Я стояла все там же, у двери, и не знала, что делать. Как реагировать. И что все это значит?!
В гостиной я аккуратно опустила коробку на журнальный столик, словно она могла растаять, раствориться несбывшимся чудом, иллюзией. Миражом.
Мне не померещилось. Вот она лежит, оттеняя синим бумагу. Записка тут же. И коробочка. Все по-настоящему.
Набрала воды в вазу и осторожно, боясь поломать, поставила туда цветок. Коробочка на ощупь была мягкой и прохладной. Щелкнул замочек, крышка приподнялась, и на черном бархате подкладки мне явился еще один цветок.
Белый с голубым. Камни переливаются на тонких и нежных лепестках, сверкают, искрятся. Небольшая изящная брошка, настолько хрупкая, что страшно в руки взять.
Голубой лотос.
И я, несмотря на страх, все же беру ее в руки. Они трясутся, и застежка не сразу поддается. Я в старой футболке и спортивных шортах «Адидас», к ним не идут такие изысканные украшения. Но я все равно прикалываю — в районе сердца. Сажусь в кресло. Дыхание сбивается, становится прерывистым, сердце колотится, как сумасшедшее, а в голове всего один вопрос.
Что все это значит для меня? Для нас?
Трясущейся рукой беру телефон, пальцы сами набирают смс.
Всего два слова.
Она прекрасна.
Ответ приходит тут же, с разрывом в пару секунд.
Как и ты.
Сердце стучит еще сильнее, голова кружится от радости. И уже даже не хочется ее скрывать. Перед кем хорохориться? Я одна в квартире. Улыбаюсь глупо и, едва прикасаясь, глажу нежные лепестки.
Поехать к скади. Срочно! И повод есть — не нужно ничего выдумывать. Да и не повод это вовсе, я действительно соскучилась по Алану. И не только по нему...
Меня обдало горячей волной предвкушения.
Собиралась я долго, намного дольше, чем на свидание. Почему-то казалось, буду выглядеть нелепо, если прическа растреплется или одежду подберу неправильно. Джинсы и спортивные штаны сразу показались неуместными. Хотелось надеть брошку, но из девочкового у меня и не было почти ничего. Только красное платье и пара летних сарафанов не по погоде.
Пришлось-таки нацепить джинсы. К ним я подобрала серую шифоновую блузу с воланами, на которой брошь смотрелась очень даже ничего. Туфли выбрасывать я повременила, заклеила мозоли пластырем и, поморщившись, все же всунула туда измученные ступни.
Накрасилась, распустила волосы.
Хотелось быть красивой, хоть немного походить на женщину, а не на подростка.
Пока ехала в такси, считала минуты и смотрела в забрызганное дождем окно. В груди ширилось, росло, распирало изнутри чувство предвкушения. Я не совсем понимала, чего именно ждала, но безумно хотелось побыстрее приехать.
Добрались мы уже в сумерках. Воздух пах свежестью и прелой листвой, зонт совершенно не спасал от влаги, забиваемой под него порывистым ветром. Осень расползлась по земле, распласталась, подминая под себя все, на что хватило ее плоского, широкого тела — листья на деревьях, пропитавшийся влагой асфальт, пожухлую траву, потускневшие от грусти дома. Осень дышала, и дыхание ее оседало на небе темно-серым мороком. Осень плакала, плевалась мелкими брызгами. Осень грустила, провожая лето...
В гостиной было шумно. Скади общались в ожидании ужина. Смеялись дети, визгливо бегая вокруг дивана, приглушенно ворковали женщины. Тома что-то с чувством выговаривала Антону, а тот виновато улыбался и кивал. Воительница увидела меня и тут же потеряла к нему всякий интерес. Подошла и крепко обняла, словно меня сто лет не было, и она соскучилась.
– Алан спит, – отрапортовала. – Промокла?
Я покачала головой.
– На такси приехала...
