– Чего требовала моя дочь?
– Сударыня, она лишь повторяла, что её величество королева разрешила ей учиться со старшими девочками, потому жить будет на взрослой половине.
– Всё верно, так и должно быть. Почему же она плакала? Ей кто-то не давал жить там, где ей теперь положено? – обвела взглядом всех, выстроившихся перед ней. Гувернантка упрямо поджала губы, демонстрируя свое несогласие с позицией воспитанницы, Джулия и Кристина потупили взгляды. Все молчали. Перла тоже молчала – её не спрашивали, и она прекрасно понимала, что заговорить она может только прямого вопроса. И терпеливо ждала. Матушка наконец повернулась к ней.
– Расскажи теперь ты, девочка моя, – ласково обратилась она к дочери.
– Девочки прогоняли меня обратно на малышовую половину, – торопливо выпалила она ровно столько, сколько матери понадобилось для воссоздания всей картины в целом. Главное в эту минуту было не сфальшивить, не сказать лишнего, но и не упустить самого главного. И она с честью справилась! Матушка удивленно расширила глаза и обернулась к старшим девочкам.
– Почему, сударыни, вы это сделали?
Джулия благоразумно промолчала, а Кристин, более бойкая, сказала, стараясь не сболтнуть лишнего:
– На эту половину девочки переходят после двенадцатого дня рождения.
Королевская фрейлина показательно удивилась таким словам.
– Деточка, на эту половину девочки переходят, когда у них меняется режим обучения. Вы больше занимаетесь, раньше встаёте, позже ложитесь. И чтобы не мешать малышам, у вас отдельная спальня. Но мне понятно ваше стремление никого не пустить к себе: у вас прекрасная огромная спальня, своя почти личная купальня. – Кристина согласно закивала. Радость от того, что её понимают, не могла быть стёрта предостерегающим подергивающей её за рукав Джулией. – Однако, спешу вам напомнить, что это не ваша личная спальня, это помещение к крыле королевского дворца. Вам дали возможность здесь пожить, вы понимаете это? Пожить, а не передавали в собственность.
Кристина закусила губу от обиды и досады – её ткнули носом, а ведь она сама в этом призналась. Злобный взгляд метнулся к Перле, которая пыталась скрыть торжество за маской безразличия, и с независимым видом смотрела на лепнину потолка.
– Я всё доложу вашим матерям. И попрошу запомнить ещё одно. Перла не только ваша подруга по учёбе и соседка по комнате, но и маркиза. Свои наследные титулы, я думаю, вы помните.
Конечно, они помнили. Когда ты из баронского рода, коих в стране, как комаров летом, а рядом маркиза, трудно это забыть. Девочки присели в положенном реверансе, обе красные и пристыженные.
Маркиза развернулась к гувернантке.
– Почему ссора детей не была вовремя прекращена? – гувернантка стояла ровно, но глаз от пола не поднимала. – Как вы могли допустить, что девочка, ваша воспитанница, вышла из себя? Почему не предприняли никаких мер? – Девушка молчала. – О вашем бездействии все, кто должен знать, будут оповещены. Думаю, вас в ближайшее время ждёт очень выгодный брак с одним из вдовцов, которые так редко бывают при дворе, поскольку живут очень далеко, но иногда приезжают по приглашению их величеств. – Гувернантка ещё ниже склонила голову.
– Да, сударыня, – ответила тихо.
Матушка обвела всех спокойным взглядом, остановилась на дочери.
– Вас, сударыня, попрошу завтра на вечерний чай в мою гостиную. Всем доброго вечера.
И удалилась.
Перла торжествовала! Все нехорошие люди были наказаны и устрашены, она – отмщена! Ура, мамочка! Не скрывая улыбки, оглядела всех – так вам! И на той радостной ноте прожила это день до конца.
На следующее утро сбылась ещё одна её мечта – приходящая гувернантка вызвала её вместе с Джулией и Кристиной и провела в классную комнату. Это было восхитительное чувство, это был триумф!
