–Нет, я просто не спятила, – отозвалась Алэйн. О своей резкости она уже жалела, но слова назад не вернёшь. Они не умеют возвращаться. Пролитые однажды, они не втекают в беспамятство. Остаются надежно, негодяи!
Что будет позже? Пустота. Пустота и холод. Алэйн предпримет робкую попытку извиниться, но Регина не уловит её, и Алэйн перестанет пытаться. Она исчезнет из родительского дома с приглушёнными чувствами радости и стыда – довольная тем, что уезжает от тихого безумия матери, что по-прежнему ведёт разговор со стенами, и, стыдясь того, что оставляет её одну.
Что будет после? Регина продолжит нести свой долг, поведёт его храбро и славно, не опасаясь упасть и сдаться. Легко идти, когда в тебе есть вера в то, что путь твой определён. И неважно, что там позади, если убедить себя в том, что всё часть Его плана.
И будет Алэйн…с тремя в год обязательными, выдавленными через силу, приездами домой. И каждый раз будет не клеиться их разговор и каждый раз будет что-то не то между ними. Навечно непонятое. И будут попытки Алэйн понять мать, и будет попытка приехать к ней на рождество, и облегчение, когда не свершится этой задумки.
Много всего будет. А больше всего будет лиц – самых разных лиц, что идут через дом. Через дом 7/12 на улице Ланжер. И Регина сопроводит каждое. Кому-то помощь и не нужна, так, наблюдение. А кому-то и прикрикнуть придётся:
–Иди, не задерживайся!
Потому что мёртвым душам в этом городе некуда больше податься.
Регина знала что скоро умрёт. В зеркале отчётливо она видела на своём лице признаки приближающейся смерти – читала их в глазах. Она достаточно видела мёртвых лиц, чтобы не опознать присутствие смерти теперь.
Она не роптала.
Дочери звонить не стала – не надо её пугать. Умрёт – сообщат. А так – не надо, не надо видеть Алэйн последних минут. Они ужасны, даже если смерть приходит во сне. Боль никуда не девается.
Регина ждала. Она была спокойна. Она знала куда идти, в отличие от тех, кто умирает прежде срока и выпадает из жизни насильно, против самой сути. Ей это не грозило – она прожила славную жизнь, неся на своих плечах тяжёлый долг милосердия и помощи мёртвым душам. Теперь ей надлежало идти самой, и…
И это тревожило её. Но не так, как можно предположить, а иначе: кто будет помогать мёртвым теперь? Дом отходит Алэйн, это ясно, но захочет ли она в нём жить? Едва ли. Там, в новом месте у неё иная жизнь и своя семья. Сохранит как наследство? Это глупо – недвижимость ныне дорога, содержать её здесь, не реализуя…
Нет, Алэйн умная, она так не поступит. Значит, будет продавать. А кому? как долго? в прошлый раз Регина купила этот дом после двух лет простоя дома. А сколько он будет ждать теперь? И кто в него въедет? И что будет с теми, кто не знает, куда ему идти после?
Вот это тревожило Регину.
Решения не было. Вернее, оно подступало, но Регина задумывалась больше о том, не будет ли это расценено как гордыня? Она всегда задумывалась об этом, когда принимала решение. Гордыня казалась для нее страшнее всего на свете, ещё с детства, когда она услышала, что и Каин, и Иуда совершили свои преступления из гордыни.
–Мне всё равно умирать, – сказала Регина пустоте. Та не стала спорить, и Регина ободрилась, – боже, никогда к тебе не взывала так отчаянно, как сейчас, но нужно. Не оставляй сынов и дочерей своих на растерзание неизведанному, дозволь мне и дальше сопровождать их путь, указывать куда им нужно?
Пустота не ответила. Или не слышала, или не реагировала, или…
О последнем «или» Регина старалась не думать. Смерть смертью, а всё равно не хочется постигать гнева высшей силы!
Но смерть неумолима. Она оставила Регину в неизвестности, напала быстрой тенью, сорвалась пятном с потолка, вклинилась в мозг, растеклась по телу, шебанула сердце беспощадным разрядом. Умирай, Регина!
И Регина покладисто умерла.
Она стояла посреди пустой комнаты – верный страж, незримый страж. Впрочем, те, кому надо, её заметят, пусть и сами не будут замечены. В лучшем случае – шевелением по стенам. Сила услышала Регину, сила вняла ей и позволила ей остаться. Позволила стоять до конца.
Она и сейчас там – в том единственном доме, куда подаются все мёртвые души этого города. В доме 7/12 по улице Ланжер. Она поможет, если нужно и проконтролирует, если помощь не нужна.
Откуда я знаю? Я это вижу. Я всегда всё вижу. Вижу и то, как ошиблась Регина много лет назад, когда решила, что это Бог возложил на неё такой долг. Откровенно говоря, это не было Его решением, да и вообще чьим-нибудь, но когда человек так отчаянно способен к работе и жаждет её, даже я не буду протестовать.
