Редко удаётся полевикам Инспекции посидеть в тишине да покое – это только кажется, что нечисти на свете мало и бороться с нею легко, а так поедешь проверять одно сообщение, а там и другое зацепиться, и пошёл клубок. Томаш как-то даже сказал:
– Думаю, в каждом городе, да в каждой деревне, в каждом лесу что-то да водится.
– Без работы не останемся? – хмыкнула Агата. Она знала эту давнюю мысль своего брата, но всегда поддерживала её нарочитым весельем, мол, у всех своя рутина, у нас, так уж вышло – монстры.
Иногда Себастьяну страсть как хотелось узнать, как они вообще попали в Инспекцию, да ещё и оба на полевые работы. Он вообще от природы был любопытен и жаден до приключений, но судьба привела его через благоразумие в канцелярию Инспекции. Там ему приходилось регистрировать и подшивать, копировать и рассылать служебные записки да протоколы, и он всякий раз зачитывался, когда видел с чем в очередной раз столкнулись те или иные полевики. Читать-читал, а потом проняло..решился!
А правда – она, зараза, не такая красивая. В протоколах и рапортах инспектора храбро дрались с нечистью, героически вламывались в преступные дома, а на деле приходилось и под дождями мокнуть, и спать где придётся, и есть то, что удастся, и ещё с кучей сумасшедших общаться. Оно ж по сообщению не разберёшь где пьянь, где безумец, а где правда? Пришло, например, в прошлом месяце, сообщение, что рыбаки русалку встретили. Ну, выехали. А там не русалка, а сом. Город ещё долго подшучивал:
– Русалок никаких не существует!
Как будто бы не сам Инспекцию посылал!
И так на каждом шагу. Но сегодня вроде пока спокойно – может у нечисти тоже отпуска? Кому по дождям хочется вредить? Под дождями, на взгляд Себастьяна, хочется только спать! И побольше, и покрепче, так что нечисть, и…
Проклятие! Сглазил! Пришли.
Агата даже с тоской от столешницы голову оторвала – по внутреннему состоянию своей души да по погоде и её в сон клонило, ан нет – пришли! Кому неймётся?
– Чтоб вас! – Томаш тоже был раздосадован, но он уже шёл к дверям.
Так и есть. Молодая, крепко сбитая женщина, за руку девочку держит. По такой слякоти и хмари ещё и ребёнка привела! Ой-йо. Видимо, серьёзное.
– Меня послали к вам, – нервно сообщила женщина то, что сошла, очевидно, самым важным.
– Кто? – спросил Томаш. Он имел в виду, что должен узнать кого ненавидеть, но гостья восприняла этот вопрос за проявление недоверия.
– Я не сумасшедшая! – крикнула она так, что даже Томаш отшатнулся.
Крик не произвёл, однако, никакого впечатления. Даже Себастьян не помнил, чтобы какой-нибудь сумасшедший всерьёз бы так сказал о себе. Чаще наоборот.
– Я этого и не говорю, – вежливо напомнил Томаш, – я хочу спросить у вас, кто вам указал на наши двери.
Как будто других инспекторов в этот час не найти! Нет, это чья-то прицельная ненависть.
– Господин Квинт. Но вы должны понять…– женщина нервничала, и это не сказывалось на девочке, которая с нею пришла, похоже – нервность была привычным состоянием, раз на ребёнка не производила никакого удивления.
– Квинт, значит, – Томаш взглянул на Агату, та кивнула. Нелегко отомстить прямому начальству, но ничего – и это можно. Придумают!
Гостью провели. Она нервничала, озиралась, словно боялась, что её могут услышать. Нервничала и молчала.
– Содержательный диалог, – бормотнула Агата и женщина ожила.
– Простите, – смутилась она, – я просто впервые здесь и не знаю что говорить.
– Правду и ничего кроме правды, – ответствовала Агата и сделала Себастьяну знак записывать. Была в этом злая ирония – Себастьян убежал от бумаг, но оказалось, что даже рапорты и служебные записки кто-то обязан сочинять, а поскольку ни Агата, ни Томаш особенной изящностью в словах не отличались, это дело свалилось на Себастьяна.