Классная комната, куда ей раньше и заглянуть не удавалось, открылась полным своим великолепием: парты с откидными стучащими крышками, с углублениями для чернильниц и отдельно – для перьев, черная доска на полстены, в дальней стороне – огромный, чуть не с неё высотой глобус… Старенький учитель, уже седой, но очень добрый, попросил прочесть пару строк из азбуки и переписать ещё пару на лист бумаги настоящим пером. Перла так старалась, что даже высунула кончик языка от усердия. Ей самой очень понравился результат, если, конечно, исключить две кляксы, но учитель со странным именем господин профессор Феодоровский тоже порадовался её успехам. Даже восхитился, говоря:
– Это очень интересная возможность, сударыня! Я ещё не имел опыта обучения столь юных созданий! Очень, очень интересно.
Поэтому злые шепотки «У, уродина криворукая, как курица лапой нацарапала!» она не отнесла на свой счет. Она в классе! Сегодня ей зададут урок для самостоятельного ученья! Её не заставят днем спать!
И жизненный восторг не закончился на этом. Потому что после занятий, на которых ей рассказывали и показывали, как правильно держать в руках перо и писать буквы собственного имени, как читать, что было совсем не так уж утомительно и трудно, как об этом говорили в старшие, она увидела принца Дамиана.
Принц зашел под конец уроков, коротко поклонился учителю и сел за свободную парту – он ждал, когда закончится занятие. Вскоре старичок профессор объявил, чтобы все заканчивали свои задания сами и подошел к его высочеству. Они негромко заговорили о каких-то книгах.
Перла забилась в самый дальний от них угол, так, чтобы хорошо видеть чудо – королевского сына, но самой не попасться на глаза. Она смотрела и смотрела, и чувствовала себя немного ослепленной и одновременно причастной к волшебству – она видела принца! Он показался ей очень взрослым, очень серьёзным, очень умным и невероятно красивым. И ещё казалось, что вокруг него распространяется сияние, как будто солнце светит у него из-за спины.
Она его видела, конечно, и раньше, но на приемах, когда младший сын королевы стоял где-то за плечами венценосных родителей и старшего брата-наследника, весь пышно одетый в парадный мундир, он был почти как скульптура или картина – какой-то не настоящий, почти не живой. А здесь это был обычный человек, который разговаривал, двигался и даже слегка улыбнулся учителю на прощанье.
Уже когда он ушел, профессор раздал всем каждому свой урок для самостоятельной работы и, перед тем как попрощаться со своими ученицами, рассказал, какой молодец его высочие принц, как он настойчиво учится, как старательно овладевает всеми науками, что иногда он приходит сюда, в свой первый учебный класс, к своему первому учителю с вопросами или просто навестить старика. И ему, профессору Феодоровскому, очень приятно, что его бывший ученик его помнит.
По пути из классной комнаты в гостиную, где им должны были подать обед, Перла ничего не видела и не слышала – она все ещё благоговейно созерцала принца Дамиана, разговаривающего с профессором Феодоровским. И пока гувернантка степенно шествовала впереди, не предполагая, что воспитанные девочки могут что-либо учинить за её спиной, Перла получила первую подножку. Она споткнулась и упала бы, но смогла удержать равновесие и расслышать шипенье: «Вот тебе, гадина ротожабая!».
Получив встряску от едва не случившегося падения и выговор за невнимательность от гувернантки, Перла немного пришла в себя, но отчета не отдала в том, что ей подставили подножку, а ротожабая – это она.
Вечером был чай в гостиной у матушки. В её покоях, к великому удивлению Перлы, обычной пестрой и воздушной публики – фрейлин, подруг матери – не было. Было немного прохладно, пахло крепким свежим чаем, из камина тянула дымком от горящих дров. Ярко освещенный столик был накрыт на двоих, дальние углы комнаты прятались в сумраке. Маркиза Инвиато принимала дочь один на один. И это встревожило девочку.
