(*)
– Магрит, не надо резкостей, – Рудольфус де Рэ всё ещё ожидал от меня бури. Конечно, нелегко признавать то, что ты снова остаёшься ни с чем, что тебя опять хотят использовать, вытряхнуть всю твою память и использовать по своему усмотрению.
Ричард снова хочет причинить мне боль. На этот раз не из мести, а из заботы о своей дочери, которой нет места ни в нашем мире, ни в мире людей. Пока нет. Этот мерзавец всё продумал – он сотрёт её личность и мою, заменит новой. И его долг закрыт. Всё, больше он ничего никому не должен.
Рудольфус де Рэ имеет все основания полагать, что я сейчас продолжу своё буйство. Но на буйство нужны силы, а откуда их взять, если перед глазами вспышки жёлтой ярости? Когда-то я читала, что ярость красная. Не знаю, то ли автор был фантазёром, то ли со мной неладное, но сейчас моя ярость не имела ничего общего с красным. Она была похожа на яркое солнце, которое слепит, да так слепит, что голова кипит, пульсирует и вызывает мигрень.
Ненавижу. Надо было его убить. Жалела…дура!
– Магрит? – позвал Рудольфус.
Киваю – я тут, господин хороший. Да, вы открыли мне правду, но сделали её из своих побуждений. Наверное, и вас я должна ненавидеть, но не слишком ли много на одну Магрит?
Чтоб вас…
– Я слышу, да, – поднимаю голову, солнце пульсирует прямо в сознании, противно и ярко. Очень ярко.
– Так не пойдёт! – Рудольфус решителен, что ж, он дитя войн, он не считается ни с какими слабостями других. Зато он знает, как действовать.
Мгновение, и передо мной стакан с тёмной жидкостью.
– Пей, – мягко советует де Рэ.
Извольте! Ещё четверть часа назад я бы усомнилась, может быть и попыталась отказаться, а теперь горькая и горячая жидкость легко скатывается в горло и уходит в желудок. Пусто. Как пусто в душе.
Неужели навсегда пусто? Впрочем – было ли во мне наполнение? Может я всегда была такой пустой?
– Ещё, – Рудольфус подталкивает новый стакан.
У меня дрожат руки, но выпиваю. Горечь обжигает горло повторно, но на этот раз меня встряхивает. Тьма, что я пью вообще? Я же не люблю крепкое!
– Теперь поговорим, – де Рэ садится напротив меня и я с удивлением замечаю, что его взгляд печален. Первая мысль ясна: играет!
Вторая разумна: а я ему кто, чтоб играть?
– Ричард своё отживает, – эту мысль я уже слышала, но теперь воспринимаю её иначе, – его срок подходит к концу. Я не нуждаюсь в его услугах и в его интригах. Мне гораздо ценнее будешь ты. А чего ты удивляешься? Ты специалист по проклятиям, с опытом преподавания и с нотками совести. уже по этим трём пунктам ты выше Ричарда.
Удивляюсь? Да я уже ничему, наверное, не удивлюсь. Это просто у меня лицо такое, де Рэ!
– Мы можем поменять его планы, – продолжает Рудольфус, – тебя и его. В конце концов, Каталина его дочь, ему и возиться с нею. Он, разумеется, хитро придумал – стереть вас обеих с моей помощью, а после дать вам жизнь, хоть и хорошую, но среди…людей.
– Вы могли бы рассказать мне. Знаете, словами… – я усмехаюсь. Горечь выпитого поднимается во мне, делает безрассудной.
– А ещё я мог бы сброситься со скалы, но не сделал этого! Магрит, ну в самом деле – ты бы мне поверила?
Ага, догнала бы и ещё три раза поверила. Одно дело, когда тебе говорят о чём-то, другое – когда ты сам становишься свидетелем разговора, выводящего к проклятой правде. Нет, Рудольфус прав, я бы ему не поверила. Но что мне теперь делать? мстить Ричарду? Убивать его? Менять его план?
– Вот и я о том, – Рудольфус читает мои ответы и сам. Не нужны ему мои слова.
Надоело мне. Ричард, Каталина, Карлини…все надоели. Разобраться не могут между собой, а в итоге Магрит достаётся один бред. С разных сторон. Нет, хватит! Всех хватит!
