Глава 1.
Мой мир казался бескрайним. Каждое утро я выходила из своего шатра и всматривалась в золотые пески вечной пустыни, пытаясь разглядеть ее конец. Но как бы далеко не уходил наш караван, края мне увидеть так и не удалось.
Мать старшей жены моего отца говорила, что там, где кончаются Вечные пески, начинаются края, покрытые диковинными растениями, которые устилают землю, подобно изумрудному ковру. Их было настолько много, что куда бы ты ни посмотрел: взгляд твой наткнется на растение. Но мой отец всегда лишь отвечал, что это сказки, которые рассказывают юным девочкам за рукоделием, и смеялся, что я, его дочь, верю в это.
«Солнце светит для всех одинаково, дети мои, – молвил отец. – Оно не щадит ни королей, ни торговцев. Оно выжигает все, что не может укрыться от его жара в тени. Так откуда же взяться ковру из зеленых растений вдали от оазисов?» – говорил он моим братьям, когда те заводили разговор о загадочных землях. А я, тихо притаившись в соседнем шатре, слушала, что говорят мужчины. Мне было интересно, правда это или все же вымысел.
Я всегда доверяла своему отцу, его словам и его мудрости, ведь он не ошибался никогда. Поэтому и приходила на его собрания тайком, рискуя всем, чтобы быть хоть чуточку такой же умной, как он. Матушка однажды застала меня за подслушиванием. Но не отругала, как положено любой другой матери. Она слишком меня любила и была столь же любопытной, как и я. Лишь взяла с меня слово, что я буду аккуратной и не попадусь на глаза кому-нибудь из старших членов нашего племени.
Но время шло. Мои братья стали совсем взрослыми и их больше не интересовали далекие земли. Теперь они думали, как наш отец, что мир – есть пустыня, бескрайняя и безжалостная. Я тоже перестала верить, что такие чудеса существуют на свете. Но, тем не менее, выходя утром из своего шатра, я надеялась увидеть вдали изумрудное покрывало трав.
Племя кочевников Альг-Нур-Эфир никогда и нигде не задерживалось больше, чем на одну луну. Порою, мы даже не доставали шатры из наших повозок, ночуя на мешках с товарами. Но никогда племя кочевников Альг-Нур-Эфир не встречало на своем пути ковров из зеленых растений. Мы были в пути целую вечность. Наши отцы и их отцы, и отцы их отцов еще начали странствие по Вечной пустыне. А мы продолжили, как когда-то продолжат и наши дети.
Я думала об этом слишком часто. Всю свою жизнь я провела, путешествуя с караваном своего отца, и задавалась вопросом, а что мы хотим найти? Почему бы нашему племени не остаться возле какого-нибудь оазиса, как делают это другие? Или в каком-нибудь городе? В пустыне немало прекрасных городов, где мы продаем свои товары и приобретаем новые, которые продадим уже в следующем городе. Но года шли, а ответов я не находила, никто: ни отец, ни братья, ни сестры и их матери не могли объяснить мне, что же мы ищем в пустыне? Быть может, мы просто идем неверной дорогой? Но надо мной и моим любопытством все лишь смеялись. И я перестала задавать вопросы, надеясь на мудрость своего отца. Такой умный человек, как он, не мог вести нас неправильной тропой.
К концу моего семнадцатого лета наш караван прибыл на Великую Ярмарку, где собрались племена кочевников со всей пустыни. Днем они торговали, а вечерами устраивали танцы и рассказывали истории, которые произошли с ними в бесконечном путешествии. Городские жители, те, что были прикованы лишь к одному месту, столице Вечной пустыни, Сайфу, слушали наших сказительниц с открытыми ртами, а глаза их горели точно звезды в ночи. Я же давно перестала слушать эти истории, зная, что ни к чему хорошему это не приведет. У меня возникнут вопросы, ответы на которые я вновь не найду. Но моя мать сидела рядом со мной вместе с другими женами отца и крепко сжимала мою руку, не позволяя покинуть ее ни на шаг. Сестры танцевали с девушками из других племен, а я могла лишь вздыхать, глядя на их веселье. Мне было уже почти восемнадцать, три старших сестры в моем возрасте уже были замужем. Одна даже имела собственного ребенка. Но моя матушка говорила, что я слишком юна для замужества. А отец твердил, что младшая дочь должна быть отдана в жены богам. Хотел, чтобы однажды я отреклась от всех благ и стала жрицей в Храме Луноликой Девы. Ведь так боги будут благоволить нашему племени, и торговля станет процветать.
