в колесе, перепрыгивая с подработки на подработку – образования толком у неё не было, муж (тот самый подлец), в самом начале был обходителен и ласков, сказал, что ей нужно заниматься домом и не работать, не учиться. Она и поверила, осела дома, забросив учёбу.
Вот теперь и отозвалось, донесло отголосками!
Нормально устроиться не удалось – без диплома, да после декрета, кому нужна? Вот и перебивалась всем, чем придётся. Благо, дети радовали – тихие оба. Растут быстро, но не капризничают. И всё же – тяжко было Светлане.
Есть порода людей, которые любые трудности одолеют и не выразят ни жестом, ни вздохом, как тяжко пришлось им на пути. Есть и иная порода – зажмутся, соберутся, сдюжат! Но Светлана принадлежала к третьей – бороться устала быстро и смысла в жизни не видела, приглядывалась к окну как к спасению, останавливало лишь то, что мама с детьми не справится, ей самой помощь нужна. Да и кто ж ей детей-то отдаст? Она болеет.
Вот и вставала Светлана в серую жизнь каждое утро, варила кашу, грела детям молоко, наспех собиралась, кое-как поцеловав детей и маму, бежала в ближайшую поликлинику – по знакомству взяли санитаркой, да только и так всю жизнь не проработаешь – руки тяжелеют быстро, спину ломит, но ничего, терпела; потом в киоск – там полсмены торгуй себе всякой мелочевкой, после больничных коридоров и уток – почти что отдых, главное не вырубиться; затем ещё уборка – в аптеке. Потом на ночную смену или домой, упасть в кровать…
А хуже всего Светлане мамины слёзы. Желает мама, само собой. Да только от её слёз Светлане не легче – самой плакать хочется, а пуще того – выть.
–Молодая ты у меня ещё…– всхлипывает мама, клянёт свою болезнь на все четыре стороны, если бы не это!
Светлана сжимает зубы, отмахивается.
–Помолись, – предлагает мама, – может, замуж ещё выйдешь, главное, чтобы не пил как папка твой. А так…
Светлана уходит в ванную. Какое тут замужество? Когда? В зеркале себя не узнаёт, схуднула, осунулась, позеленела. Нет, не то мама говорит. Но про молитву верно сказала, и молится Светлана про себя. Молитв она толком не знает, но верит в то, что не слова важны, а суть. За детей молится, за маму, и за себя…немножко.
И куда ей в суете дел заметить мельтешение в своей квартире? А с приходом архангела и демона всякие тени ветром сдувает.
Кошка разве заметит? Но она уже старая, ей безразлично – хвостом махнёт, признала, заметила, но голову даже не поднимет: много чести!
–Меня послал сам архистратиг! – повысил голос Михаил.
–А меня тоже послали, – Астарота забавляла ярость архангела. Но он говорил правду – его правда послали. И не куда-нибудь, как обычно, а за кем-нибудь. Вот, предложили осмотреть потенциального адепта тьмы.
–Она принадлежит нам!
–Она пока никому не принадлежит.
Помолчали. Ситуация была глупой. Никому не хотелось уступать, но демон предложил:
–Договоримся? Мы же умные.
–С демонами сделки не имею! – обиделся Михаил. – Светлана наша – и точка!
–На сейчас она – своя собственная! – поправил Астарот. – Мы оба интеллигенты. Ну неужели не найдём решения?
–Найдём! Ты сейчас же убираешься прочь. – Михаил сжал руки в кулаки. Драться он не собирался – нехорошо это было. Но демонстрации хотелось.
–У тебя своё начальство, у меня своё, – Астарот не испугался. Он знал архангельскую породу и был уверен в целостности своей змеиной клыкастой челюсти. – Давай так! Давай понаблюдаем за ней, и если твоим она подходит больше, мы её оставим. А если нашим…
–С демонами сделок не веду! – повторил Михаил.
–Тогда вызывай своё начальство. А я вызову своё, – предложил Астарот, пожимая плечами.
Так следовало поступать по протоколу. Он нарочно старался быть невозмутимым, но приходил от одной мысли вызова своего начальства в трепет. То же думал и Михаил – архистратиг, это, конечно, сила, но не та, которую следует дёргать по мелочам.