Матушка приветливо поздоровалась и также приветливо пригласила присаживаться к столику. Вежливая беседа о впечатлениях дня: о новых уроках, о погоде. А затем и неприятный разговор – предчувствие не обмануло Перлу.
– Как ваши новые соседки, дитя моё?
– Молчат, матушка, – довольно улыбнулась. Чай был горячим и очень ароматным, а тема разговора приятной.
– Я бы хотела предостеречь вас, сударыня, на будущее от подобных поступков.
– Каких, матушка? – Маленькие глазки удивленно уставились на женщину, в них читалась обида. Как так? Ведь она же её вчера защищала перед всеми. А теперь?
Маркиза Инвиато смотрела внимательно и строго, так, как будто Перла в чем-то провинилась.
– От истерик и выяснения отношений. Ваше поведение не подобает аристократке из древнего и знатного рода. – Строгий голос, идеальная осанка, изящный изгиб руки с чашечкой тонкого фарфора.
– Но, матушка!.. – тонкий детский голосок дрогнул. Крупные губы женщины на короткий миг сжались от неудовольствия.
– Я сделала вчера то, что сделать должна была. Люди иногда забываются, я им напомнила. Но, боюсь, результат будет недолгим.
– Почему?
– Дитя моё, никаких сомнений в том, что вы попадёте в немилость к гувернантке, потому я и спешу её убрать из вашего окружения. С няней вы будете сталкивать реже, особенно, – матушка сделала специальное «воспитательное» лицо, которое означало, что пожелания, подчеркнутые таким весомым аргументом, так же обязательны к выполнению, как приказы, – если вы, сударыня, станете меньше уповать на помощь окружающих, а станете более самостоятельной. Вспомните, её величие королева к вам так расположилась, посчитав достаточно взрослой, когда разрешила вам обучение раньше срока.
Аккуратный глоточек чая, едва различимое звяканье фарфора о блюдце: «Ах, мамочка! Как она прекрасна и изящна! Не то, что я!»
– Но остаются ваши новые соседки. И вот их отношение к вам, думаю, будет далеко не дружелюбным.
– И не нужна мне их дружба! – горячо выпалила Перла, глаза блеснули злостью. – Пусть они меня боятся!
Мать внимательно посмотрела на дочь и слегка кивнула.
– А вы самостоятельно сможете их приструнить так же, как я или другой взрослый?
– Нет, – сказала Перла тихо и внимательно присмотрелась к своим рукам. Слёзы, оказалось, спрятались со вчерашнего дня недалеко.
– Вот об этом я и хотела с вами, сударыня, поговорить. Вам придется очень крепко помнить о своем достоинстве, чести рода и гордости фамилии Инвиато. Нельзя позволить кому-то считать себя ничтожеством, даже если репутация пострадала от прилюдной истерики. Вы молоды, ещё совсем ребёнок, вам это забудут. Особенно, – опять «воспитательное» лицо, – если это никогда больше не повторится.
Матушка помолчала, сделал глоточек чаю. И Перла замерла, на минутку отключившись, следя за грациозными движениями матери, изящным наклоном шеи, за идеальной осанкой. И тихая боль саднила в груди – ей такой не стать никогда. Украдкой глянула на свои крупноватые кисти и с содроганием отвращения вспомнила свои ужасающие стопы в клубах пара умывальни. Под ложечкой тоскливо засосало, в носу засвербело, веки опять придавили глаза своей тяжестью.
– Вы должны быть готовы к тому, что вас будут задирать, поддразнивать, провоцировать на некрасивые сцены, подобные той, какую вы уже изволили изобразить вчера.
Перла пыталась держаться и не зареветь, чтобы не потерять лицо. Но слёзы были очень близко, почти на поверхности, почти в глазах.
– И… что… Что мне… делать?