И я, как всегда, полагаясь на мудрость отца, решила: так тому и быть. Лишь нужно подождать немного. Жрицей священного храма может стать невинная дева, которой солнце отмеряло больше двадцати лет, и которой боги не даровали супруга. Лишь тогда она сможет пройти обряд и стать одной из послушниц, а после и настоящей жрицей Луноликой Девы.
Сестры скорбели, не принимая моего решения. Их матери ругались с моей, говоря, что негоже пропадать девушке. Что в племени нашем полно достойных мужей. Но моя мать оставалась безучастной, словно не слышала никого. Она не хотела отпускать меня от себя, ведь я была ее единственным ребенком, но и пойти против воли мужа и моей собственной она не могла. Каждую ночь я слышала, как она молилась своим богам, чтобы те не забирали меня от нее, чтобы я была счастлива и нашла то, чего желает мое сердце. Она боялась, что однажды меня от нее заберут, что я понравлюсь мастеру другого каравана, и он уведет меня с собой навсегда.
Я поправила свое покрывало, что скрывало мое лицо от посторонних глаз, и повернулась к матери. Она сидела, в пурпурном платке и глядела, как веселятся девушки. Глаза ее, точно лунные камни, глядели с тоской, что мое сердце отяжелело от горя.
– Вы чем-то опечалены, матушка? – тихо спросила я, чувствуя, что она сильнее сжала мою руку.
– Нет, любовь моя, – ответила она, не отводя взгляда от моих сестер. – Я просто задумалась. Мой муж слишком весел, наверное, торговля сегодня шла хорошо, – добавила она, и взгляд ее вновь погрустнел. Я погладила ее по руке, успокаивая. Моя мать была самой прекрасной женщиной племени Альг-Нур-Эфир и любимой женой моего отца. Она не была старшей, она не подарила ему сыновей и даже его не любила. Уважала, но не любила. Однако, отец не переставал носить ее на руках, задаривая различными подарками. Матушка же оставалась ко всем его дарам равнодушной, хотя и благодарила супруга за каждый подарок. В нашей семье была традиция, когда торговля шла хорошо, отец покупал подарки всем своим женам и дочерям, что находились под его опекой.
– Верно, – сказала я, хотя сегодня отца мне не удалось увидеть. – Интересно, что же он приготовил для вас?
Мать взяла мою руку и преподнесла ладонь к своим губам, нежно поцеловав ее.
– Боюсь, что ни твой отец, ни кто-либо еще не сможет подарить мне то, чего я желаю.
– А чего вы желаете, поделитесь секретом? – спросила я, с интересом взглянув на нее. Мне не верилось, что отец чего-то не сможет дать моей матери. Казалось, стоит ей пожелать, и он бросит к ее ногам весь мир. Пересечет пустыню. И даже сотворит тот самый изумрудный ковер из трав и растений. Но мама была так печальна, что мое сердце тоже защемило от тоски. Я была и сама готова на все ради ее улыбки.
– Тебя, любовь моя, лишь тебя одну. Но ты никогда не будешь моей, даже если солнце перестанет всходить над пустыней, а все реки превратятся в песок.
Ее взгляд вновь помрачнел. Я мотнула головой. Такое простое желание.
– Но, матушка, – сказала я, улыбнувшись. – Ведь я ваша. Всегда ею была. Вы – моя мать, для меня нет никого роднее вас.
