могла бы наплести что-нибудь про то, что это слишком опасное зелье и что оно вообще не попадает в руки простых смертных и уводить, уводить далеко, как можно дальше от сути, упомянув лишь коротко о том, что необходимо промыть желудок и дать воды, словом – сказать много, но ничего по существу.
Но Аделе готовилась к целительству, а не к подобным выходкам. Она не умела не теряться.
–Я не знаю, – призналась Аделе.
Иверсен удовлетворённо кивнула:
–Вы не знаете этого, вы не ответили на прошлый вопрос…зачем вам вообще быть целителем?
Это было уже грязной игрой. Но Аделе не понимала этого. Она могла бы ответить ехидно и тем бы завоевать уважение Шенье, который бы и вступился. Она могла бы ответить пронзительно-добродетельно, вызвав расположение Хаукона и Вендулы, тем самым получив в их лицах защитников. Она могла бы потребовать задавать вопросы поуместнее и почестнее, и, хотя не добилась бы этого, может быть, получила бы в покровителях Бланку.
Но она решительно ничего не умела из этого. Могла только ответить неуверенно:
–Я всегда хотела быть целителем. С самого детства. Я хотела быть полезной людям. Мне нравились травы и ягоды.
–Шли бы в сборщицы, – предложила Иверсен. – Целительство это не ваше! Это не ваша дверь, деточка. Понимаете? Так бывает.
У Аделе на глаза навернулись злые слёзы. Она не мыслила себя за пределами целительства. Она всегда знала, что будет исцелять людей. Но вот-вот всё должно было рухнуть. А её слёзы были ещё одной трещиной в фундаменте мечты. Они были слабостью. И слёзы ничего не значили, лишь вызывали раздражение и досаду.
–Займитесь полезным делом, – продолжала Иверсен, – займитесь чем-нибудь, что вам подойдёт. Мы ещё не дошли до практики, а вы уже не можете ответить…
–Может быть, перейдём к практике? – перебил Рангел. Эта перемена настроения Иверсен напугала. Она с ужасом взглянула на королевского целителя, не понимая, где ошиблась и почему он вдруг заступился.
Аделе чуть-чуть полегчало. Практика была её последней надеждой. Она не понимала, что это путь в никуда, что Рангел на её счёт уже всё решил. Просто хочет закончить.
–Приготовьте…– он поколебался, надо было выбрать что-то сложное, но не занимающее много времени, а то возиться с ней надоело. – Приготовьте отвар от желудочной боли.
Аделе метнулась к столу. Тут были разные флаконы и тюбики, множество коробочек с сушеными травами, перетёртыми кореньями, бутылочки с маслами – классический набор целителя.
Аделе принялась за работу. Она заставила себя не думать о том, что за ней наблюдают и что это её последний шанс получить знак целителя. Она просто делала всё так, как учили. Шенье отметил это. Он видел, что Аделе хочет стать целителем, но она будет всего лишь хорошим. Она никогда не рискнёт сделать что-то, чего нет в книгах. Она будет следовать написанному и сказанному давно.
Это не дело. и всё же и такие были нужны.
Остальные наблюдали с разной долей волнения и равнодушия. Аделе понадобилось десять минут, чтобы сделать отвар. Время было славное – на отвар отводилось четверть часа, а Аделе справилась раньше. Её движения были точными, рассчитанными, а ещё – отрепетированными.
Первой оценивал отвар Шенье. Придираться он не хотел. Он хотел, чтобы Аделе оставалась где-нибудь служить в городе. Не все должны быть экспериментаторами и рисковать. Кто-то должен иметь и просто навык.
–Отвар меня устраивает, – сказал Шенье. – Время приготовления, густота, цвет, аромат…всё в порядке.
Аделе ободрилась. Положение перестало казаться ей безнадёжным. Дверь, начавшая открываться на улицу, в неизвестность, прочь от Цитадели Целителей, снова стала закрываться. Может быть, ей ещё можно было остаться здесь.
Хаукон тоже был милосерден:
–Всё в порядке.
И даже Рангел придираться не стал:
–Верно, – коротко сказал он, едва взглянув на отвар. Правильность его не интересовала.