– Вы с Ричардом хорошие друзья? – спрашивает Рудольфус вдруг спокойно. Это странное спокойствие даже пугает. Да и речь шла ведь о другом.
– Наверное, – я не знаю ответа. – Мы учились вместе. Общались, вроде даже приятельствовали. Потом он открыл своё агентство в людском мире, а я своё. Где-то сотрудничали.
– А потом?
А потом я сделала лютую дрянь, подставила Ричарда из какой-то идиотской капризности, он меня не выдал, но сжёг моё агентство, лишив меня и мою неприкаянную Габи работы и жилья. Пришлось идти с мольбами к профессору Карлини. И что на сегодняшний день? Магрит понижена в правах, Карлини меня ненавидит, Габи мертва.
Из нуля в минуса. Молодец, Магрит!
– Вы и сами знаете! – я огрызаюсь, хотя не должна. Но он не злится.
– Хорошо, – соглашается Рудольфус, – чего ты хочешь?
Чего я хочу? Спать. Спать так долго, сколько смогу. Спать и не видеть снов. А больше ничего не хочу.
– Для Ричарда, – подсказывает Рудольфус. – Ты хочешь его уничтожить?
И здесь я не знаю ответа. с одной стороны – да, я желаю ему мести, всей собранной ненавистью желаю, но с другой – у меня больше нет сил. Нет сил на жизнь, а на месть? Откуда найти хоть какие-то силы?
Я слаба. Я слаба так, как никогда прежде. Жизнь, которая вроде бы начала успокаиваться, снова сбрасывает меня в омут. Я почти начала верить Ричарду! А он?
Ненавижу. Не за саму идею даже ненавижу, а за то, что он растоптал мою веру. Осколки того, что я ещё имела. Веру в завтрашний день, в опору, в надежду.
Как опостылело! Нет никакой веры, и завтра нет. А опора с надеждой – руины, те руины, что остались ещё от моего сожжённого агентства!
– Магрит? – Рудольфус зовёт. Ему нужен ответ, война, драка.
А мне ничего не нужно.
– Я не знаю. Я ненавижу его, но я больше не могу ничего. Я устала, простите.
– Не извиняйся, – мягко улыбается де Рэ, – думаю, ты ещё в растерянности. Знаешь, я тебе предлагаю ещё подумать. Но пока, прежде, чем ты что-то решишь или не решишь…не показывай Ричарду того, что ты его ненавидишь. Сможешь?
– Нет, – честно отвечаю я. – Он всё поймёт по моему взгляду. Лучше сказать, что я знаю.
– Ты же ведьма! – возмущается Рудольфус, но осекается, раздумывает. – Ладно, Магрит, хочешь, скажу тебе одну тайну? Но между нами?
Мне не нужно больше тайн. И полуправд. И вообще ничего. Солнце в сознании гаснет, и как из сумерек проступает, наконец, и кабинет де Рэ и сам он – непривычный, встревоженный и какой-то взъерошенный.
Даже смешно.
– На самом деле, я ненавижу Жанну д`Арк. И своего предка. Жиль де Рэ связал своё имя с её именем, объявил себя и своих потомков её последователем. Она горела на костре, а он собирал артефакты и обрывки ее вещей, что не растащили люди. Эту традицию продолжили и позже, а я…
Рудольфус и сам смеётся, отмахивается, а я ошарашено смотрю. Нет, меня ещё можно удивить! Тьма! Чудны пути твои! Неужели… неужели?
Он ненавидит предка? Великого Жиль де Рэ, принесшего магическому и людскому миру столько головной боли? А ведь почитает его на наших глазах. И объявляет себя его преемником.
– Просто я действительно считаю, что нужно развести мир людей и мир магии, – продолжает де Рэ, – а как это сделать обычному магу? А вот если ты потомок того, кто служил легендарной сожжённой ведьмы… Магрит, ты меня понимаешь?
– Увы, – я выдавливаю из себя ответ с трудом. Я сражена наповал. Это, определённо, удар.
– Жанна была, говорят, особой нервной, – объясняет де Рэ, – а мой предок любил её безумно. Или не её, а её силу. В любом случае, после её казни, он окончательно свихнулся и многих замучил во имя великой магии и идеи возрождения Жанны. Это бремя, Магрит. Это тень, которую я использую в своих интересах, но которая давит меня. Временами я думаю о том, что я не хочу иметь такой фамилии, а в другой раз боюсь – а вдруг я также, как Жиль, свихнусь и буду мучить людей во имя идеи? Но пока это удобный инструмент, понимаешь? я притворяюсь, что мне есть дело до того, что было века назад и есть те, кто в это верит и идёт за мной. Я строю идею вокруг образов, ярких, символичных, а они идут за мной. А я… я притворяюсь, Магрит.