– Да, все верно. Но не забывай, что дети принадлежат не матери, а отцу. И мой муж вправе поступить с тобой так, как пожелает. Моя мать тоже меня любила, и у меня тоже не было человека роднее ее. Но ее слова и мольбы не спасли меня от замужества, которого я не желала. И тебя не спасут, когда придет время. А я чувствую, что твой супруг уже в пути и скоро тебя у меня отнимут. Заберут так далеко, что ни я, ни твои сестры никогда не сможем тебя отыскать. Я быстро схватила ее ладонь и склонилась, прикоснувшись лбом к материнской руке. Мама погладила меня по голове и велела встать на ноги. Она поднялась с подушек, поклонилась старшим женам своего мужа и направилась к нашей повозке. Я пожелала, что вышла сегодня на праздник. Пусть мой лик скрывало покрывало, пусть мою фигуру прятала бесформенная абайя. Но кто-то мог увидеть, что у моего отца есть еще одна незамужняя дочь. И если бы он счел жениха достойным, то...
– Вы видите это, матушка? – тихо спросила я, как только мы оказались в повозке.
– Не нужно лить слез, дочь моя. Луноликая госпожа почти отмерила тебе восемнадцать лет. И в день, когда я явила тебя на этот свет, ты покинешь караван своего отца навсегда. Ведь он уже в пути, – шептала матушка, гладя призрачным взглядом в звездное небо Сайфа, затем резко задернула штору на оконце и посмотрела на меня, словно прощаясь. Я откинула с лица покрывало и взяла маму за руку. Она вновь поцеловала мою ладошку, каждый пальчик, прижалась губами к руке, и плечи ее дрогнули. Моя мать горестно выдохнула и проговорила хриплым голосом:
– Это случается со всеми женщинами, дочь моя. Твои старшие сестры тоже через это прошли и их матери. И ты пройдешь по пути, усеянному звездами, как когда-то по нему прошлась твоя мать, а до нее ее мать и так до нашей прародительницы. Это судьба каждой женщины. Если повезет, звезды подарят тебе дитя в ту священную ночь.
Мои руки дрогнули, я чуть отступила назад, осознав, о чем она говорит.
– Но, матушка, ведь судьба моя иная. Вы сами обещали, что я стану жрицей. Вы говорили мне...
– Раяна, – прошептала она, и я умолкла, опустив глаза: – Судьба твоя действительно иная. И выбор за тобой принять ее, или воспротивиться.
– Я не хочу. Я не хочу ей покоряться, – заявила я, взглянув в глаза матушки.
Она нежно мне улыбнулась, погладила меня по щеке.
– Тогда готовься к бою, девочка. К войне, в которой ни одна женщина из нашей семьи не сумела выстоять. Но я скажу тебе то, что однажды сказала мне моя мать: сопротивляйся, бросай вызов судьбе и может у тебя получиться снять это ужасное проклятие с наших дочерей...
- Проклятие? – недоумевала я, мотнув головой. – О чем вы говорите?
Мама открыла рот, чтобы ответить, но за повозкой раздался голос моего отца. Он был непривычно весел. Я быстро закрыла покрывалом лицо, и отступила от матери на несколько шагов. Она же выпрямилась, опустила голову, готовая встретить своего мужа.
– Жена моя, Силина, – промолвил он, стучась в повозку. – Отчего же ты покинула этот праздник так рано? Разве не приглянулись душе твоей красоты Сайфа?
Отец вошел в повозку, увидев там меня, замер, сглотнул.
– Оставь нас, Раяна, – приказал он тихо. – Твои сестры и другие жены на празднике, иди к ним, послушай истории. Тебе полезно знать о своем народе побольше, раз ты хочешь быть жрицей храма Луноликой госпожи.
Я поклонилась ему, уже ступив к выходу. Но матушка бесстрастно посмотрела на отца, останавливая меня.
– Пожалуйста, супруг, - начала она, точно взмолилась. Отец переменился в лице, стал мягче. – Ты так уверен, что Раяна хочет стать жрицей, служить в храме до конца веков? Вдали от каравана. От меня. Ты так легко отнимешь у матери ее единственное дитя? Разве твое сердце не умрет от горя от тоски по младшей дочери? Отец выдохнул. Его глаза посмотрели на матушку с любовью и нежностью. Но в тоже время отец был строг. Это читалось в каждом его движении. Даже издалека можно было понять, что он мудрейший человек нашего племени и мастер каравана кочевников. Он уверенно прошел внутрь повозки, сел на диван и одним взмахом руки подозвал к себе матушку.