Вендула придралась:
–Корень ивы слишком крупен. Так и поперхнуться можно.
Бланка взглянула на неё с ненавистью, но ничего не сказала и Аделе, только кивнула. Иверсен, к тому времени сообразившая, чего хочет Рангел, накинулась на Аделе. Она высказала ей и про крупный корень ивы, и про перегретость отвара, и про то, что тот слишком загустел. Надо сказать, что справедливо было только про корень, оценить перегретость было невозможно, ровно как и оспорить, а густота – это нормальное состояние – отвар от желудочных болей больше похож на кисель по консистенции.
И всё это Аделе могла бы возразить и могла бы попытаться хотя бы себя отстоять.
Но она не умела. Она умела читать книги, записывать за целителями, осматривать больных, делать перевязки, спасать раны от нагноения, готовить отвары и мази, а вот сопротивляться откровенному нападению людскому не могла.
Этому её не учили. А жизни Аделе не знала.
–Скажите ещё…последний вопрос, – Иверсен блеснула старыми глазами. Теперь в ней не было и тени добродушия. Теперь она была зверем, беспощадным и мрачным зверем, который чётко понял волю того, кто сильнее – Рангел не желал быть тем, кто заваливает целителей неуместными вопросами. Эта честь, как и любое грязное дело должны были переходить тем, кто заискивает и подчиняется. Сегодня это была Иверсен.
Аделе совсем потускнела. Вся душа её замутилась, столкнувшись с чем-то, что Аделе пока и понять не могла.
–Скажите, чем можно улучшить этот отвар, деточка? – Иверсен была столь ласкова, что от этой ласки подташнивало.
Аделе молчала. Она не знала что значит «улучшить». То, что написано в книгах – верно. это подход обывателя, но обывателей большинство. Не все способны к риску, особенно когда речь о жизнях. Что лучше и проще? взять на себя ответственность большую, чем всегда и что-то попытаться изобрести, уповая на милость богов и свою интуицию, или следовать инструкциям книги? Первое ведёт к ответу в случае удачи и неудачи. Второе проверено временем.
Не все такие как Шенье. Не все рискуют. Даже присутствующий здесь Магистрат не полным составом рисковал. Риск выпадал Иверсен, Шенье и Рангелу с Бланкой. Они были опытными целителями. Они учились рисковать.
А Аделе не училась. Она не верила в себя, она верила в книги. А теперь от неё ждали ответа, который она дать, конечно, не могла.
Будь она смелее, она бы сказала, что добавить можно, к примеру – морскую соль. И будь это правдой или неправдой, она смогла бы как-то притянуть это как объяснение, вывернуться. А в жизни, конечно, не добавлять этой же соли, не рисковать. Но зато иметь знак целителя.
Но Аделе не была смела. Она призналась, уже плача:
–Я не знаю.
–И о чём мы вообще говорим? – делано возмутилась Иверсен, – коллеги, вы видели всё сами. Верно?
Ни одного возражения.
–Я полагаю, что вам, Аделе, нужно поискать себя в чём-то другом.
Вот и всё. Приговор. Выбита земля из-под ног, разрушена мечта. И Аделе, шатаясь, побрела к выходу. Вход оставался позади, и войти ещё раз возможности не было. Аделе знала это правило. Но что впереди? Неизвестность? Пустота? ничто? Презрение к себе?
Аделе так и не могла понять почему всё так вышло. Она же была лучшей! Она же училась, она выполняла все задания, всегда слушала целителей и заучивала книги. Но почему, почему она не смогла пройти это представление Магистрату?
Что ей теперь делать?
Аделе плакала и шла, не разбирая дороги. Да и была ли та дорога вообще? У Аделе было чувство, что она бредёт наощупь в темноте и эта тьма кончится обрывом. В желудке что-то ныло, отзываясь на её слёзы, в глазах мутилось, в голове пульсировало болью. И ничего не было больше.
–Аделе, – её окрикнули, она не сразу сообразила, что это её имя. Обернулась, не скрывая слёз и опухших глаз. А что ей было таить? Мир растоптал ее, и сопротивляться ему, действовать назло? Как она могла? Об этом в книгах не говорилось.