Слова застряли в глотке, амулет на груди тут же вспыхнул жаром, отмечая присутствие хозяина. Эрик стоял неподалеку и не сводил с меня глаз. От взгляда этого — горячего, требовательного – последующие слова Томы воспринимались плохо. Она что-то щебетала и дергала меня за руку, пытаясь привлечь внимание. Тщетно. Ее не было. Не было их всех — родных и близких людей, которые стали мне семьей. Не было высоких потолков со старинными люстрами, свисающими с них паутиной. Исчезли звуки и запахи, изображение померкло, вздрогнуло и сфокусировалось на одном-единственном человеке.
– Эй, слышишь меня? – Тома обиженно поджала губы. – Ужинать, спрашиваю, будешь?
Наваждение пошло трещинами, лопнуло и осыпалось под ноги мелким крошевом. Сначала вернулись звуки — гомон и смех, низкий голос Антона, который теперь говорил с Эриком.
– Нет, я... не голодна, – выдавила из себя почти насильно.
Роберт возник откуда-то справа. Нерешительно улыбнулся, взял за плечо.
– Спасибо! – сказал совершенно искренне.
А я совершенно искренне удивилась:
– За что?
– Лариса теперь свободна. Скоро она станет одной из нас, и мы, наконец, сможем венчаться.
– Оу...
Вот уж не думала, что Влад так быстро изгонит Лару. Действительно сюрприз, причем не знаешь, какие последствия тебе от него прилетят. Ведь, по сути, именно я упросила его отпустить Лару. А после вчерашнего вечера...
Щеки опалило румянцем, а по рукам, начиная от запястий к плечам побежали мурашки. Губы все еще горели — целоваться на ветру не лучшая идея.
– Я тут ни при чем, – пробормотала я смущенно и отвела глаза.
– Конечно, ни при чем, – лукаво согласился Роберт и настаивать на продолжении диалога не стал.
– Тамара, убери мой прибор, я тоже не буду ужинать. – Вкрадчивый голос у самого уха заставил вздрогнуть. Меня осторожно взяли под локоть. – Идем, со мной.
Иду. Внутри все замирает, я стараюсь не дышать, поспевая за размашистым шагом своего спутника. Нас впускает таинственная глубина кабинета. Запахи — лака, кожи, кофе и свежей сдобы — окружают со всех сторон. Задернутая штора. Полумрак. Документы, беспорядочно рассыпанные по лакированной спине стола. Диван и кресла на изогнутых ножках притаились и ждут.
И я жду.
Эрик останавливается у стола, его глаза смотрят жадно, испытывающе. И я совершенно не знаю, чем закончится этот вечер для меня.
– Присядь, пожалуйста, – просит он, хотя сам даже не думает садиться. Но я рада присесть — ноги практически не держат, туфли безбожно жмут, а я мысленно удивляюсь, какой сильной иногда может быть власть одного человека над другим. И дело ведь вовсе не в том, что он мой вождь. Когда-то он им не был, и все равно...
Сажусь на диван и ноги поджимаю. Хочется укрыться, но укрыться не могу — я вся на виду, от макушки до пят. И даже внутри, если заглянуть глубоко, тайн почти не осталось.
Эрик раздумывал еще около минуты, а потом тоже шагнул к дивану. Решил не использовать преимущество? Впрочем, у него их масса, не мне тягаться. Хотя и у меня есть одно. Значительное.
Он меня предал.
Поэтому я откинулась на спинку дивана и приготовилась слушать. В конце концов, я имею право на первый шаг с его стороны.
– Это сложнее, чем я думал, – сказал он некоторое время спустя и опустил глаза.
Да уж, нелегко. Причем, ждать не проще, чем говорить.
– Ты теперь скади и важна для племени. Надеюсь, понимаешь, насколько?
– Для племени?
Кажется, он зашел издалека. Сначала для племени, потом для Алана, а затем...
Или нет?
– Подставляться, как ты подставляешься сейчас, опасно. Тот человек, о котором я говорил, использует любую возможность, чтобы взять твой кен.
И снова прямой взгляд. Губы тонкой линией. Осуждающая поза. И я больше не понимаю, зачем он говорит это.
– Ты же поставил защиту, – лепечу бессмысленно.
– На квартиру — да, – кивает. – Но ты же не сидишь в ней безвылазно. Выходишь в магазин. – Он сделал паузу и покачал головой. – Гуляешь по ночам. К тому же, ты можешь увидеть будущее и не сказать. Из вредности.
