Столько всего и сразу. Самцы одолевают, любовник до ручки доводит, подруга жить учит. Обалдеть, да и только».— Настя сбросила халат, включила душ и с наслаждением растворилась в тепле пульсирующего водопада. Он обрушивался на голову, разбивая остатки тревожащих мыслей и сомнений, смывая и унося заботы и обиды, лаская и успокаивая, расслабляя и тонизируя одновременно. Запрокинув голову, она подставила потоку воды лоб и лицо, ощущая, как его биение размывает окружающее пространство. Постепенно все оно превратилось в одно сплошное течение, течение бурлящего теплого вихря, омывающего обнаженное тело. Все больше расслабляясь в обволакивающих струях, Настино тело отдавалось на волю потока. Словно живые лианы, упругие теплые струи обвивались вокруг обнаженного тела и, разбиваясь о выпуклые препятствия, огибали их, чтобы затем вновь собраться в ручьи, омывающие плечи, грудь, спину, живот, ноги... Они бежали по коже, нежно, но сильно лаская ее, будто играли и забавлялись своей вседозволенностью, зная, что тело принадлежит им. Словно упивающийся обладанием похотливый любовник, они гладили и теребили скользящим течением откровенно наслаждающуюся плоть. Жадно пробегая вдоль тела, эти сладострастные ручейки бесстыдно забирались, куда заблагорассудится, даже в самые интимные и сокровенные места. Тонкие нежные пальчики осмелевших струй с дрожащим нетерпением ощупывали и обхватывали округлости живота, грудей, ягодиц, бедер, а затем, обогнув с двух сторон бугорок лобка и объединившись вместе, ныряли между ног, без спроса стекая в промежность.
Захлебнувшись остротой ощущений, Настя переключила душ на массажный режим. И тут же, не выдержав всплеска возбуждения, поток превратился в вибрирующую струю, дрожащую упругой эрекцией тепла. Разбиваясь о тело, она мяла и теребила его, осыпала брызгами, заставляла вздрагивать и выгибаться, играла на остроте ощущений своим напором. Сотрясая мягкую округлость груди, эта упругая, хлесткая струя вынуждала ее колыхаться и сминаться от давления, резкими щелчками чиркала о кончики сосков. Они мгновенно напряглись от такой обжигающе острой, но волнующе сладкой и приятной ласки. Щелчок, затем прыжок в сторону, короткая передышка и затем вновь чуть болезненный, но такой желанный шок... Вздох — и вновь упругий шлепок по купающимся в наслаждении соскам. Раздвигая все складочки и преодолевая попытки сопротивления, тугая струя норовила забраться все глубже и дальше, настойчиво и упрямо кралась вдоль тела вниз. Добравшись до лобка, она начала массировать его нежный холмик, разбиваясь об округлость, теребя, накрывая теплыми, но сильными шлепками. Уступая такой приятной настойчивости, бедра перестали сопротивляться и согласно раздвинулись, открывая потоку путь и покоряясь похотливому натиску.
Дыхание перехватило, и Настя застонала, чувствуя, как сладкий озноб пробегает по коже, теплой волной поднимаясь от промежности к голове. Тугие вибрации струи отдавались дрожью во всем теле, а колени стали непроизвольно подгибаться. Прижавшись спиной к стене, Настя выгнулась вперед и еще чуть шире раздвинула бедра, подставляясь сладости упругого биения. Раздвигая набухающие половые губы, горячий напор трепетал и мял их нежные складочки, словно жадный язык, пытаясь нырнуть глубже. Наполнившись горячей кровью, они окончательно раскрыли ему тайное русло, и он тут же жадно ринулся в него. Мощный фонтан похотливо хлестал обжигающей упругостью, словно пытался бесцеремонно ворваться в самую глубь. В дурмане душевой кабины все тяжелее дышалось, горячий шар внизу живота стал наливался безумной сладостью.