Она увидела Шенье. Он настиг её. Аделе не удивилась. Удивление пропало вместе со всеми чувствами. Осталась только пустота.
–Вы правда хотите быть целителем? – спросил он. Аделе по-прежнему не вызывала у него ожиданий. Но он готов был рискнуть. Люди, следующие алгоритму, это плохие целители, но всё же – целители. На мелочах справится, а там как бог даст.
Она молчала. Ответ не мог сорваться с изломанных слезами губ.
–Если хотите, – продолжил Шенье, – приходите ко мне. Я не обещаю вам должности и знака, но вы можете помогать мне. Вы не будете целителем, вы будете смешивать лекарства и принимать тех, кто будет слишком легок и скучен для меня. Разумеется, это будет тайной, иначе вас казнят. Но если вы так хотите, если целительство это ваша мечта – это самое большее, на что вы можете рассчитывать сегодня.
Аделе понимала, что Шенье предлагает ей нарушить закон. Об этом в книгах тоже не было ничего. Она знала и то, что за целительство, производимое без знака целителя, следует казнь. Но она не торопилась отказать. Казнь к ней уже пришла в некотором роде, почему-то оставив бренное и глупое тело идти.
Она пыталась прикинуть – как часто корона и стража интересуются целителями и ищут тех, кто не носит знака, но лечит? И потом…смешивать лекарства это не лечить, это всего лишь помогать целителю. Это лазейка! Та, которую Аделе не видела прежде и не могла увидеть, откровенно говоря.
А Шенье увидел.
–Это дверь, – сказал Шень, – может быть единственная на всю жизнь. Но предыдущая за вами закрылась, а эта ещё открыта. Вам решать войти или нет. Если надумаете – приходите ко мне, постучите дважды, я с первого иногда не слышу.
Не дожидаясь её решения, Шенье пошёл обратно. Его ждал Магистрат, которому он что-то солгал насчёт того, что ему необходимо утолить жажду. Двери Магистрата были открыты, и кто-то уже стучался для нового представления.
Шенье успел, занял своё место, принялся ждать новичка. А Аделе осталась где-то там, за этой дверью, за дверью придуманной жизни, осталась решать – войти ей в следующую дверь или нет.
Но Аделе готовилась к целительству, а не к подобным выходкам. Она не умела не теряться.
–Я не знаю, – призналась Аделе.
Иверсен удовлетворённо кивнула:
–Вы не знаете этого, вы не ответили на прошлый вопрос…зачем вам вообще быть целителем?
Это было уже грязной игрой. Но Аделе не понимала этого. Она могла бы ответить ехидно и тем бы завоевать уважение Шенье, который бы и вступился. Она могла бы ответить пронзительно-добродетельно, вызвав расположение Хаукона и Вендулы, тем самым получив в их лицах защитников. Она могла бы потребовать задавать вопросы поуместнее и почестнее, и, хотя не добилась бы этого, может быть, получила бы в покровителях Бланку.
Но она решительно ничего не умела из этого. Могла только ответить неуверенно:
–Я всегда хотела быть целителем. С самого детства. Я хотела быть полезной людям. Мне нравились травы и ягоды.
–Шли бы в сборщицы, – предложила Иверсен. – Целительство это не ваше! Это не ваша дверь, деточка. Понимаете? Так бывает.
У Аделе на глаза навернулись злые слёзы. Она не мыслила себя за пределами целительства. Она всегда знала, что будет исцелять людей. Но вот-вот всё должно было рухнуть. А её слёзы были ещё одной трещиной в фундаменте мечты. Они были слабостью. И слёзы ничего не значили, лишь вызывали раздражение и досаду.
–Займитесь полезным делом, – продолжала Иверсен, – займитесь чем-нибудь, что вам подойдёт. Мы ещё не дошли до практики, а вы уже не можете ответить…
–Может быть, перейдём к практике? – перебил Рангел. Эта перемена настроения Иверсен напугала. Она с ужасом взглянула на королевского целителя, не понимая, где ошиблась и почему он вдруг заступился.
Аделе чуть-чуть полегчало. Практика была её последней надеждой. Она не понимала, что это путь в никуда, что Рангел на её счёт уже всё решил. Просто хочет закончить.
