Глава 1. Jingle Bells, Motherfuckers
В голове до сих пор звенит. И не от выпивки, как полагается в канун Нового года, а от детских криков. Считаете, что они милые, да? А на утренниках хоть раз работали? Вот и заткнитесь.
— Тётя, а вы Снегурочка? — дёргает меня за подол красного плаща какой-то малец с измазанным шоколадом лицом. Гадость. Устало склоняюсь ближе — не вовремя ты, детёныш, вылез. Я ведь уже не на работе. Циничный прищур, угрожающий тон:
— Я, малыш, Красная Шапочка. И если ты не смоешься с глаз моих, натравлю на тебя своего огромного ручного волка. Он бабку мою целиком проглотил, такого, как ты, сожрёт и не заметит.
С улыбкой наблюдаю, как маленькое чудище, только что вытиравшее свои грязные пальцы о мой плащ, убегает прочь. Почему тупые родители не учат своих чад не беспокоить незнакомых людей? Я должна их отпрысков основам социального взаимодействия обучать? Валить отсюда нужно.
Погода радует. Пар изо рта. Под ногами каша из щебёнки и сугробов. С неба сыплет мелкий противный снег. Все вокруг ходят счастливые, лицо ему подставляют, лепят кривых снеговиков, на земле валяются, как полоумные. Что с людьми не так, а? Что за массовое помешательство тридцать первого декабря? В остальные девяносто зимних дней такой хернёй никто не страдает.
Ненавижу праздники. А этот особенно. Блёстки, ёлки, приторные улыбки — дрянь. Маскируют мишурой причину нажраться. Но есть плюсы — беспечные обалдуи совершенно теряют бдительность. А вместе с ней наличку и драгоценности. Я им в этом помогаю.
Кстати… может смыть слащавое послевкусие от утренника настоящим весельем? Красный плащ и сапоги с бубенчиками — не самый выгодный наряд для моих увлечений. С другой стороны, канун Нового года, как только народ не рядится. Я с этой толпой разноцветных оленей и клоунов сольюсь в лёгкую, а низко натянутый капюшон не позволит рассмотреть лицо.
В торговые центры лучше не соваться. Да, народу там не протолкнуться, что значительно облегчает поиск жертвы, но и камеры кругом. Рискованно. А вот праздничные ярмарки — просто дар свыше. Шумно, людно, суетливо. Туда и пойду.
— Девушка, что же вы одна скучаете? Может составить вам компанию?
Ну не-еет. Тупые пикаперы — как отдельный вид прекрасного, твою мать. Улыбка во все… хотя зубов там явно недостаёт. Видимо, часто не к тем подкатывает. Вот и сегодня промахнулся. Даю возможность отвязаться по-хорошему и ускоряю шаг, но экземпляр попался непонятливый.
— Как зовут, Снегурочка? — пытается заглянуть под капюшон. Да что же вы заладили? Ну какая, к херам, Снегурочка? Глаза протрите!
— Игорь, — отвечаю хриплым басом. Подвисает ненадолго. Я прям слышу, как рой пчёл в его голове гудит и пытается работу наладить.
— А ты весёлая, — ржёт. Ну, приехали. Нашёл великую юмористку, говнюк. — Куда торопишься?
— Да вот, хочу перед праздниками пару трупов прикопать. Третьим будешь?
— В смысле третьим? — с интересом.
Мда-а-а. Тяжело жить, когда с мозгом беда. Даже жаль его немного. Но я не мать Тереза, всех сирых и убогих привечать. Останавливаюсь и начинаю вкрадчиво:
— Мне по работе убежать надо на полчасика. Подождёшь?
— Телефончик дашь?
— Да он сел, а наизусть не помню. Давай вон в том баре свидимся? — киваю на странное заведение под названием «Пряный Бобёр». — Закажи мне пока глинтвейна, ладно?
— Зовут то тебя как?
— Мария, — уверенно вру.
— А я Сергей, — скалится это недоразумение. Страх-то какой, да после таких знакомств желание на мужиков смотреть окончательно атрофируется. Широко улыбаюсь, чтобы убедить его в своей честности. Довольно кивает. Ой дура-а-ак, неужели поверил? Интересно, сколько он там просидит? Не настолько интересно, чтобы за ним следить, конечно. Игриво машу пальчиками и продолжаю свой путь.