Настя пошатнулась, ухватившись рукой за стенку, и, часто задышав, еще чуть ниже присела, сильнее раскрывая бедра, чтобы подставить промежность навстречу дразнящему напору потока. Вибрирующий язык клокочущей струи жадно лизал пульсациями напрягшийся клитор, предательски отданный на откуп похоти раскрывшимися половыми губами. Пытаясь увернуться от набросившегося насильника, он трепетал, метаясь из стороны в сторону, но тот не отступал, лаская его, лаская и лаская. И вот он, наконец, окончательно сдался, налившись кровью невыносимого желания, он захлебнулся сладострастием в бурлящей струе. Шар ярко вспыхнул, взрываясь медовым огнем, и Настя расслабленно сползла на пол кабинки. Конвульсии содрогали внезапно обессилившее тело, она не в силах была стоять.
Вырвавшись из сжимавшей его ладони, душевой рожок бешено носился по пространству кабинки, ловко уворачиваясь от ленивых попыток поймать его обессилившей рукой.
Сергей сам позвонил ей. Его тон был откровенно виноватым. У Насти отлегло. Он сказал, что в чем-то она, безусловно, права, и мысль о том, что он хочет ее унизить, в корне не верна. В результате они проговорили по телефону почти час — с одиннадцати до полудня. Трудно начинавшийся разговор все же привел их к примирению.
— Я тобой очень дорожу, малыш! Зря ты думаешь, что мне безразличны твои сомнения. Прекрасно понимаю, как тебе было неприятно. Извини, если обидел ненароком.
— Сережа, пойми, мне не столько неприятна была та ситуация, сколько твое поведение. Твоя реакция на случившееся. Ты повел себя так, будто тебя застали с какой-то шлюхой! Шлюхой, с которой стыдно появиться на глаза.
— Ну, что ты такое говоришь?! Это же полная ерунда!
— Не ерунда, Сергей, не ерунда! Ты даже не понял, что произошло. Не почувствовал, в какое меня поставил положение. Ведь эти люди знают меня. Знают и уважают. Что они теперь будут думать обо мне?
— Да они ничего не поняли!
— Прекрасно все поняли! И именно потому, что ты так себя повел. Ты не видел, каким взглядом меня провожала эта Юля! Смотрела так, словно я чумная или будто воровка какая-нибудь.
— Ничего подобного, я же потом с ними еще разговаривал.
— И что?! Они спрашивали, не любовница ли я тебе? А ты клялся, что это ошибка, и у тебя нет никакой любовницы. Божился, что ты — порядочный семьянин? Ну, что ты за ерунду говоришь?! Да ведь дело в конце концов даже не в этой встрече. Просто она ясно показала, как ты на самом деле ко мне относишься.
— Я к тебе очень хорошо отношусь, Настюшик! Напрасно ты разозлилась на меня.
— Хорошо относишься?! Относишься как к кому? Как к надоевшей любовнице, с которой можно не церемониться? Или как? Скажи, пожалуйста! Сам вспомни, чем заканчивались наши последние встречи. Все до одной, Сергей.
— Ну, извини, извини меня. Я действительно, похоже, был не прав.
— «Похоже» — не то слово, милый. Ты просто разлюбил меня, и я это чувствую.
— Нет, нет, не разлюбил.
— Когда любят, так не поступают! В последнее время ты словно бросаешь мне подачки. Бросаешь подачку и убегаешь. Так, будто чем-то обязан мне. Так вот, ты мне ничем не обязан, и если я действительно надоела, то давай лучше расстанемся и не будем друг другу мешать. Буду просто одной из твоих сотрудниц. У меня такое ощущение, что я тебя достаю. Мешаю твоей спокойной семейной жизни, мешаю твоему статусу, мешаю самим своим присутствием рядом.
— Ну, что ты говоришь какие-то глупости?! Как же ты можешь мешать мне? Я ведь тебя люблю, малыш! Люблю и всегда радуюсь нашим встречам. А то, что я вынужден был убегать во время последних свиданий, это, конечно, моя вина. Обещаю, такого больше не случится, я не буду обижать тебя.
— Обещаешь? — Голос Насти смягчился.— Ты действительно это обещаешь? И ты на самом деле любишь меня? Не обманываешь? Может, просто хочешь успокоить?
