ЧАСТЬ 1. ДО ВРЕМЕНИ ДРАКОНОВ
Глава 1. Айон
В безлуние ночи в пустыне особенно темны. Бархатно-звездное небо нависает над бескрайними песками, прижимает к земле, не пускает взгляд. Из пропасти у Каменного водопада вылезает навстречу ему тьма, укладывается на песок огромным черным фатхаром, вытягивает лапы, зевает бездонной пастью в лицо неба и безмятежно засыпает, зная, что никто не потревожит ее покой.
Айон не любил безлуние. Это было время магов и темных чар, время страшных заклятий и мучительных смертей, время, когда хозяйничала тьма... а тьма всегда шла рука об руку со злом.
Белые стены Эр-Деала, Города Миражей, укрывали добрых жителей города от тьмы, но выходить за ворота в ночи безлуния рисковал лишь безумец.
Обнаженная светловолосая девушка, которую принес и уложил на ковер в спальной Айона начальник городской стражи, почтенный Аблалла, наверняка была именно таковой.
Аблалла завернул девушку в свой плащ, чтобы принести, но теперь он распахнулся, и глазам Айона предстало загорелое тело. Девушка была не маленького роста, но стройная, с небольшой грудью, длинными ногами и — Аблалла указал Айону — глубокой раной, змеящейся по передней поверхности бедра, свежей, едва затянувшейся раной, которая от движения вскрылась и набухла каплями крови.
Лицо девушки, с тонкими дугами темных густых бровей и сухими губами, покрытыми незажившими отметинами от зубов, было обожжено солнцем и казалось почти одного цвета с ярко-красным плащом начальника стражи.
— Рядом с ней мы нашли это, гёнхарра. Внутрь не заглядывали.
Аблалла подал Айону небольшую заплечную сумку, крепко завязанную кожаным ремешком. Айон взвесил ее на руке, отметив, что сумка очень легкая, а кожа, из которой она изготовлена, мягкая и крепкая. Из такой кожи изготавливают обувь и сумки для состоятельных людей, украшают их бисером и драгоценными камнями, вышивают на них имена и послания для любимых и близких.
Кто же ты такая? Воровка из каравана грабителей или благородная госпожа, потерявшая своих во время одной из пустынных бурь?
Но пустынных бурь в их краях не было уже так давно.
— Посмотри на ее правую руку, гёнхарра, — подал голос Аблалла, прерывая его размышления. — Ты видишь там то же, что и я?
Айон опустился на колени подле девушки и поставил ближе масляную лампу, чтобы увидеть, о чем говорит начальник стражи. Взявшись за смуглое запястье, он ощутил холод кожи, нездоровый холод, который обязательно сменится жаром или он ничего не понимает в обманчивой прохладе лихорадки. Кожа не казалась нежной, скорее наоборот, она была плотной, как кожа кочевника, привыкшего путешествовать по пустыне днями и ночами под палящим солнцем, без еды, отдыха и воды.
Но нужно было быть безумцем, чтобы идти по пустыне одному в ночи безлуния.
— На ладони, гёнхарра, — подсказал Аблалла, но Айон уже повернул руку девушки ладонью кверху и увидел то, что заставило его затаить дыхание.
Золотистое колесо, небольшое, размером с динфар, ходившую в этой части пустыни монету. Метка богини Хазафир, но ни один мужчина не рискнул бы произнести это имя вслух в безлунную ночь. Метка танцовщицы.
Айон отодвинул лампу, чтобы ненароком не опрокинуть, и снова взглянул на лицо девушки.
— Расскажи мне еще раз, где именно ты нашел ее, почтенный.
— У границы драконьих песков, гёнхарра.
Айон кивнул.
— Мы уже возвращались с вечерней проверки постов, когда увидели, что на границе кто-то лежит. Она была там одна... и я мог бы поклясться, что мгновение назад там никого не было. Я поспешил спрятать ее в свой плащ, пока мои солдаты не увидели метку на ее руке, и сразу же поспешил к тебе. — Аблалла отвел взгляд. — Она будто появилась с той стороны, гёнхарра. Как будто пришла из драконьих песков.