Не знаю, что должно было произойти, чтобы удивить меня в эту минуту больше. даже если бы обвалился потолок и рухнул бы на пол дракон, я бы, наверное, не обратила внимания – признание де Рэ, от которого все столько слышали фанатичного и восхищавшего и о Жанне, и о его предке, были, мягко говоря, впечатляющими. По факту, он признался мне в том, что просто использует историю в своих интересах и лжёт.
Но кто из нас не лжёт? Он имеет свою карьеру в магическом мире, он как политик, так что – это всего лишь его оружие. Одно из оружий. Но прозвучало неожиданно.
– Я не знаю, что вам сказать, Рудольфус, я немного…меня смутили, – я понимаю, что он ждёт ответа и признаюсь в несостоятельности своей реакции.
– Значит, я хорошо притворяюсь? – он кивает головой, удовлетворённо вроде бы, но мне кажется, что в глазах его проблескивает тоска.
Интересно, сколько раз он говорил эту правду? Кому?
– Ты первая, кому я рассказал это. За долгие десятки лет первая, – он будто бы слышит мой невысказанный вопрос. – Не думаю, что ты меня выдашь. Ведь не выдашь?
Де Рэ смотрит на меня испытующе, и я чувствую внезапно приливающую краску к щекам. Его взгляд смущает меня ещё больше, чем неожиданное признание. Странное чувство, на самом деле, непривычное. Он посвятил меня в свою тайну, как будто бы уже ожидая от меня чего-то, уверенный, в том, что я на его стороне.
– Не выдам, – соглашаюсь я, отвожу глаза от него. На него тяжело смотреть. Нет, дело не во внешности самой, а в том, что его взгляд выносить трудно. Он как будто бы ищет в разуме нужное, испытывает.
– Притворяйся! – легко советует де Рэ, – как я притворяюсь. И решай, как поступим.
Поступим? уже мы?
– Он отживает своё, мне нужны преданные люди, а не интриганы, – напоминает Рудольфус, снова угадывая мои мысли. – Ты не одна, Магрит. Это уже не ваши личные разборки.
– Я не хочу воевать, – я знаю, что мои слова – риск. Но это правда. Всего тридцать лет прошло с того момента, как магический мир и людской начали постепенное схождение после долгих войн, и что же? опять? Расходиться? Будет кровь – явно будет.
Де Рэ смотрит спокойно, но в глазах его такая же желтоватая ярость. Я узнаю её слабое свечение.
– Война будет, – чеканит он, – и очень скоро. Тебе придётся решить, на чьей ты стороне.
На чьей стороне? На стороне самой себя, в конце концов! Можно?
– Ладно, – он смягчается, – я понимаю, ты в шоке и в расстройстве. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Хорошо, я не настаиваю. Пока держи себя в руках, пожалуйста. Сможешь?
– Не представляю, – честно отвечаю я. – Но я попробую.
Мне надо выиграть время. Надо уйти от странного взгляда Рудольфуса де Рэ, от кабинета его отдалиться, собраться с мыслями и сделать то, что нужно. Наконец-то выбрать себя.
– Иди, отдыхай, – он кивает, – мы поговорим завтра.
Я выхожу в смятении. Меня шатает и ведёт, и взгляд Рудольфуса, который я чувствую спиной, не добавляет мне опоры.
Надо выбрать себя, только себя. Нет, не только. Есть ещё один человек, о котором я должна позаботиться. Во-первых, потому что только мне, похоже, по-настоящему есть дело до этого человека. Во-вторых, потому что кое-кто будет страдать, если я спутаю ему карты, и…
– Ричард! – он последний, кого я сейчас хочу видеть.
– Ведьма! – он пугается, но быстрее берёт себя в руки. – Ты чего по коридорам шастаешь?
– А ты? – лучшая защита – нападение и я нападаю. Потому что надо притворяться, в этом де Рэ прав.
– Я здесь работаю.
– Ну и я здесь не пауков гоняю!