— Не обманываю, конечно! На самом деле люблю! Люблю и не обманываю.
— Честное, честное слово?
— Самое честное, малыш!
Настя вздохнула и потянулась, словно довольная жизнью кошка, готовая замурлыкать от хорошего настроения. Ведь невероятно приятно, когда мужчина признается в любви, даже если он виноват. «Вытворяет со мной, что хочет, и ничего не могу с собой поделать. Вот ведь гад какой!» — подумала она. Настя давно перебралась из рабочего кресла в угловой диванчик, где уютно устроилась, поджав под себя ноги.
— Поскольку ты провинился, расскажи подробней, как ты меня любишь и как будешь искупать вину.
Принимая игру, Сергей залепетал виноватым, жалобным голосом, изо всех сил стараясь добавлять в него любящие нотки.
— Я, конечно же, должен немедленно искупить свою вину. Я гадкий нашкодивший мальчишка, и ты имеешь полное право наказать меня. Обещаю слушаться и хорошо себя вести.
— Как же ты собираешься искупить свою вину, негодник?! Что сделаешь теперь для меня?
— Я повезу тебя в удивительное путешествие. Путешествие в безумно красивые далекие края.
— Расскажи мне подробнее об этих далеких краях. И почему ты думаешь, что мне понравится там?
— Ооо! Это просто замечательные места! Там белоснежные горы и зеленые леса. Голубое небо над головой и добрый приветливый народ. Там все любят путешественников. Всегда им рады и с нетерпением ждут. Там в горах очень уютные небольшие гостинички со старыми каминами. Мы будем жить с тобой в одной из них, конечно же, пятизвездочной.— Настя, не удержавшись, хихикнула, а ободренный Сергей увлеченно продолжал: — А еще там есть такие специальные дощечки. Они называются сноубордики. Люди прикрепляют их к ногам и очень весело катаются. Забираются на специальных креслицах на высокие горки и радостно мчатся вниз. Эти удобные креслица подвешены к столбам на специальных тросиках, чтобы поднимать катающихся вверх. Тебе непременно понравится все это, особенно когда ты будешь делать это со мной. Может быть, мы даже купим себе как-нибудь такую гостиничку и будем кататься там, пока не надоест.
— Пока не надоест? Сколько угодно?
— Конечно! Но только сначала нам нужно купить себе гостиничку.
— И мы ее купим?
— Непременно купим. И если захочешь, ты будешь жить в ней, а я буду приезжать к тебе.
— Ты серьезно, Сергей?
— Да, я хочу посмотреть в Австрии одну гостиницу, — перешел на серьезный тон Сергей. — Ее недорого продают. Умер хозяин, а брат с женой не хотят возиться. Если понравится, можно будет купить. Цена очень хорошая. Нужно поторапливаться, чтобы не перехватили перед носом.
— А что значит: «Ты будешь жить в ней»?
— Если тебя уже задолбала работа, можно сделать гостиницу-клуб. Что-то типа Русского альпийского клуба. У меня есть по этому поводу интересная концепция. Помнишь, я в двух словах рассказывал о ней?
— Ну да, помню.
— Очень прикольная тема. Конфетку можно сделать. И денег заработаем, и проект интересный. Если привлекает, подробнее все обсудим в поездке. Ты бы справилась.
— Любопытно, в общем. Неожиданно, но любопытно. И когда летим?
— В следующую субботу. До Инсбрука через Вену. Ты полетишь из Питера, а я — из Москвы. Состыкуемся в Вене на пересадке.
— А что у тебя в Москве?
— Да дела, как всегда. Заодно минимизируем вероятность случайных и неприятных для тебя встреч. Будем осторожней и бдительней.
— Для тебя неприятных!
— Слушай! Ну, зачем ты опять заводишься?
— Я не завожусь, ты сам это сказал, не я.
— Ну ладно, ладно, я сказал. Почему не подстраховаться, если есть возможность. Давай не дуться, ладно?