– Теперь, после нашего разговора, у вас, Перла, появилось оружие против тех, кто захочет вас унизить. Да, вы ошиблись. Но вам это пойдет на пользу, – детский всхлип был похож на скулеж щенка, которого потянули за ухо, – вы научитесь сейчас тому, что ваши новые соседки, скорее всего, освоить не смогут.
Мать остро глянула на дочь и тихо сказала:
– Воспользуйтесь носовым платком, сударыня.
– Почему… не смогут? – из-за батиста и кружев вопрос был почти неразборчив.
– Потому что у вас будет опыт, у них – нет. Итак, вы теперь вооружены, – детские заплаканные глаза с надеждой и болью смотрели на мать. – Вам придется сражаться словом, но чаще – молчанием.
– Как это? – платок уже убрался в карманчик.
– Вас будут стараться кольнуть словом, возможно, будут дразнить, будут задевать всеми доступными способами. Знайте, вы должны изящно выходить из этих ситуаций: не сердиться, не злиться, не обижаться. Ловко избегать, ускользать, не поддаваться на провокации.
– А если я не смогу?
– Сможете, дитя моё, сможете. Выхода все равно нет, кроме как выстоять, – матушка, сделав последний глоток, поставила чашечку на блюдце.
Маркиза Инвиато оказалась совершенно права. То, что Перла не расслышала и не оценила как агрессию, оказалось началом травли.
Потому что теперь она уже слышала все гадкие словечки, что летели ей в спину, прочувсвовала все подножки, щипки, вырванные пряди волос, лужи на стульях, грязь в постели, что преследовали её, уже нельзя было не замечать. Она молчала, терпела, не показывая слез, и делала вид, что ничего не происходит. Только вечером, когда можно было спрятаться в уютное гнездышко из толстого одеяла с головой, она могла тихонько поплакать и пожалеть себя, погоревать о своей несчастной доле, заняться придумыванием планов мести.
И когда отчаяние от своей беспомощности настолько сгустилось, что девочка стала, проходя мимо окон верхних этажей, задумываться о том, страшно ли это – падать с такой высоты, произошло сразу несколько событий.
Отец прислал ей лично письмо, удивительно длинное и интересное, в котором рассказывал о своей службе, о том, что он завершил дипломатическую миссию, длившуюся несколько лет, и завершил удачно, что переговоры, которые шли по нескольку недель кряду, наконец, закончены, что скоро он вернется в столицу Бенестарии и обнимет свою повзрослевшую дочь, которой он рад гордиться.
Из последней фразы становилось понятно, что новость о её смелой просьбе к королеве матушка сообщила отцу.
Это письмо удивило и обрадовало девочку. Удивило тем, что отец никогда не писал ей лично, а только передавала приветы и пожелания в письмах к матери, а обрадовало тем, что отец почти как равной, как взрослой писал о своей службе, о своих делах. Всё это сделало это письмо огромным событием, которое показало, что она очень важна в жизни высокопоставленного папеньки, а это очень согрело душу.
Кроме того, информация из письма заставила Перлу задуматься о деятельности отца, о том, чем заполнены его дни.
Она попробовала представить себе необходимость жить и работать в чужой недружелюбной стране, да ещё настойчиво отстаивать интересы своей родины, зная, что на тебя надеется её величие рейна.
В воображении нарисовалась картина безвылазного сиденья в переговорной комнате, которая почему-то представилась огромным задымленным залом, перегороженным баррикадой из сломанной мебели и мешков с песком, по разные стороны залегли и неделю лежат, переговариваясь, послы. Они в копоти и пыли, кашляют от дыма, голодные и уставшие, но не уходят от своих баррикад, желая окончательно договориться.
Конечно, на самом деле все было как-то по-другому, но эта воображаемая картинка немного сроднила её собственные сложности со сложностями отцовской службы.А это придало ей сил и прогнало уныние.
