«Ответственность за отступление вашего демона лежит целиком и полностью на Архангеле Михаиле. Упомянутый архангел способствовал возвышению Сельдфигейзера, желая спасти его от окончательного падения и помочь выйти на искупление…»
Слишком много пафоса. Да и странно, что Небесное Царство так легко выходит на конфликт. Получив это письмо, Подземное может подать прошение и разъяриться…
Об этом Михаил как-то сразу не подумал. Ситуация из очевидной же превращалась в нечто невразумительное.
Отринув всякую гордость, Архангел поднялся и направился к Архистратигу Габриэлю.
–И в чём проблема? – спросил Габриэль с тем же ледяным спокойствием, что и всегда.
–С тем, что это правда. Я знаю, где он и знаю, что служебное расследование выйдет на меня, хоть я и сам могу покаяться.
–Ещё раз…в чём проблема? – Габриэль был воплощением льда. Что происходило за маской этой непроницаемости знал, наверное, только Владыка. Но силу ощущал и Михаил. И не хотелось ему встать против этой силы однажды.
–Если я скажу правду, то я вооружу Подземное Царство против нас, – объяснил Михаил. – У них будут все основания на расследование, компенсацию и презрение.
–Тогда не говори, – легко отозвался Габриэль.
–Я же архангел! – Михаил даже задохнулся от возмущения. – Архангелы не лгут!
Габриэль улыбнулся одними уголками губ, но глаза его остались непроницаемыми и ледяными.
–Помнишь ли ты наш разговор о том, является ли личный мотив добродетелью или это всё-таки эгоизм? Рафаэль, сам того не зная, поднял интересный вопрос.
–К чему ты ведёшь, Светлейший? – Михаил чувствовал, что ответ ему не понравится.
–Я веду к тому, что тебе предстоит выяснить этот ответ. Не для всех, для себя самого. Ну, ещё, пожалуй, для этого Сельдфигейзера.
Михаил чувствовал правильно. Ответ ему не понравился. Понятнее не стало, что отвечать было неясно.
–Я бы выяснил, Светлейший, если бы ты навёл меня на мысль. На кону козырь для Подземного Царства против нас. Я боюсь, что могу дать неверный ответ.
–Так уж боишься? – со странным смешком уточнил Габриэль.
–Проблем никто не хочет, как я понимаю, – Михаил вглядывался в лицо архистратига, тщетно ища в нём какую-то подсказку.
–Тебе решать, – ответил Габриэль и склонил голову набок, давая ясно понять, что аудиенция окончена и Михаил остался ни с чем.
Решать самому! Да это издевательство. Да и добро бы, если бы решение касалось одного Михаила! Так нет же, нет! и никакой чёткости, а ведь верный путь лишь один.
–Крест и пламя…– выругался Михаил и потянулся в очередной раз за пером и чернильницей.
–Хозяин, вам письмо, – демонический дух заискивающе смотрел снизу вверх на Самаэля.
–От кого? – Самаэль не глянул на своего прислужника, много чести!
–От Небесного Царства! – прислужник трепетно протянул древнему демону светлый конверт, скреплённый серебряной печатью.
Самаэль криво усмехнулся – эти архангелы такие предсказуемые! Думали, что сумеют обойти все заслоны тьмы, что обхитрят всё Подземное Царство! Даже если удалось вывести Сельдфигейзера отсюда, это не говорит о том, что они победили: Небесному Царству пришло время каяться, а Сельдфигейзеру пора бежать – его порвут при жизни, а когда он окажется в посмертии там, откуда пытался сбежать, он поймёт, что все муки преисподней ещё даже не начинались.
От тьмы не скроешься – она в каждом.
–Попались! – ликовал Самаэль, раскрывая конверт. Он уже предвидел, как САМ наградит его за такую ловкость. – Ну…
Он осёкся, побледнел. Несказанные слова застыли на его устах. Прислужник, ощутив угрозу, помертвел, отполз в сторону.
А перед глазами Самаэля сверкали строки…издевательские сухие строки:
«В Подземное Царство от Царства Небесного.
