Пролог
«… а старая кухарка маркиза донесла, что сама доподлинно видела свет в оранжерее, куда никто (разве что сам маркиз), запросто так не пойдет, потому как – сие не мои слова, а помянутой кухарки – тамошнее привидение зело чувствительное и не любит посетителей акромя дворового пса Хряпса. Но пес тот полгода как издох, будучи почтенным старцем. Да если бы и не издох – ему-то в оранжерее со свечами ходить нужды не было.
Еще сообщаю вам, что второго дня, в аккурат на праздник Чистого Неба, нежданно-негаданно градом выбило весь хлеб на полях близ Черемушек и Рутина Яра. Отчего пришлось бургомистру немало выслушать жалоб на нерадивого полевого мага. И то сказать: в полдень, как мы явились к нему, он уже в стельку был пьян, опустошив бутыль сливовой наливки. Напиток сей, к слову, в здешних краях гонят с добавлением душистых трав, и получается чудо расчудесное. Что, конечно, не оправдывает мага, лентяй он и бездарь. Местные жители говорят: человек этот если в чем и преуспел на рабочем своем месте, так это в изготовлении расчудесной наливки. Шельмецу этому известен секрет, который не удалось разгадать даже трактирщику, что держит свое заведение на подъезде к Черемушкам. А он знатный самогонщик и за то даже награды имеет.
Мага мы заставили-таки исполнять свои прямые обязанности. Тучи он разогнал, да только, видать, не слишком хорошо, потому что уже на следующий день разыгралась гроза, и горожане видели, как в Черную башню бьют молнии. Не самое лучшее зрелище после праздников.
А в целом, город очень спокойный и отродясь здесь ничего не происходило. Самым обсуждаемым событием стал побег племянницы графини Маргеризы Терру, которая не унаследовала родовой магии, но, тем не менее, род ее весьма древний и почтенный, о чем помнят в городе. Помянутой племяннице, Эльде, едва исполнилось семнадцать и следов никаких. А ведь собиралась замуж, бедняжка… Бургомистр готов принять любую помощь, лишь бы судьба Эльды Терру стала известна».
Кто тут шельмец, так это ты, Соленмур Агат. Черную башню он там нашел, близ Черемушек и Рутина Яра. Считай: меж тремя тополями, посреди клеверового поля. Молодец какой, еще и наливку нахваливает так, будто она – главная героиня сей записульки...
Вообще-то, Агат умеет писать нормальные отчеты. Но так привык прикидываться человеком нехватким и неумным, что это изрядно исказило его личность. Хотя есть подозрение, что пишет он свои кляузы в такой вот форме мне назло. Думает, что раздражает, вот и развлекается. Ну да ладно, чем бы подчиненный ни тешился, лишь бы трудился исправно. Соленмур Агат сметлив, правда, страдает излишним воображением. А отдуваться мне.
Даже сомневаюсь иногда: герцог я или кто?
Ладно… проверим это клеверово поле, пошевелим руту, побродим среди черемушек.
– Трин! – крикнул я. Никто, разумеется, не образовался в дверях, словно по мановению волшебной палочки. Плохой из меня майорат. Надо как-то решать эту проблему. Я со вздохом встал, и пошел к стене. По пути выглянул в окно. Так и есть – вдалеке хмурилось, комкалось месиво предстоящей бури. Отдельное тебе спасибо, Агат, за то, что посреди ливновеня прислал свои художества. Хуже был бы разве что средизимень. Но во всем можно найти и хорошую сторону: посмотрю хоть на свободный город Рутин Яр. Никогда там бывать не доводилось. И матушка, насколько помню, в те края заезжала нечасто. Не любила она восточную границу своих владений. Думаю, за дело.
Я потянул за шелковый шнурок, незаметный на фоне зеленых обоев. Послышался мелодичный звон. Спустя какое-то время раздались торопливые шаги. Явился, наконец, Трин.
– Карету, – распорядился я. – И еды мне в дорогу собери.