Габриэль не простит. Припомнит. А ещё хлеще – вытащит этот вопрос на обсуждение других архангелов и плакала премия, и плакал отпуск на весь двадцать первый век!
–Я предлагаю понаблюдать за нею, а потом решить, кому она принадлежит больше, – промолвил Михаил и первым просочился сквозь стену в квартиру Светланы.
Астарот закатил глаза, но последовал за ним.
День у Светланы не задался. Сначала почему-то не сработал будильник, и она сама вскочила часом позже, из-за чего не успела позавтракать, толком умыться. Спешно одеваясь же, неожиданно порвала единственную приличную блузку и, чертыхаясь, рванулась к шкафу.
Также утром выяснила ещё следующее: маме стало хуже, а у детей (сразу же обоих) температура.
Пришлось остаться дома. Во всяком случае. От первой работы отказаться на день пришлось точно – этому не обрадовались, поворчали, но в положение, кажется, вошли.
Собралась в аптеку, но то ли руки от нервов дрожали, то ли замочку пришла пора сломаться, но дёрнула молнию Светлана на сапожке, и… осталась в пальцах собачка, и замочек издевательски расползся по шву.
Это было уже слишком. Светлана не была сильным человеком. Она никогда не искала себе ни славы, ни денег, ни талантов. Она хотела себе семью и думала, что её жизнь будет обычной, а она оказалась для неё слишком тяжёлой.
И Светлане стало себя жаль, жаль всю свою погибающую молодость, жаль уходящие годы, и уже ушедшие, жаль за подлеца-мужа, за больных детей, за маму, за работу бесконечную и тяжёлую, за сапожок этот чёртов жаль, что она просто заплакала. Не заревела, как ревут расстающиеся влюблённые, не зарыдала, как это делают натуры горячие и яркие, не заголосила, как это делают, когда положено, а тихо-тихо заплакала в отчаянии.
–Не проповедница светлого слова, – с досадой резюмировал Михаил, забыв о том, что говорит в присутствии своего идеологического врага. – Даже Мария рыдала меньше, и себя меньше жалела, когда ей было явлено откровение. А тут…
Но Астарот был тоже поражён:
–Человек! всего лишь человек! со своими проблемами, с сапогами… не сужу, конечно, не уполномочен, но тьма – это сила, а здесь тьма её раздавит.
Михаил осёкся, глянул на Астарота с удивлением:
–Речи, незнакомые прежде! Не печалился ты раньше о душах. Жалость в тебе взыграла?
–Ты меня так не оскорбляй! – обозлился демон, – а то я тебе живо одежды белые адской серой залью! Просто…ну какой она наш адепт? Ты посмотри на неё! О, смотри, у неё суп убежал!
Светлана с трудом дожила до конца этого долгого муторного дня. Наконец, стоя на коленях у окна, начала привычную молитву:
–Господи, если ты есть, если слышишь меня, дай мне облегчение в жизни! Не могу я так больше! не могу! Руки опускаются. Услышь же меня, наконец! Или ты услышь, дьявол!
Светлана не знала, к кому уже возносить мольбу и впервые обратилась к обеим сторонам с прошением. Она не знала, верить ли ей вообще во что-то высшее, и поддавалась лишь единственному шансу на спасение – выхода иного она не видела.
Как не видела она архангела и демона, засевших и выжидающих в её квартире.
А ночью снилась Светлане всякая муть. Сначала явилась перед нею белая крылатая фигура и возвестила:
–Ликуй, смертная! Дано тебе небесами и сами Богом право и долг лёг на тебя – неси слово Его, неси дело Его, и будешь вознаграждена ты раем!
Радостно сделалось сначала Светлане, но потом вспомнилось вдруг сквозь этот тихий и радостный сон, что у неё порвался сапожок, что маме нужны лекарства, что педиатр настойчиво рекомендует отвезти детей на море – слишком часто болеют…
–Иди-ка ты к чёрту! – бормотнула Светлана расплывающейся белой фигуре, – не хочу… спать хочу, а рая не хочу.
