— Молодой человек, мы поняли, что поцелуем, но желание, не сдобренное порцией магии, это всего лишь желание. Увы, несмотря на ваше мастерство по части поцелуев, на всю силу большой, чистой и искренней любви, женщины так бы и оставались безучастными.
— Как же тогда? — повис в воздухе так и не озвученный вопрос и зал замер в ожидании.
— Господин верховный Судья, — снова обратился пресветлый адвокат к царю, — позвольте задать несколько вопросов ещё одному свидетелю.
Царь почесал судейским молоточком затылок, ловко вскинул голову и корона, опять съехавшая было на нос, вернулась на место.
— Прошу вас, пресветлый Правданиэль. Приглашайте. Разрешаю, — провозгласил его величество и стукнул вовремя освобожденным из поредевших кудрей молоточком. Подсудимый в это время опустив бессильно плечи, прошествовал к своей скамье и почти рухнул на неё. Было видно невооруженным глазом, что от нового свидетеля он не ожидает ничего хорошего.
— Для дачи показаний приглашается Лукреция Борисовна Жерар де Борщ.
Мы с напарником переглянулись.
"Кто такая? — безмолвно спрашивали мы друг друга. — Откуда вылез ещё один свидетель?" Правда, ответа не знали ни я, ни он.
Тем временем в зал вошла старушка. Длинная, как палка и как палка же худая. Седые кудряшки свисали, щегольски подкрученные, длинное старомодное платье шуршало, зонт, что использовался, как трость, постукивал о пол. Старушка встала на место свидетеля, сложила губы в накрашенное по девичьи розовой помадой колечко и вопросительно уставилась на адвоката. Казалось, она никого вокруг не замечает.
Но мы-то с Колиэлем не кто-нибудь, мы калачи тёртые, лучшие как-никак следователи Пресветлого Леса. Мы понимающе переглянулись. И я шепотом спросил:
— А это ещё кто?
— А ты не знаешь? — так же шепотом удивился Колянэль.
— Нет. Так кто?
— В том то и дело, что и я не знаю, — пожал плечами напарник.
Тем временем судья привел старушку к присяге, и она вдруг ласково улыбнулась Фильке, который при её появлении хорошенько так покраснел, ещё больше пригорюнился и еще унылее смотрел со своего места.
— Представьтесь и расскажите, какое отношение вы имеете к подозреваемому.
— Я Лукреция Борисовна Жерар де Борщ, вот этому чудесному мальчику прабабушка, — старушка кокетливо стрельнула глазками и снова тепло улыбнулась подсудимому.
А нам с напарником вдруг подумалось, что вот так умильно улыбаются только маленьким котятами и детям самого юного возраста. Филимон Кузьмич же не был ни тем, ни другим, и потому мы с напарником обменялись подозрительными взглядами.
— Лукреция Борисовна, расскажите о предках обвиняемого, приходящегося вам правнуком, — адвокат смотрел на старушку ничего не выражающим взглядом.
Пожилая женщина перевела на него такой же любующийся, умилённый взгляд и стала рассказывать:
— Я — Кузькина мать и бабушка. А мой сын Кузенька давно покоится на поселковом кладбище. А Филюшка — единственный сын моего внука Кузи, то есть Кузьмы Кузьмича.
— Минутку. Прошу уточнить, — выставил вперед ладонь адвокат. — Сколько же вам лет, Лукреция Борисовна? Вы пережили своих детей!
— Какой же ты сообразительный мальчик, пресветлый! — мило наклонила голову набок старушка, любуясь нетипичным эльфом. — Именно! Я их пережила.
Правда, старушка сказала это так, что мы поняли, что она и нас всех переживёт.
— Можете ли вы, Лукреция Борисовна, указать причину вашего долгожительства?
Старушка в деланном изумлении округлила глаза.
— Могу, голубчик. Только это секрет.
Правданиэль дернул бровью на непроницаемом лице, как бы подчеркивая неуместность кокетства в данном случае, но, как ни странно, поддержал игривый тон.