В ответ на ваше письмо о демоне-отступнике по имени Сельдфигейзер мы с сожалением вынуждены сообщить о том, что проведение служебного расследования не дало никакого результата. Местонахождение отступника нам неизвестно.
Большего сообщить не можем, Архангел Михаил».
Блестящие перспективы лопнули в одно мгновение. Самаэль остался в дураках.
–Подлец! Мерзавец! – бушевал он. – Ангелы же не могут лгать! Не могут! Им запрещено! Их мораль запрещает им лгать…поганцы!
Он бушевал и был страшен в своей ярости. А ещё был не совсем прав. Да, ангелы, и уж тем более архангелы лгать не могут. Но Михаил и не лгал. По его собственному признанию на высшем заседании он лишь слегка слукавил и сказал правду в определённом смысле. А про это речь в законах Небесного Царства не шла.
9. Рождество
Наступления Рождества Азазель ждал с нетерпением. Да, конечно, это было тайной – ни один демон бы не понял, заяви Азазель подобное хоть кому-нибудь. Но Азазель давно умел хранить тайны, и эту – самую дорогую, самую хрустальную и робкую берёг пуще всего на свете. Пожалуй, единственное, что могло бы переплюнуть силу этой тайны – дружба с Люцифером. Хотя…дружба – это слишком громкое слово.
Друзьями они были, когда стояли в одном ряду, когда были ангелами, когда были неразлучны мыслями и поступками, проказами и добродетелью. А потом Люцифер поднял бунт, повёл с собою часть небесного мира и был низвергнут. Пав же во тьму, лишившись самой светлой своей части, Люцифер возвысился во тьме. Отныне он был господином, властелином и владыкой Подземного Царства, а Азазель при нём был одним из слуг. Да, Азазель был привилегированным, но всё-таки слугой. Но Азазель легко смирился с этим и продолжал делать вид, что его дружба с Люцифером так и осталась дружбой и не приобрела никакого оттенка. Люцифер, впрочем, вёл себя схожим образом. Он давал привилегии Азазелю, каких не давал никому, советовался с ним и был почти откровенен…
Может быть, тосковал по прошлому? Тосковал и бежал от него. А может быть нуждался в отражении своих мыслей? Или, что ещё проще, держа рядом Азазеля, вспоминал о своём могуществе, ведь когда-то они были равны.
Так или иначе, но Азазель оставался предан Люциферу, и готов был даже ступить в Ничто, если тот попросит. Однако эта преданность отзывалась необходимостью: Азазель должен быть всегда открыт мыслями к Люциферу или быть в пределах доступности к хозяину. Это порою раздражало. К тому же Люцифер не отличался тактичностью, и врывался в сон, в размышления и даже в минуты напряжённой работы, вторгался в мысли, требовал, спрашивал, шутил.
И один только день, вернее, одна ночь и следующий за нею день освобождали Азазеля от этой власти. Пусть ненадолго, но он выбирался на полную свободу и дышал, ходил по улицам людского мира, вглядывался в лица.
Разумеется, речь о Сочельнике и Рождестве. В эту ночь и в день у Люцифера портилось настроение. Из года в год, из века в век, как родился этот младенец, Люцифер не знал покоя, и всё силился понять то, чего не был в силах понять: почему люди выбрали младенца, а ещё хлеще – человека, пусть и полукровку, в свои защитники?
В ночь перед и в сам день Люцифер не трогал Азазеля. Он не появлялся на совещаниях. И сам не затевал их. Он исчезал (может быть и впрямь исчезал) из всех ветвей и плетений Подземного Царства, не ел, не пил, не говорил ни с кем из демонов и не попадался на глаза. Кое-кто из демонов, особенно из новичков, выдыхал, полагая, что владыка Подземного отправился на отдых или смягчился, но это было глубоким заблуждением: проходил Сочельник, проходил день рождества и Люцифер появлялся и спрашивал, крепко спрашивал за всё, что не было сделано за период его отсутствия и за все совершённые промахи. Именно поэтому высшая знать демонов предпочитала не замечать того, что хозяина нет. Он появится, совсем скоро, и тогда держись…нет уж, лучше сделать вид, что он по-прежнему есть и может явиться в любую минуту, и свои легионы также держать в этой мысли!