Женщина помялась ещё немного, глянула на безмятежную девочку и решилась.
– Это Лиззи, моя сестрёнка. А я Ребекка.
Так, дело сдвинулось с мёртвой точки. Агата напряглась. Она решила, что девочка – дочь молодой женщины, а оказалось, что сестра. Это не было необычным, но могло поменять всё дело.
– Наши родители ушли прошлой весной от горячки, – продолжила Ребекка.
– Оба? – быстро уточнила Агата и сделала странный знак Себастьяну, который он всё же разгадал – следовало сделать пометку об этом факте. Во-первых, смерть обоих родителей в один момент – это явление редкое. Во-вторых, потеря такой величины негативно скажется на душевном состоянии.
– Сначала слёг отец, – объясняла Ребекка, – мама за ним ухаживала. Нас с сестрой она наверх не пускала. Пока выхаживала его, сама заболела. Так и ушли оба.
Болезнь, смерть родителей… следующие слова Ребекки Агата уже приготовилась делить пополам.
– А потом началось всякое, – Ребекка всхлипнула.
– Что началось? – не понял Томаш, перехватывая допрос.
– У нас поселились маленькие человечки, – девочка, которая до сих пор молчала и хранила странную безмятежность, подала голос.
Человечки! А они ожидали призраков, рассказа о тенях в коридоре, о висевших в воздухе силуэтах полупрозрачных фигур…
– Как гномы? – Агата даже не попыталась скрыть смешка.
– Нет, – Лиззи ответила серьёзно. – Они живут в ящиках с землёй, у них там норы!
Себастьян вздохнул. И как, скажите на милость, он должен был записать этот бред? Люди-кроты? Гномы земляные?
– У нас была лавка, мы выращивали зелень – лук, петрушку, базилик, мяту…– Ребекка вернулась в разговор. Она не считала слова сестры смешными. – Когда не стало родителей, наша лавка значительно просела. Часть посадок вообще погибла, да и клиенты…остались самые преданные, кто помнил моего отца.
В какой-то степени Себастьян даже пожалел эту молодую женщину. Он разглядывал её, совершенно не стесняясь, как имеющий на это право – собственно, так и было, человек, переступивший порог Инспекции, терял всякую защиту от вопросов и разглядывания. Себастьян видел её грубоватые, уже пошедшие мелкой синей сеткой руки, все в мелких порезах…
Наверное, она много физически трудилась. Теперь на ней была ещё и сестра. И лавка, которую не бросишь, опять же, тоже висела…
– И в ящиках с зеленью есть что-то! – Ребекка упрямо мотнула головой. – Я сначала не верила. Но потом стали пропадать мелкие предметы. Монетки, ключи, серёжки… я находила их в земле. Я думала это Лиззи, я наказывала её.
– Но это были человечки, – серьёзно вставила Лиззи и стиснула руку сестры, поддерживая её решительность.
– Однажды я не могла найти в доме Лиззи. А она оказалась в шкафу и кричала оттуда.
– Я не могла выбраться, – объяснила девочка, – человечки меня закрыли. Мы с ними играем, они иногда уходят и говорят, чтобы я их не звала. А потом появляются. Они любят играть в прятки. Но всегда прячусь я. а они находят. И если находят не сразу, то я победила.
Агата, Томаш и Себастьян мрачно молчали. В этот дождливый день истории хуже представить себе было нельзя. Человечки в горшках с зеленью! А чего не лошадки под грядками?
– Я тоже не верила, – сказала Ребекка, перехватывая их мрачность, – но… я увидела их. Одного.
Она нервно сглотнула.
– И как? – Томаш, конечно, не пытался скрыть сарказм, – они не указали на горшочек с золотом?
Себастьян от неожиданности поперхнулся смешком и попытался скрыть смех за кашлем. Вышло неудачно.
– Я знаю как звучу, – улыбнулась Ребекка, – но это так. Я видела его также ясно, как ваши ботинки.
Томаш взглянул на свою обувь. Фраза не показалась ему убедительной.