Белая фигура померкла, стушевалась. Затем возникла из её очертаний тёмная – такая же, только более страшная и грозная, возвестила:
–Прими в сердце своё ты тьму, смертная, и получишь всё! И море, и сапожки, и лекарство маме.
«Согласится!» – волновался Михаил, с ужасом представляя, какую головомойку устроит ему Габриэль, узнав не просто о провале, а о том, что у Подземного Царства получилось, а у небесного нет! какой щелчок по самолюбию!
–И ты…тоже… – мозг Светланы соображал, но мама учила её поговорке про сыр и мышеловку, и, хотя наяву Светлана бы согласилась мгновенно, во сне произошло что-то совсем иное, и она отказалась. – К чёрту… оба идите.
Михаил выдохнул, стараясь не злорадствовать: в конце концов, в лужу сели они оба. Но собственный провал не так страшен, когда провалился и твой идеологический враг.
–Не вышло! – Михаил попытался стереть улыбку. – Как жаль!
–Угу, – бормотнул Астарот. – Ни нашим, ни вашим.
Михаил пошёл к ступеням, когда Астарот вызывал лифт, и вдруг остановился. Задавать такие вопросы опасно, но ещё опаснее не задавать – ведь тогда включаются домыслы.
–М…а почему ты не попросил её наяву? – Михаил всё-таки рискнул. – Она бы согласилась, я уверен.
–Не догадался! – фыркнул Астарот и зашёл в лифт.
Лифт загудел, увозя демона вниз. Михаил невольно вздохнул: демоны могут лгать, но не могут они не подумать! И Астарот может сколько угодно долго говорить о своей недогадливости, Михаил только что стал свидетелем милосердия, а это значит, что можно взять демона в разработку и толкнуть его на путь искупления! Он не потерян! Славься, Светлейший!
Астарот, лениво спускаясь в лифте, прекрасно знал, о чём думает Михаил, и с трудом подавлял в себе триумф – негоже так ликовать, а то ещё услышит! А ведь замысел был прост: архангелы легко покупаются на первый удобный им мотив, на первый, что им понятен.
Мотив же Астарота был прост: во тьме должны служить лишь достойные, а Светлана по его мнению, не тянула на это. Если же брать поверхностный мотив, то Астароту просто нужно было втереться в доверие к Михаилу, приручить его, заставить поверить в то, что Астарот хочет и может исправиться…
Тогда Михаил наверняка сам станет искать контакта с Астаротом, а это возможность получить шпиона и информатора в высших рядах Небесного Царства, и, как следствие – повышение в царстве своём, Земном.
А на Светлану… у неё свои дела и заботы. Кто её вспомнит, когда на кону борьба между Небом и Адом?!
11. Командировка
Спорить с Владыкой – гиблое дело. Один уже пытался и полетел осознавать свою неправоту прямиком во тьму. Но поканючить можно, хотя бы для порядка – это архистратиг Габриэль точно знал, и не преминул воспользоваться:
–Ну почему я?!
Владыка молчал. Это молчание – и суровое, и тягостное, отрезвило Габриэля и он поспешил продолжить свою мысль:
–Это же простое задание! Любой архангел с ним справиться! Отправьте, например, Михаила! Да, его и отправьте! Ему подземный мир, похоже, дом родной, раз он именно там себе друга нашёл, а не в наших…
–Михаил верил в спасение демона из пут преисподней, – голос Владыки мягкий, но у Габриэля тотчас пропадает всякое желание развивать свою мысль. – Он увидел в Сельдфигейзере свет и потому поверил в него, и он рискнул собою и своим положением для демона.
Габриэль промолчал. Ему нельзя было иметь иного мнения, но если мнение не высказывать, то оно, вроде бы и не существует, так? Габриэль считал, что это так и про себя думал, что Михаил рискнул не из-за милосердия к Сельдфигейзеру, а из-за нехватки благоразумия: между подземным царством и царством небесным могла начаться война! Сам Михаил мог быть низвергнут, а ради чего? Чтобы щёлкнуть по носу Подземных, мол, видите, ваш демон к людям подался?