Вот оно счастье. Народу — тьма. Из динамиков на столбах звучит совсем непатриотичная англоязычная песня про Рождество. Jingle bells, motherfuckers, мамочка вышла на охоту! У кого здесь лишние денежки завалялись? Что вы ищете? Веночки? Игрушки новогодние? Гирлянды? Я не дам вам потратить их на бесполезный хлам!
Пристраиваюсь к толпе у лотка с новогодними колпаками. Пока все примеряют разномастные шапки, рога, маски и ржут, как умалишённые, аккуратно избавляю одного из них от бумажника. Сам виноват — куртка нараспашку, внутренний карман не застёгивается. Словно на пир приглашает.
Отхожу чуть в сторону и выкидываю кошелёк в мусорную корзину вместе с кредитками — всё равно их слишком быстро блокируют. Ещё один гений таскает смартфон в заднем кармане джинсов. Мобильные я обычно не беру — в современном мире живём всё-таки. Пароли, поиск по GPS — мороки больше, чем удовольствия. Но хэй, ребят, таких учить нужно!
Подкладываю телефон на один из прилавков и не могу не улыбнуться — детишек наставляю, дураков жизни учу. Добрая фея-крёстная, твою налево. Всем бы такую в своё время выдавали. Вот мне бы точно не помешало.
От неприятных воспоминаний о собственном детстве настроение стремительно пикирует вниз. Ну уж нет, мы так не договаривались! Я здесь ради веселья, а значит… обвожу глазами толпу. Кто следующий? Вы поглядите какие часики. Механика. Позолота настоящая? Смогу загнать своему знакомому скупщику тысяч за десять, не меньше. Иди сюда, родимый…
Глава 2. Беда не приходит одна
Туда-сюда. Туда-сюда. Не мужик, а грёбаный шарик от пинг-понга.
— Ты чего мельтешишь с самого утра? — недовольно интересуюсь у своего нынешнего благоверного. Замирает, бросая на меня полный сценической боли взгляд. Его артистичности актёры любого приличного театра позавидовать могут. Но лицезреть выступления этого непризнанного гения после бессонной ночи в клубе — удовольствие весьма сомнительное.
— Уже два часа дня, — поясняет страдалец, словно это имеет какое-то значение. Отваливаюсь обратно на подушку, недвусмысленно намекая, что мне совершенно плевать на данную информацию. Обычно этого достаточно, но сегодня что-то идёт не по плану, и в моё лицо прилетает неидентифицируемая скомканная шмотка. Надеюсь, это не грязные носки.
— Драть бобра да за левую пятку, ты что творишь?! — резво подскакиваю с постели. Ведь знает, что спросонья я мегера похлеще обычного, зачем нарываться? Только в вертикальном состоянии удаётся рассмотреть комнату достаточно для того, чтобы заметить пропажу части её нехитрого убранства. И огромную сумку, в которую эта часть перекочевала. Подозрительно щурюсь и перевожу взгляд на распахнутый шкаф — так и есть, его полки девственно чисты. — Я, конечно, слышала — нынче год Крысы, но всё равно не вкуриваю — это что за побег с тонущего корабля?
— Ты где была всю ночь? — спрашивает умилительно-воинственным тоном.
— Ты же знаешь ответ, — морщусь. Ответ и впрямь знает. А вот о целях моего там пребывания догадывается вряд ли. Как-то не с руки рассказывать этому до скрежета зубовного правильному человеку об альтернативных способах заработка, которыми я иногда промышляю.
— Джу, ты ещё на Новый год обещала, что прекратишь таскаться по клубам и возьмёшься за ум. Март месяц, и сдвигов в лучшую сторону я не вижу. Сколько уже без работы сидишь?
— Так все сидят. Несезон на детские утренники, если ты не заметил, — фыркаю и топаю в ванную, чтобы умыться. Набралось бизнес-коучей, твою мать. Каждый знает, что мне делать и как жить. По возвращении обнаруживаю свою крыску на табурете посреди комнаты.
— Ты вроде уходить собирался, а не вешаться, — безразлично подмечаю я и направляюсь к плите, чтобы сварить кофе, пока он откручивает люстру от потолка. Мелочный гад, всё подчистую вынесет. Открываю шкафчик — а вот это обидно. — Турку, вообще-то, я покупала!