– То есть это все... чтобы меня вразумить?! – выдыхаю и вскакиваю. Туфли тут же напоминают о недавних похождениях.
Дурацкие туфли! Вся ситуация дурацкая!
И я — дура, если повелась... если подумала...
Эрик в первую очередь — вождь, и заботится о племени. Не обо мне. Не для меня была та роза. И брошь.
Глупо все...
– Ты обижена, и нормально при этом делать все назло.
– Я не обижена, я разочарована. А для того, чтобы попросить человека не делать глупостей, необязательно дарить цветы!
– Я думал, тебе понравилась роза. – На лице его недоумение — похоже, он действительно не понимает... При всей своей проницательности абсолютно не видит, что происходит. Что он делает. Он же рушит все еще больше!
Хотя, возможно, он хочет именно разрушить...
– Мне понравилась роза, – сказала я устало. – Но тогда я не знала, с какой целью ты ее прислал.
– Я прислал ее, чтобы ты не злилась.
– Я и не злилась. До этого момента. – В глотке царапалась обида, глаза защипало от непрошеных слез. Хотелось одновременно ударить Эрика и убежать. Лишь бы не разреветься перед ним, как ребенок... Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить спокойствие. – Хорошо, Эрик, я поняла. Я буду паинькой и, если увижу что-то, сразу приду к тебе. Я не подставлю скади. А теперь извини, но я к сыну приехала.
Гордо выйти из кабинета оказалось трудно, мозоли болели ужасно. Я сняла туфли уже в детской и прикусила губу. Болели ноги, болело в груди, в районе сердца. И мизинец на левой руке онемел.
Алан спал, засунув в рот большой палец, и выглядел при этом безумно мило. Обиду смыло нежностью, я присела у кроватки и, едва касаясь, погладила сына по светлым волосам.
– Твой отец — непроходимый тупица... И как только меня угораздило его полюбить.
Я глупая, если поверила, что все можно исправить. У Эрика была масса возможностей поговорить и объясниться, но он не воспользовался ни одной. Даже вида не подал, что между нами что-то еще может быть. И, наверное, я вижу лишь то, что хочу видеть, искажаю реальность в угоду собственным фантазиям.
Теперь я для него просто скади. Одна из. Он будет заботиться, защищать, обеспечивать комфорт, но никогда больше не посмотрит на меня так, как раньше. Нужно это принять и смириться. В груди жгутся, кусаются несбыточные ожидания, но я переживу. Не в первый раз. И брошь эту снять надо. Глупо носить. Только рука не поднимается...
Может, потом.
Нужно на что-то переключиться, иначе так с ума можно сойти. Потому что перед глазами встают разные картинки, от которых еще больнее.
Лидия в белом, ее рука судорожно хватается за руку Эрика. Гектор злорадствует. Логово врага, который врагом никогда не был... Не он виноват, что Эрик так поступил, бессмысленно перекладывать вину не на те плечи. Ясновидцы в большинстве своем невинные жертвы, даже такие, как Гектор и Ника.
Нике так вообще не повезло — влюбилась в хищного. Полюбить — полюбила, но против семьи и совести пойти не смогла. За что и огребла. И Глеб тоже тупица! Неужели не понимает, что нет в мире абсолютной правды?!
Тут же захотелось настучать ему по голове. И за Нику, и за себя. Вот прям за всех женщин настучать одному мужчине. А потом, когда злость прошла, подумалось, что он там и сам страдает. Не покажет никому, будет замыкаться, но в глубине души ему не менее хреново, чем Нике.
Он там один, а я тут, никак со своими тараканами не разберусь. Друг называется! Забыла о нем совсем, а ведь друзья должны быть рядом.
Глеб ответил не сразу — с третьего звонка. Голос сонный и недовольный.
– Ты спишь, что ли?
– Лег в обед, – буркнул он. – Случилось чего?
– Случилось. Соскучилась.
– Так приезжай. Я дома.
Приехать было заманчиво. Валяться всю ночь на кровати и смотреть фильмы, болтать ни о чем и обо всем. О главном. Ведь мне тоже нужен совет. И поддержка. Как и Глебу. И если мои отношения с Эриком навсегда загублены, то Глеб и Ника еще имеют шанс...