– Я видела его, – повторила Ребекка, – видела как сейчас. Он всего с половину ладони ростом, и он такой…сероватый. В смысле – сама кожа у него сероватая и одет во что-то буро-коричневое, под цвет земли. Но у него есть глаза – они сверкают как камешки. Я увидела его на краю ящика с землёй. Он кому-то грозил кулаком и что-то говорил. У него очень тоненький голосок, я не разобрала его речи. Я вскрикнула, он увидел меня, обернулся и тотчас прыгнул в землю. Прополз как червь, и исчез. Я схватила Лиззи и к вам. У нас было много странного, я говорила про пропажу вещей и про шкаф, и Лиззи их видела… но такое! Разве такое может быть? я пришла к вам. Поможете ли вы нам?
Будь они жестоки – они сказали бы сразу, что не помогут. И тогда Ребекка ушла бы, в этом сомнений не было – слишком гордо она смотрела на них, уже не растерянная и взволнованная, а оставшаяся против мира, ответственная за свою сестру.
Но помочь?.. чем? Никто из Инспекции никогда не говорил о человечках из земляных горшков или ящиков. Призраки были. Вурдалаки всех мастей, мавки всех цветов, оборотни, стрыги, кикиморы…всего с избытком. Но человечки?
– Послушайте, – осторожно начал Себастьян, пока Агата и Томаш переглядывались, словно разговор между собой вели, – если эти человечки безобидны, может и сделать вид, что их нет?
– Это не по-людски! – вспыхнула Ребекка. – Едва ли бог хотел бы, чтобы в домах приличных, богобоязненных людей, жили такие…такие существа!
Она явно хотела высказаться грубее, но присутствие сестры смутило её, и она ограничилась словом «существа».
На взгляд Агаты и Томаша – Бог не реагировал на такие мелочи, ровно как и не следил – есть ли масло в постном салате того или иного человека. Они вообще с определенной иронией относились в любой высшей силе, потому что прекрасно видели низшую.
– Поможете ли вы мне? – повторила вопрос Ребекка.
– Нам надо посовещаться, – Томаш уклонился от ответа. – Подождите, мы сейчас уточним кое-что…
Томаш пихнул сестру под локоть и та поднялась. Себастьян встал сам, стараясь не смотреть на гостей. Ребекка кивнула, она не чувствовала никакой надежды, но она сама пришла и сама понимала, что её слова звучат как бред.
Троица сбилась в кучку в тесном коридоре, отделив себя плотной дверью от общей комнаты.
– Есть идеи? – сразу спросила Агата.
– Никаких. Кротов каких-нибудь завела, – отозвался Томаш.
– На сумасшедшую вроде не похожа, – с сомнением сказал Себастьян.
– Они все не похожи! – обозлилась Агата. – Это трата времени, я против. Какие человечки, пропавшие предметы, шкафы запертые? Это ахинея такой чистой воды, что я своё лицо, кажись, увижу!
Томаш неожиданно отреагировал не так резко:
– Допустим, ты права. Я тоже воспринимаю это как ахинею. Правда, Агата. Но она напугана.
– И что? – поинтересовалась Агата, – нам теперь всех напуганных утешать?
– Разве ты никогда не боялась?
– Боялась! Но я боролась со своими страхами, а не впутывала сюда Город! И потом эти черви горшковые ей ничем не вредят!
– Мы можем просто показать ей это, – напомнил Себастьян, – придём, проведём проверку, ничего не найдём…
Он чувствовал поддержку в Томаше. Странно, он её не ожидал. Но женщину ему было жаль, и жаль маленькую девочку. Даже если им всё привиделось на пару, даже если всё от впечатлений после утраты родителей и их долгой болезни – что же с того? Неужели не помочь?
– Получим в подарок свежей зелени, – Томаш сестру знал лучше. – А? чего скажешь?
– В которой люди какие-то ползали? – фыркнула Агата. – И потом – там дождь, а я не настолько люблю жрать лук, чтобы ехать через дождь.
– Первый случай в практике! Может быть, она не сумасшедшая? – подбадривал Томаш.
Агата закатила глаза:
– Тогда это ещё хуже. Но ты же не отстанешь? Ладно, но я всю дорогу буду ворчать.