— А вы назовите, пожалуйста, — смешав строгий тон и ласковую улыбку сказал он. — Честное слово, мы никому не скажем.
— Мне сто сорок годков, — и стосорокалетняя старушка кокетливо хлопнула ресницами.
— Вы можете это подтвердить? — продолжая улыбаться и не теряя строгости и самообладания, спросил пресветлый Правданиэль.
Лукреция Борисовна порылась в своём старинном ридикюле и вынула оттуда паспорт старинного же образца.
— Прошу!
— Благодарю, — защитник некромантского "маньяка" принял документ и передал его судье.
— Можете ли вы, Лукреция Борисовна, объяснить, что является причиной вашего столь продолжительного срока жизни?
— Конечно, господин Правданиэль. Мой отец был эльфом.
Что?! Как?! Почему? Все переполошились.
— Вы можете это доказать? — не теряя хладнокровия и спокойного выражения лица, спросил, перекрывая шум в зале, Правданиэль.
— Почему нет? Разве я с вами поссорилась? — удивилась и даже огорчилась старушка.
Но не это сейчас было интересно. Я толкнул в бок Колиэля и кивнул на подсудимого. У него так забавно вытянулось лицо! Почти так же, как в момент задержания.
Но старушка опять порылась в своём старомодном ридикюле и вытащила из него огромный альбом. Тоже старинный. Мы с напарником переглянулись и нервно задёргали носами — пространственная магия не была уделом человеков. Только эльфы могли такое!
— Здесь мои детские магические отпечатки ушей, — и она протянула раскрытый альбом Правданиэлю. Тот перехватил доказательство и передал его судье для ознакомления. Тот долго молча смотрел на разворот, потом стал листать большие твердые листы, где любопытной публике были плохо видны старинные магические картинки с натуры, которые ныне заменились фотографиями.
Царь листал старый альбом и поглядывал на старушку, которая цвела от всеобщего внимания.
— Однозначно это она, — проговорил озадаченный царь. — Только где же ваши уши? Их хорошо было видно на детских фотографиях, а сейчас — нет.
И старушка ловко приподняла седые кудри, что замысловатой волной спускались вдоль лица. Наружу выглянули прекрасной лепки типично эльфийские уши. С одним лишь недостатком — очень небольшие, скажем прямо маловатые для эльфов. Но для эльфийской полукровки — идеальные.
— Пограничные мы. Наше селение раскинулось аккурат на границе. А род наш давний, дворянских кровей. Только наполовину. Правда годы-то идут, вот и не помню то ли верхнюю… То ли нижнюю половину. Но не суть. Мама моя в молодости писаная красавица была. Столько молодчиков к ней сваталось, ваши ушастые в первых рядах были! Ну а что! Панночка видная, с приданым, а кровь она и у пресветлых аристократов горячая, даром что голубая.
Вот и шастали к ней белобрысые ушастики, пока по велению гордых родителей замуж не вышла. А что? Эльф ногу через границу перекинул — и стоит под балконом с цветочками, баллады эльфийские да стихи ей посвящает. Эх… Вот самому удачливому она и подарила свое сердечко! Ах!.. Какой был мужчина! Настоящий эльф! Он ласково называл ее Луковичкой, объясняя, что от её шуточек всегда хочется плакать. Какой мужчина! Какой мужчина!.. Одним своим видом он во всё вдыхал жизнь, хотя поговаривали, что это магия. Дочь свою, то есть меня, она назвала Лукрецией, в честь возлюбленной и данного ей удобрительно-ласкательного "Луковичка".
Дальше последовала такая душераздирающе-романтичная история о запрещённой родителями несчастной любви, что даже у меня слезы в глазах стояли. Что в этот момент стояло у Колиэля — не смотрел, не желая, чтобы напарник уличил меня в сём мокром деле. Исход сей любви, как ни прискорбно, был ожидаемым, ведь всем издревле известно, что все пресветлые семейства ратуют за чистоту крови. Так что влюблённых можно пожалеть и от всей широкой эльфийской души посочувствовать.