А вот Азазель не желал упускать этого краткого отгула. Он заранее переправлял дела, кое-что отметал, кое-что перепоручал, словом, делал всё, чтобы расчистить себе несколько часов прогулки по людскому миру. Да, вы можете заметить, что в Людском Мире в Сочельник и Рождество блуждают архангелы и сам архистратиг, соблюдая порядок и безжалостно ловя демонов, которым запрещено быть в людском мире в эти святые часы. Да, вы можете так сказать. И будете правы. Но Азазель был высшим демоном, и умел укрываться от надзоров ангелов и архангелов, а архистратиг его не трогал: негласное соглашение действовало меж ними – Азазель блуждает в Рождество и не творит ничего, связанного с работой, а архистратиг закрывает на это глаза.
Так до тех пор, пока кто-то из них не попадётся начальству. И Азазель даже не знал, что хуже: попасться в руки Небесных и затеять разбирательство или открыться Люциферу в своём рождественском блуждании и, без сомнения, встретить презрение в его глазах?
Азазель знал, что рискует, но демоническая натура на то и демоническая – зовёт к свободе, подлая! И Азазель, дождавшись положенного часа и выждав для верности ещё четверть от нового, через тайную тропу, доступную его силе, выскользнул в мир людей…
Азазель шёл по заснеженным улицам, наслаждаясь свежим воздухом и шумом. Повсюду была суета и толкотня, звучали какие-то смешки, и голоса образовывали удивительный хор: каждый на свой лад, но вместе – восславление праздника. Вокруг люди спешили за последними покупками, спешили жить и резвиться. Даже чинные и благородные дамы и господа и то припускали быстрее и даже позволяли себе насмешливые движения и небольшое хулиганство в гримасах.
Это веселило Азазеля.
Улицу же, по которой неспешно, выделяясь из толпы, проходил Азазель, затопило запахами. Тут был и еловый аромат, и свечной, и какой-то сладкий цитрусовый, и запах печёных орехов, мёда, каких-то специй…с большим удовольствием Азазель унюхал в этом плетении ароматов праздничный яблочный пирог и шоколадный пудинг, а ещё – едва ли не у каждого прилавка – торговцев с жареными каштанами и шоколадно-ореховыми палочками.
Это дурманило Азазеля.
В витринах – блестящих, залитых дрессированным светом множества свечей – стояли ёлки разных мастей, на каждой блестели стеклянными и перламутровыми боками игрушки, изображавшие и привычных лошадей, оленей, и звёзды, и домики, снежинки. У одной витрины Азазель застыл на несколько минут – велико было искусство в руке, что вырезала для этой елки фигурки ангелов…
Азазель залюбовался против воли: живые получились ангелы. В блеске лака и свечей казалось, что ангелы улыбаются и плачут. Один был точь-в-точь как Люцифер – такие же золотые кудри и такой же взгляд.
«Хотел бы я познакомиться с мастером!» – усмехнулся про себя Азазель, и заставил себя идти дальше, идти вдоль витрин. За которыми таились шелка, кружева, платья, подсвечники, многоэтажные пироги, свечи, засахаренные дольки апельсина, чаши с мёдом и орехами, кубки с винами – всё для праздника, всё для жизни! Азазель искренне улыбнулся в витрину, за которой блестел жиром и золотистой корочкой большой гусь на деревянном блюде, помахал рукой какой-то девочке, что выбирала в другой витрине куклу…
Азазелю стало хорошо. Он был хозяином жизней, и чувствовал единение с миром.
Он даже неожиданно раздобрел и расщедрился, и сунул мальчонке-попрошайке серебряную монету…
Ох, если бы описать словами, что это была за монета! Совершенно чужая для этой земли, она уже стоила даже бы здесь пару сотен обыкновенных монеток! И век, и страна, и редкость… да, Азазель просто дал, не рассчитывая будущего мальчонки, дал, потому что захотелось.