— Хорошо, но только ты меня не зли, пожалуйста, своими репликами. На неделю полетим, как и обещал? Так и отпрашиваюсь у директора?
— Да, на неделю. Я так, по крайней мере, планирую. Сам уже задолбался, кататься хочу — жуть. Голову давно пора проветрить.
— Я тоже по горам соскучилась.
— Все, все, все! Через неделю — в Альпы! Доски брать не будем, там напрокат возьмем. Но ботинки прихвати обязательно, не забудь. Билеты я тебе в офис с курьером перешлю. Мультивиза у тебя до мая?
— Ага, до конца мая.
— Ну вот и отлично! Еще сезон на Туксе закрыть по ней успеем.
— А мы что, до отлета не увидимся?
— Постараюсь, но не обещаю, малыш, мне же еще в Москву надо.
— Ну, до Москвы...
— Постараюсь, но не обещаю. Созвонимся, ладно? Целую в губки.
— И я тебя,— с грустью ответила Настя. Уж больно редкими стали их свидания.
К Кате в салон она подъехала лишь к семи. Перед отпуском надо было добить еще кучу дел, а разговор с Сергеем поломал ее график.
— А я уже заждалась тебя! Думала, совсем не приедешь.
— Да пробки уже, сама понимаешь.
— Ну молодец, что добралась. Я ж понимаю, нужно милого подзажечь. — Заговорщически подмигнула Катерина Насте.
— Ох, надо бы, — вздохнула та.
— Вот и смотри, что я тебе подобрала, — словно коробейник выложила перед ней комплекты Катя. — Раздевайся, посмотрю на твою фигуру внимательней. Может, еще что предложу. В салоне никого кроме нас нет, так что не заморачивайся с кабинками. Прямо здесь можешь примерять, вот зеркало. Сейчас только дверь закрою изнутри.
Настя разделась.
— Нет, бюстгальтер тоже сними. Надо грудь твою хорошенько рассмотреть.— И, ощутив неловкость, Настя вдруг подзамялась.— Да ты что стесняешься меня, что ли? — недоуменно улыбнулась Катя. — Мы же с тобой голыми друг друга сто раз видели. Забыла уже? — Она потрепала подругу за слегка покрасневшую щеку.— Как же я, по-твоему, белье буду подбирать, пока не увижу, хорошо ли она стоит и насколько высокая. Пять лет все же прошло, уж и не помню, как выглядишь. Да и время людей меняет. Ой, какая красивая по-прежнему! — Настя сняла бюстгальтер, и, чуть задев сосок, Катерина скользнула ладонью по ее груди. Настя вздрогнула.— Вау! Она теперь такая чувствительная?! — засмеялась Катя.— Да тебе везет! Ну, хорошо, хорошо, не буду смущать. Ты что, совсем женщин чураешься?! Перестань, такое сейчас не модно! Вот, попробуй примерить это.— Протянула Катя бюстгальтер.— У нас же романтическое путешествие, и надо поднять коэффициент желания у мужчины.
— Коэффициент желания? — рассмеялась Настя.
— Ну вы же давно вместе, влечение, естественно, притупилось. Вот и надо создать у твоего бойфренда ощущение новизны. Новое белье должно в корне отличаться от того, к которому он привык. У тебя, кстати, тоже неплохое. Lise Charmel — достойный выбор. Остальное — в том же стиле?
— Да, он мне нравится, и Сергею тоже.
— Ага, но от другой женщины точно не откажется.
— Дразнишь меня, что ли?
— Нет, нет, настраиваю. Что мне тебя дразнить-то? Мы же в одной команде, и охота у нас совместная. В качестве горного козла выступает твой любимый. А мы — амазонки. Видишь, что сделали с твоей грудью? Сейчас сама слюной захлебнусь, а любой нормальный мужик кончил бы уже от одного ее вида.— И без того высокая Настина грудь стояла теперь так, словно готовилась порвать финишные олимпийские ленточки.— Не давит?
— Нет, но чувствуется.