Затем произошло ещё одно событие – наконец в детском крыле появилась новая гувернантка. Она сразу заметила недостойное поведение
– Сударыня, она лишь повторяла, что её величество королева разрешила ей учиться со старшими девочками, потому жить будет на взрослой половине.
– Всё верно, так и должно быть. Почему же она плакала? Ей кто-то не давал жить там, где ей теперь положено? – обвела взглядом всех, выстроившихся перед ней. Гувернантка упрямо поджала губы, демонстрируя свое несогласие с позицией воспитанницы, Джулия и Кристина потупили взгляды. Все молчали. Перла тоже молчала – её не спрашивали, и она прекрасно понимала, что заговорить она может только прямого вопроса. И терпеливо ждала. Матушка наконец повернулась к ней.
– Расскажи теперь ты, девочка моя, – ласково обратилась она к дочери.
– Девочки прогоняли меня обратно на малышовую половину, – торопливо выпалила она ровно столько, сколько матери понадобилось для воссоздания всей картины в целом. Главное в эту минуту было не сфальшивить, не сказать лишнего, но и не упустить самого главного. И она с честью справилась! Матушка удивленно расширила глаза и обернулась к старшим девочкам.
– Почему, сударыни, вы это сделали?
Джулия благоразумно промолчала, а Кристин, более бойкая, сказала, стараясь не сболтнуть лишнего:
– На эту половину девочки переходят после двенадцатого дня рождения.
Королевская фрейлина показательно удивилась таким словам.
– Деточка, на эту половину девочки переходят, когда у них меняется режим обучения. Вы больше занимаетесь, раньше встаёте, позже ложитесь. И чтобы не мешать малышам, у вас отдельная спальня. Но мне понятно ваше стремление никого не пустить к себе: у вас прекрасная огромная спальня, своя почти личная купальня. – Кристина согласно закивала. Радость от того, что её понимают, не могла быть стёрта предостерегающим подергивающей её за рукав Джулией. – Однако, спешу вам напомнить, что это не ваша личная спальня, это помещение к крыле королевского дворца. Вам дали возможность здесь пожить, вы понимаете это? Пожить, а не передавали в собственность.
Кристина закусила губу от обиды и досады – её ткнули носом, а ведь она сама в этом призналась. Злобный взгляд метнулся к Перле, которая пыталась скрыть торжество за маской безразличия, и с независимым видом смотрела на лепнину потолка.
– Я всё доложу вашим матерям. И попрошу запомнить ещё одно. Перла не только ваша подруга по учёбе и соседка по комнате, но и маркиза. Свои наследные титулы, я думаю, вы помните.
Конечно, они помнили. Когда ты из баронского рода, коих в стране, как комаров летом, а рядом маркиза, трудно это забыть. Девочки присели в положенном реверансе, обе красные и пристыженные.
Маркиза развернулась к гувернантке.
– Почему ссора детей не была вовремя прекращена? – гувернантка стояла ровно, но глаз от пола не поднимала. – Как вы могли допустить, что девочка, ваша воспитанница, вышла из себя? Почему не предприняли никаких мер? – Девушка молчала. – О вашем бездействии все, кто должен знать, будут оповещены. Думаю, вас в ближайшее время ждёт очень выгодный брак с одним из вдовцов, которые так редко бывают при дворе, поскольку живут очень далеко, но иногда приезжают по приглашению их величеств. – Гувернантка ещё ниже склонила голову.
– Да, сударыня, – ответила тихо.
Матушка обвела всех спокойным взглядом, остановилась на дочери.
– Вас, сударыня, попрошу завтра на вечерний чай в мою гостиную. Всем доброго вечера.
И удалилась.
Перла торжествовала! Все нехорошие люди были наказаны и устрашены, она – отмщена! Ура, мамочка! Не скрывая улыбки, оглядела всех – так вам! И на той радостной ноте прожила это день до конца.
На следующее утро сбылась ещё одна её мечта – приходящая гувернантка вызвала её вместе с Джулией и Кристиной и провела в классную комнату. Это было восхитительное чувство, это был триумф!