И дела ему не было до того, что этой ночью мальчонку прирежут в ближайшей подворотне за эту монету ребята постарше, которые не оценят редкости, но поймут: вещь стоящая! Убийцы понесут монетку к старому скупщику, про которого точно знали, что тот не брезгует нечестно добытым. Скупщик их, конечно, обманет и только через пару столетий стоимость этой монетки, удивляясь такой диковинке, смогут по достоинству оценить целой комиссией исследователей и мастеров…
Но Азазелю было не до мальчонки. Он просто сунул ему монетку и пошёл дальше, насвистывая что-то лукаво-весёлое и залихватское.
Миновав же проулок, убегая от блестящих витрин в проходы, где уже не так ярко, но по-прежнему празднично и ещё более уютно от настоящих, приготовленных для домочадцев угощений, Азазель даже подмигнул симпатичной барышне. Та залилась краской и зашепталась со своей компаньонкой. Азазель расхохотался: он знал свои возможности и своё лукавство. В мыслях у него не было сбивать эту барышню, пробуждать в её птичьей душе чувства, но захотелось подмигнуть, повеселить себя…
Для него – мимолётность. Для неё – самое яркое впечатление за недолгую жизнь. Он пошёл дальше и забыл её лицо, она загадала встречу «с таинственным незнакомцем» ещё два десятка раз в Сочельник, прежде, чем успокоилась и поняла, что встречи не будет.
–Наверное, он был ангелом! – горестно решила она и заставила себя забыть встречу…
А Азазель пошёл дальше. Миновав ещё проулок, Азазель понял, что может вернуться кругом или пройти к ледяному парку, где уже резвилась ребятня, или поддаться на достигший его ноздрей тонкий аромат имбиря, корицы и шоколада.
В еде Азазель, как демон, в общем-то не нуждался. И он превратил еду в способ получения удовольствия, от того и стремился есть только настоящее, доставленное контрабандой из людского мира, что ему, как привилегированному, конечно, позволялось.
«До следующего рождества ещё долго!» – решил Азазель и пошёл на запах, и вскоре достиг своей цели – спрятанной в стекле и рождественских свечах маленькой пекарни, куда с удовольствием нырнул, и, не примериваясь к языку, легко подстраиваясь под землю, в которую прибыл, заказал себе пудинг, горячий шоколад и большой кусок яблочно-орехового пирога.
Он уже расправился с ароматным пирогом, и приступил к пудингу, когда рядом с ним произошло движение: открылась дверь, сквознуло, мелькнула чёрная сутана…Азазель ткнулся в чашку, дабы не смущать священника своим присутствием (некоторые люди обладают такой чувствительностью, что даже демонов могут разглядеть, а кому такой сюрприз на Рождество-то нужен?).
–Отец Рамон! – девушка, поставившая четверть часа назад тарелки и чашку перед Азазелем, обрадовалась гостю. – Как мы рады! Мы уже беспокоились, что по такому вечеру вы и не дойдете до нас!
–Да как бы я мог не прийти? Всё готово? – спросил смутно знакомый голос и Азазель с сожалением оторвался от горячего шоколада, прислушался, не понимая, что его смущает.
–Да, вот. Три дюжины имбирных пряников, – девушка протянула свёрток. – Ещё тёплые.
–Спасибо, Эрмина. Света в твой дом и счастливого Рождества, – отозвался священник и поспешно вышел.
Азазель просидел ещё пару секунд, осознавая, затем подорвался и рванулся за священником. Он узнал голос. Этот голос принадлежал Сельдфигейзеру!
Есть такая категория душ, на которые никогда никто не ставит. Мол, способности средние, если будет проявлено усердие, то тогда – да, может быть и поднимется до чего-то значимого, но в общем – ловить нечего, дарования нет, сила сонная и ленивая.
Сельдфигейзер принадлежал к такой категории душ. Он не был рождённым демоном, он стал им после смерти, когда количество его дел был взвешено на Заседании и его швырнули в Подземное Царство. Причём Сельдфигейзер остался себе на уме. Он не рвался в высшие чины, и не скрывал, что хочет вернуться в мир людей.