— Это что же получается, у мальца есть дар? — с недоверием глядя на обвиняемого, воскликнул Сергей Львович Перепелица со своего места. Что было с его стороны очень неуважительно по отношению к Суду, и что Верховный Судья дал это понять свирепым царским взглядом. Некромантус захлопнулся и тихо сел на своё место - в такой позорной ситуации он ещё не был.
— Да-да, господин Некромантус, вы совершенно правы, — ехидно улыбаясь всеми своими клыками, утвердительно кивал адвокат. — Вы просмотрели не просто дар у своего сотрудника, вы не увидели потрясающего сочетания магии жизни и смерти.
На господина Некромантуса стало больно смотреть. Я глянул на Колянэля, он глянул на меня. Да, наше чувство было одним на двоих — некроманта было откровенно жалко. И толпы мурашек по спине снизу вверх, и пронизывающий душу холод от чужой магии не могли не смогли уменьшить нашего сочувствия.
Зато взглянув на лицо подсудимого, мы с напарником развеселились. Как впрочем, и половина судебного зала. Как раз та половина, к которой Филимон Кузьмич Борщ и сидел лицом.
И вот это лицо… Что там творилось на этом лице — ни сказать, ни написать: недоверие, изумление, шок, боль, радость, опять недоверие, восторг.
— Знатно погулял светлый эльф, эх, знатно. С последствиями! — вопиюще неуважительно вдруг перебил адвоката сторож со своего места и, закручивая седые усы, масляно улыбнулся Лукреции Борисовне. Та в свою очередь не растерялась и улыбнулась ему, вложив в неё всё свое кокетство.
Обнаружение у себя под носом столь ценного мага прошло красиво, бойко, громко и с международным скандалом. Хотя начиналось все очень даже хорошо. Вернее плохо.
Началось всё с жалобы придворного Некромантуса своему другу и царю на то, что кто-то в его вотчине портит трупы. Господин труповед истерично кричал сотрясая кулаками воздух, а заодно и свою собственную черную, как ночь хламиду, мелодично позвякивая защитными браслетами-амулетами и магическими печатями на своей шее. Его Величество знал про придурь своего вассала, но закрывал ясны государственные очи, считая что чем бы дите себе не баловалось на старости лет лишь бы не плакало.
Да и любил он старого друга за неукоснительную службу, честность и преданность, и решил, что страдальцу надо бы помочь. Только как бросить все силы на помощь, чтобы при этом никаких сил не тратить? И чтобы об этой гадостной истории не прознала свобода слова, он не знал, потому задумал хитроумный план и тихо его вынашивал.
Вынашивал недолго, качественно, без регистрации и смс. В итоге все получилось даже лучше чем хотелось: стоило только взять парочку аккордов, чтоб сыграть на белобрысой и длинноухой национальной гордости, и всю грязную работу сделали добродушные соседи с неизлечимым синдромом Павла-Морозиэля.
А уже царские умники раскрутили дело, да вот незадача - прабабка подсудимого нашла ловкого адвоката, который поставил всё дело с ног на голову. И в итоге подсудимый оказался героем и редким волшебником с чудесным сочетанием магий. Так что зря все думали крайне плохо про молодого дипломированного специалиста, ой зря. Расследование помогло выявить одаренного, иначе прозябать бы Фильке в морге до скончания своих лет!
Единственный минус был в том, что магия Филимона Кузьмича включалась не всегда, и включалась спонтанно. Только в случае симпатии. Или если доброе сердце вновь обретенного мага чувствовало расположение к страждущему. Оно и понято, эльфийская кровь сильно размыта, а соединившись с магией человеков и вовсе дала неожиданный результат.
Явление мага жизни-смерти стало сенсацией в магическом мире. И таких магов ринулись искать на родине бывшего маньяка и нынешнего героя. А про Колиэля и Толиэля никто и не вспомнил.
