ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БЕЛЫЙ ВОЛК, ЧЁРНАЯ ВОЛЧИЦА
Ты не шей, мама, мне подвенечное платье,
Не вплетай в мои косы цветов полевых,
Не устраивай мне ни застолья, ни свадьбы,
А парным молоком ты меня напои.
Остуди мою голову словом приветным,
Мои светлые сны своей лаской укрой,
Я уйду в синий лес по тропинке заветной,
Стану птицей летать над родимым окном.
Я взлечу выше гор, породнюсь с облаками,
Буду плыть и теряться в лазурной дали,
Буду петь тебе песни косыми дождями,
Что б цветы под окошком твоим расцвели…
Ты не шей, мама, мне подвенечное платье…
Меж корней высоких деревьев, что вились по земле, как змеи, лежала истомлённая роженица. Она кряхтела, раскинув белые ноги. Ребёнок, как мог, старался появиться на божий свет, а она из последних сил пыталась ему помочь. С первым криком младенца отошла душа матери, никогда его не увидевшей.
Спустились к ней две женщины в растрёпанных ветром одеяниях, похожих, как близнецы, только одна была в белом балахоне, а вторая в чёрном – Жизнь и Смерть.
- Твоя работа, - сказала та, что в чёрном.
Женщина в белом одеянии взяла младенца на руки, осторожно провела ладонью, перерезая пуповину, завернула его в разорванную юбку матери и принялась укачивать, ласково улыбаясь.
-Моя работа окончена – твой черёд.
К роженице подошла женщина в чёрном, провела над ней ладонью и сокрыла земля тело молодой роженицы, запутав это место корнями. Никто боле не узнает место, где сгибла несчастная мать.
- Что ты с ним собираешься делать? – женщина в чёрном брезгливо поморщилась, глядя на малыша.
- Отнесу в деревню и отдам кому-нибудь на воспитание.
В ближайшей деревеньке жил бобылём старый сапожник. Жил не богато, но и не бедно. К его двору и принесла она младенца, положила у ворот да постучала в окошко. Вышел Куша и услышал, что свёрток перед калиткой запищал. Забрал он его в дом, развернул – там лежал крепкий мальчик, по-взрослому глядя на него серыми глазами…
Глава 1
Легенды волков гласили:
« Появились однажды, многие века назад, удивительные волки. Их шерсть, белее зимнего снега. Их вой протяжней и проникновенней. Они уникальны, потому что редки. Поселялись белоснежные волки среди других волков. Однажды они пришли в огромный бор, стоящий среди горных отрогов, вдалеке от дорог и от людей. Посреди бора имелся силовой контур, позволявший совершать путешествия во времени. Позже там поставили два граничных столба с вырезанными волчьими мордами, но никто не знает, что произнеся особые слова, откроется портал в неведомое… И назван этот бор Святым…»
Много годов прошло с тех пор, как молодой чернявый мужчина, по всему видно, чужестранец, подавляя своей статью, ступил на землю Бухары.
Шли они до дивного города долго. Большой караван, нагружённый вьюками с соболями сибирскими, рысьими, лисьими да куньими шкурками, огромными покрывалами медвежьих. Шли медленно, охраняемые дюжиной, вооруженных до зубов воинов. Постоянные разговоры путешественников-купцов о неспокойных путях за Дальние Пески, это ещё мягко сказано.
Мезеня и в нынешнем караване был старшим. Странные животные, которых они купили в приграничном городе перед отправлением в Бухарское княжество, двигались степенно, неторопливо, обдумывая собственное достоинство и каждое движение. Солнце палило нещадно, но одногорбые звери, покрытые светлой шубой, упрямо не замечали его, ставя на горячий песок мозолистое копыто. Чернявому высокому Мезене нелегко было ехать в неудобном седле, приделанном на самом верху верблюжьего горба. Он почти полностью закутался в клетчатый платок, оставив открытыми только глаза. Горячий ветер трепал концы платка, обдавая своим дыханием.