— Лучше бы рассказам об этом закончиться, не начавшись, — сказал Айон, все еще разглядывая колесо на запястье девушки. Потом, тряхнув головой, поднялся и хлопнул в ладоши. Тотчас же в спальную вбежал дежуривший у дверей слуга. — Тирузи?н, позови госпожу Элейлу. Скажи ей, дело не терпит отлагательств. Скажи, мне понадобится ее мастерство врачевания.
Слуга, бесшумно ступая по устилающим каменные полы коврам, удалился. Айон снова посмотрел на лежащую у его ног девушку, наклонился и накрыл ее плащом, так, что обнаженными остались только ноги. Высокая. Действительно высокая. Любая из женщин Эр-Деала утонула бы в плаще Аблаллы... но эта не была женщина Эр-Деала, и Айон это уже очень хорошо знал.
— Ты понял, что я сказал насчет рассказов, почтенный? — уточнил он. Аблалла кивнул. — Мы не знаем, кто она и откуда взялась, но она не могла пройти через драконьи пески и остаться живой. Как только девушка придет в себя, она сама все расскажет, а до этого я хочу, чтобы о том, где и когда она была найдена, знало как можно меньше людей.
Он едва успел закончить: в раскрытые двери влетела Элейла. Ее темные глаза были полны беспокойства, маленькие ножки в расшитых драгоценностями туфлях почти бегом преодолевали путь, нежный голос дрожал:
— Любимый брат мой! Что-то случилось? Мне сказали, тебе нужен целитель.
Айон шагнул ей навстречу и протянул руки в жесте раскаяния и любви.
— Сестра, прости, что напугал тебя. — Ладони Элейлы утонули в его, когда он легко сжал пожелтевшие от сока трав пальцы. — Помощь нужна не мне.
Айон отступил на шаг, и глаза Элейлы расширились, когда она увидела лежащую на ковре завернутую в плащ девушку.
— Кто это, Айон?
— Почтенный Аблалла нашел ее у стены города. Как видно, она потерялась в пустыне и заблудилась в ночи.
Элейла отняла руки и приблизилась. Опустившись на колени перед девушкой, она быстро осмотрела ее, не задавая лишних вопросов, и снова повернулась к Айону, глядя на него с любопытством и с тревогой одновременно.
— Она не из города.
— Да, — согласился он.
— На ней магическая метка.
— Я видел, — сказал он.
— Она не кажется истощенной, но не мне нравится рана на ее ноге. Она глубока и может загноиться. — Элейла поднялась, решительно тряхнув головой. — Я устрою ее в своих покоях и пригляжу за ней, пока она не придет в себя. И промою рану.
Айон чуть наклонил голову. Элейла была младше него всего на две Жизни, но в решительности, а иногда и в упрямстве не уступала. Он почти знал, что сестра заинтересуется девушкой, носящей метку танцовщицы, и почти был уверен в том, что Элейла сама решит ухаживать за ней вместо того, чтобы отправить куда-то прочь.
Он знал — и сама Элейла знала, чего от нее ожидает гёнхарра, когда зовет посреди ночи в свою спальную и говорит, что ему нужно ее мастерство.
— Вот только нужно перенести ее в мои покои, а она такая большая, — с сомнением в голосе сказала она, когда Айон отпустил начальника стражи выполнять его долг, и брат и сестра смогли говорить более свободно. — Она выше меня на голову, не меньше. Наверное, такая же высокая, как ты, брат. Не знаю, сколько девушек мне нужно позвать.
— Я сам перенесу ее. А ты возьми эту сумку.
Элейла вздернула брови в ответ на его слова.
— Но на ней нет одежды.
Айон пожал плечами, не ответив, и наклонился, чтобы поднять девушку на руки. Она не была легкой, как он и ожидал, и не была мягкой, как женщины, которых ему доводилось держать в своих объятьях. Он подхватил девушку под спину, просунув руку под волосами и под колени, и осторожно поднялся, взглядом поблагодарив сестру, когда та подхватила и подоткнула попытавшийся сползти плащ.
Глаза Элейлы снова расширились от удивления.
— Хазафир великая, она, должно быть, отращивала их всю жизнь! — Айон опустил взгляд и увидел, что волосы девушки не только касаются пола, но и даже лежат на нем, матово отсвечивая в пламени очага. — Подними руку, брат, я намотаю их на твое предплечье, иначе ты споткнешься.