Габриэль бы так не рискнул…наверное. Он не знал. У него не было своего мнения на этот счёт, да и он не стремился убедиться в своей правоте или поразиться своему заблуждению.
–И всё-таки, Владыка, – Габриэль слегка склонил голову набок, показывая, что услышал и понял, – почему отправляюсь я? что за надобность…то есть, я не против, я не отлыниваю, я просто не могу понять. Это же всего лишь рабочая поездка, командировка, спуск до Подземных. Любой архангел…
–Это не спуск в рабочем порядке, – поправил Владыка всё также мягко. В глазах его оставалось то самое тихое выражение, которому однако, нельзя было поддаваться. Габриэль знал, что Владыка бывает в гневе очень страшен, и что та тишина и ясность взгляда, имеет привычку в таком случае, становится грозящим праведным пламенем.
У Габриэля не могло пересохнуть в горле – это людское. Но у него что-то всё-таки защипало от нехорошего предчувствия.
–Не в рабочем? – тонко спросил Габриэль, поперхнулся, услышав свой голос, устыдился, и повторил уже грубее, – не в рабочем?!
–Это как отпуск, – подтвердил Владыка. – Я не могу тебе здесь приказать, и не могу доверить это дело архангелам, поскольку дело сложное и очень деликатное. Я прошу тебя как друга, я прошу тебя о помощи.
Габриэлю стало совсем нехорошо. После такого, как он ясно помнил, обращения, Моисей был вынужден десятки лет скитаться по пустыне; Ной на потеху Месопотамии строить ковчег, а Авраам отправился на гору Мориа… что же ждало Габриэля?
–Я прошу у тебя уйти в отпуск на несколько дней и, как гостя спуститься в Подземное Царство, чтобы передать этот свёрток… – в руках Владыки появился невесомый, но плотно свёрнутый кулёк. Габриэль подавил любопытство и спросил только:
–Передать кому?
–Отдай Азазелю. Напрямую ему.
Становилось только хуже и путанее.
Габриэль помнил Азазеля ещё архангелом и архистратигом, сам Габриэль тогда был ещё молод, а Азазель уже приобрёл себе славу воителя. Мастер меча, верный страж…о, как болезненно было его предательство! Едва ли не такое же горькое, как предательство Светоносного златокудрого Люцифера!
Габриэль помнил, что никто не смог убить Азазеля – все уцелевшие в битве архангелы были слабее, и тогда сам Владыка отсёк Азазелю крылья, и сгорели они в руках его до губительного Ничто, и сам же, рукою своей, вышвырнул Азазеля в Подземное Царство. Но Азазель не был подобен многим павшим ангелам, и лихо развернулся в полную мощь на новом месте, кажется, даже не сожалея о своём падении.
–Азазелю?! – Габриэль знал, что должен подавить своё удивление, не по рангу ему, архистратигу, удивляться!
–Азазелю, – подтвердил Владыка.
–А если он не возьмет? – это не было самым важным вопросом, но вопросов было слишком много и нужно было спросить о чём-нибудь.
–Возьмёт, – Владыка тихо улыбнулся и коснулся пальцами свёртка, оставляя какую-то метку, которую Габриэль понять и прочесть не мог. И даже не почувствовал. Видимо, эта метка предназначалась для самого Азазеля.
–А…– Габриэль попытался собраться с мыслями, – а почему я должен отправиться как это…ну, люди ещё…как частное лицо?
–Потому что это не рабочее дело, а моя личная просьба. Если отправить тебя в рабочем порядке, то кто-нибудь из архангелов спросит, куда ты уходил и почему.
Габриэль кивнул – он понял. Лгать ангелы, а уж тем более архангелы и архистратиг не могли. Если же кто спросит, хотя бы в шутку, придётся отмолчаться, а нет лучше и жирнее повода для пересудов и толков, чем молчание в ответ на вопрос. Домыслы будут.
Если же Габриэль уйдёт в отпуск на несколько дней, или хотя бы часов, то тогда его пути будут его собственными путями. А по закону Небесного Царства никто не смеет спрашивать о подобном.