Караванщик все больше молчал, то ли русского говору не ведал, то ли просто разговаривать не желал. Мезеня тоже молчал, молчали и все остальные дружинники. Может, кто желал бы чего узнать, да раз старшой не молвит, так и они только переглядываются, стараясь терпеть неудобства до привала. Когда-то он будет? В лесу каждый куст волку знаком да отмечен, а здесь, куда ни кинь взор, барханы; ящерицы со змеями греются на песке или на редких камнях.
Непривыкшие к таким погодным условиям, сибиряки маялись от жары, но переносили ее стойко. Без нытья. Качаясь в такт шагу дромадера, некоторые кемарили, опустив голову на грудь, но стоило верблюду сменить шаг, тут же просыпались. Вторая седмица подходила к концу, как выехали они из родного становища. Не часто отправлялись караваном в дальние страны – раз в год везли сибиряки «лесное золото» в разные концы света.
Яркое небо над пустыней сменилось черной тучей, которой не видно краев. Погонщики и караванщик Али встревоженно замахали руками, как крыльями.
- Что случилось? – тревога передалась и Мезене.
- Черная буря! Слезай с верблюда! – требовал Али.
Погонщики подбегали к каждому зверю, укладывали его на землю, снимали вьюки, складывая у животов дромадеров. Накрывались своими же халатами возле тюков с подветренной стороны и замирали, стараясь не дышать. Перед поездкой в пустыню из граничного города, им объясняли, как надо вести себя при «черной буре». Волки так же накрылись ватными халатами, спрятавшись под животами животных.
Никто не знает, сколько продлится пыльная буря в пустыне. Ветер может слать стену из песка и пыли несколько десятков минут, но может и часами. Главное в таком случае – вода. Дышать приходилось через платки, чтобы не пробрались внутрь мелкие песчинки и не вызвали раздражение. Мезеня потерял счет минутам или часам, пока лежал под теплым брюхом у дромадера. Если ему и суждено сгинуть в этом жарком краю, то останется только пожалеть старуху мать, один он у нее. Его быстро обглодают вараны да хищные птицы, а кости укроют пески. За своими невеселыми размышлениями, он не заметил, что его трясут за плечо, что-то говоря, стряхивают с его тела и с тела верблюда песок. Наконец, он увидел довольное лицо Зуба, улыбающееся ему.
- Ну, так чё? Решил сгинуть тута?
Мезеня потряс головой – вроде живой, а то мысли нехорошие уж полезли в голову. Зуб стоял рядом с ним, помогая подняться. Погонщик поднял дромадера, с которого посыпался песок; зверь помотал шеей, чтобы стряхнуть с себя остатки бури.
Старшой каравана тоже немного отряхнулся, разлепил глаза. Потер их кулаками да песчинки больно растирали кожу век.
- Мезеня, не боись! – Зуб все скалился. – Поднимайся, а то так под этим скаженным зверем и останешься! – протянул старшому руку.
Мезеня схватился за его ладонь, а Зуб резко дернул, быстро поставив друга на ноги да так, что чуть эту самую руку не оторвал.
- Осторожней, черт! – рассмеялся Мезеня, принимаясь отряхиваться.
Погонщик помог русскому снова сеть в седло и поднял верблюда. Животное поднимаясь, так сильно накренилось вперед, что Мезеня побоялся слететь с него, но все обошлось, караван продолжил путь в знакомый край.
Плелись еще почти седмицу, когда перед ними предстали во всей красе Бухарский град. Через разноцветные резные ворота прошел караван, оказавшись на узеньких улочках, которые и улочками-то назвать сложно – немощеные переходы, коих было множество. В бухарских глинобитных домах окон не было, зато на плоских крышах резвились ребятишки, сидели молоденькие девушки удивительной красы.
Как назло пошел дождь, долгий, крупный, вымочивший землю на пол-аршина. Удивлялся мокрый Мезеня такому свойству здешней земли, дома бы такой дождь размесил черную грязь, и она быстро бы впиталась, а здесь - глина с песком только мешала ходу верблюдам. Местные аборигены юрко сновали между всадниками на конях, ишаках или верблюдах; задирая разноцветные халаты, скакали через потоки воды, несущиеся ручьями ближе к середине улицы.