Только вот в свете последнего разговора с Эриком мой отъезд снова покажется безрассудным поступком безрассудной девчонки, которая делает все назло. Хотя... я могу ведь сказать, куда еду. Что ему за дело? Пусть проверит таксиста, а дом атли защищен достаточно, чтобы убийца в него не проник. Да и не проявил он себя по отношению ко мне никак — сколько раз я была одна и ничего. Может, таинственный маньяк, стремящийся к суперсиле, вовсе и не знает о моем существовании. Не сидеть же мне дома, как в тюрьме.
Вниз я спустилась полная решимости. Такси вызвала еще в детской и собиралась дождаться на улице. Скади снова собрались в гостиной. Пили кофе. Смеялись. Улыбались тепло. Только Юлиана зыркнула на меня как-то осуждающе и тут же отвела взгляд.
Зато Даша была на удивление радушна. Встретила у основания лестницы, лукаво подмигнула.
– Вижу, тебе понравился подарок. – И на брошь кивнула. Я опешила. Она откуда знает вообще? Если только... Впрочем, теперь я знаю, что подарок имел совершенно другой смысл, так что помощь Даши в усмирении меня вполне оправдана.
– Понравился, – кивнула я. – Благодаря ему, я многое поняла.
– Я рада, – совершенно искренне сказала она.
Еще бы ей не радоваться! Даша столько пыталась развести меня с Эриком, и тут он сам меня бросил. Если бы я хоть немного могла разделить ее ликование...
Самое сложное – сделать первый шаг. Особенно трудно, когда при этом еще и туфли жмут, и тебе кажется, что выглядишь ты нелепо в одежде, не соответствующей твоему стилю. После разговора в кабинете на душе остался осадок из разочарования и горечи.
Эрик с Робертом стояли неподалеку и о чем-то тихо общались. Эрик скользнул по мне ничего не выражающим взглядом и отвернулся. Я решила следовать его же сценарию и не портить игру. Подошла. Попыталась сохранить непроницаемое выражение, словно мне и дела нет — ни до подарка, ни до разговора в кабинете. Забыли. Проехали. Хватит страдать.
– Уже уезжаешь? – Роб уловил мое настроение стразу. Нахмурился, и на лице отразилось беспокойство. Не за меня — за нас с Эриком. Наверное, он еще не понимает, что никаких нас больше нет...
– Прослежу, чтобы твоя невеста вещи собрала, – пошутила я и нервно улыбнулась. На Эрика взглянуть было страшно, хотя разум понимал: ему все равно, куда я еду и зачем. Лишь бы цела осталась.
Роб кивнул и опустил глаза, а я все же нашла в себе силы повернуться к Эрику.
– Я вызвала такси. В целях безопасности можешь проверить водителя. Думаю, у атли достаточно безопасно.
– Хорошо, – бесстрастно ответил Эрик и взял меня под локоть. – Я провожу.
На улице разошелся ветер. Буянил, срывал оставшиеся листья с деревьев, холодил пылающие щеки. Зато дышать стало легче, хотя я жутко замерзла и безбожно дрожала, кутаясь в тоненькую курточку.
Такси уже подъехало и ждало меня у входа, отсвечивая желтыми боками. Эрик остановился почему-то на крыльце, облокотился о перила и загадочно посмотрел вдаль. Проверять таксиста не спешил, и я чувствовала себя глупо, дрожа от холода и не зная, что дальше делать. Поэтому напомнила о себе легким покашливанием.
– Он просил тебя приехать? – не поворачивая головы, спросил Эрик будничным голосом, словно уточнял мелкие и несущественные детали. Просто чтобы быть в курсе. Для полной картины.
– Он? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, о ком речь.
– Влад.
– Я еду к Глебу, если тебе так интересно. Друзья иногда нуждаются в поддержке, особенно когда расстроены.
– И что же его так расстроило? – все так же безразлично спросил он, что вызвало во мне дикое желание устроить истерику.
Я на грани. Вокруг бушует природа, и внутри у меня все бушует — от несправедливости, собственной глупости, нежелания принимать реальность...
– Ложь, – выдыхаю шипящее. – Мы оба ненавидим ложь.