–А если они меня не пустят? – Габриэль чувствовал, что не хочет отправляться в Подземное Царство, но Владыке не откажешь даже в такой просьбе.
–Пустят, – спокойно отозвался
Вот теперь и отозвалось, донесло отголосками!
Нормально устроиться не удалось – без диплома, да после декрета, кому нужна? Вот и перебивалась всем, чем придётся. Благо, дети радовали – тихие оба. Растут быстро, но не капризничают. И всё же – тяжко было Светлане.
Есть порода людей, которые любые трудности одолеют и не выразят ни жестом, ни вздохом, как тяжко пришлось им на пути. Есть и иная порода – зажмутся, соберутся, сдюжат! Но Светлана принадлежала к третьей – бороться устала быстро и смысла в жизни не видела, приглядывалась к окну как к спасению, останавливало лишь то, что мама с детьми не справится, ей самой помощь нужна. Да и кто ж ей детей-то отдаст? Она болеет.
Вот и вставала Светлана в серую жизнь каждое утро, варила кашу, грела детям молоко, наспех собиралась, кое-как поцеловав детей и маму, бежала в ближайшую поликлинику – по знакомству взяли санитаркой, да только и так всю жизнь не проработаешь – руки тяжелеют быстро, спину ломит, но ничего, терпела; потом в киоск – там полсмены торгуй себе всякой мелочевкой, после больничных коридоров и уток – почти что отдых, главное не вырубиться; затем ещё уборка – в аптеке. Потом на ночную смену или домой, упасть в кровать…
А хуже всего Светлане мамины слёзы. Желает мама, само собой. Да только от её слёз Светлане не легче – самой плакать хочется, а пуще того – выть.
–Молодая ты у меня ещё…– всхлипывает мама, клянёт свою болезнь на все четыре стороны, если бы не это!
Светлана сжимает зубы, отмахивается.
–Помолись, – предлагает мама, – может, замуж ещё выйдешь, главное, чтобы не пил как папка твой. А так…
Светлана уходит в ванную. Какое тут замужество? Когда? В зеркале себя не узнаёт, схуднула, осунулась, позеленела. Нет, не то мама говорит. Но про молитву верно сказала, и молится Светлана про себя. Молитв она толком не знает, но верит в то, что не слова важны, а суть. За детей молится, за маму, и за себя…немножко.
И куда ей в суете дел заметить мельтешение в своей квартире? А с приходом архангела и демона всякие тени ветром сдувает.
Кошка разве заметит? Но она уже старая, ей безразлично – хвостом махнёт, признала, заметила, но голову даже не поднимет: много чести!
***
–Меня послал сам архистратиг! – повысил голос Михаил.
–А меня тоже послали, – Астарота забавляла ярость архангела. Но он говорил правду – его правда послали. И не куда-нибудь, как обычно, а за кем-нибудь. Вот, предложили осмотреть потенциального адепта тьмы.
–Она принадлежит нам!
–Она пока никому не принадлежит.
Помолчали. Ситуация была глупой. Никому не хотелось уступать, но демон предложил:
–Договоримся? Мы же умные.
–С демонами сделки не имею! – обиделся Михаил. – Светлана наша – и точка!
–На сейчас она – своя собственная! – поправил Астарот. – Мы оба интеллигенты. Ну неужели не найдём решения?
–Найдём! Ты сейчас же убираешься прочь. – Михаил сжал руки в кулаки. Драться он не собирался – нехорошо это было. Но демонстрации хотелось.
–У тебя своё начальство, у меня своё, – Астарот не испугался. Он знал архангельскую породу и был уверен в целостности своей змеиной клыкастой челюсти. – Давай так! Давай понаблюдаем за ней, и если твоим она подходит больше, мы её оставим. А если нашим…
–С демонами сделок не веду! – повторил Михаил.
–Тогда вызывай своё начальство. А я вызову своё, – предложил Астарот, пожимая плечами.
Так следовало поступать по протоколу. Он нарочно старался быть невозмутимым, но приходил от одной мысли вызова своего начальства в трепет. То же думал и Михаил – архистратиг, это, конечно, сила, но не та, которую следует дёргать по мелочам.