– Силина, любовь моя... – начал он спокойно и рассудительно, глядя прямо в глаза своей возлюбленной жены. – Мы говорили об этом уже сотни дней и ночей. Душа нашей дочери чиста и прекрасна, словно мириады звезд. Свет ее любви освещает мне путь в жизни подобно тем же самым звездам. Она часть моего сердца, моя плоть и кровь. Она воплощение нашей любви, Силина. Благословение Луноликой госпожи, - начал восхвалять меня отец, утешая матушку. Но та лишь печально потупила взгляд. – Но наша дочь не создана для брака. Ее душа прекрасна. Но лицо безобразно. Голова безволоса, словно она древняя старуха. Вот почему мы прячем ее лицо под платком, моя любимая Силина. Вот почему ей лучше будет вдали от каравана. В храме, где она найдет свое место и покой. Я не могу отдать ее кому-то из своего племени. Это было бы нечестно. Вот скажи, жена моя, взяла бы ты деньги с честного человека за хромого жеребца?
- Но наша дочь не лошадь? – возразила моя мать, подняв голову.
- Именно, любовь моя, - перебил ее отец, чуть повысив голос, затем смягчился. – Вернуть ее обратно семья мужа не посмеет, я слишком уважаемый человек, чтобы отказываться от моих дочерей. Но муж увидит ее уродство и будет холоден с ней. Осерчает, станет обижать, раз досталась ему некрасивая супруга. А разве несчастья ты желаешь нашей дочке? Хочешь, чтобы жила она, как гостья у собственного мужа? Чтобы мужчина, обещавший ее защищать, жалел о своей клятве?
Мама улыбнулась, загадочно, одними лишь губами. Быть может, отец приметил ту перемену в ее лице. А может быть, и нет. Но она была довольна его ответом. Ему нужно было лишь сказать, что от своих слов никогда он не отступит. Что моя судьба стать жрицей и слово его не оспорит никто. В том числе и он сам.
– Но, а если у Раяны есть шанс стать женой. Ты отдашь ее тому, кто попросит? Если предложит за нее немыслимую цену. Если жених ее будет повелителем Вечной пустыни. Ты отдашь ее?
Отец дернул подбородком. Ему этот разговор не нравился. Он привык считать меня чудовищем, чье место было позади всех сестер. Покорным ребенком, что никогда не поднимал головы, скрывая свое увечье. Возможно, это и было правдой. Лица своего я не желала видеть, избегая зеркал, как огня. Ведь то, что бы я там увидела, ужаснуло бы меня. Волосы мои были короткими. Что еле доставали до подбородка. И они были белые, как у древней старухи. Наверное, и лик мой был безобразен.
Я опустила глаза. Моя мать была красавицей, какой верно не сыщешь во всей пустыне. Все женщины хотели быть похожей на нее. Но мне, ее единственной дочери, не досталось и толики ее красоты. Стыдясь этого, отец начал меня прятать за чадрой и покрывалами. Никто из племени Альг-Нур-Эфир не видел моего лица, кроме собственной матери. Даже отец не хотел видеть меня, только лишь слышать через вуали и покрывала.
– Пусть он будет хоть самым уважаемым купцом, моя младшая дочь будет отдана богам и станет жрицей в храме Луноликой девы. Это моя воля, как ее отца. Моя мать заметно расслабилась. Ее плечи опустились, а улыбка смягчилась. Она глядела на отца с нежностью, словно он сделал ей самый превеликий подарок, который только можно было пожелать.
– Да будет так, мой господин. Мы обе в твоей власти и твое слово для нас закон, – удовлетворенно сказала матушка, склонившись, а я склонилась за ней.
С отцом мне было не позволено разговаривать. Но будь моя воля, я бы сказала, насколько благодарна ему. Мое сердце забилось подобно крохотной птичке в груди, ощущая, как внутри зародилась надежда. Я стану жрицей, отдав свою жизнь в объятия богов.
Мастер каравана и мой отец довольно улыбнулся, дернул рукой, благосклонно позволяя нам встать.
– Дочь моя, Раяна. Праздник только начался.
