если сначала усатый воин отнёсся ко мне с недоверием, как же, та самая чужачка, от которых он призван защищать этот мир, то потом мне удалось доказать, что я тоже воспринимаю свою неожиданную профессию всерьёз. Когда бабуля ушла, мы уже многое делали вместе, понимая друг друга с полуслова. От того же Кащея отбивались, морской народ в чувство приводили... Мы были слаженной командой и делали одну работу.
И вот, пожалуйста... Я со своей частью не справилась!
– Не выдумывай, – покачал головой Черномор, и я поняла, что последнюю фразу произнесла вслух. – Если бы ты не справилась, то и я ничего не смог бы сделать. В моих силах только помочь. Так же, как и ты, сможешь вылечить богатыря от ран, но в бой его не поведёшь. Понимаешь? Дело одно, обязанности – разные.
Я тряхнула головой, отгоняя неуместную меланхолию.
– Ну, раз мы такие замечательные работники, то заслужили корпоратив!
– Что заслужили? – опешил воин.
– Ну, праздник такой специальный. Для сотрудников! – усмехнулась я.
– Да? – недоверчиво протянул он. – У вас так делают? И что будем праздновать?
– А... э... – я завертела головой и наткнулась взглядом на заснеженную ёлку. – Новый год!
Он только непонимающе поднял брови. В двух словах объяснив, что это за праздник такой, я сунула руки в рукава тулупа и выскочила на опушку, фирменным яговским свистом вызывая Лешего. Черномор кликнул богатырей, и через полчаса перед избушкой на курьих ножках всё завертелось.
Снег с ёлки стряхнули, лешак приволок из лесу корзину шишек и пригнал десяток зайцев-беляков. Косые посматривали на нас с опаской, но послушно стали водить под ёлкой хороводы. Впрочем, когда я вытащила из погреба связку морковки, зайцы оживились и заскакали вполне искренне. Богатыри развесили на ветвях шишки и какие-то запасные детали чешуи, которая «как жар горя». Ель сразу стала настоящей, новогодней. Стол накрыли прямо тут. Ну, и я выставила туда большую бутыль настоянного на берёзовых почках бабкиного самогона.
Новый год встретили весело. Даже куранты были, когда я сумела объяснить одному из витязей, что это такое. Оказывается, если со всей дури вмазать булавой в щит, звук получается тот, что надо – не отличить. Черномор взирал на всё это мельтешение со снисходительной улыбкой, но держался в основном рядом со мной, осаживая особо развеселившихся воинов.
Рассвет мы встретили вдвоём, разлив по кружкам оставшийся самогон.
– Как ты говоришь, – Черномор поднял кружку, – за сотрудничество?
– За долгое и плодотворное сотрудничество! – Я успела выпить несколько глотков под импровизированный бой курантов. В голове слегка шумело, и внезапно захотелось пошалить. – И кстати, ты пьёшь неправильно. За такое хорошее дело можно и на брудершафт выпить.
Не дожидаясь его согласия, я переплела наши руки и подтолкнула его кружку вверх: пей! Он неожиданно легко подчинился, опрокидывая жидкость в рот. А я, вдруг забыв про выпивку, потянулась вперёд и коснулась губами его губ. Усы, как выяснилось, совершенно не мешали. Как, впрочем, и борода. Зато губы оказались тёплыми и мягкими, с лёгким привкусом настойки, и такими нежными...
Я ожидала, что вот-вот мне на спину лягут его руки. Да что там... Я хотела этого... Но он вдруг отстранился.
– У нас целовать так принято только наречённую, – медленно проговорил он, сверля меня каким-то напряжённым взглядом.
Хмель с меня моментально слетел, я сообразила, что натворила, и как это выглядит в глазах представителя этого мира: «Твою мать! Что ж из меня двадцать первый век никак не выветрится! Он же меня сейчас гулящей считает!»
– Ты не думай! – поспешно заговорила я. – Это просто такая традиция! В Новый Год! Это ничего не значит!
– Да? – неуверенно спросил Черномор, ничем не напоминая сейчас прославленного несгибаемого воина. Скорей уж он был похож на сбитого с толку прапорщика.
– Да! Извини, если обидела. У нас с друзьями, коллегами так можно. Вот я и вспомнила. А невест... Наречённых по-другому целуют, их любят...
– А коллег не любят?
– Любят, но по-дружески. Понимаешь? Ну, как ты своих витязей любишь...
– Я с ними не целуюсь! – возмутился Черномор.
– Так это для коллег-женщин традиция, – попыталась выкрутиться я. – А наречённым положено в любви признаваться, цветы, подарки дарить, и всякое такое. Ну, и нравиться они друг другу должны. Вот мне, например, мужчины нравятся нежные, заботливые. Чтобы выслушать могли, согреть, когда нужно...
Он молча встал и ушёл. Я чуть не выругалась вслух. Показала мужику, как на брудершафт пить надо, молодец!
На следующий день я сходила на побережье, где стоял терем витязей, но Черномора не нашла. Он вообще стал исчезать всякий раз, когда я появлялась на берегу. И сам больше в мою избушку не заглядывал. Короче, дурные замашки двадцать первого века мужик не понял и не воспринял. Теперь я его только издалека на взморье и видела. А мне его не хватало...
Я мотнула головой, отгоняя печальные воспоминания, и взялась за кашу. Надо ещё зелье от мышей сварить, а вечером с лешим скандалить: опять он грибы от моего дома отвёл и буреломом огородил...
– Хозяйка! – снова прилетело из-за калитки.
Я вздохнула, приладила на место бутафорский нос и пошла открывать.
***
Новое утро началось с грохота и русского матерка: два богатыря перетаскивали через забор стол размером с мою печку.
– Хозяйка! – Обрадовались они, заметив в окне мою заспанную рожу. – Будь доброй, отвори калиточку!
Сплюнув, я накинула на плечи шаль и вышла во двор.
– Вот! – Выдохнул один из богатырей, установив деревянного монстра посреди двора. – Черномор-батюшка велел кланяться...
– Ну, конечно! – перебила я. Этой присказкой богатыри раз за разом сопровождали каждую свою ненужную услугу, то ли стесняясь, то ли побаиваясь впрямую просить самогонку.