Погонщики привели уставших и вымокших путников в караван-сарай. К ним грузно выбежал, по всей видимости, хозяин заведения, что-то лопоча по-своему.
- Ну и птичий язык, - тихо усмехнулся Зуб, наклоняясь к Мезене.
- Сейчас все узнаем, - так же шепотом произнес Мезеня.
Сооружение они видели не впервые, на протяжении всего пути, заходили пару раз в караван-сараи, чтобы отдохнуть, поменять уставших верблюдов. Они были похожи на маленькие крепости, только стенами были длинные ряды с отдельными входами в низенькие комнаты, где были кровати с валиками вместо подушек и ворохом одеял, низким столом на вышарканном ковре. Во дворе же находились конюшни, в которых можно было поменять уставших верблюдов или лошадей на отдохнувших. Складские помещения никто не охранял, они просто закрывались на батог, вдетый в деревянные скобы на дверях. Несколько человек охраняли сам караван-сарай от набегов. Но это было нечасто. В самой Бухаре караван-сараи были из красного дешевого кирпича. С чистым двором, в комнатах ковры были не новыми, но не вышарканными и кровати имели лучший вид. Хозяин предложил вытопить что-то похожее на баню, отчего уставшие вымокшие путники не отказались.
После мытья и сытного обеда их разморило, решили немного отдохнуть. Когда дождь закончился, халаты были развешаны просыхать, но бродить по раскисшим улицам желания не было. Мезеня лежал в кровати одетый поверх покрывала, вспоминая свои края. Уже, наверное, все цветет. И в полях основные работы прошли. Куда лучше пробежаться росистыми лесами на четырех лапах, чем париться от жары в стеганом шерстяном халате, пропахшим собственным и верблюжьим потом.
Вдруг раздался женский крик. Выскочили все во двор комнат, а из дома хозяина снова раздается девичий крик и плач. Что делать? Вмешиваться в семейные отношения чужого народа, обычаи которого тебе неизвестны, или нет? Но бить женщину не в правилах даже волков из глухой Сибири. С третьим вскриком не вытерпел Мезеня, ворвался в дом хозяина караван-сарая с рыком:
- Ты пошто прилюдно девку лупишь?
На корявом русском языке хозяин старался оправдаться перед высоченным путником, глядевшим на него сердито из-под черных бровей. Девчонка с растрепанной косой, в разорванном плетью платье, забилась в угол и мелко всхлипывала.
- Это моя дочь! Она от мужа сбэжала! Нэ послушала его старшую жену!
Старшую? По сколько же у них жен? Совсем иноверцы выжили из ума! Девчонка закрывалась руками, удерживая на себе платье. Не понравилось это чужестранцу.
- А она, которая по счету? – Мезеня кивнул в сторону всхлипывающей хозяйской дочки.
Черные глаза встретились, растворившись друг в друге. Все теперь он готов был положить к ножками маленькой крохи, отразившейся в его глазах, а зверь подтвердил свое право. Никто с этих пор, даже ее отец, не смеет на нее поднять руку – сам загрызет. Своими зубами.
- Четвертая, - гордо ответил хозяин.
- Это значит, три бабы с общим мужем над ней измывались, а тут еще и ты учить взялся? – свел брови великан.
- Не понять тебе наших обычаев, - старался оправдаться хозяин. – В «Коране» написано…
- На Руси тоже много книжек, уважаемый, да у нас свои законы. Сколько ты хочешь за нее?
На лице хозяина начало прорисовываться удивление, настороженность, сменяясь размышлениями, как бы не прогадать в цене за дочь. Он лихорадочно начал прикидывать, как бы не прогадать в новой продаже дочери.
- Так она уже с мужем была! – кинул последнее предупреждение отец.
- Не боись, наши бабки любую козлячью кровь из девки выведут, - мрачно успокоил Мезеня.
- Три собольи шкуры и три лисьи, - быстро проговорил хозяин, испугавшись собственных скорых слов; цена уж больно высока за порченую девку, да еще и плохую жену.
Мезеня точно знал, что верный друг Зуб стоит сзади потому, не оборачиваясь, спросил:
- Слыхал? – Зуб кивнул. – Прикажи принесть за нареченную.