Классная комната, куда ей раньше и заглянуть не удавалось, открылась полным своим великолепием: парты с откидными стучащими крышками, с углублениями для чернильниц и отдельно – для перьев, черная доска на полстены, в дальней стороне – огромный, чуть не с неё высотой глобус… Старенький учитель, уже седой, но очень добрый, попросил прочесть пару строк из азбуки и переписать ещё пару на лист бумаги настоящим пером. Перла так старалась, что даже высунула кончик языка от усердия. Ей самой очень понравился результат, если, конечно, исключить две кляксы, но учитель со странным именем господин профессор Феодоровский тоже порадовался её успехам. Даже восхитился, говоря:
– Это очень интересная возможность, сударыня! Я ещё не имел опыта обучения столь юных созданий! Очень, очень интересно.
Поэтому злые шепотки «У, уродина криворукая, как курица лапой нацарапала!» она не отнесла на свой счет. Она в классе! Сегодня ей зададут урок для самостоятельного ученья! Её не заставят днем спать!
И жизненный восторг не закончился на этом. Потому что после занятий, на которых ей рассказывали и показывали, как правильно держать в руках перо и писать буквы собственного имени, как читать, что было совсем не так уж утомительно и трудно, как об этом говорили в старшие, она увидела принца Дамиана.
Принц зашел под конец уроков, коротко поклонился учителю и сел за свободную парту – он ждал, когда закончится занятие. Вскоре старичок профессор объявил, чтобы все заканчивали свои задания сами и подошел к его высочеству. Они негромко заговорили о каких-то книгах.
Перла забилась в самый дальний от них угол, так, чтобы хорошо видеть чудо – королевского сына, но самой не попасться на глаза. Она смотрела и смотрела, и чувствовала себя немного ослепленной и одновременно причастной к волшебству – она видела принца! Он показался ей очень взрослым, очень серьёзным, очень умным и невероятно красивым. И ещё казалось, что вокруг него распространяется сияние, как будто солнце светит у него из-за спины.
Она его видела, конечно, и раньше, но на приемах, когда младший сын королевы стоял где-то за плечами венценосных родителей и старшего брата-наследника, весь пышно одетый в парадный мундир, он был почти как скульптура или картина – какой-то не настоящий, почти не живой. А здесь это был обычный человек, который разговаривал, двигался и даже слегка улыбнулся учителю на прощанье.
Уже когда он ушел, профессор раздал всем каждому свой урок для самостоятельной работы и, перед тем как попрощаться со своими ученицами, рассказал, какой молодец его высочие принц, как он настойчиво учится, как старательно овладевает всеми науками, что иногда он приходит сюда, в свой первый учебный класс, к своему первому учителю с вопросами или просто навестить старика. И ему, профессору Феодоровскому, очень приятно, что его бывший ученик его помнит.
По пути из классной комнаты в гостиную, где им должны были подать обед, Перла ничего не видела и не слышала – она все ещё благоговейно созерцала принца Дамиана, разговаривающего с профессором Феодоровским. И пока гувернантка степенно шествовала впереди, не предполагая, что воспитанные девочки могут что-либо учинить за её спиной, Перла получила первую подножку. Она споткнулась и упала бы, но смогла удержать равновесие и расслышать шипенье: «Вот тебе, гадина ротожабая!».
Получив встряску от едва не случившегося падения и выговор за невнимательность от гувернантки, Перла немного пришла в себя, но отчета не отдала в том, что ей подставили подножку, а ротожабая – это она.
Вечером был чай в гостиной у матушки. В её покоях, к великому удивлению Перлы, обычной пестрой и воздушной публики – фрейлин, подруг матери – не было. Было немного прохладно, пахло крепким свежим чаем, из камина тянула дымком от горящих дров. Ярко освещенный столик был накрыт на двоих, дальние углы комнаты прятались в сумраке. Маркиза Инвиато принимала дочь один на один. И это встревожило девочку.