– Ваша светлость! – взвыл дворецкий. – Вы ведь три дня как вернулись. Столько всего накопилось… Ваши родители приложили немало усилий, чтобы добиться процветания этих земель, и вам надлежит уважать их старания!
В подкрепление этих слов Трин взмахнул рукой, указывая на портрет, висевший на стене у окна. На картине был изображен мой отец в костюме эпохи Первой династии. Была одно время такая мода, и если бы не это свидетельство возраста портрета, изображенного на нем человека можно было принять за меня самого – уж очень я похож на отца: те же резкие черты лица, каштановые волосы и серые глаза. Я был, пожалуй, шире в плечах, но не сумел добиться той суровости во взгляде, которая так удачно была подмечена художником.
Наверное, Трин попенял бы мне еще и тем, что матушка моя, в отличие от меня самого, куда больше занималась управлением фамильными землями. Но ее портрета в кабинете не имелось.
– Дела государственные не терпят отлагательств! – поспешно заявил я, пока Трин не начал перечислять вопросы, требовавшие моего герцогского внимания. Не люблю домоводство. Мало что понимаю в управлении землями, и разбираться не тянет. Его высочество наследный принц пророчил мне старость в нищете по вине бездумных растрат. Что же, возможно и такое. При условии, что наследник Даренгартов умудрится дожить до старости, чтобы успеть потратить немалое состояние, оставленное родителями. Земли богаты, сразу не развалятся.
Трин тяжко вздохнул и ушел исполнять распоряжение.
…А вот вернусь и возьму себя в руки. Примусь за управление со всем тщанием. И прежде всего, разберусь с прислугой в имении!
Я вытащил из ящика клятвенный кинжал – семейную реликвию, свидетельство того, что не иссякла еще в Даренгартах истинная кровь. Что родовая магия еще теплится в наших жилах.
Кинжал я убрал из всегда собранного саквояжа вовсе не потому, что полагал, будто возвращение мое в родные пенаты затянется. Просто решил почистить клинок.
В груди тянуще заныло. Я предвкушал дорогу. Не люблю засиживаться в поместье, начинаю чувствовать себя забытой старой мебелью, какой здесь полно – в любую залу зайди. Поместье пугало своими размерами и пустотой.
Может, перестроить?
Вернусь и обязательно что-нибудь придумаю.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Герцог Даренгарт
ГЛАВА I. Свободный город Рутин Яр
Всю неделю ливни усердно размывали дорогу. И без того, надо сказать, скверную. Разумеется, где-то между Многонорьем и Прилеском карета угодила в рытвину, намертво завязнув колесом. Пришлось брести в это самое Многонорье, встретившее меня покосившимися воротами и мокрой коровой, флегматично жующей веревку, к которой было привязано колодезное ведро. Корова напоминала сказочного морского коня, на каких скакало в древности подводное воинство под предводительством Повелителя Вод. В глазах животного стояла тоска, разбуженная памятью предков. Веревка, судя по всему, нужна была, чтобы повеситься. Или корова пыталась спуститься в колодец, чтобы проверить, способна ли она еще вернуться к жизни гордого морского скакуна?
Надо бы потом прислать сюда Мура… Похоже, поблизости околачивается нечисть. Какой-нибудь шептунок – обычно они небольшие и силенок у них на людей не хватает, а вот приманивать время от времени коров или коз, вытягивать из них силы – это запросто. Не удивлюсь, если у местной скотины молоко частенько пропадает… А может, просто корова дурная попалась, вот и кажется странной. Мало ли.
Многонорьевский староста явно принял меня за горного духа, которого потоком смыло с лесистых вершин на беду деревенским. Впрочем, вслух своих подозрений мудрый старик предпочел не высказывать. Тем более что я собирался поскорей уехать. Перстень с гербом Даренгартов старосту не разубедил в его подозрениях. Хотя лошадь он мне все же выдал. Я бросил ему серебрушку и обрадовал, что за горным духом рано или поздно притащится и его карета.