Мягкие, как атлаш, из которого шьют одежду для праздников, волосы трижды обвили предплечье Айона. Элейла почти благоговейно коснулась блестящих прядей и покачала головой, выражая восхищение.
— Прекрасные волосы. Это настоящее сокровище — иметь такие. И так непрактично для пустыни... Откуда же ты пришла, странница?
Элейла помогла Айону поправить на девушке плащ, взяла ее сумку и проследовала за ним по комнате и дальше, через темный коридор, ведущий напрямую от спальной гёнхарры к покоям его сестры. Они пользовались этим ходом, когда хотели добраться друг до друга быстро и без лишних свидетелей. Сейчас был тот случай.
— Не дождусь возможности услышать ее рассказ. Она очень необычная, брат. Нужно попросить госпожу Мусидэ посмотреть на нее.
— Сейчас я хотел бы обойтись без ее пророчеств, — сказал он, нахмурившись при упоминании имени великого заклинателя города. Старая, как сама пустыня, Мусидэ обладала даром предсказания и не раз делилась им с гёнхаррой и его семьей. — Дождемся, пока девушка придет в себя, сестра. Выслушаем ее рассказ, и потом, если ты все еще будешь думать, что предречение нужно, Мусидэ придет.
Элейла подчинилась его воле.
Спальная девушка в покоях сестры гёнхарры тихо играла на зидре, сидя у очага и ожидая госпожу. Завидев Элейлу и Айона, нечастого гостя на женской половине дворца, она прекратила петь, поднялась и поклонилась, придерживая рукой инструмент.
— Гёнхарра. Госпожа.
— Ты свободна, Зархида, — приказала Элейла. — И держи язык за зубами насчет того, что видишь, иначе он у тебя отсохнет.
Девушка безмолвно исчезла.
— Уложи пока ее здесь, брат, — Элейла махнула рукой в сторону очага, где стояло накрытое простой тканью ложе. — Мне нужно промыть ее рану и наложить повязку. А потом мы посмотрим ее вещи.
Пока сестра возилась в сундуке, где держала свои целительские принадлежности, Айон уложил девушку. Ему показалось, веки ее затрепетали, когда свет скользнул по лицу, но это могла быть игра пламени. Танец пламени, как при заклинании драконов, и Айону вдруг очень захотелось узнать, какого цвета у их незваной гостьи глаза.
Он не удержался: снова взял девушку за руку и пристально вгляделся в знак на ее ладони.
Метка богини. Ошибиться было нельзя.
Но если бы она сбежала из Зала — школы при храме Хазафир, где обучали танцовщиц их мастерству, госпожа Эмберу?з уже давно подняла бы тревогу. До времени драконов было еще далеко, и стража вполне успела бы разыскать беглянку и вернуть ее в Зал в магических цепях.
С заката и с юга к городу подступали драконьи пески, а на север уходила великая пустыня Джурашта?й. Пересечь ее можно было только в Холода, когда оазисы, обычно пересохшие и почти мертвые, наполнялись дождевой водой и расцветали. Но сейчас стояло Цветение, и даже со стен города было видно, как дымится над пустыней воздух и вьется смерчами песок.
А значит, у беглянок был только один путь.
Восход. Оживленный торговый путь, идущий из Эр-Деала через весь Алманэфрет и к Цветущей долине. Путь, по которому можно было добраться до земель, где нет драконов, а в Холода с неба падает самый настоящий снег. Но каким бы легким ни казался этот выбор в сравнении с другими, это все еще были зной, ядовитые скорпионы, виверны и пески, которые очень быстро заметали свои и чужие следы. Обычно у первой же крошечной деревеньки солдаты Айона беглянок и ловили. Если нет — что-то так или иначе обрывало их жизнь.
Нет, это была точно не танцовщица Эр-Деала, даже без роста, который так отличал ее от других женщин города.
Но если даже чужеземка, что она делала на краю драконьих песков?
Айон всматривался в лицо девушки, но оно было безмятежно и спокойно во власти неестественного сна. Позади хлопнула крышка сундука: приготовила все необходимое Элейла, и вот уже в своих узорчатых шарфарах — легких штанах, сужающихся у щиколоток, опустилась рядом с ложем на колени и печально вздохнула.