Пусть стоит. Меня на все двери всё равно не хватит.
Что будет позже? Пустота. Пустота и холод. Алэйн предпримет робкую попытку извиниться, но Регина не уловит её, и Алэйн перестанет пытаться. Она исчезнет из родительского дома с приглушёнными чувствами радости и стыда – довольная тем, что уезжает от тихого безумия матери, что по-прежнему ведёт разговор со стенами, и, стыдясь того, что оставляет её одну.
Что будет после? Регина продолжит нести свой долг, поведёт его храбро и славно, не опасаясь упасть и сдаться. Легко идти, когда в тебе есть вера в то, что путь твой определён. И неважно, что там позади, если убедить себя в том, что всё часть Его плана.
И будет Алэйн…с тремя в год обязательными, выдавленными через силу, приездами домой. И каждый раз будет не клеиться их разговор и каждый раз будет что-то не то между ними. Навечно непонятое. И будут попытки Алэйн понять мать, и будет попытка приехать к ней на рождество, и облегчение, когда не свершится этой задумки.
Много всего будет. А больше всего будет лиц – самых разных лиц, что идут через дом. Через дом 7/12 на улице Ланжер. И Регина сопроводит каждое. Кому-то помощь и не нужна, так, наблюдение. А кому-то и прикрикнуть придётся:
–Иди, не задерживайся!
Потому что мёртвым душам в этом городе некуда больше податься.
***
Регина знала что скоро умрёт. В зеркале отчётливо она видела на своём лице признаки приближающейся смерти – читала их в глазах. Она достаточно видела мёртвых лиц, чтобы не опознать присутствие смерти теперь.
Она не роптала.
Дочери звонить не стала – не надо её пугать. Умрёт – сообщат. А так – не надо, не надо видеть Алэйн последних минут. Они ужасны, даже если смерть приходит во сне. Боль никуда не девается.
Регина ждала. Она была спокойна. Она знала куда идти, в отличие от тех, кто умирает прежде срока и выпадает из жизни насильно, против самой сути. Ей это не грозило – она прожила славную жизнь, неся на своих плечах тяжёлый долг милосердия и помощи мёртвым душам. Теперь ей надлежало идти самой, и…
И это тревожило её. Но не так, как можно предположить, а иначе: кто будет помогать мёртвым теперь? Дом отходит Алэйн, это ясно, но захочет ли она в нём жить? Едва ли. Там, в новом месте у неё иная жизнь и своя семья. Сохранит как наследство? Это глупо – недвижимость ныне дорога, содержать её здесь, не реализуя…
Нет, Алэйн умная, она так не поступит. Значит, будет продавать. А кому? как долго? в прошлый раз Регина купила этот дом после двух лет простоя дома. А сколько он будет ждать теперь? И кто в него въедет? И что будет с теми, кто не знает, куда ему идти после?
Вот это тревожило Регину.
Решения не было. Вернее, оно подступало, но Регина задумывалась больше о том, не будет ли это расценено как гордыня? Она всегда задумывалась об этом, когда принимала решение. Гордыня казалась для нее страшнее всего на свете, ещё с детства, когда она услышала, что и Каин, и Иуда совершили свои преступления из гордыни.
–Мне всё равно умирать, – сказала Регина пустоте. Та не стала спорить, и Регина ободрилась, – боже, никогда к тебе не взывала так отчаянно, как сейчас, но нужно. Не оставляй сынов и дочерей своих на растерзание неизведанному, дозволь мне и дальше сопровождать их путь, указывать куда им нужно?
Пустота не ответила. Или не слышала, или не реагировала, или…
О последнем «или» Регина старалась не думать. Смерть смертью, а всё равно не хочется постигать гнева высшей силы!
Но смерть неумолима. Она оставила Регину в неизвестности, напала быстрой тенью, сорвалась пятном с потолка, вклинилась в мозг, растеклась по телу, шебанула сердце беспощадным разрядом. Умирай, Регина!
И Регина покладисто умерла.
***
Она стояла посреди пустой комнаты – верный страж, незримый страж. Впрочем, те, кому надо, её заметят, пусть и сами не будут замечены. В лучшем случае – шевелением по стенам. Сила услышала Регину, сила вняла ей и позволила ей остаться. Позволила стоять до конца.
Она и сейчас там – в том единственном доме, куда подаются все мёртвые души этого города. В доме 7/12 по улице Ланжер. Она поможет, если нужно и проконтролирует, если помощь не нужна.
Откуда я знаю? Я это вижу. Я всегда всё вижу. Вижу и то, как ошиблась Регина много лет назад, когда решила, что это Бог возложил на неё такой долг. Откровенно говоря, это не было Его решением, да и вообще чьим-нибудь, но когда человек так отчаянно способен к работе и жаждет её, даже я не буду протестовать.
Пусть стоит. Меня на все двери всё равно не хватит.