— А как ты хочешь?! Чудес на свете не бывает. Красота требует жертв. Это специальная модель для соблазнения. Я бы так сказала. Причем, не вечерний вариант, его можно постоянно носить. Чуть привыкнешь, и все будет Окей. Видишь, как снизу грудь поддерживает, не давит, а приподнимает. Верх почти целиком открыт — магнит для мужских глаз. Как бы они ни выделывались, а нормальные сиськи увидят — сами не свои. Те, кто говорят, что любят маленькую грудь, в детстве титек не дососали. Или у их мамаш вместо грудей только соски были. Это сто процентов. Обделенное детство... Всю жизнь теперь, бедные, красоты не понимают. Мерь теперь трусики. Хорошо, хорошо, отвернусь.— Катя подчеркнуто посмотрела в сторону. Зеркало на стене помогло ей не смущать подругу, подглядывая. Боже, как привлекательна была эта стеснительность — почувствовала она.
Захлебнувшись остротой ощущений, Настя переключила душ на массажный режим. И тут же, не выдержав всплеска возбуждения, поток превратился в вибрирующую струю, дрожащую упругой эрекцией тепла. Разбиваясь о тело, она мяла и теребила его, осыпала брызгами, заставляла вздрагивать и выгибаться, играла на остроте ощущений своим напором. Сотрясая мягкую округлость груди, эта упругая, хлесткая струя вынуждала ее колыхаться и сминаться от давления, резкими щелчками чиркала о кончики сосков. Они мгновенно напряглись от такой обжигающе острой, но волнующе сладкой и приятной ласки. Щелчок, затем прыжок в сторону, короткая передышка и затем вновь чуть болезненный, но такой желанный шок... Вздох — и вновь упругий шлепок по купающимся в наслаждении соскам. Раздвигая все складочки и преодолевая попытки сопротивления, тугая струя норовила забраться все глубже и дальше, настойчиво и упрямо кралась вдоль тела вниз. Добравшись до лобка, она начала массировать его нежный холмик, разбиваясь об округлость, теребя, накрывая теплыми, но сильными шлепками. Уступая такой приятной настойчивости, бедра перестали сопротивляться и согласно раздвинулись, открывая потоку путь и покоряясь похотливому натиску.
Дыхание перехватило, и Настя застонала, чувствуя, как сладкий озноб пробегает по коже, теплой волной поднимаясь от промежности к голове. Тугие вибрации струи отдавались дрожью во всем теле, а колени стали непроизвольно подгибаться. Прижавшись спиной к стене, Настя выгнулась вперед и еще чуть шире раздвинула бедра, подставляясь сладости упругого биения. Раздвигая набухающие половые губы, горячий напор трепетал и мял их нежные складочки, словно жадный язык, пытаясь нырнуть глубже. Наполнившись горячей кровью, они окончательно раскрыли ему тайное русло, и он тут же жадно ринулся в него. Мощный фонтан похотливо хлестал обжигающей упругостью, словно пытался бесцеремонно ворваться в самую глубь. В дурмане душевой кабины все тяжелее дышалось, горячий шар внизу живота стал наливался безумной сладостью.
Настя пошатнулась, ухватившись рукой за стенку, и, часто задышав, еще чуть ниже присела, сильнее раскрывая бедра, чтобы подставить промежность навстречу дразнящему напору потока. Вибрирующий язык клокочущей струи жадно лизал пульсациями напрягшийся клитор, предательски отданный на откуп похоти раскрывшимися половыми губами. Пытаясь увернуться от набросившегося насильника, он трепетал, метаясь из стороны в сторону, но тот не отступал, лаская его, лаская и лаская. И вот он, наконец, окончательно сдался, налившись кровью невыносимого желания, он захлебнулся сладострастием в бурлящей струе. Шар ярко вспыхнул, взрываясь медовым огнем, и Настя расслабленно сползла на пол кабинки. Конвульсии содрогали внезапно обессилившее тело, она не в силах была стоять.
Вырвавшись из сжимавшей его ладони, душевой рожок бешено носился по пространству кабинки, ловко уворачиваясь от ленивых попыток поймать его обессилившей рукой.