Матушка приветливо поздоровалась и также приветливо пригласила присаживаться к столику. Вежливая беседа о впечатлениях дня: о новых уроках, о погоде. А затем и неприятный разговор – предчувствие не обмануло Перлу.
– Как ваши новые соседки, дитя моё?
– Молчат, матушка, – довольно улыбнулась. Чай был горячим и очень ароматным, а тема разговора приятной.
– Я бы хотела предостеречь вас, сударыня, на будущее от подобных поступков.
– Каких, матушка? – Маленькие глазки удивленно уставились на женщину, в них читалась обида. Как так? Ведь она же её вчера защищала перед всеми. А теперь?
Маркиза Инвиато смотрела внимательно и строго, так, как будто Перла в чем-то провинилась.
– От истерик и выяснения отношений. Ваше поведение не подобает аристократке из древнего и знатного рода. – Строгий голос, идеальная осанка, изящный изгиб руки с чашечкой тонкого фарфора.
– Но, матушка!.. – тонкий детский голосок дрогнул. Крупные губы женщины на короткий миг сжались от неудовольствия.
Прода от 07.09.2021 18:00
– Я сделала вчера то, что сделать должна была. Люди иногда забываются, я им напомнила. Но, боюсь, результат будет недолгим.
– Почему?
– Дитя моё, никаких сомнений в том, что вы попадёте в немилость к гувернантке, потому я и спешу её убрать из вашего окружения. С няней вы будете сталкивать реже, особенно, – матушка сделала специальное «воспитательное» лицо, которое означало, что пожелания, подчеркнутые таким весомым аргументом, так же обязательны к выполнению, как приказы, – если вы, сударыня, станете меньше уповать на помощь окружающих, а станете более самостоятельной. Вспомните, её величие королева к вам так расположилась, посчитав достаточно взрослой, когда разрешила вам обучение раньше срока.
Аккуратный глоточек чая, едва различимое звяканье фарфора о блюдце: «Ах, мамочка! Как она прекрасна и изящна! Не то, что я!»
– Но остаются ваши новые соседки. И вот их отношение к вам, думаю, будет далеко не дружелюбным.
– И не нужна мне их дружба! – горячо выпалила Перла, глаза блеснули злостью. – Пусть они меня боятся!
Мать внимательно посмотрела на дочь и слегка кивнула.
– А вы самостоятельно сможете их приструнить так же, как я или другой взрослый?
– Нет, – сказала Перла тихо и внимательно присмотрелась к своим рукам. Слёзы, оказалось, спрятались со вчерашнего дня недалеко.
– Вот об этом я и хотела с вами, сударыня, поговорить. Вам придется очень крепко помнить о своем достоинстве, чести рода и гордости фамилии Инвиато. Нельзя позволить кому-то считать себя ничтожеством, даже если репутация пострадала от прилюдной истерики. Вы молоды, ещё совсем ребёнок, вам это забудут. Особенно, – опять «воспитательное» лицо, – если это никогда больше не повторится.
Матушка помолчала, сделал глоточек чаю. И Перла замерла, на минутку отключившись, следя за грациозными движениями матери, изящным наклоном шеи, за идеальной осанкой. И тихая боль саднила в груди – ей такой не стать никогда. Украдкой глянула на свои крупноватые кисти и с содроганием отвращения вспомнила свои ужасающие стопы в клубах пара умывальни. Под ложечкой тоскливо засосало, в носу засвербело, веки опять придавили глаза своей тяжестью.
– Вы должны быть готовы к тому, что вас будут задирать, поддразнивать, провоцировать на некрасивые сцены, подобные той, какую вы уже изволили изобразить вчера.
Перла пыталась держаться и не зареветь, чтобы не потерять лицо. Но слёзы были очень близко, почти на поверхности, почти в глазах.
– И… что… Что мне… делать?