Зуб сделал знак и через некоторое время похотливый до меха отец девчонки уже мял в дрожащих пальцах мягкий мех, потом вскинулся, подбежал к дочери, схватил ее за руку и швырнул в ноги русскому великану. Увидев на полу распластанную девчонку, Мезеня бережно поднял ее за плечи, загораживая мощным телом от отца.
- Сколько лет-то ей?
- Пятнадцать, - скоро ответил тот. - У нас девочки готовы к браку с девяти лет, а ее выдали только два месяца назад.
- Малая совсем, - досадливо покачал головой новоиспеченный муж и вышел из дома хозяина, ведя за руку девчонку к себе в комнату.
- Ты нашто ее забрал-то? – не понимал Зуб.
- Отразился я в ней, - Мезеня задумчиво посмотрел другу в глаза, что тот все понял – встретил один из лучших волков в стае свою нареченную за много верст от родимого дома.
Девчонка в его комнате также попыталась забиться в угол, сверкая черными глазами с пугливой яростью. Мужчина спокойно сел на низкую кровать, с задумчивой лаской глянул на суженую, улегся, рассматривая потолок, разрешая ей делать все, что заблагорассудится, если захочет сбежать – все равно найдет. Смежил веки, но волчье ухо слышит гораздо лучше человеческого. Он прекрасно слышал, как она подошла к нему, остановилась. Сквозь ресницы Мезеня рассматривал хрупкое тельце незнакомки. Что ему с ней делать? Доращивать хоть пару лет, пока в цвет не войдет, а как войдет в пору, посмотрит ли на него? Защемило сердце смелого волка от глупой неизвестности. С тихим стоном он отвернулся к стене.
Девчонка еще несколько минут рассматривала лежащего мужчину с внушительным разворотом плеч, статной фигурой, который дал ей полную свободу выбора. Убежать? Но куда? Остаться с ним? Зачем она ему? Потянувшись к нему, пальцами постучала по плечу. Мезеня повернулся.
- Зачэм? – на ломаном, как у ее отца, русском языке спросила незнакомца.
- Что зачем? – не понял мужчина, поворачиваясь к ней.
- Я тэбе зачэм?
- Женой станешь, коли захочешь, - с внешним спокойствием ответил он.
- Младшей?
- Единственной. Я – Мезеня, - он хлопнул ладонью по груди.
- Зейда, - и повторила его жест.
- Не боись, не трону, пока сама не захочешь, - успокоил Зейду.
- Зачэм жена, если не трогать? – искренне не поняла девчонка.
Немного осмелев, подошла к кровати, встала на колени, принявшись с интересом изучать незнакомца, разглядывая каждую черточку на его лице. Он ей показался красивым, не то что ее бывший муж – толстый и слюнявый. От воспоминаний Зейду передернуло. Она пальцем провела по угольным бровям мужчины.
- Так, зачэм? – повторила свой вопрос.
- Попривыкни, а то вдруг, не люб стану, - старался объяснить он ей, но сам смущался своих ответов.
- Развэ нас надо спрашивать? – снова искренне удивилась Зейда, отчего брови взлетели на лоб.
Вот странный русский! Кто же женщин спрашивает? Они, как товар – нашелся покупатель – продали, а что дальше с ними, никого не волнует! А этот сам ее боится.
- У нас не как везде, - негромко прозвучали его слова. – Мы находим свою суженую и она одна навсегда, - грустными глазами посмотрел на Зейду.
- Ты красывий, - улыбнулась кроха. – Ты нэ отдашь мэня мужу?
- Нет. Пусть твой отец сам с ним разбирается, а ты теперь… свободна.
Зейда видела в черных глазах мужчины невысказанную боль, задевшую ее душу. Услышала, как сбилось его дыхание
- Я хочу быть с тобой, Мэзеня. Не прогоняй мена, - слеза скатилась из миндалевидных глаз.
Мезеня встал рядом с ней на колени, обнял вздрагивающие плечики сильными руками, осторожно поглаживая по худой спине. Через тонкое платье прощупывались ребра. Еще больше стало жаль ее, но ничего, если останется с ним – откормит.