Слишком много пафоса. Да и странно, что Небесное Царство так легко выходит на конфликт. Получив это письмо, Подземное может подать прошение и разъяриться…
Об этом Михаил как-то сразу не подумал. Ситуация из очевидной же превращалась в нечто невразумительное.
Отринув всякую гордость, Архангел поднялся и направился к Архистратигу Габриэлю.
***
–И в чём проблема? – спросил Габриэль с тем же ледяным спокойствием, что и всегда.
–С тем, что это правда. Я знаю, где он и знаю, что служебное расследование выйдет на меня, хоть я и сам могу покаяться.
–Ещё раз…в чём проблема? – Габриэль был воплощением льда. Что происходило за маской этой непроницаемости знал, наверное, только Владыка. Но силу ощущал и Михаил. И не хотелось ему встать против этой силы однажды.
–Если я скажу правду, то я вооружу Подземное Царство против нас, – объяснил Михаил. – У них будут все основания на расследование, компенсацию и презрение.
–Тогда не говори, – легко отозвался Габриэль.
–Я же архангел! – Михаил даже задохнулся от возмущения. – Архангелы не лгут!
Габриэль улыбнулся одними уголками губ, но глаза его остались непроницаемыми и ледяными.
–Помнишь ли ты наш разговор о том, является ли личный мотив добродетелью или это всё-таки эгоизм? Рафаэль, сам того не зная, поднял интересный вопрос.
–К чему ты ведёшь, Светлейший? – Михаил чувствовал, что ответ ему не понравится.
–Я веду к тому, что тебе предстоит выяснить этот ответ. Не для всех, для себя самого. Ну, ещё, пожалуй, для этого Сельдфигейзера.
Михаил чувствовал правильно. Ответ ему не понравился. Понятнее не стало, что отвечать было неясно.
–Я бы выяснил, Светлейший, если бы ты навёл меня на мысль. На кону козырь для Подземного Царства против нас. Я боюсь, что могу дать неверный ответ.
–Так уж боишься? – со странным смешком уточнил Габриэль.
–Проблем никто не хочет, как я понимаю, – Михаил вглядывался в лицо архистратига, тщетно ища в нём какую-то подсказку.
–Тебе решать, – ответил Габриэль и склонил голову набок, давая ясно понять, что аудиенция окончена и Михаил остался ни с чем.
Решать самому! Да это издевательство. Да и добро бы, если бы решение касалось одного Михаила! Так нет же, нет! и никакой чёткости, а ведь верный путь лишь один.
–Крест и пламя…– выругался Михаил и потянулся в очередной раз за пером и чернильницей.
***
–Хозяин, вам письмо, – демонический дух заискивающе смотрел снизу вверх на Самаэля.
–От кого? – Самаэль не глянул на своего прислужника, много чести!
–От Небесного Царства! – прислужник трепетно протянул древнему демону светлый конверт, скреплённый серебряной печатью.
Самаэль криво усмехнулся – эти архангелы такие предсказуемые! Думали, что сумеют обойти все заслоны тьмы, что обхитрят всё Подземное Царство! Даже если удалось вывести Сельдфигейзера отсюда, это не говорит о том, что они победили: Небесному Царству пришло время каяться, а Сельдфигейзеру пора бежать – его порвут при жизни, а когда он окажется в посмертии там, откуда пытался сбежать, он поймёт, что все муки преисподней ещё даже не начинались.
От тьмы не скроешься – она в каждом.
–Попались! – ликовал Самаэль, раскрывая конверт. Он уже предвидел, как САМ наградит его за такую ловкость. – Ну…
Он осёкся, побледнел. Несказанные слова застыли на его устах. Прислужник, ощутив угрозу, помертвел, отполз в сторону.
А перед глазами Самаэля сверкали строки…издевательские сухие строки:
«В Подземное Царство от Царства Небесного.