В гостиной я аккуратно опустила коробку на журнальный столик, словно она могла растаять, раствориться несбывшимся чудом, иллюзией. Миражом.
Мне не померещилось. Вот она лежит, оттеняя синим бумагу. Записка тут же. И коробочка. Все по-настоящему.
Набрала воды в вазу и осторожно, боясь поломать, поставила туда цветок. Коробочка на ощупь была мягкой и прохладной. Щелкнул замочек, крышка приподнялась, и на черном бархате подкладки мне явился еще один цветок.
Белый с голубым. Камни переливаются на тонких и нежных лепестках, сверкают, искрятся. Небольшая изящная брошка, настолько хрупкая, что страшно в руки взять.
Голубой лотос.
И я, несмотря на страх, все же беру ее в руки. Они трясутся, и застежка не сразу поддается. Я в старой футболке и спортивных шортах «Адидас», к ним не идут такие изысканные украшения. Но я все равно прикалываю — в районе сердца. Сажусь в кресло. Дыхание сбивается, становится прерывистым, сердце колотится, как сумасшедшее, а в голове всего один вопрос.
Что все это значит для меня? Для нас?
Трясущейся рукой беру телефон, пальцы сами набирают смс.
Всего два слова.
Она прекрасна.
Ответ приходит тут же, с разрывом в пару секунд.
Как и ты.
Сердце стучит еще сильнее, голова кружится от радости. И уже даже не хочется ее скрывать. Перед кем хорохориться? Я одна в квартире. Улыбаюсь глупо и, едва прикасаясь, глажу нежные лепестки.
Поехать к скади. Срочно! И повод есть — не нужно ничего выдумывать. Да и не повод это вовсе, я действительно соскучилась по Алану. И не только по нему...
Меня обдало горячей волной предвкушения.
Собиралась я долго, намного дольше, чем на свидание. Почему-то казалось, буду выглядеть нелепо, если прическа растреплется или одежду подберу неправильно. Джинсы и спортивные штаны сразу показались неуместными. Хотелось надеть брошку, но из девочкового у меня и не было почти ничего. Только красное платье и пара летних сарафанов не по погоде.
Пришлось-таки нацепить джинсы. К ним я подобрала серую шифоновую блузу с воланами, на которой брошь смотрелась очень даже ничего. Туфли выбрасывать я повременила, заклеила мозоли пластырем и, поморщившись, все же всунула туда измученные ступни.
Накрасилась, распустила волосы.
Хотелось быть красивой, хоть немного походить на женщину, а не на подростка.
Пока ехала в такси, считала минуты и смотрела в забрызганное дождем окно. В груди ширилось, росло, распирало изнутри чувство предвкушения. Я не совсем понимала, чего именно ждала, но безумно хотелось побыстрее приехать.
Добрались мы уже в сумерках. Воздух пах свежестью и прелой листвой, зонт совершенно не спасал от влаги, забиваемой под него порывистым ветром. Осень расползлась по земле, распласталась, подминая под себя все, на что хватило ее плоского, широкого тела — листья на деревьях, пропитавшийся влагой асфальт, пожухлую траву, потускневшие от грусти дома. Осень дышала, и дыхание ее оседало на небе темно-серым мороком. Осень плакала, плевалась мелкими брызгами. Осень грустила, провожая лето...
В гостиной было шумно. Скади общались в ожидании ужина. Смеялись дети, визгливо бегая вокруг дивана, приглушенно ворковали женщины. Тома что-то с чувством выговаривала Антону, а тот виновато улыбался и кивал. Воительница увидела меня и тут же потеряла к нему всякий интерес. Подошла и крепко обняла, словно меня сто лет не было, и она соскучилась.
– Алан спит, – отрапортовала. – Промокла?
Я покачала головой.
– На такси приехала...
Слова застряли в глотке, амулет на груди тут же вспыхнул жаром, отмечая присутствие хозяина. Эрик стоял неподалеку и не сводил с меня глаз. От взгляда этого — горячего, требовательного – последующие слова Томы воспринимались плохо. Она что-то щебетала и дергала меня за руку, пытаясь привлечь внимание. Тщетно. Ее не было. Не было их всех — родных и близких людей, которые стали мне семьей. Не было высоких потолков со старинными люстрами, свисающими с них паутиной. Исчезли звуки и запахи, изображение померкло, вздрогнуло и сфокусировалось на одном-единственном человеке.