Глава 9.
Сергей сам позвонил ей. Его тон был откровенно виноватым. У Насти отлегло. Он сказал, что в чем-то она, безусловно, права, и мысль о том, что он хочет ее унизить, в корне не верна. В результате они проговорили по телефону почти час — с одиннадцати до полудня. Трудно начинавшийся разговор все же привел их к примирению.
— Я тобой очень дорожу, малыш! Зря ты думаешь, что мне безразличны твои сомнения. Прекрасно понимаю, как тебе было неприятно. Извини, если обидел ненароком.
— Сережа, пойми, мне не столько неприятна была та ситуация, сколько твое поведение. Твоя реакция на случившееся. Ты повел себя так, будто тебя застали с какой-то шлюхой! Шлюхой, с которой стыдно появиться на глаза.
— Ну, что ты такое говоришь?! Это же полная ерунда!
— Не ерунда, Сергей, не ерунда! Ты даже не понял, что произошло. Не почувствовал, в какое меня поставил положение. Ведь эти люди знают меня. Знают и уважают. Что они теперь будут думать обо мне?
— Да они ничего не поняли!
— Прекрасно все поняли! И именно потому, что ты так себя повел. Ты не видел, каким взглядом меня провожала эта Юля! Смотрела так, словно я чумная или будто воровка какая-нибудь.
— Ничего подобного, я же потом с ними еще разговаривал.
— И что?! Они спрашивали, не любовница ли я тебе? А ты клялся, что это ошибка, и у тебя нет никакой любовницы. Божился, что ты — порядочный семьянин? Ну, что ты за ерунду говоришь?! Да ведь дело в конце концов даже не в этой встрече. Просто она ясно показала, как ты на самом деле ко мне относишься.
— Я к тебе очень хорошо отношусь, Настюшик! Напрасно ты разозлилась на меня.
— Хорошо относишься?! Относишься как к кому? Как к надоевшей любовнице, с которой можно не церемониться? Или как? Скажи, пожалуйста! Сам вспомни, чем заканчивались наши последние встречи. Все до одной, Сергей.
— Ну, извини, извини меня. Я действительно, похоже, был не прав.
— «Похоже» — не то слово, милый. Ты просто разлюбил меня, и я это чувствую.
— Нет, нет, не разлюбил.
— Когда любят, так не поступают! В последнее время ты словно бросаешь мне подачки. Бросаешь подачку и убегаешь. Так, будто чем-то обязан мне. Так вот, ты мне ничем не обязан, и если я действительно надоела, то давай лучше расстанемся и не будем друг другу мешать. Буду просто одной из твоих сотрудниц. У меня такое ощущение, что я тебя достаю. Мешаю твоей спокойной семейной жизни, мешаю твоему статусу, мешаю самим своим присутствием рядом.
— Ну, что ты говоришь какие-то глупости?! Как же ты можешь мешать мне? Я ведь тебя люблю, малыш! Люблю и всегда радуюсь нашим встречам. А то, что я вынужден был убегать во время последних свиданий, это, конечно, моя вина. Обещаю, такого больше не случится, я не буду обижать тебя.
— Обещаешь? — Голос Насти смягчился.— Ты действительно это обещаешь? И ты на самом деле любишь меня? Не обманываешь? Может, просто хочешь успокоить?
— Не обманываю, конечно! На самом деле люблю! Люблю и не обманываю.
— Честное, честное слово?
— Самое честное, малыш!
Настя вздохнула и потянулась, словно довольная жизнью кошка, готовая замурлыкать от хорошего настроения. Ведь невероятно приятно, когда мужчина признается в любви, даже если он виноват. «Вытворяет со мной, что хочет, и ничего не могу с собой поделать. Вот ведь гад какой!» — подумала она. Настя давно перебралась из рабочего кресла в угловой диванчик, где уютно устроилась, поджав под себя ноги.
— Поскольку ты провинился, расскажи подробней, как ты меня любишь и как будешь искупать вину.
Принимая игру, Сергей залепетал виноватым, жалобным голосом, изо всех сил стараясь добавлять в него любящие нотки.