Она и не солгала. Она ворчала всю дорогу, благо, оказалось, что Ребекка живёт рядом с Городом, в ближайшей же деревне. Они все хорошо знали эту деревню – из неё в Город привозили молоко и яйца, а также зелень, о чём со смешком вспомнила Агата.
Ворчание было недолгим. Да и дождь стих, оставив после себя лишь глубокие лужи и чавкающую грязь.
– Нам сюда, – Ребекка с благодарностью смотрела на них. Даже ворчание Агаты не смущало её. В мире Ребекки было неспокойно и она верила – эти люди помогут ей, они всем помогают – так говорят!
Вошли в старый, уже явно нуждающийся в ремонте домишко.
– Вам бы крышу поправить, – не удержался от замечания Томаш.
– Скопим и поправим, – Ребекка опустила голову. Она чувствовала себя виноватой. Зато Лиззи по-прежнему была спокойна. Она вырвалась от сестры и подбежала к земляному ящику, из которого торчали зелёные ростки какой-то травы.
Агата закатила глаза безо всякого стеснения.
– Показывайте, где видели, – в доме стало ещё смешнее. Даже Томаш, который вроде бы и сочувствовал Ребекке, от смешка удержаться не мог. Надо было видеть строгие крепкие ящики, в которых было черно от зелени, и над которой возвышались ростки – лук, мята, базилик, петрушка…
Кто мог жить в зарослях? какие человечки?
Но Ребекке смешно не было, она указала на один из ящиков – там пробивался зеленый лук – нежные перья его наливались, входили в силу, чтобы затемнеть.
С трудом сохраняя серьёзный вид, троица подступила к ящику и тупо уставилась на него. Что делать они не представляли.
– Вы же им не навредите, да? – с тревогой спросила Лиззи. Она топталась у этих же ящиков, но с другой стороны, тревожная, бледная. – Они хорошие. Они со мной играют.
– Не навредят, – Ребекка опередила их ответ, – мы, наверное, пойдём, подготовим для вас чай. Лиззи?
Лиззи не хотелось уходить. Она смотрела на ящики, как будто бы видела в них кого-то, и не могла уйти.
– Лиззи! – повторила Ребекка.
– Они хотят поиграть, поиграть в прятки, – несчастно ответила девочка, которая слышала голос сестры и знала, что должна последовать за нею. Но человечки звали.
– Подождут! – обозлилась Агата, – идите, готовьте чай, а мы посмотрим.
Ребекка подтолкнула Лиззи к выходу и та не посмела больше обернуться на ящики. Спотыкаясь, пошла прочь.
– На что мы должны посмотреть? – спросила Агата, когда сёстры скрылись. – Ну лук, ну вон, ещё что-то…и? кто-нибудь видит человечков? Или ещё чего?
– На самом деле, удобная штука, – Томаш рассмеялся, – представьте, пяток человечков ловишь, на шампур и тут же зеленью присыпаешь.
– Фу! – скривилась Агата, – это же людоедство…или каннибализм?
– А разве есть разница? – не понял Себастьян. Он действительно оглядывал землю и даже потрогал её пальцами. Земля как земля, хорошая, жирная, на творог, только чёрный, похожая.
– Есть, – отозвалась Агата. – Она тонкая, но есть. Смотри, людоед – это тот, кто ест людей. Это может быть и хищник, и птица, например, волк-людоед. А каннибал – это тот, кто ест представителей своего вида. Вот принципиально берёт и ест. Каннибал-акула, каннибал-человек…понял?
– У нас одно время дискуссия в Городе была, – продолжил Томаш, – о том, кого из нечисти кем считать. Вот, например, оборотень. В облике зверя он жрёт людей. Вот кто он? Каннибал, так как он не всегда в облике зверя, или людоед? А зомби и стрыги? С одной стороны, это как бы уже не люди, значит, это людоеды, всего лишь существа. Но с другой стороны – считается ли смерть оправданием? Превращает ли смерть человека в не-человека?
Себастьян почувствовал, как у него закружилась голова. Такого подхода он вообще ни разу не слышал. Нечисть для него была нечистью. А тут, оказывается, дискуссии!
– На чём сошлись? – спросил он, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Сколько нюансов! А нужны они?