— Бедняжка. Что могло нанести ей такую рану? — Элейла чуть отодвинула край плаща, чтобы обнажить рану целиком, и Айон будто только сейчас увидел, насколько она глубока и уродлива. Засохшая кровь казалась коричневой в свете очага. — Смотри, брат. Это не клинок — слишком рваные края, и это не камень — слишком глубоко, а кожа вокруг не содрана. Зверь?
— Такую рану мог бы нанести коготь, — проговорил Айон задумчиво. — Но не драконий, он располосовал бы ее ногу напополам.
— Виверна? — предположила Элейла, осторожно касаясь грубых краев раны тканью, смоченной каким-то травяным отваром. — Ох, какие твердые... Не знаю, возьмет ли игла... — Она покачала головой. — Я слышала, виверны все еще обитают у края драконьих песков. Держатся подальше от нас, но и не приближаются к ним. Где именно нашли ее люди почтенного Аблаллы?
Айон молча посмотрел на сестру. Элейла не ахнула, но прижала руку к губам.
— Так, может, и она — виверна?
Она обхватила голову незнакомки руками и повернула на один бок, потом на второй под внимательным взглядом брата.
— Нет, я не вижу никаких чешуек на висках. И кожа не светится... Нет, она точно человек.
— Может, какие-то ответы мы получим, когда заглянем в ее сумку, — сказал он. — Ты займись раной, сестра, а я пока посмотрю.
— Хорошо. Так и правда будет правильно. — Элейла будто неосознанно погладила волосы девушки, разметавшиеся вокруг ее головы. — Ох, поскорее бы она проснулась. Когда она придет в себя, я засыплю ее вопросами.
— Что ты намерена делать с ее раной? — спросил он, когда сестра пододвинула к себе узелок с целительскими принадлежностями.
Элейла еще раз пощупала края и задумалась.
— Не знаю. Она уже начала зарастать, но если я оставлю так, на ноге останется уродливый шрам. И она не сможет танцевать! Края раны будут тянуть кожу, будет больно.
Она обернулась к своему узелку и какое-то время сосредоточенно перебирала травы и мази в стеклянных пузырьках, которые принесла с собой.
— Попробую размочить рану, наложу припарку. Как только края размягчатся, хорошенько заложу все мазью и зашью. Конечно, останется след, но не такой уродливый, как если ничего не делать. Если рана не загноится, если заживет хорошо, она сможет и ходить, и бегать, и танцевать, как раньше. Одежда прикроет рубец.
Айон кивнул и повернулся к сумке, которую подтянул к себе поближе. Крепкая кожа была на удивление мягкой на ощупь, даже теплой, как если бы еще хранила жар пустыни. Он развязал шнурки, даже не представляя себе, что увидит внутри, и когда перевернул сумку и вытряхнул ее содержимое на пол, был удивлен не меньше наблюдающей за ним Элейлы.
Стила — палочка для письма из черного угля.
Стопка свернутой свитком бумаги.
Два браслета из крупных, нанизанных на прочную нить зеленых и голубых камней; один целый, и один — разорванный, так, что несколько камешков упало в ладонь Айона, когда он его взял.
С десяток монет — недостаточно, чтобы купить лошадь или горбуна, но достаточно, чтобы заплатить провожатому на лошади или горбуне.
Элейла смотрела на брата, ее широко раскрытые зеленые глаза, казалось, мерцали, отражая пламя очага.
— Стила и бумага! Она — цветописец?! Теперь я еще сильнее хочу, чтобы она проснулась.
— Может быть, вещи не ее, — сказал Айон, хотя такое предположение было сомнительным.
Цветописцы — люди, которым сам Бессмертный Избранный поручил заносить в свитки историю этого мира, могли бродить по пустыне и забредать в драконьи пески.
И они могли гибнуть в песках пустыни, поскольку все-таки были людьми, хоть Избранный и даровал им долгую жизнь, крепкие кости и кое-какую защитную магию, но шанс того, что свитки цветописца после его смерти найдет какой-то случайный человек, был не больше, чем вероятность дождя в пустыне в разгар времени засух.