— Я, конечно же, должен немедленно искупить свою вину. Я гадкий нашкодивший мальчишка, и ты имеешь полное право наказать меня. Обещаю слушаться и хорошо себя вести.
— Как же ты собираешься искупить свою вину, негодник?! Что сделаешь теперь для меня?
— Я повезу тебя в удивительное путешествие. Путешествие в безумно красивые далекие края.
— Расскажи мне подробнее об этих далеких краях. И почему ты думаешь, что мне понравится там?
— Ооо! Это просто замечательные места! Там белоснежные горы и зеленые леса. Голубое небо над головой и добрый приветливый народ. Там все любят путешественников. Всегда им рады и с нетерпением ждут. Там в горах очень уютные небольшие гостинички со старыми каминами. Мы будем жить с тобой в одной из них, конечно же, пятизвездочной.— Настя, не удержавшись, хихикнула, а ободренный Сергей увлеченно продолжал: — А еще там есть такие специальные дощечки. Они называются сноубордики. Люди прикрепляют их к ногам и очень весело катаются. Забираются на специальных креслицах на высокие горки и радостно мчатся вниз. Эти удобные креслица подвешены к столбам на специальных тросиках, чтобы поднимать катающихся вверх. Тебе непременно понравится все это, особенно когда ты будешь делать это со мной. Может быть, мы даже купим себе как-нибудь такую гостиничку и будем кататься там, пока не надоест.
— Пока не надоест? Сколько угодно?
— Конечно! Но только сначала нам нужно купить себе гостиничку.
— И мы ее купим?
— Непременно купим. И если захочешь, ты будешь жить в ней, а я буду приезжать к тебе.
— Ты серьезно, Сергей?
— Да, я хочу посмотреть в Австрии одну гостиницу, — перешел на серьезный тон Сергей. — Ее недорого продают. Умер хозяин, а брат с женой не хотят возиться. Если понравится, можно будет купить. Цена очень хорошая. Нужно поторапливаться, чтобы не перехватили перед носом.
— А что значит: «Ты будешь жить в ней»?
— Если тебя уже задолбала работа, можно сделать гостиницу-клуб. Что-то типа Русского альпийского клуба. У меня есть по этому поводу интересная концепция. Помнишь, я в двух словах рассказывал о ней?
— Ну да, помню.
— Очень прикольная тема. Конфетку можно сделать. И денег заработаем, и проект интересный. Если привлекает, подробнее все обсудим в поездке. Ты бы справилась.
— Любопытно, в общем. Неожиданно, но любопытно. И когда летим?
— В следующую субботу. До Инсбрука через Вену. Ты полетишь из Питера, а я — из Москвы. Состыкуемся в Вене на пересадке.
— А что у тебя в Москве?
— Да дела, как всегда. Заодно минимизируем вероятность случайных и неприятных для тебя встреч. Будем осторожней и бдительней.
— Для тебя неприятных!
— Слушай! Ну, зачем ты опять заводишься?
— Я не завожусь, ты сам это сказал, не я.
— Ну ладно, ладно, я сказал. Почему не подстраховаться, если есть возможность. Давай не дуться, ладно?
— Хорошо, но только ты меня не зли, пожалуйста, своими репликами. На неделю полетим, как и обещал? Так и отпрашиваюсь у директора?
— Да, на неделю. Я так, по крайней мере, планирую. Сам уже задолбался, кататься хочу — жуть. Голову давно пора проветрить.
— Я тоже по горам соскучилась.
— Все, все, все! Через неделю — в Альпы! Доски брать не будем, там напрокат возьмем. Но ботинки прихвати обязательно, не забудь. Билеты я тебе в офис с курьером перешлю. Мультивиза у тебя до мая?
— Ага, до конца мая.
— Ну вот и отлично! Еще сезон на Туксе закрыть по ней успеем.
— А мы что, до отлета не увидимся?
— Постараюсь, но не обещаю, малыш, мне же еще в Москву надо.
— Ну, до Москвы...