Неловкое молчание. Больше всего я хочу разодрать ему лицо ногтями, но так я ничего не добьюсь. Да и ногти жаль, и сил у меня нет.
– Как дела? – самый умный вопрос, который можно задать в коридоре.
– Нормально, – и мой самый умный ответ.
– Магрит, я рад, что ты с нами, – Ричард всё-таки решается что-то добавить к своему вопросу, пользуется ситуацией, желая усыпить мою бдительность. – Я понимаю, что де Рэ – это не тот, за кем ты пойдёшь, но осталось немного и я…Каталина будет счастлива. И мы все будем жить иначе. Не так он нам и будет нужен.
Я пытаюсь понять, верит ли он сам во всё это или просто мне лжёт, и не могу. Полумрак коридора – отличное прикрытие для лжеца.
– Ты чего? – удивляется он, – не веришь?
– Вообще-то, я просто подвыпила, – признаюсь я и мстительно добавляю: – с де Рэ. Знаешь, он на самом деле, не так уж и плох. Видный очень.
Полумрак скрывает лицо Ричарда, но по долгой паузе и по нервному смешку я понимаю – ему мои слова не по нраву. Страх труса: до чего договоримся мы с де Рэ?
– Влюбилась, что ли? – смеётся он, но ему не смешно. Наверное, он и сам чует, что де Рэ его подход не нравится, а может страхуется. Не дурак ведь был.
– Нет, но вообще, я ведьма свободная, творю, что хочу, – я смеюсь, это жёлтовая яростная истерика прорывается.
Ричарду мой ответ не нравится.
– Ты совсем пьяна! – он выдыхает с облегчением, которое явно недолго, но хоть как-то сдерживает тревогу. – Знаешь, осторожнее. Де Рэ недалеко ушёл от предка.
– От диких обезьян?
– Каких ещё… – Ричард спотыкается. Он понимает, наконец, что я издеваюсь, ругается. – Магрит, нам надо поговорить. Серьёзно поговорить.
Я серьёзнею.
– Завтра. Приходи, поговорим.
Я не жду ответа, я ухожу раньше. Мне больше нечего ждать.
– Я приду! – кричит Ричард мне вслед, голос его обеспокоенный. Но я не оборачиваюсь. Понервничай, дорогой мой друг и враг, понервничай, а завтра будет утро, новый день и тебе будет очень весело. Жаль, что я этого не увижу.
На самом деле, я совершенно не представляла, чем и как буду уговаривать Каталину пойти со мной. На каком основании я ей скажу, что она должна оставить своего отца, пусть и пренебрегающего, ни разу её не навестившего и пойти за собой?
Я ей кто? Мать? её мать, благополучно испортив ей жизнь, скрыв правду от Ричарда и от самой девчонки, утопилась. А я греби!
Нет, могу не грести, конечно, но сдаётся мне, что кто-то всё-таки должен, иначе развития событий я не представляю.
Девочка спала, как и полагается спать ребёнку в ночной час. Но я была не права, когда решила, что сон её глубок. Она была в полусне-полуяви, смятении и нездоровье этого сна.
– Ой…– она почувствовала какое-то движение в комнате, тотчас сон оставил её, она села в постели, охнула, увидев меня.
– Не бойся! – остерегла я. – Каталина, не бойся меня.
Она и не боялась. В последнее время, мы виделись довольно часто. Это Ричард не приходил к своей дочери и всеми силами пытался задвинуть память о ней подальше, а заодно и меня к ней отрядить в людской мир хотел, но я не он.
Каталина не должна отвечать за поступки своих отца и матери. Я должна предложить ей выбор. Да, она ещё мала, чтобы выбирать, но ей придётся.
– Не боюсь, – она смотрела на меня хмуро, разбуженная, встревоженная, непонимающая. И какая же молодая! Я в её годы выбирала себе парту подальше от линейки мадам Франчески, а эта?
Куда ей идти? а мне?
– Ты уже взрослая, в некотором смысле, – мрачно начала я. – Каталина, ты прекрасно понимаешь, что тебе нет места в мире магии.
– Знаю, – она закрыла лицо руками, – я позор своих отца и матери.
Так, вдох-выдох, не с того ты начала, Магрит! Как тебя вообще преподавать пустили? Ты же вообще разговаривать с людьми не умеешь!
– Нет, дело не в этом! Ты не позор, просто…
Я осеклась.
