Я покачала головой:
–Это жестоко. И вы подлец.
–Подлец, – согласился магистр. – И спаситель. Нельзя быть кем-то одним. Это всегда неразрывно. У вас хорошие друзья среди дознавателей, но мои друзья идут ко двору. Им всё равно, сколько людей умрёт, главное, чтобы для большего числа был готов ответ, что делать, если нагрянет беда. Понимаете?
Что толку от понимания? Конечно. Я понимаю. Где-то в уме я даже согласна. Целительство – страшная вещь, по сути, это тоже война. Только не такая заметная. На этой войне не нужны рыцари и мечи. Тут нужна подлость. Подлость, чтобы спасти других.
Тут нужна жестокость. Я понимаю это, но как мне с этим смириться?
–Почему я вас раньше не видела? – я попыталась отвлечься.
–Я раньше посещал другой приют.
–Там знали о ваших…делах?
–Знали. Но молчали. Всем нужно благо. Всем нужно золото. У всех есть страх. Вы ничего не добьетесь, поэтому, не ссорьтесь со мной. давайте лучше договоримся. Скажем, семеро в сезон – это не такая высокая цена в жизнях? Ваш приют теряет от голода, холода и болезней около двадцати в среднем. А тут будет чуть больше. Никто не хватится.
–Это дети.
–У вас нет своих? – магистр пытливо глянул на меня.
Я покачала головой:
–Больше нет.
–И вы пришли к чужим?
–Я ушла от своей скорби к чужой! – я огрызнулась, но сама поняла, как это жалко. – Я не ищу свою силу в чужом благе и в чужой боли.
–В вашем. Вы пьете те же лекарственные настойки. Задумывались ли вы о цене? Вы ходите по отбитым у врага улицам, пьете из защищенных, недавно еще залитых кровью рек, а теперь изображаете ангела? – Магистр усмехнулся. – двойная циничность! Вы пользуетесь уже чужими благами. Но стоим вам об этом узнать, и вы морщите нос и говорите, что вам воняет! Солдаты лили кровь, чтобы ваш город и ваш закуток жизни остался в целости и сохранности, а другие люди отдают жизни, чтобы ваша была легче, чтобы вы, поймав мигрень или несварение, не загнулись…и я уже не говорю про что-то серьезное, вроде родов или воспалений. Пойдите на улицы, выйдите за свой поганый проулок, увидите не ту ещё скорбь. Увидите матерей, что готовы отдать и свои жизни, и другие, лишь бы лихорадка пощадила их детей!
Магистр умолк. Я тоже молчала. Разум мой был на его стороне, а сердце…я никогда не умела с ним договариваться.
–У меня нет времени, – продолжил Алгений, взяв деловой тон, – вы дадите мне то, что мне нужно? Или я всё-таки должен вернуться со стражей и приказом короны?
–Гленда! – позвала я и моя помощница явилась на зов. Магистр нахмурился, но ждал. Однако он не так меня понял.
–Да? Чем могу помочь?
–Гленда, приют теперь твой, – я поднялась. – Мне предстоит покинуть город.
–Бежите? – Магистр искривил губы в презрении. – сваливаете грехи на других?
–Да, – не стала я спорить. – Гленда, милая, ты останешься вместо меня. Это тяжелая работа, но она тебе будет по плечу.
–Но как же?.. что случилось? – Гленда хлопала глазами. – Я не понимаю! Я могу чем-то помочь?
–Позаботься о приюте, – отозвалась я, – о наших подопечных.
Гленда потрясённо молчала. Я знаю, она задумывалась порою о том, что будет, если приют перейдёт под её власть, но она гнала эти мысли. А я их вскрыла.
–Бежите…– повторил Алгений с презрением.
–Я выбираю благо, – возразила я. – Но это благо моё собственное. Умом я вас понимаю, а моё сердце нет.
Гленда непонимающе переводила взгляд с меня на магистра.