–Приготовьте…– он поколебался, надо было выбрать что-то сложное, но не занимающее много времени, а то возиться с ней надоело. – Приготовьте отвар от желудочной боли.
Аделе метнулась к столу. Тут были разные флаконы и тюбики, множество коробочек с сушеными травами, перетёртыми кореньями, бутылочки с маслами – классический набор целителя.
Аделе принялась за работу. Она заставила себя не думать о том, что за ней наблюдают и что это её последний шанс получить знак целителя. Она просто делала всё так, как учили. Шенье отметил это. Он видел, что Аделе хочет стать целителем, но она будет всего лишь хорошим. Она никогда не рискнёт сделать что-то, чего нет в книгах. Она будет следовать написанному и сказанному давно.
Это не дело. и всё же и такие были нужны.
Остальные наблюдали с разной долей волнения и равнодушия. Аделе понадобилось десять минут, чтобы сделать отвар. Время было славное – на отвар отводилось четверть часа, а Аделе справилась раньше. Её движения были точными, рассчитанными, а ещё – отрепетированными.
Первой оценивал отвар Шенье. Придираться он не хотел. Он хотел, чтобы Аделе оставалась где-нибудь служить в городе. Не все должны быть экспериментаторами и рисковать. Кто-то должен иметь и просто навык.
–Отвар меня устраивает, – сказал Шенье. – Время приготовления, густота, цвет, аромат…всё в порядке.
Аделе ободрилась. Положение перестало казаться ей безнадёжным. Дверь, начавшая открываться на улицу, в неизвестность, прочь от Цитадели Целителей, снова стала закрываться. Может быть, ей ещё можно было остаться здесь.
Хаукон тоже был милосерден:
–Всё в порядке.
И даже Рангел придираться не стал:
–Верно, – коротко сказал он, едва взглянув на отвар. Правильность его не интересовала.
Вендула придралась:
–Корень ивы слишком крупен. Так и поперхнуться можно.
Бланка взглянула на неё с ненавистью, но ничего не сказала и Аделе, только кивнула. Иверсен, к тому времени сообразившая, чего хочет Рангел, накинулась на Аделе. Она высказала ей и про крупный корень ивы, и про перегретость отвара, и про то, что тот слишком загустел. Надо сказать, что справедливо было только про корень, оценить перегретость было невозможно, ровно как и оспорить, а густота – это нормальное состояние – отвар от желудочных болей больше похож на кисель по консистенции.
И всё это Аделе могла бы возразить и могла бы попытаться хотя бы себя отстоять.
Но она не умела. Она умела читать книги, записывать за целителями, осматривать больных, делать перевязки, спасать раны от нагноения, готовить отвары и мази, а вот сопротивляться откровенному нападению людскому не могла.
Этому её не учили. А жизни Аделе не знала.
–Скажите ещё…последний вопрос, – Иверсен блеснула старыми глазами. Теперь в ней не было и тени добродушия. Теперь она была зверем, беспощадным и мрачным зверем, который чётко понял волю того, кто сильнее – Рангел не желал быть тем, кто заваливает целителей неуместными вопросами. Эта честь, как и любое грязное дело должны были переходить тем, кто заискивает и подчиняется. Сегодня это была Иверсен.
Аделе совсем потускнела. Вся душа её замутилась, столкнувшись с чем-то, что Аделе пока и понять не могла.
–Скажите, чем можно улучшить этот отвар, деточка? – Иверсен была столь ласкова, что от этой ласки подташнивало.
Аделе молчала. Она не знала что значит «улучшить». То, что написано в книгах – верно. это подход обывателя, но обывателей большинство. Не все способны к риску, особенно когда речь о жизнях. Что лучше и проще? взять на себя ответственность большую, чем всегда и что-то попытаться изобрести, уповая на милость богов и свою интуицию, или следовать инструкциям книги? Первое ведёт к ответу в случае удачи и неудачи. Второе проверено временем.
Не все такие как Шенье. Не все рискуют. Даже присутствующий здесь Магистрат не полным составом рисковал. Риск выпадал Иверсен, Шенье и Рангелу с Бланкой. Они были опытными целителями. Они учились рисковать.