– Магрит, не надо резкостей, – Рудольфус де Рэ всё ещё ожидал от меня бури. Конечно, нелегко признавать то, что ты снова остаёшься ни с чем, что тебя опять хотят использовать, вытряхнуть всю твою память и использовать по своему усмотрению.
Ричард снова хочет причинить мне боль. На этот раз не из мести, а из заботы о своей дочери, которой нет места ни в нашем мире, ни в мире людей. Пока нет. Этот мерзавец всё продумал – он сотрёт её личность и мою, заменит новой. И его долг закрыт. Всё, больше он ничего никому не должен.
Рудольфус де Рэ имеет все основания полагать, что я сейчас продолжу своё буйство. Но на буйство нужны силы, а откуда их взять, если перед глазами вспышки жёлтой ярости? Когда-то я читала, что ярость красная. Не знаю, то ли автор был фантазёром, то ли со мной неладное, но сейчас моя ярость не имела ничего общего с красным. Она была похожа на яркое солнце, которое слепит, да так слепит, что голова кипит, пульсирует и вызывает мигрень.
Ненавижу. Надо было его убить. Жалела…дура!
– Магрит? – позвал Рудольфус.
Киваю – я тут, господин хороший. Да, вы открыли мне правду, но сделали её из своих побуждений. Наверное, и вас я должна ненавидеть, но не слишком ли много на одну Магрит?
Чтоб вас…
– Я слышу, да, – поднимаю голову, солнце пульсирует прямо в сознании, противно и ярко. Очень ярко.
– Так не пойдёт! – Рудольфус решителен, что ж, он дитя войн, он не считается ни с какими слабостями других. Зато он знает, как действовать.
Мгновение, и передо мной стакан с тёмной жидкостью.
– Пей, – мягко советует де Рэ.
Извольте! Ещё четверть часа назад я бы усомнилась, может быть и попыталась отказаться, а теперь горькая и горячая жидкость легко скатывается в горло и уходит в желудок. Пусто. Как пусто в душе.
Неужели навсегда пусто? Впрочем – было ли во мне наполнение? Может я всегда была такой пустой?
– Ещё, – Рудольфус подталкивает новый стакан.
У меня дрожат руки, но выпиваю. Горечь обжигает горло повторно, но на этот раз меня встряхивает. Тьма, что я пью вообще? Я же не люблю крепкое!
– Теперь поговорим, – де Рэ садится напротив меня и я с удивлением замечаю, что его взгляд печален. Первая мысль ясна: играет!
Вторая разумна: а я ему кто, чтоб играть?
– Ричард своё отживает, – эту мысль я уже слышала, но теперь воспринимаю её иначе, – его срок подходит к концу. Я не нуждаюсь в его услугах и в его интригах. Мне гораздо ценнее будешь ты. А чего ты удивляешься? Ты специалист по проклятиям, с опытом преподавания и с нотками совести. уже по этим трём пунктам ты выше Ричарда.
Удивляюсь? Да я уже ничему, наверное, не удивлюсь. Это просто у меня лицо такое, де Рэ!
– Мы можем поменять его планы, – продолжает Рудольфус, – тебя и его. В конце концов, Каталина его дочь, ему и возиться с нею. Он, разумеется, хитро придумал – стереть вас обеих с моей помощью, а после дать вам жизнь, хоть и хорошую, но среди…людей.
– Вы могли бы рассказать мне. Знаете, словами… – я усмехаюсь. Горечь выпитого поднимается во мне, делает безрассудной.
– А ещё я мог бы сброситься со скалы, но не сделал этого! Магрит, ну в самом деле – ты бы мне поверила?
Ага, догнала бы и ещё три раза поверила. Одно дело, когда тебе говорят о чём-то, другое – когда ты сам становишься свидетелем разговора, выводящего к проклятой правде. Нет, Рудольфус прав, я бы ему не поверила. Но что мне теперь делать? мстить Ричарду? Убивать его? Менять его план?
– Вот и я о том, – Рудольфус читает мои ответы и сам. Не нужны ему мои слова.
Надоело мне. Ричард, Каталина, Карлини…все надоели. Разобраться не могут между собой, а в итоге Магрит достаётся один бред. С разных сторон. Нет, хватит! Всех хватит!
– Вы с Ричардом хорошие друзья? – спрашивает Рудольфус вдруг спокойно. Это странное спокойствие даже пугает. Да и речь шла ведь о другом.