Габриэль не простит. Припомнит. А ещё хлеще – вытащит этот вопрос на обсуждение других архангелов и плакала премия, и плакал отпуск на весь двадцать первый век!
–Я предлагаю понаблюдать за нею, а потом решить, кому она принадлежит больше, – промолвил Михаил и первым просочился сквозь стену в квартиру Светланы.
Астарот закатил глаза, но последовал за ним.
***
День у Светланы не задался. Сначала почему-то не сработал будильник, и она сама вскочила часом позже, из-за чего не успела позавтракать, толком умыться. Спешно одеваясь же, неожиданно порвала единственную приличную блузку и, чертыхаясь, рванулась к шкафу.
Также утром выяснила ещё следующее: маме стало хуже, а у детей (сразу же обоих) температура.
Пришлось остаться дома. Во всяком случае. От первой работы отказаться на день пришлось точно – этому не обрадовались, поворчали, но в положение, кажется, вошли.
Собралась в аптеку, но то ли руки от нервов дрожали, то ли замочку пришла пора сломаться, но дёрнула молнию Светлана на сапожке, и… осталась в пальцах собачка, и замочек издевательски расползся по шву.
Это было уже слишком. Светлана не была сильным человеком. Она никогда не искала себе ни славы, ни денег, ни талантов. Она хотела себе семью и думала, что её жизнь будет обычной, а она оказалась для неё слишком тяжёлой.
И Светлане стало себя жаль, жаль всю свою погибающую молодость, жаль уходящие годы, и уже ушедшие, жаль за подлеца-мужа, за больных детей, за маму, за работу бесконечную и тяжёлую, за сапожок этот чёртов жаль, что она просто заплакала. Не заревела, как ревут расстающиеся влюблённые, не зарыдала, как это делают натуры горячие и яркие, не заголосила, как это делают, когда положено, а тихо-тихо заплакала в отчаянии.
***
–Не проповедница светлого слова, – с досадой резюмировал Михаил, забыв о том, что говорит в присутствии своего идеологического врага. – Даже Мария рыдала меньше, и себя меньше жалела, когда ей было явлено откровение. А тут…
Но Астарот был тоже поражён:
–Человек! всего лишь человек! со своими проблемами, с сапогами… не сужу, конечно, не уполномочен, но тьма – это сила, а здесь тьма её раздавит.
Михаил осёкся, глянул на Астарота с удивлением:
–Речи, незнакомые прежде! Не печалился ты раньше о душах. Жалость в тебе взыграла?
–Ты меня так не оскорбляй! – обозлился демон, – а то я тебе живо одежды белые адской серой залью! Просто…ну какой она наш адепт? Ты посмотри на неё! О, смотри, у неё суп убежал!
***
Светлана с трудом дожила до конца этого долгого муторного дня. Наконец, стоя на коленях у окна, начала привычную молитву:
–Господи, если ты есть, если слышишь меня, дай мне облегчение в жизни! Не могу я так больше! не могу! Руки опускаются. Услышь же меня, наконец! Или ты услышь, дьявол!
Светлана не знала, к кому уже возносить мольбу и впервые обратилась к обеим сторонам с прошением. Она не знала, верить ли ей вообще во что-то высшее, и поддавалась лишь единственному шансу на спасение – выхода иного она не видела.
Как не видела она архангела и демона, засевших и выжидающих в её квартире.
***
А ночью снилась Светлане всякая муть. Сначала явилась перед нею белая крылатая фигура и возвестила:
–Ликуй, смертная! Дано тебе небесами и сами Богом право и долг лёг на тебя – неси слово Его, неси дело Его, и будешь вознаграждена ты раем!
Радостно сделалось сначала Светлане, но потом вспомнилось вдруг сквозь этот тихий и радостный сон, что у неё порвался сапожок, что маме нужны лекарства, что педиатр настойчиво рекомендует отвезти детей на море – слишком часто болеют…
–Иди-ка ты к чёрту! – бормотнула Светлана расплывающейся белой фигуре, – не хочу… спать хочу, а рая не хочу.
