Чернота разглядывала девчонок с любопытством мясника, точно решая с кого начнёт.
– Они глупые, просто глупые. Пощади их. Они не знают что делают.
– они все не ведают, – согласилась чернота, но разглядывать не перестала, – а мне, думаешь, легко сюда из глубин идти было? Да во имя чего?
– Всё хорошо, всё хорошо…– шептала Крис, прижимаясь к Бетти.
Они явно что-то чувствовали. Свечи больше не горели, но это не было самым страшным. Чернота разрасталась, клубилась вокруг них, словно большая змея, обвивала кольцом, отрезая путь к отступлению.
Была ли тень мира в своём праве? Не знаю. Может и была. Может быть и её, древнюю, достали все эти напыщенные самодельные магички. Но бездействовать я не могла.
– Пощади, – я рухнула на призрачные колени рядом с растущей чернотой.
Та взглянула на меня странно, я ничего не могла прочесть в алом взгляде тени мира. Да и не хотела, наверняка там было что-то вроде обещанного Ничто.
– Пощади их, они должны жить. Такие молодые, глупые, что с них взять?
– Пощадить? – чернота засмеялась бесплотным смехом. – Левую или правую?
Следовало бы выбрать левую. И пусть Бетти никогда не узнала бы об этом. но я взглянула на Крис, втянувшую её в это, и не узнала своих мыслей. А если Бетти предложат что-то похуже? Она что, также легко согласится? И Крис держится храбрее, да и вообще – у неё в доме, наверное, есть своя тень жизни, которая дорожит ею, и которая любит смотреть за тем, как Крис растёт, меняется, радуется и огорчается.
Вправе ли я?.. нет, не вправе. Я не чернота, не тень мира. Я была живой и неважно какая у меня была жизнь – я знаю смерть, и не хочу, чтобы Крис висела в своём доме или ушла в Ничто, и пусть даже из-за собственной глупости и умения влезать куда не следует.
– Может быть обеих? – голос был моим и не моим. Жить в посмертии – всё равно жить. Да, обрезано, не умея достучаться до настоящих живых, не умея сказать им и не имея голоса. Но это всё равно жизнь.
Но я прожила жизнь, а эти две идиотки нет. И они даже не представляют, что висит над их головами, и что может ждать их. А я видела. И я не могу, зная что есть в мире Ничто, позволить хоть одной пойти туда и не попытаться их защитить.
Им ещё жить.
– Можешь забрать меня, – но отступление я отрезала и себе.
Чернота взметнулась, оставляя девчонок жаться друг к другу, оказалась рядом со мной, нависла над головой, пытаясь всмотреться в моё посмертие.
– Во имя чего? – прошелестела тень мира, вглядываясь и прожигая меня взглядом. Благо, я мертва и мне это не навредит. – Ты можешь остаться здесь.
– В доме что опустеет? – я усмехнулась, хотя меня жгло запоздалым страхом, стучавшимся из жизни забытой, прошедшей. – Нет уж, спасибо. Лучше я.
– Люди! – чернота переместилась удобнее, чуть спустилась, чтобы быть со мной на одном уровне, – даже в смерти люди!
Она распахнула объятия – чёрные руки разметались в стороны, точно крылья, и когда мир угасал для меня второй раз, тень мира шепнула:
– Лучше зажмурься, так будет быстрее.
Милосердие было знакомо и ей. Может быть зря она возмущалась на людей или сама прежде была человеком?
– Что это было…– спёртый воздух сменился потоком свежести, точно где-то кто-то окно открыл. Крис даже посмотрела на задёрнутые шторы, не колышатся ли? Но нет. Неподвижны – Бетти, всё хорошо. Ты что, испугалась? Дурашка…
О том, что испуг только что разжал когти на горле самой Крис девчонка предпочла не упоминать. Бетти смотрела на неё со слезами.
– Трусиха, – улыбнулась Крис, но улыбка вышла невеселой, – давай собирать, не работает всё это.
Не работает! Да, так они сказали себе. И Крис убедила себя, что бесплотный голос ей почудился, и всё остальное стало казаться сном. Ну подумаешь – свечи колыхались, так то сквозило! А то, что воздух вдруг стал тяжелым и точно сдавливать их начало со всех сторон, и всё вдруг стало как бы бесцветным – так это игра воображения! Сами себе накрутили, сами себя убедили, а теперь сами и отмывают пол от следов воска.
– Крис, – позвала Бетти, отскребая воск от пола, – давай больше ничего подобного не будем делать? Нехорошо это. Страшно.
– Страшно! – передразнила Крис и посерьезнела. Ей и самой было всё ещё жутко и неловко. Отчаянно хотелось почему-то помыться в горячей, почти кипящей воде и ещё лечь спать до самого утра, даром, что на улице всего восемь вечера. – Не будем, Бетти, обещаю.
– И про это не расскажем.
На это Крис не ответила. Ей и так казалось очевидным, что про провал не стоит рассказывать, и неважно, что провал был совсем не в ритуале, а в том, что пережить его достойно Крис не смогла – испугалась.
Она была уверена что ничего не получится, и на это уповала. А оно вон как повернулось – и точно ведь было чье-то присутствие, и точно кто-то спросил её!
Но об этом она не скажет никогда и никому. Даже Бетти – не надо ей ещё больше пугаться.