– Наверное, – я не знаю ответа. – Мы учились вместе. Общались, вроде даже приятельствовали. Потом он открыл своё агентство в людском мире, а я своё. Где-то сотрудничали.
– А потом?
А потом я сделала лютую дрянь, подставила Ричарда из какой-то идиотской капризности, он меня не выдал, но сжёг моё агентство, лишив меня и мою неприкаянную Габи работы и жилья. Пришлось идти с мольбами к профессору Карлини. И что на сегодняшний день? Магрит понижена в правах, Карлини меня ненавидит, Габи мертва.
Из нуля в минуса. Молодец, Магрит!
– Вы и сами знаете! – я огрызаюсь, хотя не должна. Но он не злится.
– Хорошо, – соглашается Рудольфус, – чего ты хочешь?
Чего я хочу? Спать. Спать так долго, сколько смогу. Спать и не видеть снов. А больше ничего не хочу.
– Для Ричарда, – подсказывает Рудольфус. – Ты хочешь его уничтожить?
И здесь я не знаю ответа. с одной стороны – да, я желаю ему мести, всей собранной ненавистью желаю, но с другой – у меня больше нет сил. Нет сил на жизнь, а на месть? Откуда найти хоть какие-то силы?
Я слаба. Я слаба так, как никогда прежде. Жизнь, которая вроде бы начала успокаиваться, снова сбрасывает меня в омут. Я почти начала верить Ричарду! А он?
Ненавижу. Не за саму идею даже ненавижу, а за то, что он растоптал мою веру. Осколки того, что я ещё имела. Веру в завтрашний день, в опору, в надежду.
Как опостылело! Нет никакой веры, и завтра нет. А опора с надеждой – руины, те руины, что остались ещё от моего сожжённого агентства!
– Магрит? – Рудольфус зовёт. Ему нужен ответ, война, драка.
А мне ничего не нужно.
– Я не знаю. Я ненавижу его, но я больше не могу ничего. Я устала, простите.
– Не извиняйся, – мягко улыбается де Рэ, – думаю, ты ещё в растерянности. Знаешь, я тебе предлагаю ещё подумать. Но пока, прежде, чем ты что-то решишь или не решишь…не показывай Ричарду того, что ты его ненавидишь. Сможешь?
– Нет, – честно отвечаю я. – Он всё поймёт по моему взгляду. Лучше сказать, что я знаю.
– Ты же ведьма! – возмущается Рудольфус, но осекается, раздумывает. – Ладно, Магрит, хочешь, скажу тебе одну тайну? Но между нами?
Мне не нужно больше тайн. И полуправд. И вообще ничего. Солнце в сознании гаснет, и как из сумерек проступает, наконец, и кабинет де Рэ и сам он – непривычный, встревоженный и какой-то взъерошенный.
Даже смешно.
– На самом деле, я ненавижу Жанну д`Арк. И своего предка. Жиль де Рэ связал своё имя с её именем, объявил себя и своих потомков её последователем. Она горела на костре, а он собирал артефакты и обрывки ее вещей, что не растащили люди. Эту традицию продолжили и позже, а я…
Рудольфус и сам смеётся, отмахивается, а я ошарашено смотрю. Нет, меня ещё можно удивить! Тьма! Чудны пути твои! Неужели… неужели?
Он ненавидит предка? Великого Жиль де Рэ, принесшего магическому и людскому миру столько головной боли? А ведь почитает его на наших глазах. И объявляет себя его преемником.
– Просто я действительно считаю, что нужно развести мир людей и мир магии, – продолжает де Рэ, – а как это сделать обычному магу? А вот если ты потомок того, кто служил легендарной сожжённой ведьмы… Магрит, ты меня понимаешь?
– Увы, – я выдавливаю из себя ответ с трудом. Я сражена наповал. Это, определённо, удар.
– Жанна была, говорят, особой нервной, – объясняет де Рэ, – а мой предок любил её безумно. Или не её, а её силу. В любом случае, после её казни, он окончательно свихнулся и многих замучил во имя великой магии и идеи возрождения Жанны. Это бремя, Магрит. Это тень, которую я использую в своих интересах, но которая давит меня. Временами я думаю о том, что я не хочу иметь такой фамилии, а в другой раз боюсь – а вдруг я также, как Жиль, свихнусь и буду мучить людей во имя идеи? Но пока это удобный инструмент, понимаешь? я притворяюсь, что мне есть дело до того, что было века назад и есть те, кто в это верит и идёт за мной. Я строю идею вокруг образов, ярких, символичных, а они идут за мной. А я… я притворяюсь, Магрит.