В ответ на ваше письмо о демоне-отступнике по имени Сельдфигейзер мы с сожалением вынуждены сообщить о том, что проведение служебного расследования не дало никакого результата. Местонахождение отступника нам неизвестно.
Большего сообщить не можем, Архангел Михаил».
Блестящие перспективы лопнули в одно мгновение. Самаэль остался в дураках.
–Подлец! Мерзавец! – бушевал он. – Ангелы же не могут лгать! Не могут! Им запрещено! Их мораль запрещает им лгать…поганцы!
Он бушевал и был страшен в своей ярости. А ещё был не совсем прав. Да, ангелы, и уж тем более архангелы лгать не могут. Но Михаил и не лгал. По его собственному признанию на высшем заседании он лишь слегка слукавил и сказал правду в определённом смысле. А про это речь в законах Небесного Царства не шла.
9. Рождество
Наступления Рождества Азазель ждал с нетерпением. Да, конечно, это было тайной – ни один демон бы не понял, заяви Азазель подобное хоть кому-нибудь. Но Азазель давно умел хранить тайны, и эту – самую дорогую, самую хрустальную и робкую берёг пуще всего на свете. Пожалуй, единственное, что могло бы переплюнуть силу этой тайны – дружба с Люцифером. Хотя…дружба – это слишком громкое слово.
Друзьями они были, когда стояли в одном ряду, когда были ангелами, когда были неразлучны мыслями и поступками, проказами и добродетелью. А потом Люцифер поднял бунт, повёл с собою часть небесного мира и был низвергнут. Пав же во тьму, лишившись самой светлой своей части, Люцифер возвысился во тьме. Отныне он был господином, властелином и владыкой Подземного Царства, а Азазель при нём был одним из слуг. Да, Азазель был привилегированным, но всё-таки слугой. Но Азазель легко смирился с этим и продолжал делать вид, что его дружба с Люцифером так и осталась дружбой и не приобрела никакого оттенка. Люцифер, впрочем, вёл себя схожим образом. Он давал привилегии Азазелю, каких не давал никому, советовался с ним и был почти откровенен…
Может быть, тосковал по прошлому? Тосковал и бежал от него. А может быть нуждался в отражении своих мыслей? Или, что ещё проще, держа рядом Азазеля, вспоминал о своём могуществе, ведь когда-то они были равны.
Так или иначе, но Азазель оставался предан Люциферу, и готов был даже ступить в Ничто, если тот попросит. Однако эта преданность отзывалась необходимостью: Азазель должен быть всегда открыт мыслями к Люциферу или быть в пределах доступности к хозяину. Это порою раздражало. К тому же Люцифер не отличался тактичностью, и врывался в сон, в размышления и даже в минуты напряжённой работы, вторгался в мысли, требовал, спрашивал, шутил.
И один только день, вернее, одна ночь и следующий за нею день освобождали Азазеля от этой власти. Пусть ненадолго, но он выбирался на полную свободу и дышал, ходил по улицам людского мира, вглядывался в лица.
Разумеется, речь о Сочельнике и Рождестве. В эту ночь и в день у Люцифера портилось настроение. Из года в год, из века в век, как родился этот младенец, Люцифер не знал покоя, и всё силился понять то, чего не был в силах понять: почему люди выбрали младенца, а ещё хлеще – человека, пусть и полукровку, в свои защитники?
В ночь перед и в сам день Люцифер не трогал Азазеля. Он не появлялся на совещаниях. И сам не затевал их. Он исчезал (может быть и впрямь исчезал) из всех ветвей и плетений Подземного Царства, не ел, не пил, не говорил ни с кем из демонов и не попадался на глаза. Кое-кто из демонов, особенно из новичков, выдыхал, полагая, что владыка Подземного отправился на отдых или смягчился, но это было глубоким заблуждением: проходил Сочельник, проходил день рождества и Люцифер появлялся и спрашивал, крепко спрашивал за всё, что не было сделано за период его отсутствия и за все совершённые промахи. Именно поэтому высшая знать демонов предпочитала не замечать того, что хозяина нет. Он появится, совсем скоро, и тогда держись…нет уж, лучше сделать вид, что он по-прежнему есть и может явиться в любую минуту, и свои легионы также держать в этой мысли!