А Аделе не училась. Она не верила в себя, она верила в книги. А теперь от неё ждали ответа, который она дать, конечно, не могла.
Будь она смелее, она бы сказала, что добавить можно, к примеру – морскую соль. И будь это правдой или неправдой, она смогла бы как-то притянуть это как объяснение, вывернуться. А в жизни, конечно, не добавлять этой же соли, не рисковать. Но зато иметь знак целителя.
Но Аделе не была смела. Она призналась, уже плача:
–Я не знаю.
–И о чём мы вообще говорим? – делано возмутилась Иверсен, – коллеги, вы видели всё сами. Верно?
Ни одного возражения.
–Я полагаю, что вам, Аделе, нужно поискать себя в чём-то другом.
Вот и всё. Приговор. Выбита земля из-под ног, разрушена мечта. И Аделе, шатаясь, побрела к выходу. Вход оставался позади, и войти ещё раз возможности не было. Аделе знала это правило. Но что впереди? Неизвестность? Пустота? ничто? Презрение к себе?
Аделе так и не могла понять почему всё так вышло. Она же была лучшей! Она же училась, она выполняла все задания, всегда слушала целителей и заучивала книги. Но почему, почему она не смогла пройти это представление Магистрату?
Что ей теперь делать?
Аделе плакала и шла, не разбирая дороги. Да и была ли та дорога вообще? У Аделе было чувство, что она бредёт наощупь в темноте и эта тьма кончится обрывом. В желудке что-то ныло, отзываясь на её слёзы, в глазах мутилось, в голове пульсировало болью. И ничего не было больше.
–Аделе, – её окрикнули, она не сразу сообразила, что это её имя. Обернулась, не скрывая слёз и опухших глаз. А что ей было таить? Мир растоптал ее, и сопротивляться ему, действовать назло? Как она могла? Об этом в книгах не говорилось.
Она увидела Шенье. Он настиг её. Аделе не удивилась. Удивление пропало вместе со всеми чувствами. Осталась только пустота.
–Вы правда хотите быть целителем? – спросил он. Аделе по-прежнему не вызывала у него ожиданий. Но он готов был рискнуть. Люди, следующие алгоритму, это плохие целители, но всё же – целители. На мелочах справится, а там как бог даст.
Она молчала. Ответ не мог сорваться с изломанных слезами губ.
–Если хотите, – продолжил Шенье, – приходите ко мне. Я не обещаю вам должности и знака, но вы можете помогать мне. Вы не будете целителем, вы будете смешивать лекарства и принимать тех, кто будет слишком легок и скучен для меня. Разумеется, это будет тайной, иначе вас казнят. Но если вы так хотите, если целительство это ваша мечта – это самое большее, на что вы можете рассчитывать сегодня.
Аделе понимала, что Шенье предлагает ей нарушить закон. Об этом в книгах тоже не было ничего. Она знала и то, что за целительство, производимое без знака целителя, следует казнь. Но она не торопилась отказать. Казнь к ней уже пришла в некотором роде, почему-то оставив бренное и глупое тело идти.
Она пыталась прикинуть – как часто корона и стража интересуются целителями и ищут тех, кто не носит знака, но лечит? И потом…смешивать лекарства это не лечить, это всего лишь помогать целителю. Это лазейка! Та, которую Аделе не видела прежде и не могла увидеть, откровенно говоря.
А Шенье увидел.
–Это дверь, – сказал Шень, – может быть единственная на всю жизнь. Но предыдущая за вами закрылась, а эта ещё открыта. Вам решать войти или нет. Если надумаете – приходите ко мне, постучите дважды, я с первого иногда не слышу.
Не дожидаясь её решения, Шенье пошёл обратно. Его ждал Магистрат, которому он что-то солгал насчёт того, что ему необходимо утолить жажду. Двери Магистрата были открыты, и кто-то уже стучался для нового представления.
Шенье успел, занял своё место, принялся ждать новичка. А Аделе осталась где-то там, за этой дверью, за дверью придуманной жизни, осталась решать – войти ей в следующую дверь или нет.