И снова Банный Орден венценосных единомышленников собрался в полном составе! И снова в слабом свете клубящийся дым создавал странные образы! И снова из-под него слышался тихий разговор сильных мира сего!
"Подфартило так подфартило”, — думал человечий царь мысленно потирая ручки от радости. — “Ещё один маг, да не абы кто, а целитель, и весь мой!"
— Я помню когда он у меня встал в первый раз, — мечтательно улыбнувшись и закатив глаза промурлыкал главный труповед столицы, и буквально у всех присутствующих нервно дернулся глаз. — О! Это было словно вчера! Первый курс, первая практика в морге. Мужчина тридцати лет, сквозное огнестрельное. Помню, как он вдруг открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом... И я понял что это пятёрка! Единственная пятёрка на потоке. Я уже тогда был лучше всех! Эх… Дела давно минувших дней, приданье старины глубокой. Мемуары что-ли сесть писать... Но одно не укладывается в голове все равно! Старый дурень, как же я не почуял одаренного у себя под боком? Я! Лучший маг королевства!
Изрядно подвыпивший почтенный Некромантус каялся излишне громко и эмоционально в отчаянии схватился за мокрую седую шевелюру — слушатели были явно не рады. Он опять сидел в сторонке, грел пинту медовухи, в этот раз изображая статую ущемленной гордости. Ущемленной за самое живое и чувствительное.
— А ты бы и не смог, — снисходительно улыбнувшись ответил ему эльфийский Владыка. — Я и сам ее не почувствовал. Магия Жизни — очень тонкая и хрупкая материя. Она "прячется" при плотном соприкосновений с некромагией и выходит в редких экстремальных случаях, к коим можно причислить поцелуй с наличием романтических чувств.
— Владинэль, брат мой во Ордене, — обратился к нему человечий царь, пыхтя под войлочной банной шапкою с надписью “Царь, просто царь!” в ритме веника, и распластав по горячему полку своё немалое пузо. — Удивил меня юноша-некромант так удивил! Это же какой перл скрывался под неприглядной внешностью и паршивой репутацией! Но твои сыскари, да, справились! Так что желание твоё за тобой!
Эльфийский владыка, пыхтящий под веником другого банщика, довольно то ли пел, то ли мурлыкал. От этих ли звуков или от чего другого, но владыка обортней Альф А'Самец сопел недовольно на всю парилку, перекрывая даже звук веников.
— Тогда так, — размягчённый голос эльфийского правителя слышался в мерном пошлёпывании берёзовых и дубовых веток. — Отдаёте некроманта-целителя мне в Пресветлый Лес.
— Что?! — взвыл Альф А'Самец.
— Что?! — пискнул человечий царь.
— Что?! — прорычал драконий Владыка.
Трое участников банного ордена вскочили со своих полков и, оттолкнув банщиков и их веники, с самым угрожающим видом двинулись к владыке эльфов. И только некромантус грустно сидел в сторонке, задумчиво глядя в свою пинту пива.
Пресветлый Владыка немного смутился, но стараясь не показать виду, продолжил:
— На первый год, — выставил перед собой ладони все ещё беспомощно распластанный на полке эльф. — Только на первый год, только на один первый год! Всё же у меня неисполненное желание, братья во Ордене! Надеюсь, вы помните это.
Тут голос эльфа немного окреп, а взгляд стал жёстче. Всё же правитель, а не какой-нибудь простой эльф, и не баловство, а честный договор. Братья во Ордене, поправив свои войлочные шапки, слегка сбавили тон и накал страстей, расселись по свободным полкам. И человечий царь сказал:
— А пойдёмте квасу выпьем да потянем жребий, в чьих царствах наш чародей-целитель будет жить после Пресветлого Леса. А, братья?
И все дружно встали и вышли из парилки, чтобы разделить по братски добычу, что так удачно разыгрывали человечий царь, владыка эльфов и Некромантус.