– На том, что убивать их надо, – ответила Агата. – Всех. А разберутся потом теоретики из канцелярии. Когда-нибудь, лет так через…цать!
– Думаю, в каждом городе, да в каждой деревне, в каждом лесу что-то да водится.
– Без работы не останемся? – хмыкнула Агата. Она знала эту давнюю мысль своего брата, но всегда поддерживала её нарочитым весельем, мол, у всех своя рутина, у нас, так уж вышло – монстры.
Иногда Себастьяну страсть как хотелось узнать, как они вообще попали в Инспекцию, да ещё и оба на полевые работы. Он вообще от природы был любопытен и жаден до приключений, но судьба привела его через благоразумие в канцелярию Инспекции. Там ему приходилось регистрировать и подшивать, копировать и рассылать служебные записки да протоколы, и он всякий раз зачитывался, когда видел с чем в очередной раз столкнулись те или иные полевики. Читать-читал, а потом проняло..решился!
А правда – она, зараза, не такая красивая. В протоколах и рапортах инспектора храбро дрались с нечистью, героически вламывались в преступные дома, а на деле приходилось и под дождями мокнуть, и спать где придётся, и есть то, что удастся, и ещё с кучей сумасшедших общаться. Оно ж по сообщению не разберёшь где пьянь, где безумец, а где правда? Пришло, например, в прошлом месяце, сообщение, что рыбаки русалку встретили. Ну, выехали. А там не русалка, а сом. Город ещё долго подшучивал:
– Русалок никаких не существует!
Как будто бы не сам Инспекцию посылал!
И так на каждом шагу. Но сегодня вроде пока спокойно – может у нечисти тоже отпуска? Кому по дождям хочется вредить? Под дождями, на взгляд Себастьяна, хочется только спать! И побольше, и покрепче, так что нечисть, и…
Проклятие! Сглазил! Пришли.
Агата даже с тоской от столешницы голову оторвала – по внутреннему состоянию своей души да по погоде и её в сон клонило, ан нет – пришли! Кому неймётся?
– Чтоб вас! – Томаш тоже был раздосадован, но он уже шёл к дверям.
Так и есть. Молодая, крепко сбитая женщина, за руку девочку держит. По такой слякоти и хмари ещё и ребёнка привела! Ой-йо. Видимо, серьёзное.
– Меня послали к вам, – нервно сообщила женщина то, что сошла, очевидно, самым важным.
– Кто? – спросил Томаш. Он имел в виду, что должен узнать кого ненавидеть, но гостья восприняла этот вопрос за проявление недоверия.
– Я не сумасшедшая! – крикнула она так, что даже Томаш отшатнулся.
Крик не произвёл, однако, никакого впечатления. Даже Себастьян не помнил, чтобы какой-нибудь сумасшедший всерьёз бы так сказал о себе. Чаще наоборот.
– Я этого и не говорю, – вежливо напомнил Томаш, – я хочу спросить у вас, кто вам указал на наши двери.
Как будто других инспекторов в этот час не найти! Нет, это чья-то прицельная ненависть.
– Господин Квинт. Но вы должны понять…– женщина нервничала, и это не сказывалось на девочке, которая с нею пришла, похоже – нервность была привычным состоянием, раз на ребёнка не производила никакого удивления.
– Квинт, значит, – Томаш взглянул на Агату, та кивнула. Нелегко отомстить прямому начальству, но ничего – и это можно. Придумают!
Гостью провели. Она нервничала, озиралась, словно боялась, что её могут услышать. Нервничала и молчала.
– Содержательный диалог, – бормотнула Агата и женщина ожила.
– Простите, – смутилась она, – я просто впервые здесь и не знаю что говорить.
– Правду и ничего кроме правды, – ответствовала Агата и сделала Себастьяну знак записывать. Была в этом злая ирония – Себастьян убежал от бумаг, но оказалось, что даже рапорты и служебные записки кто-то обязан сочинять, а поскольку ни Агата, ни Томаш особенной изящностью в словах не отличались, это дело свалилось на Себастьяна.
Женщина помялась ещё немного, глянула на безмятежную девочку и решилась.
– Это Лиззи, моя сестрёнка. А я Ребекка.
