-Но мне платили! Я могу сказать кто и когда! – попытался взывать раз за разом Жозеф то к одному своему дознавателю, то к другому.
Его не слушали. В конце концов, видимо, порядком устав, спросили:
-Вы думаете, что нам неизвестны ваши гости? Вы сами вели реестр и подробный! Мы обнаружили его в вашем архиве.
И Жозеф понял, что сопротивление бесполезно. Все уже решено. Просто нужно было уничтожить его, как ненужного свидетеля возвышения нового порядка. Нужно было прикрыть тех, кто действовал на его благо, пользуясь неблаговидными методами. И они это сделали.
Жозеф лежал на холодном полу своей темницы и пытался понять, где ошибся. Ему было суждено прожить маленькую и тихую жизнь, но почему-то судьба послала его на тот же эшафот, где и до него и после него губила великих идейных людей, творцов, политиков, дипломатов, заговорщиков и преступников. А иногда всех в одном единственном слабом воплощении человеческого духа.
Жозеф думал о семье, из которой шел, и которую никак не мог вспомнить с точностью до черт. Он не интересовался ими, как они пережили (и пережили ли?) голод. Вспоминал семью, которую создал и не удержал, гадая, что будет с его дочкой…
Но больше вспоминал он архив, его тихие уголки, полки, бумаги, въевшийся запах плесени и гнили, что коснулась уже некоторых документов, чернил, которыми вел он реестры. Вспоминал шкафы, которые так хорошо знал и изучил.
В полубреду протягивал он руку сквозь темноту, и ему казалась, что кончики пальцев касаются холодной и безразличной ко всему, равнодушной бумаги. Бумага видел все и всё на свете стерпела.
«Будет ли у них свой архив?» - подумал вдруг Жозеф. – «О, сколько можно было бы заработать на бумагах о самых кровавых минутах славной бойни. Только – будет ли спрос на эти бумаги? Кто захочет видеть имена – собственные и близкие в этих документах?»
Темнота густела вокруг Жозефа, а он все смотрел в нее и видел свой любимый архив. Там все было просто и понятно. Там было два реестра и полки, чернильница и папки. А что было здесь? Черта смерти, за которой неясные тени? Присутствие Луала, который отвернулся от Маары, не желая иметь с ней ничего общего? Холодный пол камеры, где неясно сколько людей лежало и будет лежать? Ненужные аресты и отсутствующие допросы?
«Они знали мои преступления!» - подумал Жозеф с ужасом. – «Они позволяли мне их совершать, чтобы убить, когда им будет нужно!».
Он точно не мог сказать, кто входит в эти «они», но видел их созданиями темноты, сплетающим ее паучьи сети, утягивающие в омут, уводящие за черту, к теням, что оставила жизнь.
Жозеф не помнил ничего из своей жизни, кроме архивных будней и каменного пола. Он лежал, вглядываясь в потолок, давно уже треснутый и покрытый слоем плесени, когда за ним пришли. Его дернули вверх и повели точно так, как дергали и вели других.
А Жозеф всё силился спросить, когда ему отдадут дело Коллегии Сопровождения под номером 01-2389-ГР от третьего сезона? Ведь он давал аж неделю назад, на копирку, а ему все еще не вернули и в архивной полке зияет массивная дыра отсутствующего дела.
Жозефу суждено было прожить тихую жизнь и тихо умереть. В этот раз судьба полностью его послушала.
Его не слушали. В конце концов, видимо, порядком устав, спросили:
-Вы думаете, что нам неизвестны ваши гости? Вы сами вели реестр и подробный! Мы обнаружили его в вашем архиве.
И Жозеф понял, что сопротивление бесполезно. Все уже решено. Просто нужно было уничтожить его, как ненужного свидетеля возвышения нового порядка. Нужно было прикрыть тех, кто действовал на его благо, пользуясь неблаговидными методами. И они это сделали.
Жозеф лежал на холодном полу своей темницы и пытался понять, где ошибся. Ему было суждено прожить маленькую и тихую жизнь, но почему-то судьба послала его на тот же эшафот, где и до него и после него губила великих идейных людей, творцов, политиков, дипломатов, заговорщиков и преступников. А иногда всех в одном единственном слабом воплощении человеческого духа.
Жозеф думал о семье, из которой шел, и которую никак не мог вспомнить с точностью до черт. Он не интересовался ими, как они пережили (и пережили ли?) голод. Вспоминал семью, которую создал и не удержал, гадая, что будет с его дочкой…
Но больше вспоминал он архив, его тихие уголки, полки, бумаги, въевшийся запах плесени и гнили, что коснулась уже некоторых документов, чернил, которыми вел он реестры. Вспоминал шкафы, которые так хорошо знал и изучил.
В полубреду протягивал он руку сквозь темноту, и ему казалась, что кончики пальцев касаются холодной и безразличной ко всему, равнодушной бумаги. Бумага видел все и всё на свете стерпела.
«Будет ли у них свой архив?» - подумал вдруг Жозеф. – «О, сколько можно было бы заработать на бумагах о самых кровавых минутах славной бойни. Только – будет ли спрос на эти бумаги? Кто захочет видеть имена – собственные и близкие в этих документах?»
Темнота густела вокруг Жозефа, а он все смотрел в нее и видел свой любимый архив. Там все было просто и понятно. Там было два реестра и полки, чернильница и папки. А что было здесь? Черта смерти, за которой неясные тени? Присутствие Луала, который отвернулся от Маары, не желая иметь с ней ничего общего? Холодный пол камеры, где неясно сколько людей лежало и будет лежать? Ненужные аресты и отсутствующие допросы?
«Они знали мои преступления!» - подумал Жозеф с ужасом. – «Они позволяли мне их совершать, чтобы убить, когда им будет нужно!».
Он точно не мог сказать, кто входит в эти «они», но видел их созданиями темноты, сплетающим ее паучьи сети, утягивающие в омут, уводящие за черту, к теням, что оставила жизнь.
Жозеф не помнил ничего из своей жизни, кроме архивных будней и каменного пола. Он лежал, вглядываясь в потолок, давно уже треснутый и покрытый слоем плесени, когда за ним пришли. Его дернули вверх и повели точно так, как дергали и вели других.
А Жозеф всё силился спросить, когда ему отдадут дело Коллегии Сопровождения под номером 01-2389-ГР от третьего сезона? Ведь он давал аж неделю назад, на копирку, а ему все еще не вернули и в архивной полке зияет массивная дыра отсутствующего дела.
Жозефу суждено было прожить тихую жизнь и тихо умереть. В этот раз судьба полностью его послушала.