— Как же тогда? — повис в воздухе так и не озвученный вопрос и зал замер в ожидании.
— Господин верховный Судья, — снова обратился пресветлый адвокат к царю, — позвольте задать несколько вопросов ещё одному свидетелю.
Царь почесал судейским молоточком затылок, ловко вскинул голову и корона, опять съехавшая было на нос, вернулась на место.
— Прошу вас, пресветлый Правданиэль. Приглашайте. Разрешаю, — провозгласил его величество и стукнул вовремя освобожденным из поредевших кудрей молоточком. Подсудимый в это время опустив бессильно плечи, прошествовал к своей скамье и почти рухнул на неё. Было видно невооруженным глазом, что от нового свидетеля он не ожидает ничего хорошего.
— Для дачи показаний приглашается Лукреция Борисовна Жерар де Борщ.
Мы с напарником переглянулись.
"Кто такая? — безмолвно спрашивали мы друг друга. — Откуда вылез ещё один свидетель?" Правда, ответа не знали ни я, ни он.
Тем временем в зал вошла старушка. Длинная, как палка и как палка же худая. Седые кудряшки свисали, щегольски подкрученные, длинное старомодное платье шуршало, зонт, что использовался, как трость, постукивал о пол. Старушка встала на место свидетеля, сложила губы в накрашенное по девичьи розовой помадой колечко и вопросительно уставилась на адвоката. Казалось, она никого вокруг не замечает.
Но мы-то с Колиэлем не кто-нибудь, мы калачи тёртые, лучшие как-никак следователи Пресветлого Леса. Мы понимающе переглянулись. И я шепотом спросил:
— А это ещё кто?
— А ты не знаешь? — так же шепотом удивился Колянэль.
— Нет. Так кто?
— В том то и дело, что и я не знаю, — пожал плечами напарник.
Тем временем судья привел старушку к присяге, и она вдруг ласково улыбнулась Фильке, который при её появлении хорошенько так покраснел, ещё больше пригорюнился и еще унылее смотрел со своего места.
— Представьтесь и расскажите, какое отношение вы имеете к подозреваемому.
— Я Лукреция Борисовна Жерар де Борщ, вот этому чудесному мальчику прабабушка, — старушка кокетливо стрельнула глазками и снова тепло улыбнулась подсудимому.
А нам с напарником вдруг подумалось, что вот так умильно улыбаются только маленьким котятами и детям самого юного возраста. Филимон Кузьмич же не был ни тем, ни другим, и потому мы с напарником обменялись подозрительными взглядами.
— Лукреция Борисовна, расскажите о предках обвиняемого, приходящегося вам правнуком, — адвокат смотрел на старушку ничего не выражающим взглядом.
Пожилая женщина перевела на него такой же любующийся, умилённый взгляд и стала рассказывать:
— Я — Кузькина мать и бабушка. А мой сын Кузенька давно покоится на поселковом кладбище. А Филюшка — единственный сын моего внука Кузи, то есть Кузьмы Кузьмича.
— Минутку. Прошу уточнить, — выставил вперед ладонь адвокат. — Сколько же вам лет, Лукреция Борисовна? Вы пережили своих детей!
— Какой же ты сообразительный мальчик, пресветлый! — мило наклонила голову набок старушка, любуясь нетипичным эльфом. — Именно! Я их пережила.
Правда, старушка сказала это так, что мы поняли, что она и нас всех переживёт.
— Можете ли вы, Лукреция Борисовна, указать причину вашего долгожительства?
Старушка в деланном изумлении округлила глаза.
— Могу, голубчик. Только это секрет.
Правданиэль дернул бровью на непроницаемом лице, как бы подчеркивая неуместность кокетства в данном случае, но, как ни странно, поддержал игривый тон.
— А вы назовите, пожалуйста, — смешав строгий тон и ласковую улыбку сказал он. — Честное слово, мы никому не скажем.