– Эй, слышишь меня? – Тома обиженно поджала губы. – Ужинать, спрашиваю, будешь?
Наваждение пошло трещинами, лопнуло и осыпалось под ноги мелким крошевом. Сначала вернулись звуки — гомон и смех, низкий голос Антона, который теперь говорил с Эриком.
– Нет, я... не голодна, – выдавила из себя почти насильно.
Роберт возник откуда-то справа. Нерешительно улыбнулся, взял за плечо.
– Спасибо! – сказал совершенно искренне.
А я совершенно искренне удивилась:
– За что?
– Лариса теперь свободна. Скоро она станет одной из нас, и мы, наконец, сможем венчаться.
– Оу...
Вот уж не думала, что Влад так быстро изгонит Лару. Действительно сюрприз, причем не знаешь, какие последствия тебе от него прилетят. Ведь, по сути, именно я упросила его отпустить Лару. А после вчерашнего вечера...
Щеки опалило румянцем, а по рукам, начиная от запястий к плечам побежали мурашки. Губы все еще горели — целоваться на ветру не лучшая идея.
– Я тут ни при чем, – пробормотала я смущенно и отвела глаза.
– Конечно, ни при чем, – лукаво согласился Роберт и настаивать на продолжении диалога не стал.
– Тамара, убери мой прибор, я тоже не буду ужинать. – Вкрадчивый голос у самого уха заставил вздрогнуть. Меня осторожно взяли под локоть. – Идем, со мной.
Иду. Внутри все замирает, я стараюсь не дышать, поспевая за размашистым шагом своего спутника. Нас впускает таинственная глубина кабинета. Запахи — лака, кожи, кофе и свежей сдобы — окружают со всех сторон. Задернутая штора. Полумрак. Документы, беспорядочно рассыпанные по лакированной спине стола. Диван и кресла на изогнутых ножках притаились и ждут.
И я жду.
Эрик останавливается у стола, его глаза смотрят жадно, испытывающе. И я совершенно не знаю, чем закончится этот вечер для меня.
– Присядь, пожалуйста, – просит он, хотя сам даже не думает садиться. Но я рада присесть — ноги практически не держат, туфли безбожно жмут, а я мысленно удивляюсь, какой сильной иногда может быть власть одного человека над другим. И дело ведь вовсе не в том, что он мой вождь. Когда-то он им не был, и все равно...
Сажусь на диван и ноги поджимаю. Хочется укрыться, но укрыться не могу — я вся на виду, от макушки до пят. И даже внутри, если заглянуть глубоко, тайн почти не осталось.
Эрик раздумывал еще около минуты, а потом тоже шагнул к дивану. Решил не использовать преимущество? Впрочем, у него их масса, не мне тягаться. Хотя и у меня есть одно. Значительное.
Он меня предал.
Поэтому я откинулась на спинку дивана и приготовилась слушать. В конце концов, я имею право на первый шаг с его стороны.
– Это сложнее, чем я думал, – сказал он некоторое время спустя и опустил глаза.
Да уж, нелегко. Причем, ждать не проще, чем говорить.
– Ты теперь скади и важна для племени. Надеюсь, понимаешь, насколько?
– Для племени?
Кажется, он зашел издалека. Сначала для племени, потом для Алана, а затем...
Или нет?
– Подставляться, как ты подставляешься сейчас, опасно. Тот человек, о котором я говорил, использует любую возможность, чтобы взять твой кен.
И снова прямой взгляд. Губы тонкой линией. Осуждающая поза. И я больше не понимаю, зачем он говорит это.
– Ты же поставил защиту, – лепечу бессмысленно.
– На квартиру — да, – кивает. – Но ты же не сидишь в ней безвылазно. Выходишь в магазин. – Он сделал паузу и покачал головой. – Гуляешь по ночам. К тому же, ты можешь увидеть будущее и не сказать. Из вредности.