Лошадь вовсе не обрадовалась перспективе скакать по грязище до самого Рутина Яра, временами норовила незаметно повернуть обратно. Видимо, однообразный пейзаж давал ей основания надеяться, что я не замечу подлого маневра…
После двух дней пути, далеко заполночь, насквозь промокший и злой, я все же прибыл в вольный город, расположившийся на окраине владений Даренгартов. Дальше тянулась пустошь, за которой – не раньше, чем через шестьдесят лиг, начинались владения барона Искара.
Спасибо Соленмуру Агату за незабываемое путешествие. Что он вообще забыл в этой дыре?..
Справедливости ради следовало бы признать, что не такой уж дырой оказался Рутин Яр, и расположился он вовсе неглупо – недалеко от торгового тракта, существовавшего веками. Меня не пытались гостеприимно ограбить у городских стен, да и сам город отличался циркулярной планировкой, а не хаотичным насаждением неказистых домов. Мокнущий у ворот стражник указал сносный трактир, где я нашел ночлег.
Тем не менее, я все равно остался невысокого мнения о Рутином Яре и о выходке Агата.
В трактире было шумно. На втором этаже располагались несколько комнат, которые хозяин сдавал горемычным путникам. Мне досталась просторная мансарда, с круглым окном в полстены. Комната была обставлена дешевой, но добротной мебелью. Стол, стул с выгнутой спинкой, кровать у стены да сундук для вещей рядом. Постель выглядела свежей. Ужин разносчица притащила прямо в комнату, прибавив к заказу кувшин с сидром – «от заведения». Я благосклонно кивнул. Чего мне только в жизни не приходилось пить, попробуем и местный сидр. «С брусникой», – с улыбкой сообщила разносчица, беззастенчиво меня разглядывая. Было ей вряд ли больше шестнадцати лет. Я скинул плащ, дав ей возможность получше рассмотреть гостя. Прежде всего, меня заботило, чтобы девушка не пропустила серебряную бляху на портупее. Бляха была достаточно массивной. На ней: два скрещенных кинжала, перчатка со сжатыми в кулак пальцами, и, наконец, глаз; поверх кинжалов расположился герб кронпринца. Кулак означал, что сила государевой руки тяжела, а око – зорко. Бляха свидетельствовала о том, что я вхожу в Младший Совет и являюсь доверенным лицом кронпринца в делах государственной важности. Мое положение давало право, среди прочего, вести расследование, если затронуты государственные интересы и привлекать к ответственности особ истинной крови. Впрочем, достаточно и того, что бляха подтверждала, что я – маг на королевской службе. Младший Совет – это, по сути, круг помощников наследника престола, одобренный королем, который желает видеть, что сын его способен решать государственные вопросы. Разумеется, любое такое решение может быть опротестовано Его Величеством и Королевским Советом. Благодаря эмблеме Младший Совет окрестили «Оком кронпринца», а каждого входящего в него – «Младшим Оком».
Разносчица тихо вздохнула. Ну, будем надеяться, что в ближайшее время можно не ждать в гости воров, охочих до поклажи заезжих путешественников, явившихся в город темной ночью в непогоду. Если такой гость исчезнет – кто потом разберет, что случилось на самом деле… Ну, а если все же заглянут – я буду знать, что посетители явились с серьезными намерениями, и уделю им должное внимание.
Когда девушка ушла, я изучил дверной косяк, оконную раму, заглянул под кровать. Скорее привычка, нежели ежедневная необходимость. Не так уж часто меня пытаются убить.
Никаких подозрительных гвоздей, царапин, напоминающих проклинающие руны. По ощущениям – мне здесь не противно. На оконную раму я все же установил охранное заклятие. Дверь запер. Добротный засов шириной в четыре пальца внушал уверенность в собственной надежности. Для верности я усилил «охранкой» и его.
Только после этого я снял пояс с коротким мечом, положил у кровати, и, наконец, умылся и переоделся в сухую одежду. Еда была все еще горяча, когда я закончил.