А вот Азазель не желал упускать этого краткого отгула. Он заранее переправлял дела, кое-что отметал, кое-что перепоручал, словом, делал всё, чтобы расчистить себе несколько часов прогулки по людскому миру. Да, вы можете заметить, что в Людском Мире в Сочельник и Рождество блуждают архангелы и сам архистратиг, соблюдая порядок и безжалостно ловя демонов, которым запрещено быть в людском мире в эти святые часы. Да, вы можете так сказать. И будете правы. Но Азазель был высшим демоном, и умел укрываться от надзоров ангелов и архангелов, а архистратиг его не трогал: негласное соглашение действовало меж ними – Азазель блуждает в Рождество и не творит ничего, связанного с работой, а архистратиг закрывает на это глаза.
Так до тех пор, пока кто-то из них не попадётся начальству. И Азазель даже не знал, что хуже: попасться в руки Небесных и затеять разбирательство или открыться Люциферу в своём рождественском блуждании и, без сомнения, встретить презрение в его глазах?
Азазель знал, что рискует, но демоническая натура на то и демоническая – зовёт к свободе, подлая! И Азазель, дождавшись положенного часа и выждав для верности ещё четверть от нового, через тайную тропу, доступную его силе, выскользнул в мир людей…
***
Азазель шёл по заснеженным улицам, наслаждаясь свежим воздухом и шумом. Повсюду была суета и толкотня, звучали какие-то смешки, и голоса образовывали удивительный хор: каждый на свой лад, но вместе – восславление праздника. Вокруг люди спешили за последними покупками, спешили жить и резвиться. Даже чинные и благородные дамы и господа и то припускали быстрее и даже позволяли себе насмешливые движения и небольшое хулиганство в гримасах.
Это веселило Азазеля.
Улицу же, по которой неспешно, выделяясь из толпы, проходил Азазель, затопило запахами. Тут был и еловый аромат, и свечной, и какой-то сладкий цитрусовый, и запах печёных орехов, мёда, каких-то специй…с большим удовольствием Азазель унюхал в этом плетении ароматов праздничный яблочный пирог и шоколадный пудинг, а ещё – едва ли не у каждого прилавка – торговцев с жареными каштанами и шоколадно-ореховыми палочками.
Это дурманило Азазеля.
В витринах – блестящих, залитых дрессированным светом множества свечей – стояли ёлки разных мастей, на каждой блестели стеклянными и перламутровыми боками игрушки, изображавшие и привычных лошадей, оленей, и звёзды, и домики, снежинки. У одной витрины Азазель застыл на несколько минут – велико было искусство в руке, что вырезала для этой елки фигурки ангелов…
Азазель залюбовался против воли: живые получились ангелы. В блеске лака и свечей казалось, что ангелы улыбаются и плачут. Один был точь-в-точь как Люцифер – такие же золотые кудри и такой же взгляд.
«Хотел бы я познакомиться с мастером!» – усмехнулся про себя Азазель, и заставил себя идти дальше, идти вдоль витрин. За которыми таились шелка, кружева, платья, подсвечники, многоэтажные пироги, свечи, засахаренные дольки апельсина, чаши с мёдом и орехами, кубки с винами – всё для праздника, всё для жизни! Азазель искренне улыбнулся в витрину, за которой блестел жиром и золотистой корочкой большой гусь на деревянном блюде, помахал рукой какой-то девочке, что выбирала в другой витрине куклу…
Азазелю стало хорошо. Он был хозяином жизней, и чувствовал единение с миром.
Он даже неожиданно раздобрел и расщедрился, и сунул мальчонке-попрошайке серебряную монету…
Ох, если бы описать словами, что это была за монета! Совершенно чужая для этой земли, она уже стоила даже бы здесь пару сотен обыкновенных монеток! И век, и страна, и редкость… да, Азазель просто дал, не рассчитывая будущего мальчонки, дал, потому что захотелось.