– Теперь, после нашего разговора, у вас, Перла, появилось оружие против тех, кто захочет вас унизить. Да, вы ошиблись. Но вам это пойдет на пользу, – детский всхлип был похож на скулеж щенка, которого потянули за ухо, – вы научитесь сейчас тому, что ваши новые соседки, скорее всего, освоить не смогут.
Мать остро глянула на дочь и тихо сказала:
– Воспользуйтесь носовым платком, сударыня.
– Почему… не смогут? – из-за батиста и кружев вопрос был почти неразборчив.
– Потому что у вас будет опыт, у них – нет. Итак, вы теперь вооружены, – детские заплаканные глаза с надеждой и болью смотрели на мать. – Вам придется сражаться словом, но чаще – молчанием.
– Как это? – платок уже убрался в карманчик.
– Вас будут стараться кольнуть словом, возможно, будут дразнить, будут задевать всеми доступными способами. Знайте, вы должны изящно выходить из этих ситуаций: не сердиться, не злиться, не обижаться. Ловко избегать, ускользать, не поддаваться на провокации.
– А если я не смогу?
– Сможете, дитя моё, сможете. Выхода все равно нет, кроме как выстоять, – матушка, сделав последний глоток, поставила чашечку на блюдце.
Маркиза Инвиато оказалась совершенно права. То, что Перла не расслышала и не оценила как агрессию, оказалось началом травли.
Потому что теперь она уже слышала все гадкие словечки, что летели ей в спину, прочувсвовала все подножки, щипки, вырванные пряди волос, лужи на стульях, грязь в постели, что преследовали её, уже нельзя было не замечать. Она молчала, терпела, не показывая слез, и делала вид, что ничего не происходит. Только вечером, когда можно было спрятаться в уютное гнездышко из толстого одеяла с головой, она могла тихонько поплакать и пожалеть себя, погоревать о своей несчастной доле, заняться придумыванием планов мести.
И когда отчаяние от своей беспомощности настолько сгустилось, что девочка стала, проходя мимо окон верхних этажей, задумываться о том, страшно ли это – падать с такой высоты, произошло сразу несколько событий.
Отец прислал ей лично письмо, удивительно длинное и интересное, в котором рассказывал о своей службе, о том, что он завершил дипломатическую миссию, длившуюся несколько лет, и завершил удачно, что переговоры, которые шли по нескольку недель кряду, наконец, закончены, что скоро он вернется в столицу Бенестарии и обнимет свою повзрослевшую дочь, которой он рад гордиться.
Из последней фразы становилось понятно, что новость о её смелой просьбе к королеве матушка сообщила отцу.
Это письмо удивило и обрадовало девочку. Удивило тем, что отец никогда не писал ей лично, а только передавала приветы и пожелания в письмах к матери, а обрадовало тем, что отец почти как равной, как взрослой писал о своей службе, о своих делах. Всё это сделало это письмо огромным событием, которое показало, что она очень важна в жизни высокопоставленного папеньки, а это очень согрело душу.
Кроме того, информация из письма заставила Перлу задуматься о деятельности отца, о том, чем заполнены его дни.
Она попробовала представить себе необходимость жить и работать в чужой недружелюбной стране, да ещё настойчиво отстаивать интересы своей родины, зная, что на тебя надеется её величие рейна.
В воображении нарисовалась картина безвылазного сиденья в переговорной комнате, которая почему-то представилась огромным задымленным залом, перегороженным баррикадой из сломанной мебели и мешков с песком, по разные стороны залегли и неделю лежат, переговариваясь, послы. Они в копоти и пыли, кашляют от дыма, голодные и уставшие, но не уходят от своих баррикад, желая окончательно договориться.
Конечно, на самом деле все было как-то по-другому, но эта воображаемая картинка немного сроднила её собственные сложности со сложностями отцовской службы.А это придало ей сил и прогнало уныние.
Затем произошло ещё одно событие – наконец в детском крыле появилась новая гувернантка. Она сразу заметила недостойное поведение