— Мне сто сорок годков, — и стосорокалетняя старушка кокетливо хлопнула ресницами.
— Вы можете это подтвердить? — продолжая улыбаться и не теряя строгости и самообладания, спросил пресветлый Правданиэль.
Лукреция Борисовна порылась в своём старинном ридикюле и вынула оттуда паспорт старинного же образца.
— Прошу!
— Благодарю, — защитник некромантского "маньяка" принял документ и передал его судье.
— Можете ли вы, Лукреция Борисовна, объяснить, что является причиной вашего столь продолжительного срока жизни?
— Конечно, господин Правданиэль. Мой отец был эльфом.
Что?! Как?! Почему? Все переполошились.
— Вы можете это доказать? — не теряя хладнокровия и спокойного выражения лица, спросил, перекрывая шум в зале, Правданиэль.
— Почему нет? Разве я с вами поссорилась? — удивилась и даже огорчилась старушка.
Но не это сейчас было интересно. Я толкнул в бок Колиэля и кивнул на подсудимого. У него так забавно вытянулось лицо! Почти так же, как в момент задержания.
Но старушка опять порылась в своём старомодном ридикюле и вытащила из него огромный альбом. Тоже старинный. Мы с напарником переглянулись и нервно задёргали носами — пространственная магия не была уделом человеков. Только эльфы могли такое!
— Здесь мои детские магические отпечатки ушей, — и она протянула раскрытый альбом Правданиэлю. Тот перехватил доказательство и передал его судье для ознакомления. Тот долго молча смотрел на разворот, потом стал листать большие твердые листы, где любопытной публике были плохо видны старинные магические картинки с натуры, которые ныне заменились фотографиями.
Царь листал старый альбом и поглядывал на старушку, которая цвела от всеобщего внимания.
— Однозначно это она, — проговорил озадаченный царь. — Только где же ваши уши? Их хорошо было видно на детских фотографиях, а сейчас — нет.
И старушка ловко приподняла седые кудри, что замысловатой волной спускались вдоль лица. Наружу выглянули прекрасной лепки типично эльфийские уши. С одним лишь недостатком — очень небольшие, скажем прямо маловатые для эльфов. Но для эльфийской полукровки — идеальные.
— Пограничные мы. Наше селение раскинулось аккурат на границе. А род наш давний, дворянских кровей. Только наполовину. Правда годы-то идут, вот и не помню то ли верхнюю… То ли нижнюю половину. Но не суть. Мама моя в молодости писаная красавица была. Столько молодчиков к ней сваталось, ваши ушастые в первых рядах были! Ну а что! Панночка видная, с приданым, а кровь она и у пресветлых аристократов горячая, даром что голубая.
Вот и шастали к ней белобрысые ушастики, пока по велению гордых родителей замуж не вышла. А что? Эльф ногу через границу перекинул — и стоит под балконом с цветочками, баллады эльфийские да стихи ей посвящает. Эх… Вот самому удачливому она и подарила свое сердечко! Ах!.. Какой был мужчина! Настоящий эльф! Он ласково называл ее Луковичкой, объясняя, что от её шуточек всегда хочется плакать. Какой мужчина! Какой мужчина!.. Одним своим видом он во всё вдыхал жизнь, хотя поговаривали, что это магия. Дочь свою, то есть меня, она назвала Лукрецией, в честь возлюбленной и данного ей удобрительно-ласкательного "Луковичка".
Дальше последовала такая душераздирающе-романтичная история о запрещённой родителями несчастной любви, что даже у меня слезы в глазах стояли. Что в этот момент стояло у Колиэля — не смотрел, не желая, чтобы напарник уличил меня в сём мокром деле. Исход сей любви, как ни прискорбно, был ожидаемым, ведь всем издревле известно, что все пресветлые семейства ратуют за чистоту крови. Так что влюблённых можно пожалеть и от всей широкой эльфийской души посочувствовать.