Не знаю, что должно было произойти, чтобы удивить меня в эту минуту больше. даже если бы обвалился потолок и рухнул бы на пол дракон, я бы, наверное, не обратила внимания – признание де Рэ, от которого все столько слышали фанатичного и восхищавшего и о Жанне, и о его предке, были, мягко говоря, впечатляющими. По факту, он признался мне в том, что просто использует историю в своих интересах и лжёт.
Но кто из нас не лжёт? Он имеет свою карьеру в магическом мире, он как политик, так что – это всего лишь его оружие. Одно из оружий. Но прозвучало неожиданно.
– Я не знаю, что вам сказать, Рудольфус, я немного…меня смутили, – я понимаю, что он ждёт ответа и признаюсь в несостоятельности своей реакции.
– Значит, я хорошо притворяюсь? – он кивает головой, удовлетворённо вроде бы, но мне кажется, что в глазах его проблескивает тоска.
Интересно, сколько раз он говорил эту правду? Кому?
– Ты первая, кому я рассказал это. За долгие десятки лет первая, – он будто бы слышит мой невысказанный вопрос. – Не думаю, что ты меня выдашь. Ведь не выдашь?
Де Рэ смотрит на меня испытующе, и я чувствую внезапно приливающую краску к щекам. Его взгляд смущает меня ещё больше, чем неожиданное признание. Странное чувство, на самом деле, непривычное. Он посвятил меня в свою тайну, как будто бы уже ожидая от меня чего-то, уверенный, в том, что я на его стороне.
– Не выдам, – соглашаюсь я, отвожу глаза от него. На него тяжело смотреть. Нет, дело не во внешности самой, а в том, что его взгляд выносить трудно. Он как будто бы ищет в разуме нужное, испытывает.
– Притворяйся! – легко советует де Рэ, – как я притворяюсь. И решай, как поступим.
Поступим? уже мы?
– Он отживает своё, мне нужны преданные люди, а не интриганы, – напоминает Рудольфус, снова угадывая мои мысли. – Ты не одна, Магрит. Это уже не ваши личные разборки.
– Я не хочу воевать, – я знаю, что мои слова – риск. Но это правда. Всего тридцать лет прошло с того момента, как магический мир и людской начали постепенное схождение после долгих войн, и что же? опять? Расходиться? Будет кровь – явно будет.
Де Рэ смотрит спокойно, но в глазах его такая же желтоватая ярость. Я узнаю её слабое свечение.
– Война будет, – чеканит он, – и очень скоро. Тебе придётся решить, на чьей ты стороне.
На чьей стороне? На стороне самой себя, в конце концов! Можно?
– Ладно, – он смягчается, – я понимаю, ты в шоке и в расстройстве. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Хорошо, я не настаиваю. Пока держи себя в руках, пожалуйста. Сможешь?
– Не представляю, – честно отвечаю я. – Но я попробую.
Мне надо выиграть время. Надо уйти от странного взгляда Рудольфуса де Рэ, от кабинета его отдалиться, собраться с мыслями и сделать то, что нужно. Наконец-то выбрать себя.
– Иди, отдыхай, – он кивает, – мы поговорим завтра.
Я выхожу в смятении. Меня шатает и ведёт, и взгляд Рудольфуса, который я чувствую спиной, не добавляет мне опоры.
Надо выбрать себя, только себя. Нет, не только. Есть ещё один человек, о котором я должна позаботиться. Во-первых, потому что только мне, похоже, по-настоящему есть дело до этого человека. Во-вторых, потому что кое-кто будет страдать, если я спутаю ему карты, и…
– Ричард! – он последний, кого я сейчас хочу видеть.
– Ведьма! – он пугается, но быстрее берёт себя в руки. – Ты чего по коридорам шастаешь?
– А ты? – лучшая защита – нападение и я нападаю. Потому что надо притворяться, в этом де Рэ прав.
– Я здесь работаю.
– Ну и я здесь не пауков гоняю!