–Прощайте! – я метнулась к дверям, быстро, чтобы не передумать, чтобы скрыть подступающие слёзы.
Я никогда не была воином, я никогда не была из числа мудрых жриц, я никогда не была никем выдающимся. Передо мною не вставало никаких решений, и я не грезила о высотах. Иногда я, конечно, задумывалась о том, что сделаю, если придётся выбирать между долгом и, к примеру, собственной жизнью. Что ж, зря я задумывалась – судьба услышала меня и поставила перед таким выбором, и мне не нравится мой ответ. В нём много трусости. Но это я. И я бегу.
–А я как раз к тебе! – Роден оказался прямо передо мной. я не заметила его и едва не толкнула. – Что случилось?
–А я к тебе.
–Чем могу помочь? – дознаватель посерьезнел. – какое у тебя ко мне дело?
–Никакого, – я заставила себя улыбнуться. – Я уезжаю из города. Приют на Гленде. Поедешь со мной? правда, я пока не знаю куда.
–Куда хоть хочешь? – Роден был растерян, но опыт дознавателя заставлял его держать лицо.
–Туда, где будет покой.
–Он здесь. С сиротами. С теми, кого ты бросаешь, и… – Роден поморщился. – ты странная. Я никуда не поеду. Здесь служба. И ты одумайся! Ну магистр да магистр. Сама знаешь, он под короной ходит. А по всей земле война, разруха…ну куда ты?
–Сказала же, не знаю!
–Бежишь? – в голосе Родена не было презрения, но тоска обожгла меня. – Беги.
Он хлопнул меня по плечу и двинулся по дороге, ему нельзя надолго покидать службу. Он легко оставил меня. Я стояла, не зная, куда податься, прислушивалась к уму и сердцу. Ум был тих, а сердце билось размеренно. Порыв, нагнавший меня, отступил. И я осталась стоять, ненужная и потерянная.
Ругаясь, кляня всех и всё, я пошла назад, к приюту, надеясь, что Гленда еще не вошла во вкус маленькой власти над чужими жизнями.
–Это жестоко. И вы подлец.
–Подлец, – согласился магистр. – И спаситель. Нельзя быть кем-то одним. Это всегда неразрывно. У вас хорошие друзья среди дознавателей, но мои друзья идут ко двору. Им всё равно, сколько людей умрёт, главное, чтобы для большего числа был готов ответ, что делать, если нагрянет беда. Понимаете?
Что толку от понимания? Конечно. Я понимаю. Где-то в уме я даже согласна. Целительство – страшная вещь, по сути, это тоже война. Только не такая заметная. На этой войне не нужны рыцари и мечи. Тут нужна подлость. Подлость, чтобы спасти других.
Тут нужна жестокость. Я понимаю это, но как мне с этим смириться?
–Почему я вас раньше не видела? – я попыталась отвлечься.
–Я раньше посещал другой приют.
–Там знали о ваших…делах?
–Знали. Но молчали. Всем нужно благо. Всем нужно золото. У всех есть страх. Вы ничего не добьетесь, поэтому, не ссорьтесь со мной. давайте лучше договоримся. Скажем, семеро в сезон – это не такая высокая цена в жизнях? Ваш приют теряет от голода, холода и болезней около двадцати в среднем. А тут будет чуть больше. Никто не хватится.
–Это дети.
–У вас нет своих? – магистр пытливо глянул на меня.
Я покачала головой:
–Больше нет.
–И вы пришли к чужим?
–Я ушла от своей скорби к чужой! – я огрызнулась, но сама поняла, как это жалко. – Я не ищу свою силу в чужом благе и в чужой боли.