– Они глупые, просто глупые. Пощади их. Они не знают что делают.
– они все не ведают, – согласилась чернота, но разглядывать не перестала, – а мне, думаешь, легко сюда из глубин идти было? Да во имя чего?
– Всё хорошо, всё хорошо…– шептала Крис, прижимаясь к Бетти.
Они явно что-то чувствовали. Свечи больше не горели, но это не было самым страшным. Чернота разрасталась, клубилась вокруг них, словно большая змея, обвивала кольцом, отрезая путь к отступлению.
Была ли тень мира в своём праве? Не знаю. Может и была. Может быть и её, древнюю, достали все эти напыщенные самодельные магички. Но бездействовать я не могла.
– Пощади, – я рухнула на призрачные колени рядом с растущей чернотой.
Та взглянула на меня странно, я ничего не могла прочесть в алом взгляде тени мира. Да и не хотела, наверняка там было что-то вроде обещанного Ничто.
– Пощади их, они должны жить. Такие молодые, глупые, что с них взять?
– Пощадить? – чернота засмеялась бесплотным смехом. – Левую или правую?
Следовало бы выбрать левую. И пусть Бетти никогда не узнала бы об этом. но я взглянула на Крис, втянувшую её в это, и не узнала своих мыслей. А если Бетти предложат что-то похуже? Она что, также легко согласится? И Крис держится храбрее, да и вообще – у неё в доме, наверное, есть своя тень жизни, которая дорожит ею, и которая любит смотреть за тем, как Крис растёт, меняется, радуется и огорчается.
Вправе ли я?.. нет, не вправе. Я не чернота, не тень мира. Я была живой и неважно какая у меня была жизнь – я знаю смерть, и не хочу, чтобы Крис висела в своём доме или ушла в Ничто, и пусть даже из-за собственной глупости и умения влезать куда не следует.
– Может быть обеих? – голос был моим и не моим. Жить в посмертии – всё равно жить. Да, обрезано, не умея достучаться до настоящих живых, не умея сказать им и не имея голоса. Но это всё равно жизнь.
Но я прожила жизнь, а эти две идиотки нет. И они даже не представляют, что висит над их головами, и что может ждать их. А я видела. И я не могу, зная что есть в мире Ничто, позволить хоть одной пойти туда и не попытаться их защитить.
Им ещё жить.
– Можешь забрать меня, – но отступление я отрезала и себе.
Чернота взметнулась, оставляя девчонок жаться друг к другу, оказалась рядом со мной, нависла над головой, пытаясь всмотреться в моё посмертие.
– Во имя чего? – прошелестела тень мира, вглядываясь и прожигая меня взглядом. Благо, я мертва и мне это не навредит. – Ты можешь остаться здесь.
– В доме что опустеет? – я усмехнулась, хотя меня жгло запоздалым страхом, стучавшимся из жизни забытой, прошедшей. – Нет уж, спасибо. Лучше я.
– Люди! – чернота переместилась удобнее, чуть спустилась, чтобы быть со мной на одном уровне, – даже в смерти люди!
Она распахнула объятия – чёрные руки разметались в стороны, точно крылья, и когда мир угасал для меня второй раз, тень мира шепнула:
– Лучше зажмурься, так будет быстрее.
Милосердие было знакомо и ей. Может быть зря она возмущалась на людей или сама прежде была человеком?
***
– Что это было…– спёртый воздух сменился потоком свежести, точно где-то кто-то окно открыл. Крис даже посмотрела на задёрнутые шторы, не колышатся ли? Но нет. Неподвижны – Бетти, всё хорошо. Ты что, испугалась? Дурашка…
О том, что испуг только что разжал когти на горле самой Крис девчонка предпочла не упоминать. Бетти смотрела на неё со слезами.
– Трусиха, – улыбнулась Крис, но улыбка вышла невеселой, – давай собирать, не работает всё это.
Не работает! Да, так они сказали себе. И Крис убедила себя, что бесплотный голос ей почудился, и всё остальное стало казаться сном. Ну подумаешь – свечи колыхались, так то сквозило! А то, что воздух вдруг стал тяжелым и точно сдавливать их начало со всех сторон, и всё вдруг стало как бы бесцветным – так это игра воображения! Сами себе накрутили, сами себя убедили, а теперь сами и отмывают пол от следов воска.
– Крис, – позвала Бетти, отскребая воск от пола, – давай больше ничего подобного не будем делать? Нехорошо это. Страшно.
– Страшно! – передразнила Крис и посерьезнела. Ей и самой было всё ещё жутко и неловко. Отчаянно хотелось почему-то помыться в горячей, почти кипящей воде и ещё лечь спать до самого утра, даром, что на улице всего восемь вечера. – Не будем, Бетти, обещаю.
– И про это не расскажем.
На это Крис не ответила. Ей и так казалось очевидным, что про провал не стоит рассказывать, и неважно, что провал был совсем не в ритуале, а в том, что пережить его достойно Крис не смогла – испугалась.
Она была уверена что ничего не получится, и на это уповала. А оно вон как повернулось – и точно ведь было чье-то присутствие, и точно кто-то спросил её!
Но об этом она не скажет никогда и никому. Даже Бетти – не надо ей ещё больше пугаться.