— Мою ты утилизировала при попытке устроить пожар, — парирует новоиспечённый бывший. А-а-а, да, неудобно тогда вышло. В квартире месяца полтора гарью воняло. Ладно, чаем обойдусь.
— Всё, я пошёл.
Оборачиваюсь. Сумка у ног, люстра за провод через плечо перекинута, в руке — рогатая напольная вешалка. Кому из общих знакомых рассказать — не поверят, блядь. Может фотку прощальную сделать?
— На драконов в таком виде не ходи, другие мальчики засмеют, — выдаю последнюю рекомендацию.
— Дура ты, Джу, — качает головой, явно расстроенный моей реакцией. А чего он от меня ждал? Слёз и попыток его развернуть? Серьёзных речей и обещаний исправиться? Во-первых, я не настолько хорошая актриса, не зря же мой потолок — детские утренники. Во-вторых, за полгода совместной жизни эмпирическим путём было выявлено, что зарыдает скорее он, чем я.
Когда дверь с грохотом захлопывается за субтильной спиной моей некогда половины, долго и абсолютно бессмысленно втыкаю в стену. Неожиданно это всё, как говно на пороге церкви.
Из раздумий о причинах и следствиях происходящего вырывает телефонный звонок. Морщусь, глядя в экран — родственников любите? Я вот своих не очень.
— Джульетта, — противно скрипит в трубку мать.
«Хуетта», — мысленно добавляю я. Ненавижу, когда меня полным именем называют, и она это прекрасно знает. Надо было так ребёнка назвать в девяностые! Это сейчас у нас каждый первый Аристарх и Евлампий, а каждая вторая Муник или Ариэль, а в быту моей юности так только девочки лёгкого поведения могли представиться.
— Ты меня слышишь?
— Ты, вообще-то, молчишь, — вздыхаю и начинаю считать про себя. Пережить разговор не поможет, но я хоть буду знать, сколько мне пришлось терпеть это дерьмо.
— Я звоню, чтобы поставить тебя в известность, что мы блокируем твою кредитку.
— Ага, — без особых эмоций. Будто я ей пользовалась хоть раз с тех пор, как в семнадцать свалила из дома. Хотя вот в этом месяце пригодилась бы, за аренду-то мой ретировавшийся крысёныш платил. Ладно, справимся. Есть ведь и альтернативные методы заработка. Да здравствует моя клептомания!
Перестаю вникать в суть беседы — толку от этого так же много, как от попыток альпаку грамоте выучить. Спустя добрый час униженная, оскорблённая, но не сломленная откладываю мобильник в сторону. Выпить бы.
Достаю из холодильника остатки белого винишка, зубами открываю пробку, делаю пару глотков прямо из горлышка. Что-то легче не становится. Дозировку увеличить или градус?
Фоном включаю телевизор и потрясённо замираю, вслушиваясь в тот бред, что безрадостным потоком льётся из динамика:
— ...с этого дня в стране вводится обязательная самоизоляция и ограничения на передвижение...
Приехали, вашу мать. Ни утренников, ни толпы идиотов с лишними кошельками. И на что мне прикажете жить?
Глава 3. Не так страшен чёрт…
Помните, как все завидовали котам и твердили, что тоже хотят целыми днями жрать и спать? А теперь, вашу мать, что скажете?
Нет, на самом деле, не так уж всё плохо. Первые несколько дней пришлось, конечно, понервничать. Ну, все эти пустые улицы в новостях, статистика, от которой волосы на голове шевелятся. Хочется запереть себя в четырёх стенах и общаться с людьми только в скайпе... Воображение опять же. Мысли о зомби-апокалипсисе никогда не были настолько близки к реальности. Но в определённый момент отпускает. Человек ведь тварь такая — ко всему привыкающая. Кто там утверждает, что в одиночестве с ума сойти можно? Пиздёж и провокация. Вон хоть у бобра моего спросите.