– То есть это все... чтобы меня вразумить?! – выдыхаю и вскакиваю. Туфли тут же напоминают о недавних похождениях.
Дурацкие туфли! Вся ситуация дурацкая!
И я — дура, если повелась... если подумала...
Эрик в первую очередь — вождь, и заботится о племени. Не обо мне. Не для меня была та роза. И брошь.
Глупо все...
– Ты обижена, и нормально при этом делать все назло.
– Я не обижена, я разочарована. А для того, чтобы попросить человека не делать глупостей, необязательно дарить цветы!
– Я думал, тебе понравилась роза. – На лице его недоумение — похоже, он действительно не понимает... При всей своей проницательности абсолютно не видит, что происходит. Что он делает. Он же рушит все еще больше!
Хотя, возможно, он хочет именно разрушить...
– Мне понравилась роза, – сказала я устало. – Но тогда я не знала, с какой целью ты ее прислал.
– Я прислал ее, чтобы ты не злилась.
– Я и не злилась. До этого момента. – В глотке царапалась обида, глаза защипало от непрошеных слез. Хотелось одновременно ударить Эрика и убежать. Лишь бы не разреветься перед ним, как ребенок... Я глубоко вдохнула и постаралась сохранить спокойствие. – Хорошо, Эрик, я поняла. Я буду паинькой и, если увижу что-то, сразу приду к тебе. Я не подставлю скади. А теперь извини, но я к сыну приехала.
Гордо выйти из кабинета оказалось трудно, мозоли болели ужасно. Я сняла туфли уже в детской и прикусила губу. Болели ноги, болело в груди, в районе сердца. И мизинец на левой руке онемел.
Алан спал, засунув в рот большой палец, и выглядел при этом безумно мило. Обиду смыло нежностью, я присела у кроватки и, едва касаясь, погладила сына по светлым волосам.
– Твой отец — непроходимый тупица... И как только меня угораздило его полюбить.
Я глупая, если поверила, что все можно исправить. У Эрика была масса возможностей поговорить и объясниться, но он не воспользовался ни одной. Даже вида не подал, что между нами что-то еще может быть. И, наверное, я вижу лишь то, что хочу видеть, искажаю реальность в угоду собственным фантазиям.
Теперь я для него просто скади. Одна из. Он будет заботиться, защищать, обеспечивать комфорт, но никогда больше не посмотрит на меня так, как раньше. Нужно это принять и смириться. В груди жгутся, кусаются несбыточные ожидания, но я переживу. Не в первый раз. И брошь эту снять надо. Глупо носить. Только рука не поднимается...
Может, потом.
Нужно на что-то переключиться, иначе так с ума можно сойти. Потому что перед глазами встают разные картинки, от которых еще больнее.
Лидия в белом, ее рука судорожно хватается за руку Эрика. Гектор злорадствует. Логово врага, который врагом никогда не был... Не он виноват, что Эрик так поступил, бессмысленно перекладывать вину не на те плечи. Ясновидцы в большинстве своем невинные жертвы, даже такие, как Гектор и Ника.
Нике так вообще не повезло — влюбилась в хищного. Полюбить — полюбила, но против семьи и совести пойти не смогла. За что и огребла. И Глеб тоже тупица! Неужели не понимает, что нет в мире абсолютной правды?!
Тут же захотелось настучать ему по голове. И за Нику, и за себя. Вот прям за всех женщин настучать одному мужчине. А потом, когда злость прошла, подумалось, что он там и сам страдает. Не покажет никому, будет замыкаться, но в глубине души ему не менее хреново, чем Нике.
Он там один, а я тут, никак со своими тараканами не разберусь. Друг называется! Забыла о нем совсем, а ведь друзья должны быть рядом.
Глеб ответил не сразу — с третьего звонка. Голос сонный и недовольный.
– Ты спишь, что ли?
– Лег в обед, – буркнул он. – Случилось чего?
– Случилось. Соскучилась.
– Так приезжай. Я дома.
Приехать было заманчиво. Валяться всю ночь на кровати и смотреть фильмы, болтать ни о чем и обо всем. О главном. Ведь мне тоже нужен совет. И поддержка. Как и Глебу. И если мои отношения с Эриком навсегда загублены, то Глеб и Ника еще имеют шанс...