Белая фигура померкла, стушевалась. Затем возникла из её очертаний тёмная – такая же, только более страшная и грозная, возвестила:
–Прими в сердце своё ты тьму, смертная, и получишь всё! И море, и сапожки, и лекарство маме.
«Согласится!» – волновался Михаил, с ужасом представляя, какую головомойку устроит ему Габриэль, узнав не просто о провале, а о том, что у Подземного Царства получилось, а у небесного нет! какой щелчок по самолюбию!
–И ты…тоже… – мозг Светланы соображал, но мама учила её поговорке про сыр и мышеловку, и, хотя наяву Светлана бы согласилась мгновенно, во сне произошло что-то совсем иное, и она отказалась. – К чёрту… оба идите.
Михаил выдохнул, стараясь не злорадствовать: в конце концов, в лужу сели они оба. Но собственный провал не так страшен, когда провалился и твой идеологический враг.
–Не вышло! – Михаил попытался стереть улыбку. – Как жаль!
–Угу, – бормотнул Астарот. – Ни нашим, ни вашим.
Михаил пошёл к ступеням, когда Астарот вызывал лифт, и вдруг остановился. Задавать такие вопросы опасно, но ещё опаснее не задавать – ведь тогда включаются домыслы.
–М…а почему ты не попросил её наяву? – Михаил всё-таки рискнул. – Она бы согласилась, я уверен.
–Не догадался! – фыркнул Астарот и зашёл в лифт.
Лифт загудел, увозя демона вниз. Михаил невольно вздохнул: демоны могут лгать, но не могут они не подумать! И Астарот может сколько угодно долго говорить о своей недогадливости, Михаил только что стал свидетелем милосердия, а это значит, что можно взять демона в разработку и толкнуть его на путь искупления! Он не потерян! Славься, Светлейший!
Астарот, лениво спускаясь в лифте, прекрасно знал, о чём думает Михаил, и с трудом подавлял в себе триумф – негоже так ликовать, а то ещё услышит! А ведь замысел был прост: архангелы легко покупаются на первый удобный им мотив, на первый, что им понятен.
Мотив же Астарота был прост: во тьме должны служить лишь достойные, а Светлана по его мнению, не тянула на это. Если же брать поверхностный мотив, то Астароту просто нужно было втереться в доверие к Михаилу, приручить его, заставить поверить в то, что Астарот хочет и может исправиться…
Тогда Михаил наверняка сам станет искать контакта с Астаротом, а это возможность получить шпиона и информатора в высших рядах Небесного Царства, и, как следствие – повышение в царстве своём, Земном.
А на Светлану… у неё свои дела и заботы. Кто её вспомнит, когда на кону борьба между Небом и Адом?!
11. Командировка
Спорить с Владыкой – гиблое дело. Один уже пытался и полетел осознавать свою неправоту прямиком во тьму. Но поканючить можно, хотя бы для порядка – это архистратиг Габриэль точно знал, и не преминул воспользоваться:
–Ну почему я?!
Владыка молчал. Это молчание – и суровое, и тягостное, отрезвило Габриэля и он поспешил продолжить свою мысль:
–Это же простое задание! Любой архангел с ним справиться! Отправьте, например, Михаила! Да, его и отправьте! Ему подземный мир, похоже, дом родной, раз он именно там себе друга нашёл, а не в наших…
–Михаил верил в спасение демона из пут преисподней, – голос Владыки мягкий, но у Габриэля тотчас пропадает всякое желание развивать свою мысль. – Он увидел в Сельдфигейзере свет и потому поверил в него, и он рискнул собою и своим положением для демона.
Габриэль промолчал. Ему нельзя было иметь иного мнения, но если мнение не высказывать, то оно, вроде бы и не существует, так? Габриэль считал, что это так и про себя думал, что Михаил рискнул не из-за милосердия к Сельдфигейзеру, а из-за нехватки благоразумия: между подземным царством и царством небесным могла начаться война! Сам Михаил мог быть низвергнут, а ради чего? Чтобы щёлкнуть по носу Подземных, мол, видите, ваш демон к людям подался?
Габриэль бы так не рискнул…наверное. Он не знал. У него не было своего мнения на этот счёт, да и он не стремился убедиться в своей правоте или поразиться своему заблуждению.