Так, дело сдвинулось с мёртвой точки. Агата напряглась. Она решила, что девочка – дочь молодой женщины, а оказалось, что сестра. Это не было необычным, но могло поменять всё дело.
– Наши родители ушли прошлой весной от горячки, – продолжила Ребекка.
– Оба? – быстро уточнила Агата и сделала странный знак Себастьяну, который он всё же разгадал – следовало сделать пометку об этом факте. Во-первых, смерть обоих родителей в один момент – это явление редкое. Во-вторых, потеря такой величины негативно скажется на душевном состоянии.
– Сначала слёг отец, – объясняла Ребекка, – мама за ним ухаживала. Нас с сестрой она наверх не пускала. Пока выхаживала его, сама заболела. Так и ушли оба.
Болезнь, смерть родителей… следующие слова Ребекки Агата уже приготовилась делить пополам.
– А потом началось всякое, – Ребекка всхлипнула.
– Что началось? – не понял Томаш, перехватывая допрос.
– У нас поселились маленькие человечки, – девочка, которая до сих пор молчала и хранила странную безмятежность, подала голос.
Человечки! А они ожидали призраков, рассказа о тенях в коридоре, о висевших в воздухе силуэтах полупрозрачных фигур…
– Как гномы? – Агата даже не попыталась скрыть смешка.
– Нет, – Лиззи ответила серьёзно. – Они живут в ящиках с землёй, у них там норы!
Себастьян вздохнул. И как, скажите на милость, он должен был записать этот бред? Люди-кроты? Гномы земляные?
– У нас была лавка, мы выращивали зелень – лук, петрушку, базилик, мяту…– Ребекка вернулась в разговор. Она не считала слова сестры смешными. – Когда не стало родителей, наша лавка значительно просела. Часть посадок вообще погибла, да и клиенты…остались самые преданные, кто помнил моего отца.
В какой-то степени Себастьян даже пожалел эту молодую женщину. Он разглядывал её, совершенно не стесняясь, как имеющий на это право – собственно, так и было, человек, переступивший порог Инспекции, терял всякую защиту от вопросов и разглядывания. Себастьян видел её грубоватые, уже пошедшие мелкой синей сеткой руки, все в мелких порезах…
Наверное, она много физически трудилась. Теперь на ней была ещё и сестра. И лавка, которую не бросишь, опять же, тоже висела…
– И в ящиках с зеленью есть что-то! – Ребекка упрямо мотнула головой. – Я сначала не верила. Но потом стали пропадать мелкие предметы. Монетки, ключи, серёжки… я находила их в земле. Я думала это Лиззи, я наказывала её.
– Но это были человечки, – серьёзно вставила Лиззи и стиснула руку сестры, поддерживая её решительность.
– Однажды я не могла найти в доме Лиззи. А она оказалась в шкафу и кричала оттуда.
– Я не могла выбраться, – объяснила девочка, – человечки меня закрыли. Мы с ними играем, они иногда уходят и говорят, чтобы я их не звала. А потом появляются. Они любят играть в прятки. Но всегда прячусь я. а они находят. И если находят не сразу, то я победила.
Агата, Томаш и Себастьян мрачно молчали. В этот дождливый день истории хуже представить себе было нельзя. Человечки в горшках с зеленью! А чего не лошадки под грядками?
– Я тоже не верила, – сказала Ребекка, перехватывая их мрачность, – но… я увидела их. Одного.
Она нервно сглотнула.
– И как? – Томаш, конечно, не пытался скрыть сарказм, – они не указали на горшочек с золотом?
Себастьян от неожиданности поперхнулся смешком и попытался скрыть смех за кашлем. Вышло неудачно.
– Я знаю как звучу, – улыбнулась Ребекка, – но это так. Я видела его также ясно, как ваши ботинки.
Томаш взглянул на свою обувь. Фраза не показалась ему убедительной.
