Она знает, что её продали как продают любую другую принцессу, за мир и земли, знает, что пытались рассорить её с мужем, знает, что шпионили за ней, доносили до неё, и знает, что сам муж рассчитывал от её имени получить земли. Но ему она прощает всё, а отцу, матери и остальным – нет. Но её муж ждёт её там, где её пока нет, и она соединится с ним, докажет ему свою верность, проживёт здесь, на земле, весь отпущенный срок в верности ему, в его тени, чтобы потом, на небесах, соединиться с ним в вечность.
Взгляд её светлеет, отец лишь вздыхает: безумство – отвратительная вещь. Его дочь проиграна. Значит ему придётся позаботится о её детях, навести порядок, подготовить для них всех земли и власть. Он, конечно, мечтал о власти, но не о такой вмиг свалившейся бременем, состарившей его за пару минут встречи с безумной дочерью и осознанием, что на нём одном теперь заключено так много земель и так много безумств.
Она не реагирует на прощание с отцом и на детей смотрит с какой-то отстранённостью, чужие они ей какие-то, непонятные, враждебные. И так не похожи на её солнце. Почему, почему они не похожи?
Её увозят. Она привыкла к дороге, и легко переносит новое заточение. Покорная, она сносит холод монастырских стен и пищу – хлеб, сыр, реже овощи. Но потом рождается ребёнок, о котором сообщают отцу безумной королевы тайно.
Донесение тревожное:
–Ребёнок жив. Это девочка. Она никого к ней не подпускает.
На это стоит взглянуть, и отец собирается в путь, который не хочет проходить никогда. Но нужно.
Он смотрит на свою безумную дочь через хитрый глазок в стене, который с первого взгляда и не заметен. Встречаться с нею лицом к лицу он не хочет, поэтому и прибегает к таким мерам.
И увиденное его совсем не радует. Он видит как его дочь говорит со своей маленькой, ещё не умеющей и слова произнести дочерью, и ему плохо.
–Я знала, что ты вернёшься, – говорит безумица и в глазах её нежность, – я никому тебя не отдам. Ты будешь со мной здесь, на земле. только со мной. А потом на небе.
Отец отходит в опустошении – последняя надежда тает.
–Она говорит с ним как с покойным королём, – замечает настоятель скорбно, – верит, что это последнее, что у неё от него есть. Не даёт её ни осмотреть, ни накормить, ничего, словом, не даёт. Заходится криком. Разодрала сестре Марии лицо…
–Довольно! – обрывает отец. Впрочем, не отец уже, а регент и король. Он лучше всякого настоятеля знает свою дочь, но знает он и другое: врагам на руку разлад в семье. – Держите рот на замке и я не обижу содержанием. И помните – никого без моего прямого дозволения к ней не пускать. Лучшее, что сейчас можно сделать, это не показывать никому Её Величество. Ничего хорошего не выйдет. Поняли?
Настоятель кивает. Они быстро в молчании проходят тайный коридор, оставляя позади себя безумную королеву в заточении, счастливо склонившуюся над своей дочерью, воркующей с нею:
–Ты моя радость. Моё солнце. Никто тебя не заберёт у меня. никто…
И тысячи раз она повторит ещё это «никто», и с каждым разом этот повтор будет всё яростнее. И даже когда девочка, вырастая, будет скучать, и просить свою мать о каком-нибудь развлечении, кроме взгляда в окно, она не услышит ничего, кроме страшного:
–Никто тебя у меня не заберёт. Никто.
И не увидит ничего человеческого в безумно нежном её взгляде.
Взгляд её светлеет, отец лишь вздыхает: безумство – отвратительная вещь. Его дочь проиграна. Значит ему придётся позаботится о её детях, навести порядок, подготовить для них всех земли и власть. Он, конечно, мечтал о власти, но не о такой вмиг свалившейся бременем, состарившей его за пару минут встречи с безумной дочерью и осознанием, что на нём одном теперь заключено так много земель и так много безумств.
Она не реагирует на прощание с отцом и на детей смотрит с какой-то отстранённостью, чужие они ей какие-то, непонятные, враждебные. И так не похожи на её солнце. Почему, почему они не похожи?
Её увозят. Она привыкла к дороге, и легко переносит новое заточение. Покорная, она сносит холод монастырских стен и пищу – хлеб, сыр, реже овощи. Но потом рождается ребёнок, о котором сообщают отцу безумной королевы тайно.
Донесение тревожное:
–Ребёнок жив. Это девочка. Она никого к ней не подпускает.
На это стоит взглянуть, и отец собирается в путь, который не хочет проходить никогда. Но нужно.
***
Он смотрит на свою безумную дочь через хитрый глазок в стене, который с первого взгляда и не заметен. Встречаться с нею лицом к лицу он не хочет, поэтому и прибегает к таким мерам.
И увиденное его совсем не радует. Он видит как его дочь говорит со своей маленькой, ещё не умеющей и слова произнести дочерью, и ему плохо.
–Я знала, что ты вернёшься, – говорит безумица и в глазах её нежность, – я никому тебя не отдам. Ты будешь со мной здесь, на земле. только со мной. А потом на небе.
Отец отходит в опустошении – последняя надежда тает.
–Она говорит с ним как с покойным королём, – замечает настоятель скорбно, – верит, что это последнее, что у неё от него есть. Не даёт её ни осмотреть, ни накормить, ничего, словом, не даёт. Заходится криком. Разодрала сестре Марии лицо…
–Довольно! – обрывает отец. Впрочем, не отец уже, а регент и король. Он лучше всякого настоятеля знает свою дочь, но знает он и другое: врагам на руку разлад в семье. – Держите рот на замке и я не обижу содержанием. И помните – никого без моего прямого дозволения к ней не пускать. Лучшее, что сейчас можно сделать, это не показывать никому Её Величество. Ничего хорошего не выйдет. Поняли?
Настоятель кивает. Они быстро в молчании проходят тайный коридор, оставляя позади себя безумную королеву в заточении, счастливо склонившуюся над своей дочерью, воркующей с нею:
–Ты моя радость. Моё солнце. Никто тебя не заберёт у меня. никто…
И тысячи раз она повторит ещё это «никто», и с каждым разом этот повтор будет всё яростнее. И даже когда девочка, вырастая, будет скучать, и просить свою мать о каком-нибудь развлечении, кроме взгляда в окно, она не услышит ничего, кроме страшного:
–Никто тебя у меня не заберёт. Никто.
И не увидит ничего человеческого в безумно нежном её взгляде.