— Это что же получается, у мальца есть дар? — с недоверием глядя на обвиняемого, воскликнул Сергей Львович Перепелица со своего места. Что было с его стороны очень неуважительно по отношению к Суду, и что Верховный Судья дал это понять свирепым царским взглядом. Некромантус захлопнулся и тихо сел на своё место - в такой позорной ситуации он ещё не был.
— Да-да, господин Некромантус, вы совершенно правы, — ехидно улыбаясь всеми своими клыками, утвердительно кивал адвокат. — Вы просмотрели не просто дар у своего сотрудника, вы не увидели потрясающего сочетания магии жизни и смерти.
На господина Некромантуса стало больно смотреть. Я глянул на Колянэля, он глянул на меня. Да, наше чувство было одним на двоих — некроманта было откровенно жалко. И толпы мурашек по спине снизу вверх, и пронизывающий душу холод от чужой магии не могли не смогли уменьшить нашего сочувствия.
Зато взглянув на лицо подсудимого, мы с напарником развеселились. Как впрочем, и половина судебного зала. Как раз та половина, к которой Филимон Кузьмич Борщ и сидел лицом.
И вот это лицо… Что там творилось на этом лице — ни сказать, ни написать: недоверие, изумление, шок, боль, радость, опять недоверие, восторг.
— Знатно погулял светлый эльф, эх, знатно. С последствиями! — вопиюще неуважительно вдруг перебил адвоката сторож со своего места и, закручивая седые усы, масляно улыбнулся Лукреции Борисовне. Та в свою очередь не растерялась и улыбнулась ему, вложив в неё всё свое кокетство.
Глава 5. Заключительная, оно же эпилог, или Повествование о том, что истина всегда рождается в тяжких муках
Обнаружение у себя под носом столь ценного мага прошло красиво, бойко, громко и с международным скандалом. Хотя начиналось все очень даже хорошо. Вернее плохо.
Началось всё с жалобы придворного Некромантуса своему другу и царю на то, что кто-то в его вотчине портит трупы. Господин труповед истерично кричал сотрясая кулаками воздух, а заодно и свою собственную черную, как ночь хламиду, мелодично позвякивая защитными браслетами-амулетами и магическими печатями на своей шее. Его Величество знал про придурь своего вассала, но закрывал ясны государственные очи, считая что чем бы дите себе не баловалось на старости лет лишь бы не плакало.
Да и любил он старого друга за неукоснительную службу, честность и преданность, и решил, что страдальцу надо бы помочь. Только как бросить все силы на помощь, чтобы при этом никаких сил не тратить? И чтобы об этой гадостной истории не прознала свобода слова, он не знал, потому задумал хитроумный план и тихо его вынашивал.
Вынашивал недолго, качественно, без регистрации и смс. В итоге все получилось даже лучше чем хотелось: стоило только взять парочку аккордов, чтоб сыграть на белобрысой и длинноухой национальной гордости, и всю грязную работу сделали добродушные соседи с неизлечимым синдромом Павла-Морозиэля.
А уже царские умники раскрутили дело, да вот незадача - прабабка подсудимого нашла ловкого адвоката, который поставил всё дело с ног на голову. И в итоге подсудимый оказался героем и редким волшебником с чудесным сочетанием магий. Так что зря все думали крайне плохо про молодого дипломированного специалиста, ой зря. Расследование помогло выявить одаренного, иначе прозябать бы Фильке в морге до скончания своих лет!
Единственный минус был в том, что магия Филимона Кузьмича включалась не всегда, и включалась спонтанно. Только в случае симпатии. Или если доброе сердце вновь обретенного мага чувствовало расположение к страждущему. Оно и понято, эльфийская кровь сильно размыта, а соединившись с магией человеков и вовсе дала неожиданный результат.
Явление мага жизни-смерти стало сенсацией в магическом мире. И таких магов ринулись искать на родине бывшего маньяка и нынешнего героя. А про Колиэля и Толиэля никто и не вспомнил.