Неловкое молчание. Больше всего я хочу разодрать ему лицо ногтями, но так я ничего не добьюсь. Да и ногти жаль, и сил у меня нет.
– Как дела? – самый умный вопрос, который можно задать в коридоре.
– Нормально, – и мой самый умный ответ.
– Магрит, я рад, что ты с нами, – Ричард всё-таки решается что-то добавить к своему вопросу, пользуется ситуацией, желая усыпить мою бдительность. – Я понимаю, что де Рэ – это не тот, за кем ты пойдёшь, но осталось немного и я…Каталина будет счастлива. И мы все будем жить иначе. Не так он нам и будет нужен.
Я пытаюсь понять, верит ли он сам во всё это или просто мне лжёт, и не могу. Полумрак коридора – отличное прикрытие для лжеца.
– Ты чего? – удивляется он, – не веришь?
– Вообще-то, я просто подвыпила, – признаюсь я и мстительно добавляю: – с де Рэ. Знаешь, он на самом деле, не так уж и плох. Видный очень.
Полумрак скрывает лицо Ричарда, но по долгой паузе и по нервному смешку я понимаю – ему мои слова не по нраву. Страх труса: до чего договоримся мы с де Рэ?
– Влюбилась, что ли? – смеётся он, но ему не смешно. Наверное, он и сам чует, что де Рэ его подход не нравится, а может страхуется. Не дурак ведь был.
– Нет, но вообще, я ведьма свободная, творю, что хочу, – я смеюсь, это жёлтовая яростная истерика прорывается.
Ричарду мой ответ не нравится.
– Ты совсем пьяна! – он выдыхает с облегчением, которое явно недолго, но хоть как-то сдерживает тревогу. – Знаешь, осторожнее. Де Рэ недалеко ушёл от предка.
– От диких обезьян?
– Каких ещё… – Ричард спотыкается. Он понимает, наконец, что я издеваюсь, ругается. – Магрит, нам надо поговорить. Серьёзно поговорить.
Я серьёзнею.
– Завтра. Приходи, поговорим.
Я не жду ответа, я ухожу раньше. Мне больше нечего ждать.
– Я приду! – кричит Ричард мне вслед, голос его обеспокоенный. Но я не оборачиваюсь. Понервничай, дорогой мой друг и враг, понервничай, а завтра будет утро, новый день и тебе будет очень весело. Жаль, что я этого не увижу.
***
На самом деле, я совершенно не представляла, чем и как буду уговаривать Каталину пойти со мной. На каком основании я ей скажу, что она должна оставить своего отца, пусть и пренебрегающего, ни разу её не навестившего и пойти за собой?
Я ей кто? Мать? её мать, благополучно испортив ей жизнь, скрыв правду от Ричарда и от самой девчонки, утопилась. А я греби!
Нет, могу не грести, конечно, но сдаётся мне, что кто-то всё-таки должен, иначе развития событий я не представляю.
Девочка спала, как и полагается спать ребёнку в ночной час. Но я была не права, когда решила, что сон её глубок. Она была в полусне-полуяви, смятении и нездоровье этого сна.
– Ой…– она почувствовала какое-то движение в комнате, тотчас сон оставил её, она села в постели, охнула, увидев меня.
– Не бойся! – остерегла я. – Каталина, не бойся меня.
Она и не боялась. В последнее время, мы виделись довольно часто. Это Ричард не приходил к своей дочери и всеми силами пытался задвинуть память о ней подальше, а заодно и меня к ней отрядить в людской мир хотел, но я не он.
Каталина не должна отвечать за поступки своих отца и матери. Я должна предложить ей выбор. Да, она ещё мала, чтобы выбирать, но ей придётся.
– Не боюсь, – она смотрела на меня хмуро, разбуженная, встревоженная, непонимающая. И какая же молодая! Я в её годы выбирала себе парту подальше от линейки мадам Франчески, а эта?
Куда ей идти? а мне?
– Ты уже взрослая, в некотором смысле, – мрачно начала я. – Каталина, ты прекрасно понимаешь, что тебе нет места в мире магии.
– Знаю, – она закрыла лицо руками, – я позор своих отца и матери.
Так, вдох-выдох, не с того ты начала, Магрит! Как тебя вообще преподавать пустили? Ты же вообще разговаривать с людьми не умеешь!
– Нет, дело не в этом! Ты не позор, просто…
Я осеклась.