Что мы имеем в итоге? Комната девять на шесть шагов. За десять минут её можно оббежать раз пятьдесят. Не то, чтобы я проверяла, не подумайте (ой, да идите в жопу). Ванная комната. Там лучше надолго не оставаться, слишком много возможностей для самоустранения: вода, фены эти, бритва опять же. Дверь на лестничную площадку, к которой и подходить страшно, и очень хочется. Окно. Там иногда видно людей. Они, правда, какие-то дикие. Тянут шеи, как сурикаты, пыльным мешком из-за угла ударенные. Завидев собрата по несчастью, перебегают на другую сторону улицы или резко меняют направление движения.
Интернет — друг наш. Там есть всё. От креветок с доставкой, до уроков по нумерологии и женскому началу. Начинаю подозревать, что всю свою жизнь шагала куда-то не туда. Но это неточно — уроки по позитивному мышлению вынуждают верить, что всё в нашей жизни неслучайно.
Задумываюсь о том, чтобы завести собственный блог на YouTube, но бобр, не стесняясь в выражениях, пояснят, насколько это тупо и бесперспективно. Обидно слышать подобное от грызуна, но да хер с ним.
Услышав чудесную новость о возможности гулять с собаками, долго уговариваю своего бобра надеть на шею импровизированный поводок из колготок. Он смотрит на меня, как на полоумную, отрицательно качает мордой и намекает, что я окончательно поехала. Жаль, конечно, неплохая была идея (да, знаю, что он ненастоящий, я вас, кажется, на хер уже посылала).
Есть, конечно, ещё одна проблема. Меня, в отличие от вышеупомянутых грызунов, привычкой запасать жратву природа обделила напрочь. Дотации от государства в виде чисто символических выплат и сухпайка были использованы по назначению и закончились довольно быстро.
Пришлось выбраться в магазин. Денег на руках не было, но, на моё счастье, оказалось, что люди делятся на два типа: ипохондрики, соблюдающие все новоиспечённые нормы поведения в обществе, обливающиеся санитайзером и обматывающиеся масками, аки мумии на выгуле. И вторые. Ну те, кто настолько задолбался существовать наедине с собой, что готовы прилипнуть к незнакомому человеку и даже обнять (и облизать иногда), если он позволит. Это были самые странные обнимашки в моей жизни, но именно так я заработала себе на пропитание и выпивку.
При покупке горячительного потребовали паспорт и снять маску, чтобы сравнить с ним мою физиономию. Принципиально цепляться за свою безопасность не стала — возвращаться к бобру без выпивки чревато окончательным повреждением психики.
В том же магазине спёрла с прилавка гречку. Хер знает, почему именно её, с детства ведь не жалую. Может, сработала телевизионная пропаганда и повышение цен — все говорят, что вещь нужная, значит, надо брать. Пыталась накормить ею голубей. Зря. Те совсем одичали и тоже лезли обниматься. Обосрали.
Алкоголь сделал моего бобра реальнее. Животное завело долгий монолог о политике и целесообразности карантинных мер. Я даже слушала его вполуха, но будем честны — воображаемому бобру видней.
Первая мысль после раздавшейся трели звонка — не может, блядь, быть! Вторая — бобёр реален, а звуки в этом доме нет. Но я всё же дошла до двери и заглянула в глазок. Сморщенная разъярённая рожа бабули, что сдавала мне квартиру, напомнила о насущных проблемах и моём жгучем нежелании брать трубку последние несколько месяцев. Но я же не дура, я подготовилась. Столько лет на детских утренниках херачу, нужно пожинать плоды.
— Лариса Ивановна, я не могу открыть, — громко, но хрипло. А после включаю на телефоне запись надрывного кашля, скаченную с торрента. — Заболела, по предписанию не положено.
— Ой, солнышко, — наблюдаю, как старушка пятится к лифту и испуганно крестится, — ты выздоравливай, давай. И звони потом.
Переглядываемся с бобром. А мы молодцы, хватку не теряем.
Информацию о снятии самоизоляции обмозговывали вместе с Валерой (так бобра зовут) больше трёх часов. Он пинает меня задней лапой к двери — видимо, успела ему надоесть. Я в своё счастье поверить никак не могу и сопротивляюсь изо всех сил. Зря. Эта зараза таки выталкивает меня на свободу.
Осознание реальности происходящего приходит через несколько дней. Люди всё ещё озираются, но не так дико, как раньше. Умудряюсь спереть ещё немного налички на йогурт и вискарик. Жизнь налаживается.