И дела ему не было до того, что этой ночью мальчонку прирежут в ближайшей подворотне за эту монету ребята постарше, которые не оценят редкости, но поймут: вещь стоящая! Убийцы понесут монетку к старому скупщику, про которого точно знали, что тот не брезгует нечестно добытым. Скупщик их, конечно, обманет и только через пару столетий стоимость этой монетки, удивляясь такой диковинке, смогут по достоинству оценить целой комиссией исследователей и мастеров…
Но Азазелю было не до мальчонки. Он просто сунул ему монетку и пошёл дальше, насвистывая что-то лукаво-весёлое и залихватское.
Миновав же проулок, убегая от блестящих витрин в проходы, где уже не так ярко, но по-прежнему празднично и ещё более уютно от настоящих, приготовленных для домочадцев угощений, Азазель даже подмигнул симпатичной барышне. Та залилась краской и зашепталась со своей компаньонкой. Азазель расхохотался: он знал свои возможности и своё лукавство. В мыслях у него не было сбивать эту барышню, пробуждать в её птичьей душе чувства, но захотелось подмигнуть, повеселить себя…
Для него – мимолётность. Для неё – самое яркое впечатление за недолгую жизнь. Он пошёл дальше и забыл её лицо, она загадала встречу «с таинственным незнакомцем» ещё два десятка раз в Сочельник, прежде, чем успокоилась и поняла, что встречи не будет.
–Наверное, он был ангелом! – горестно решила она и заставила себя забыть встречу…
А Азазель пошёл дальше. Миновав ещё проулок, Азазель понял, что может вернуться кругом или пройти к ледяному парку, где уже резвилась ребятня, или поддаться на достигший его ноздрей тонкий аромат имбиря, корицы и шоколада.
В еде Азазель, как демон, в общем-то не нуждался. И он превратил еду в способ получения удовольствия, от того и стремился есть только настоящее, доставленное контрабандой из людского мира, что ему, как привилегированному, конечно, позволялось.
«До следующего рождества ещё долго!» – решил Азазель и пошёл на запах, и вскоре достиг своей цели – спрятанной в стекле и рождественских свечах маленькой пекарни, куда с удовольствием нырнул, и, не примериваясь к языку, легко подстраиваясь под землю, в которую прибыл, заказал себе пудинг, горячий шоколад и большой кусок яблочно-орехового пирога.
Он уже расправился с ароматным пирогом, и приступил к пудингу, когда рядом с ним произошло движение: открылась дверь, сквознуло, мелькнула чёрная сутана…Азазель ткнулся в чашку, дабы не смущать священника своим присутствием (некоторые люди обладают такой чувствительностью, что даже демонов могут разглядеть, а кому такой сюрприз на Рождество-то нужен?).
–Отец Рамон! – девушка, поставившая четверть часа назад тарелки и чашку перед Азазелем, обрадовалась гостю. – Как мы рады! Мы уже беспокоились, что по такому вечеру вы и не дойдете до нас!
–Да как бы я мог не прийти? Всё готово? – спросил смутно знакомый голос и Азазель с сожалением оторвался от горячего шоколада, прислушался, не понимая, что его смущает.
–Да, вот. Три дюжины имбирных пряников, – девушка протянула свёрток. – Ещё тёплые.
–Спасибо, Эрмина. Света в твой дом и счастливого Рождества, – отозвался священник и поспешно вышел.
Азазель просидел ещё пару секунд, осознавая, затем подорвался и рванулся за священником. Он узнал голос. Этот голос принадлежал Сельдфигейзеру!
***
Есть такая категория душ, на которые никогда никто не ставит. Мол, способности средние, если будет проявлено усердие, то тогда – да, может быть и поднимется до чего-то значимого, но в общем – ловить нечего, дарования нет, сила сонная и ленивая.
Сельдфигейзер принадлежал к такой категории душ. Он не был рождённым демоном, он стал им после смерти, когда количество его дел был взвешено на Заседании и его швырнули в Подземное Царство. Причём Сельдфигейзер остался себе на уме. Он не рвался в высшие чины, и не скрывал, что хочет вернуться в мир людей.