И снова Банный Орден венценосных единомышленников собрался в полном составе! И снова в слабом свете клубящийся дым создавал странные образы! И снова из-под него слышался тихий разговор сильных мира сего!
"Подфартило так подфартило”, — думал человечий царь мысленно потирая ручки от радости. — “Ещё один маг, да не абы кто, а целитель, и весь мой!"
— Я помню когда он у меня встал в первый раз, — мечтательно улыбнувшись и закатив глаза промурлыкал главный труповед столицы, и буквально у всех присутствующих нервно дернулся глаз. — О! Это было словно вчера! Первый курс, первая практика в морге. Мужчина тридцати лет, сквозное огнестрельное. Помню, как он вдруг открыл глаза и уставился на меня мутным взглядом... И я понял что это пятёрка! Единственная пятёрка на потоке. Я уже тогда был лучше всех! Эх… Дела давно минувших дней, приданье старины глубокой. Мемуары что-ли сесть писать... Но одно не укладывается в голове все равно! Старый дурень, как же я не почуял одаренного у себя под боком? Я! Лучший маг королевства!
Изрядно подвыпивший почтенный Некромантус каялся излишне громко и эмоционально в отчаянии схватился за мокрую седую шевелюру — слушатели были явно не рады. Он опять сидел в сторонке, грел пинту медовухи, в этот раз изображая статую ущемленной гордости. Ущемленной за самое живое и чувствительное.
— А ты бы и не смог, — снисходительно улыбнувшись ответил ему эльфийский Владыка. — Я и сам ее не почувствовал. Магия Жизни — очень тонкая и хрупкая материя. Она "прячется" при плотном соприкосновений с некромагией и выходит в редких экстремальных случаях, к коим можно причислить поцелуй с наличием романтических чувств.
— Владинэль, брат мой во Ордене, — обратился к нему человечий царь, пыхтя под войлочной банной шапкою с надписью “Царь, просто царь!” в ритме веника, и распластав по горячему полку своё немалое пузо. — Удивил меня юноша-некромант так удивил! Это же какой перл скрывался под неприглядной внешностью и паршивой репутацией! Но твои сыскари, да, справились! Так что желание твоё за тобой!
Эльфийский владыка, пыхтящий под веником другого банщика, довольно то ли пел, то ли мурлыкал. От этих ли звуков или от чего другого, но владыка обортней Альф А'Самец сопел недовольно на всю парилку, перекрывая даже звук веников.
— Тогда так, — размягчённый голос эльфийского правителя слышался в мерном пошлёпывании берёзовых и дубовых веток. — Отдаёте некроманта-целителя мне в Пресветлый Лес.
— Что?! — взвыл Альф А'Самец.
— Что?! — пискнул человечий царь.
— Что?! — прорычал драконий Владыка.
Трое участников банного ордена вскочили со своих полков и, оттолкнув банщиков и их веники, с самым угрожающим видом двинулись к владыке эльфов. И только некромантус грустно сидел в сторонке, задумчиво глядя в свою пинту пива.
Пресветлый Владыка немного смутился, но стараясь не показать виду, продолжил:
— На первый год, — выставил перед собой ладони все ещё беспомощно распластанный на полке эльф. — Только на первый год, только на один первый год! Всё же у меня неисполненное желание, братья во Ордене! Надеюсь, вы помните это.
Тут голос эльфа немного окреп, а взгляд стал жёстче. Всё же правитель, а не какой-нибудь простой эльф, и не баловство, а честный договор. Братья во Ордене, поправив свои войлочные шапки, слегка сбавили тон и накал страстей, расселись по свободным полкам. И человечий царь сказал:
— А пойдёмте квасу выпьем да потянем жребий, в чьих царствах наш чародей-целитель будет жить после Пресветлого Леса. А, братья?
И все дружно встали и вышли из парилки, чтобы разделить по братски добычу, что так удачно разыгрывали человечий царь, владыка эльфов и Некромантус.