–И всё-таки, Владыка, – Габриэль слегка склонил голову набок, показывая, что услышал и понял, – почему отправляюсь я? что за надобность…то есть, я не против, я не отлыниваю, я просто не могу понять. Это же всего лишь рабочая поездка, командировка, спуск до Подземных. Любой архангел…
–Это не спуск в рабочем порядке, – поправил Владыка всё также мягко. В глазах его оставалось то самое тихое выражение, которому однако, нельзя было поддаваться. Габриэль знал, что Владыка бывает в гневе очень страшен, и что та тишина и ясность взгляда, имеет привычку в таком случае, становится грозящим праведным пламенем.
У Габриэля не могло пересохнуть в горле – это людское. Но у него что-то всё-таки защипало от нехорошего предчувствия.
–Не в рабочем? – тонко спросил Габриэль, поперхнулся, услышав свой голос, устыдился, и повторил уже грубее, – не в рабочем?!
–Это как отпуск, – подтвердил Владыка. – Я не могу тебе здесь приказать, и не могу доверить это дело архангелам, поскольку дело сложное и очень деликатное. Я прошу тебя как друга, я прошу тебя о помощи.
Габриэлю стало совсем нехорошо. После такого, как он ясно помнил, обращения, Моисей был вынужден десятки лет скитаться по пустыне; Ной на потеху Месопотамии строить ковчег, а Авраам отправился на гору Мориа… что же ждало Габриэля?
–Я прошу у тебя уйти в отпуск на несколько дней и, как гостя спуститься в Подземное Царство, чтобы передать этот свёрток… – в руках Владыки появился невесомый, но плотно свёрнутый кулёк. Габриэль подавил любопытство и спросил только:
–Передать кому?
–Отдай Азазелю. Напрямую ему.
Становилось только хуже и путанее.
Габриэль помнил Азазеля ещё архангелом и архистратигом, сам Габриэль тогда был ещё молод, а Азазель уже приобрёл себе славу воителя. Мастер меча, верный страж…о, как болезненно было его предательство! Едва ли не такое же горькое, как предательство Светоносного златокудрого Люцифера!
Габриэль помнил, что никто не смог убить Азазеля – все уцелевшие в битве архангелы были слабее, и тогда сам Владыка отсёк Азазелю крылья, и сгорели они в руках его до губительного Ничто, и сам же, рукою своей, вышвырнул Азазеля в Подземное Царство. Но Азазель не был подобен многим павшим ангелам, и лихо развернулся в полную мощь на новом месте, кажется, даже не сожалея о своём падении.
–Азазелю?! – Габриэль знал, что должен подавить своё удивление, не по рангу ему, архистратигу, удивляться!
–Азазелю, – подтвердил Владыка.
–А если он не возьмет? – это не было самым важным вопросом, но вопросов было слишком много и нужно было спросить о чём-нибудь.
–Возьмёт, – Владыка тихо улыбнулся и коснулся пальцами свёртка, оставляя какую-то метку, которую Габриэль понять и прочесть не мог. И даже не почувствовал. Видимо, эта метка предназначалась для самого Азазеля.
–А…– Габриэль попытался собраться с мыслями, – а почему я должен отправиться как это…ну, люди ещё…как частное лицо?
–Потому что это не рабочее дело, а моя личная просьба. Если отправить тебя в рабочем порядке, то кто-нибудь из архангелов спросит, куда ты уходил и почему.
Габриэль кивнул – он понял. Лгать ангелы, а уж тем более архангелы и архистратиг не могли. Если же кто спросит, хотя бы в шутку, придётся отмолчаться, а нет лучше и жирнее повода для пересудов и толков, чем молчание в ответ на вопрос. Домыслы будут.
Если же Габриэль уйдёт в отпуск на несколько дней, или хотя бы часов, то тогда его пути будут его собственными путями. А по закону Небесного Царства никто не смеет спрашивать о подобном.
–А если они меня не пустят? – Габриэль чувствовал, что не хочет отправляться в Подземное Царство, но Владыке не откажешь даже в такой просьбе.
–Пустят, – спокойно отозвался
