Луиза останавливается на отмеченном прямоугольном участке, быстро пробегает пластиковый билет в руках взглядом.
Луиза. Платформа «М», время пребывания в пути два часа. Поезд ожидается через тридцать семь минут, тридцать шесть… так вот. Три года, Генри, я пыталась забыть мои лавандовые поля. Я знаю, тебе всё это дико и непонятно, ты пытался потратить на мой мир свое время, но не смог проникнуться…и я не смогла. Тридцать одна минута сорок семь секунд. Интересно. Что будет, если поезд опоздает?
Рядом с Луизой то в одной точке, то в другой группируются люди, все, как один, утыкаясь в электронные билеты. Луиза с нетерпением оглядывается, смотрит поверх их голов. Граждане одеты в серые и коричневые брюки, юбки, костюмы. Они имеют какой-то пепельно-серый вид лиц, прячут взгляды…
Луиза. Я казалась тебе смешной, Генри, но вчера был последний вечер, когда я была смешной. Я иду… иду от будущего. Я иду домой. Двадцать семь минут… наверное, ты уже прочел мою записку. Я всегда была труслива! Мне хватило храбрости сбежать, но не хватило храбрости взглянуть на тебя.
К Луизе на безопасном расстоянии становится одна из женщин, таких же безликих, облаченных в бесформенный серый костюм с пепельным лицом. Луиза бросает на нее невнимательный взгляд, Женщина замечает его.
Женщина (сверяясь со своим билетом) Через двадцать три минуты отсюда едут на юг?
Луиза (с легкой полуулыбкой). Да, на юг.
Женщина (бесцветным голосом), спасибо.
Женщина утыкается в свой пластиковый билет, наблюдая за течением времени на карточке.
Луиза (нерешительно переступая с ноги на ногу) Э…простите?
Женщина (с удивлением поднимает голову) Вы мне?
Луиза(робко) да…я вам. Вы…откуда?
Женщина (ровно и холодно) Я с юга.
Снова опускает голову к билету.
Луиза (еще более нерешительно) Я тоже с юга!
Женщина не реагирует.
Луиза. Может быть, мы с вами земляки?
Женщина (поднимает на нее равнодушный взор) Может быть.
Луиза. Я возвращаюсь домой.
Женщина не реагирует, снова опускает голову, Луиза перемещается обратно в центр своего прямоугольника.
Луиза (еще тише). Какая холодность! Южное солнце согреет ее взгляд и слова. Юг излечит…он всегда лечит. Так странно – я три года жила в Городе, три года я жила с Генри, вела быт, вела семью, дом и что же? Маленький чемодан вещей – вот и все, что осталось у меня от трех лет. Три года под маленькой пластиковой крышкой хранят несколько моих тряпок. Вот и все. Пластик…девять минут…
Луиза слегка ежится, хоть ветра нет и холода тоже.
Луиза. Ничего…скоро-скоро. Генри. Может быть ты, однажды, найдешь меня? Ты же знаешь, как меня искать. Я знаю – ты найдешь, если захочешь. Я иду домой, потому что не могу быть в твоем доме. У меня есть свой. Он отличается от твоего. Генри, я жуткая трусиха. Такая жуткая трусиха!
Луиза (тихонько напевает себе под нос, также немузыкально, со слезами). Я молюсь, чтоб ты забыл, /Это пепел, этот дым. /Я молюсь, чтоб ты оставил/Этот мир, которым правил.
Женщина неуверенно оборачивается на нее, смотрит широко распахнутыми глазами, неуверенно опускает руку с билетом, смотрит внимательно и губы ее трогает едва заметная улыбка.
Луиза (не замечая реакции Женщины)Не плачь, мой ангел, и живи,/В пыли, в молитве и любви./Я молюсь, чтоб ты забыл/Этот свет и этот дым…
Женщина (совершенно другим, изменившимся голосом, в котором слышна заинтересованность). Я знаю эту песню! Ее пели во времена моего детства.
Женщина сама передвигается ближе к Луизе. Что-то происходит с ее безликостью, лицо вдруг расцветает многими эмоциями и красками, словно бы сходит сон.
Женщина. Какое у вас купе? О, так мы с вами соседи! Я возвращаюсь домой, к себе…может быть мы с вами земляки? Знаете, я четыре года провела в этом городе и первый раз слышу эту песню. Ох, отправление-то уже через полминуты! Погодите, я сейчас только пиджак сниму – жара стоит невозможная!
Женщина снимает серый пиджак и видна, наконец, ее яркая, желтого цвета, блузка. Продолжая болтать без устали, Женщина подходит к Луизе. Слышен приближающийся свист поезда.
Картина шестая.
Комната. Полностью истерзанное состояние помещения. Жалюзи наполовину сорванные, обои отстают от стены, все как-то разбросанно, разодрано, порядка больше нет. Всё пребывает в страшном разорении и хаосе. На полу сидит Генри, рядом с ним валяется бутылка вина опустошенная. Генри читает записку Луизы. Листок уже замаслен, перепачкан, где-то даже надорван, Генри читает вслух.
Генри (лист дрожит в его руках) «Генри, я жуткая трусиха. Такая жуткая трусиха. Мне не хватило духу сказать тебе, как сильно я тебя люблю… я люблю, Генри, люблю! Но я возвращаюсь домой, Я иду домой. Я иду к своим полям и к своей земле. Прости, что ты потратил на меня три года.
Генри плачет, но продолжает читать сквозь слезы.
Генри. Прости за все. Я иду домой. Я иду в свое прошлое. Я молюсь, чтоб ты забыл/Пепел и паденье крыл. Не плачь, мой ангел, поздно/Только ночь… осколки…звёзды. Je rentre a la maison, Генри. Будь счастлив.
Генри сминает записку в руке, берет стоящую рядом с ним горящую свечу, поджигает уголок листа, лист загорается, падает на какое-то испачканное блюдо, горит, сминается и чернеет, обращается в пепел и дым.
Срабатывает сигнализация, в комнате начинается вой сигнализации, мигают датчики – дым идет все выше и выше. В комнате становится невыносимо светло – так, что больно глазам, но Генри даже не трогается с места, пока в его двери стучат, решительно и надрывно барабанят автоматической дробью пальцев.
Генри (откидывая голову назад) Лаванда пахнет свободой…и горечью.
Генри ищет опустошенную бутылку вина, прикладывает ее к губам, подбирая языком последний глоток, слышен грохот распахиваемой двери и искусственный свет обращается тьмой. В этой темноте слышен безжизненный механический голос.
Голос. Обнаружен очаг возгорания. Обнаружена опасность. Опасность…
Конец пьесы.