— Постараюсь, но не обещаю. Созвонимся, ладно? Целую в губки.
— И я тебя,— с грустью ответила Настя. Уж больно редкими стали их свидания.
К Кате в салон она подъехала лишь к семи. Перед отпуском надо было добить еще кучу дел, а разговор с Сергеем поломал ее график.
— А я уже заждалась тебя! Думала, совсем не приедешь.
— Да пробки уже, сама понимаешь.
— Ну молодец, что добралась. Я ж понимаю, нужно милого подзажечь. — Заговорщически подмигнула Катерина Насте.
— Ох, надо бы, — вздохнула та.
— Вот и смотри, что я тебе подобрала, — словно коробейник выложила перед ней комплекты Катя. — Раздевайся, посмотрю на твою фигуру внимательней. Может, еще что предложу. В салоне никого кроме нас нет, так что не заморачивайся с кабинками. Прямо здесь можешь примерять, вот зеркало. Сейчас только дверь закрою изнутри.
Настя разделась.
— Нет, бюстгальтер тоже сними. Надо грудь твою хорошенько рассмотреть.— И, ощутив неловкость, Настя вдруг подзамялась.— Да ты что стесняешься меня, что ли? — недоуменно улыбнулась Катя. — Мы же с тобой голыми друг друга сто раз видели. Забыла уже? — Она потрепала подругу за слегка покрасневшую щеку.— Как же я, по-твоему, белье буду подбирать, пока не увижу, хорошо ли она стоит и насколько высокая. Пять лет все же прошло, уж и не помню, как выглядишь. Да и время людей меняет. Ой, какая красивая по-прежнему! — Настя сняла бюстгальтер, и, чуть задев сосок, Катерина скользнула ладонью по ее груди. Настя вздрогнула.— Вау! Она теперь такая чувствительная?! — засмеялась Катя.— Да тебе везет! Ну, хорошо, хорошо, не буду смущать. Ты что, совсем женщин чураешься?! Перестань, такое сейчас не модно! Вот, попробуй примерить это.— Протянула Катя бюстгальтер.— У нас же романтическое путешествие, и надо поднять коэффициент желания у мужчины.
— Коэффициент желания? — рассмеялась Настя.
— Ну вы же давно вместе, влечение, естественно, притупилось. Вот и надо создать у твоего бойфренда ощущение новизны. Новое белье должно в корне отличаться от того, к которому он привык. У тебя, кстати, тоже неплохое. Lise Charmel — достойный выбор. Остальное — в том же стиле?
— Да, он мне нравится, и Сергею тоже.
— Ага, но от другой женщины точно не откажется.
— Дразнишь меня, что ли?
— Нет, нет, настраиваю. Что мне тебя дразнить-то? Мы же в одной команде, и охота у нас совместная. В качестве горного козла выступает твой любимый. А мы — амазонки. Видишь, что сделали с твоей грудью? Сейчас сама слюной захлебнусь, а любой нормальный мужик кончил бы уже от одного ее вида.— И без того высокая Настина грудь стояла теперь так, словно готовилась порвать финишные олимпийские ленточки.— Не давит?
— Нет, но чувствуется.
— А как ты хочешь?! Чудес на свете не бывает. Красота требует жертв. Это специальная модель для соблазнения. Я бы так сказала. Причем, не вечерний вариант, его можно постоянно носить. Чуть привыкнешь, и все будет Окей. Видишь, как снизу грудь поддерживает, не давит, а приподнимает. Верх почти целиком открыт — магнит для мужских глаз. Как бы они ни выделывались, а нормальные сиськи увидят — сами не свои. Те, кто говорят, что любят маленькую грудь, в детстве титек не дососали. Или у их мамаш вместо грудей только соски были. Это сто процентов. Обделенное детство... Всю жизнь теперь, бедные, красоты не понимают. Мерь теперь трусики. Хорошо, хорошо, отвернусь.— Катя подчеркнуто посмотрела в сторону. Зеркало на стене помогло ей не смущать подругу, подглядывая. Боже, как привлекательна была эта стеснительность — почувствовала она.