…А ведь кухарка в этом заведении достойна восхищения. Не знаю, на каких травах она настаивала маринад, но обнаружившееся в принесенной миске мясо оказалось нежным и пряным, с легким ягодным ароматом. Сидр был холодным и тоже пряным. Эй, а не промышляет ли та самая кухарка травничеством? Хм, следовало бы поостеречься. А то, не ровен час, поутру внезапно для себя завещаешь все свое имущество в дар доброму трактирщику. Свежий хлеб с хрустящей корочкой, еще теплый внутри… ощущение, будто меня здесь ждали. Я с ногами забрался в полукруглую нишу у окна, с наслаждением вытянулся. Мне мнилось, что спать я хочу куда больше, чем есть. Но оставить без внимания столь славную трапезу казалось почти кощунством.
Снизу, из зала, доносился приглушенный гул веселья. «Праздник у нас, мастеровые гуляют», – пояснил трактирщик, когда показывал мне комнату. Собственно, мансарда оказалась самой уединенной, потому и была мне предложена.
Я все же уснул, и сильно пожалел об этом утром, проснувшись с ноющей болью в пояснице. Копчик тоже был недоволен, а голова казалась вдвое тяжелей против обычного. Вдобавок прямо в лицо мне светило солнце, а ближайшая крыша оказалась так близко, что я легко мог разглядеть трещины на старой черепице. Стрелку не составило бы труда убить меня. Хм… надо бы тщательней позаботиться о защите.
Пришла разносчица. Смущаясь, пояснила, что стучала вчера вечером, чтобы забрать посуду и слить воду из ванны, но я не отвечал. Стука я не слышал. А смущение девушки было настолько напускным, что я едва не рассмеялся.
***
Я еще завтракал омлетом с морковью и грибами, все с тем же ароматным хлебом (я уловил привкус кориандра), когда в трактир явился Соленмур Агат в сопровождении рутиноярского бургомистра. Они настолько отличались друг от друга, что, находясь рядом, казались карикатурой, нарисованной рукой ехидного художника. Агат был невысок и жилист. Но рядом с плечистым бургомистром выглядел едва ли не тщедушным. При этом он сохранял спокойствие и уверенность в себе. А бургомистр вот нервничал. Он, видно, готовился к встрече со всем тщанием. Ворот рубахи так и слепил белизной. Борода оказалась разделена надвое, как модно в столице. Только столичные щеголи еще суют в бороду мелкий цветок или крашеное перышко. Бургомистр на подобное не решился. Агат с его дымчатой мастью, напротив, казался почти стариком, хотя было ему немногим больше двадцати. Волосы его отросли до плеч. А в столице нынче стриглись коротко или же отращивали косы в стиле «боевые маги древности». И тоже вплетали перышки или цветные нитки, даже пуговицы.
У Агата была очень светлая нежная кожа, отчего тени под глазами казались красными и выглядели так, будто королевский сыщик специально подкрашивается, чтобы блеклые серые глаза не потерялись на лице. Прибавьте к этому поэтичную бледность, прямой нос и тонкие бескровные губы – получите зачарованного принца из романов, которые так любят читать девушки. В библиотеке Даренгартов под книги с подобными персонажами была отведена целая полка. Томики в бархатных переплетах, с тиснеными корешками и позолоченными обрезами. Под тончайшей рисовой бумагой в этих книгах были изящные гравюры с бесконечным множеством деталей, в каждой из которых крылся смысл. По тому, как девушки смотрели на Соленмура Агата, можно было легко угадать – склонны ли они проводить вечера за книгой. Возвращаясь к родовой библиотеке: я пытался представить, как матушка разглядывает загадочные соленмуровы профили в обрамлении роняющих лепестки кровоточащих роз на фронтисписах и… не мог. Да, матушка не была стара. Но сложно представить ее легкомысленной и наивной. Сдается мне, она никогда не обращала внимания на полку с бархатными переплетами, а слуги тщательно сметали с них пыль, вводя заинтересованного гостя в заблуждение.