–В вашем. Вы пьете те же лекарственные настойки. Задумывались ли вы о цене? Вы ходите по отбитым у врага улицам, пьете из защищенных, недавно еще залитых кровью рек, а теперь изображаете ангела? – Магистр усмехнулся. – двойная циничность! Вы пользуетесь уже чужими благами. Но стоим вам об этом узнать, и вы морщите нос и говорите, что вам воняет! Солдаты лили кровь, чтобы ваш город и ваш закуток жизни остался в целости и сохранности, а другие люди отдают жизни, чтобы ваша была легче, чтобы вы, поймав мигрень или несварение, не загнулись…и я уже не говорю про что-то серьезное, вроде родов или воспалений. Пойдите на улицы, выйдите за свой поганый проулок, увидите не ту ещё скорбь. Увидите матерей, что готовы отдать и свои жизни, и другие, лишь бы лихорадка пощадила их детей!
Магистр умолк. Я тоже молчала. Разум мой был на его стороне, а сердце…я никогда не умела с ним договариваться.
–У меня нет времени, – продолжил Алгений, взяв деловой тон, – вы дадите мне то, что мне нужно? Или я всё-таки должен вернуться со стражей и приказом короны?
–Гленда! – позвала я и моя помощница явилась на зов. Магистр нахмурился, но ждал. Однако он не так меня понял.
–Да? Чем могу помочь?
–Гленда, приют теперь твой, – я поднялась. – Мне предстоит покинуть город.
–Бежите? – Магистр искривил губы в презрении. – сваливаете грехи на других?
–Да, – не стала я спорить. – Гленда, милая, ты останешься вместо меня. Это тяжелая работа, но она тебе будет по плечу.
–Но как же?.. что случилось? – Гленда хлопала глазами. – Я не понимаю! Я могу чем-то помочь?
–Позаботься о приюте, – отозвалась я, – о наших подопечных.
Гленда потрясённо молчала. Я знаю, она задумывалась порою о том, что будет, если приют перейдёт под её власть, но она гнала эти мысли. А я их вскрыла.
–Бежите…– повторил Алгений с презрением.
–Я выбираю благо, – возразила я. – Но это благо моё собственное. Умом я вас понимаю, а моё сердце нет.
Гленда непонимающе переводила взгляд с меня на магистра.
–Прощайте! – я метнулась к дверям, быстро, чтобы не передумать, чтобы скрыть подступающие слёзы.
Я никогда не была воином, я никогда не была из числа мудрых жриц, я никогда не была никем выдающимся. Передо мною не вставало никаких решений, и я не грезила о высотах. Иногда я, конечно, задумывалась о том, что сделаю, если придётся выбирать между долгом и, к примеру, собственной жизнью. Что ж, зря я задумывалась – судьба услышала меня и поставила перед таким выбором, и мне не нравится мой ответ. В нём много трусости. Но это я. И я бегу.
–А я как раз к тебе! – Роден оказался прямо передо мной. я не заметила его и едва не толкнула. – Что случилось?
–А я к тебе.
–Чем могу помочь? – дознаватель посерьезнел. – какое у тебя ко мне дело?
–Никакого, – я заставила себя улыбнуться. – Я уезжаю из города. Приют на Гленде. Поедешь со мной? правда, я пока не знаю куда.
–Куда хоть хочешь? – Роден был растерян, но опыт дознавателя заставлял его держать лицо.
–Туда, где будет покой.
–Он здесь. С сиротами. С теми, кого ты бросаешь, и… – Роден поморщился. – ты странная. Я никуда не поеду. Здесь служба. И ты одумайся! Ну магистр да магистр. Сама знаешь, он под короной ходит. А по всей земле война, разруха…ну куда ты?
–Сказала же, не знаю!
–Бежишь? – в голосе Родена не было презрения, но тоска обожгла меня. – Беги.
Он хлопнул меня по плечу и двинулся по дороге, ему нельзя надолго покидать службу. Он легко оставил меня. Я стояла, не зная, куда податься, прислушивалась к уму и сердцу. Ум был тих, а сердце билось размеренно. Порыв, нагнавший меня, отступил. И я осталась стоять, ненужная и потерянная.
Ругаясь, кляня всех и всё, я пошла назад, к приюту, надеясь, что Гленда еще не вошла во вкус маленькой власти над чужими жизнями.