Только вот в свете последнего разговора с Эриком мой отъезд снова покажется безрассудным поступком безрассудной девчонки, которая делает все назло. Хотя... я могу ведь сказать, куда еду. Что ему за дело? Пусть проверит таксиста, а дом атли защищен достаточно, чтобы убийца в него не проник. Да и не проявил он себя по отношению ко мне никак — сколько раз я была одна и ничего. Может, таинственный маньяк, стремящийся к суперсиле, вовсе и не знает о моем существовании. Не сидеть же мне дома, как в тюрьме.
Вниз я спустилась полная решимости. Такси вызвала еще в детской и собиралась дождаться на улице. Скади снова собрались в гостиной. Пили кофе. Смеялись. Улыбались тепло. Только Юлиана зыркнула на меня как-то осуждающе и тут же отвела взгляд.
Зато Даша была на удивление радушна. Встретила у основания лестницы, лукаво подмигнула.
– Вижу, тебе понравился подарок. – И на брошь кивнула. Я опешила. Она откуда знает вообще? Если только... Впрочем, теперь я знаю, что подарок имел совершенно другой смысл, так что помощь Даши в усмирении меня вполне оправдана.
– Понравился, – кивнула я. – Благодаря ему, я многое поняла.
– Я рада, – совершенно искренне сказала она.
Еще бы ей не радоваться! Даша столько пыталась развести меня с Эриком, и тут он сам меня бросил. Если бы я хоть немного могла разделить ее ликование...
Самое сложное – сделать первый шаг. Особенно трудно, когда при этом еще и туфли жмут, и тебе кажется, что выглядишь ты нелепо в одежде, не соответствующей твоему стилю. После разговора в кабинете на душе остался осадок из разочарования и горечи.
Эрик с Робертом стояли неподалеку и о чем-то тихо общались. Эрик скользнул по мне ничего не выражающим взглядом и отвернулся. Я решила следовать его же сценарию и не портить игру. Подошла. Попыталась сохранить непроницаемое выражение, словно мне и дела нет — ни до подарка, ни до разговора в кабинете. Забыли. Проехали. Хватит страдать.
– Уже уезжаешь? – Роб уловил мое настроение стразу. Нахмурился, и на лице отразилось беспокойство. Не за меня — за нас с Эриком. Наверное, он еще не понимает, что никаких нас больше нет...
– Прослежу, чтобы твоя невеста вещи собрала, – пошутила я и нервно улыбнулась. На Эрика взглянуть было страшно, хотя разум понимал: ему все равно, куда я еду и зачем. Лишь бы цела осталась.
Роб кивнул и опустил глаза, а я все же нашла в себе силы повернуться к Эрику.
– Я вызвала такси. В целях безопасности можешь проверить водителя. Думаю, у атли достаточно безопасно.
– Хорошо, – бесстрастно ответил Эрик и взял меня под локоть. – Я провожу.
На улице разошелся ветер. Буянил, срывал оставшиеся листья с деревьев, холодил пылающие щеки. Зато дышать стало легче, хотя я жутко замерзла и безбожно дрожала, кутаясь в тоненькую курточку.
Такси уже подъехало и ждало меня у входа, отсвечивая желтыми боками. Эрик остановился почему-то на крыльце, облокотился о перила и загадочно посмотрел вдаль. Проверять таксиста не спешил, и я чувствовала себя глупо, дрожа от холода и не зная, что дальше делать. Поэтому напомнила о себе легким покашливанием.
– Он просил тебя приехать? – не поворачивая головы, спросил Эрик будничным голосом, словно уточнял мелкие и несущественные детали. Просто чтобы быть в курсе. Для полной картины.
– Он? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, о ком речь.
– Влад.
– Я еду к Глебу, если тебе так интересно. Друзья иногда нуждаются в поддержке, особенно когда расстроены.
– И что же его так расстроило? – все так же безразлично спросил он, что вызвало во мне дикое желание устроить истерику.
Я на грани. Вокруг бушует природа, и внутри у меня все бушует — от несправедливости, собственной глупости, нежелания принимать реальность...
– Ложь, – выдыхаю шипящее. – Мы оба ненавидим ложь.