– Я видела его, – повторила Ребекка, – видела как сейчас. Он всего с половину ладони ростом, и он такой…сероватый. В смысле – сама кожа у него сероватая и одет во что-то буро-коричневое, под цвет земли. Но у него есть глаза – они сверкают как камешки. Я увидела его на краю ящика с землёй. Он кому-то грозил кулаком и что-то говорил. У него очень тоненький голосок, я не разобрала его речи. Я вскрикнула, он увидел меня, обернулся и тотчас прыгнул в землю. Прополз как червь, и исчез. Я схватила Лиззи и к вам. У нас было много странного, я говорила про пропажу вещей и про шкаф, и Лиззи их видела… но такое! Разве такое может быть? я пришла к вам. Поможете ли вы нам?
Будь они жестоки – они сказали бы сразу, что не помогут. И тогда Ребекка ушла бы, в этом сомнений не было – слишком гордо она смотрела на них, уже не растерянная и взволнованная, а оставшаяся против мира, ответственная за свою сестру.
Но помочь?.. чем? Никто из Инспекции никогда не говорил о человечках из земляных горшков или ящиков. Призраки были. Вурдалаки всех мастей, мавки всех цветов, оборотни, стрыги, кикиморы…всего с избытком. Но человечки?
– Послушайте, – осторожно начал Себастьян, пока Агата и Томаш переглядывались, словно разговор между собой вели, – если эти человечки безобидны, может и сделать вид, что их нет?
– Это не по-людски! – вспыхнула Ребекка. – Едва ли бог хотел бы, чтобы в домах приличных, богобоязненных людей, жили такие…такие существа!
Она явно хотела высказаться грубее, но присутствие сестры смутило её, и она ограничилась словом «существа».
На взгляд Агаты и Томаша – Бог не реагировал на такие мелочи, ровно как и не следил – есть ли масло в постном салате того или иного человека. Они вообще с определенной иронией относились в любой высшей силе, потому что прекрасно видели низшую.
– Поможете ли вы мне? – повторила вопрос Ребекка.
– Нам надо посовещаться, – Томаш уклонился от ответа. – Подождите, мы сейчас уточним кое-что…
Томаш пихнул сестру под локоть и та поднялась. Себастьян встал сам, стараясь не смотреть на гостей. Ребекка кивнула, она не чувствовала никакой надежды, но она сама пришла и сама понимала, что её слова звучат как бред.
Троица сбилась в кучку в тесном коридоре, отделив себя плотной дверью от общей комнаты.
– Есть идеи? – сразу спросила Агата.
– Никаких. Кротов каких-нибудь завела, – отозвался Томаш.
– На сумасшедшую вроде не похожа, – с сомнением сказал Себастьян.
– Они все не похожи! – обозлилась Агата. – Это трата времени, я против. Какие человечки, пропавшие предметы, шкафы запертые? Это ахинея такой чистой воды, что я своё лицо, кажись, увижу!
Томаш неожиданно отреагировал не так резко:
– Допустим, ты права. Я тоже воспринимаю это как ахинею. Правда, Агата. Но она напугана.
– И что? – поинтересовалась Агата, – нам теперь всех напуганных утешать?
– Разве ты никогда не боялась?
– Боялась! Но я боролась со своими страхами, а не впутывала сюда Город! И потом эти черви горшковые ей ничем не вредят!
– Мы можем просто показать ей это, – напомнил Себастьян, – придём, проведём проверку, ничего не найдём…
Он чувствовал поддержку в Томаше. Странно, он её не ожидал. Но женщину ему было жаль, и жаль маленькую девочку. Даже если им всё привиделось на пару, даже если всё от впечатлений после утраты родителей и их долгой болезни – что же с того? Неужели не помочь?
– Получим в подарок свежей зелени, – Томаш сестру знал лучше. – А? чего скажешь?
– В которой люди какие-то ползали? – фыркнула Агата. – И потом – там дождь, а я не настолько люблю жрать лук, чтобы ехать через дождь.
– Первый случай в практике! Может быть, она не сумасшедшая? – подбадривал Томаш.
Агата закатила глаза:
– Тогда это ещё хуже. Но ты же не отстанешь? Ладно, но я всю дорогу буду ворчать.
***
Она и не солгала. Она ворчала всю дорогу, благо, оказалось, что Ребекка живёт рядом с Городом, в ближайшей же деревне. Они все хорошо знали эту деревню – из неё в Город привозили молоко и яйца, а также зелень, о чём со смешком вспомнила Агата.
Ворчание было недолгим. Да и дождь стих, оставив после себя лишь глубокие лужи и чавкающую грязь.
– Нам сюда, – Ребекка с благодарностью смотрела на них. Даже ворчание Агаты не смущало её. В мире Ребекки было неспокойно и она верила – эти люди помогут ей, они всем помогают – так говорят!
Вошли в старый, уже явно нуждающийся в ремонте домишко.
– Вам бы крышу поправить, – не удержался от замечания Томаш.
– Скопим и поправим, – Ребекка опустила голову. Она чувствовала себя виноватой. Зато Лиззи по-прежнему была спокойна. Она вырвалась от сестры и подбежала к земляному ящику, из которого торчали зелёные ростки какой-то травы.
Агата закатила глаза безо всякого стеснения.
– Показывайте, где видели, – в доме стало ещё смешнее. Даже Томаш, который вроде бы и сочувствовал Ребекке, от смешка удержаться не мог. Надо было видеть строгие крепкие ящики, в которых было черно от зелени, и над которой возвышались ростки – лук, мята, базилик, петрушка…
Кто мог жить в зарослях? какие человечки?
Но Ребекке смешно не было, она указала на один из ящиков – там пробивался зеленый лук – нежные перья его наливались, входили в силу, чтобы затемнеть.
С трудом сохраняя серьёзный вид, троица подступила к ящику и тупо уставилась на него. Что делать они не представляли.
– Вы же им не навредите, да? – с тревогой спросила Лиззи. Она топталась у этих же ящиков, но с другой стороны, тревожная, бледная. – Они хорошие. Они со мной играют.
– Не навредят, – Ребекка опередила их ответ, – мы, наверное, пойдём, подготовим для вас чай. Лиззи?
Лиззи не хотелось уходить. Она смотрела на ящики, как будто бы видела в них кого-то, и не могла уйти.
– Лиззи! – повторила Ребекка.
– Они хотят поиграть, поиграть в прятки, – несчастно ответила девочка, которая слышала голос сестры и знала, что должна последовать за нею. Но человечки звали.
– Подождут! – обозлилась Агата, – идите, готовьте чай, а мы посмотрим.
Ребекка подтолкнула Лиззи к выходу и та не посмела больше обернуться на ящики. Спотыкаясь, пошла прочь.
– На что мы должны посмотреть? – спросила Агата, когда сёстры скрылись. – Ну лук, ну вон, ещё что-то…и? кто-нибудь видит человечков? Или ещё чего?
– На самом деле, удобная штука, – Томаш рассмеялся, – представьте, пяток человечков ловишь, на шампур и тут же зеленью присыпаешь.
– Фу! – скривилась Агата, – это же людоедство…или каннибализм?
– А разве есть разница? – не понял Себастьян. Он действительно оглядывал землю и даже потрогал её пальцами. Земля как земля, хорошая, жирная, на творог, только чёрный, похожая.
– Есть, – отозвалась Агата. – Она тонкая, но есть. Смотри, людоед – это тот, кто ест людей. Это может быть и хищник, и птица, например, волк-людоед. А каннибал – это тот, кто ест представителей своего вида. Вот принципиально берёт и ест. Каннибал-акула, каннибал-человек…понял?
– У нас одно время дискуссия в Городе была, – продолжил Томаш, – о том, кого из нечисти кем считать. Вот, например, оборотень. В облике зверя он жрёт людей. Вот кто он? Каннибал, так как он не всегда в облике зверя, или людоед? А зомби и стрыги? С одной стороны, это как бы уже не люди, значит, это людоеды, всего лишь существа. Но с другой стороны – считается ли смерть оправданием? Превращает ли смерть человека в не-человека?
Себастьян почувствовал, как у него закружилась голова. Такого подхода он вообще ни разу не слышал. Нечисть для него была нечистью. А тут, оказывается, дискуссии!
– На чём сошлись? – спросил он, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Сколько нюансов! А нужны они?
– На том, что убивать их надо, – ответила Агата. – Всех. А разберутся потом теоретики из канцелярии. Когда-нибудь, лет так через…цать!
