В половине второго в двери к Мирану лихорадочно постучали. Стук был нервным, резким. Слуга Мирана, отчаянно бранясь, поднялся с постели и прошел до дверей, чтобы спросить, какой ночной черт не дает сна в этот час, когда всякий добродетельный и не очень человек уже спит?
Но через минуту слуга уже сам тряс за плечо своего господина, а когда Миран открыл глаза, сообщил тревожно:
-Король болен!
И Мирана мгновенно оставил сон.
Миран замечал много раз, что Джонатан носит переживания в себе, прячет их в глубине своей души. Все метания и стычки хоронит в какой-то внутренней тюрьме, запирает на самый крепкий замок и никого к тому замку не пускает.
И это отозвалось для юного короля сейчас болью в груди, тяжелым дыханием, которое отдавалось где-то в левом боку, колючим ежом в желудке…
Призванный Целитель бодрыми пинками и не менее бодрою бранью выгнал столпившихся подле постели короля, который совсем потерялся в подушках, из комнаты и принялся осматривать больного.
А среди советников царило напряжение.
-А если он умрет? – задал роковой вопрос министр над Войной. – Наследников нет.
-Может, его отравили? – размышлял Дознаватель.
-Никто не умрет, никого не отравили. Король съел за ужин что-то не то, - увещевал всех Дипломат, но и сам нервничал и бледнел, кусал губы, волнуясь.
-Если что, править будем советом…- заявил осторожно министр над Финансами.
-Как равные? – ехидно осведомился Дознаватель.
И началась новая безобразная сцена, в которой не участвовал только Миран, предпочитая ходить взад-вперед перед покоями короля, словно это могло чем-то помочь. его сейчас не тревожила власть, передел ее у трона, в случае смерти короля. Он думал о ребенке, который не вынес всего напряжения, скопившегося подле него и слег с болезнью.
Он видел только ребенка. Ему было плевать на все остальное.
Появление Целителя произвело такое же оживление, как и дождь в засушливый сезон. Миран, не видя никого, растолкал всех советников локтями и спросил, хватая за руки Целителя:
-Ну?!
Целитель молча вывернулся и вздохнул:
-Это несправедливо, когда на человека сваливается такая ответственность.
-Говори! – прорычал Миран.
-Я не бог, - покачал головою Целитель, - я не на все способен. Понимаете, сердце здорового человека…
Он что-то говорил, изображал руками, но Миран понял только одно – конец.
-Конец династии! - выдохнули слева.
-Конец короне, - прошелестело справа.
-Править будет совет…
Это конец ребенку – так решил для себя Миран. Не помня себя, он оттолкнул Целителя так, что тот упал, потеряв равновесие и так и остался сидеть, сломленный несчастной своей долей и всей той виной, что привычно возлагают люди, испытывающие горе на тех, кто не сумел излечить.
Но не всякая хворь отступает от лекарств. Горю, конечно, этого не объяснишь, но…все же!
-Ты не плачь, я уже все знаю…- дыхание Джонатана было хриплым, но когда он увидел вломившегося в его покои Мирана, то даже попытался улыбнуться. Но голос все равно оставался тихим, лицо серым, а из груди рвалось странное хриплое дыхание, как будто бы ропот неизвестного существа, хищного и жестокого.
-Знаешь? – Миран сполз в кресло подле постели, а затем из кресла на пол, приложился лбом к руке Джонатана, моля небеса о чуде.
Но чудо не пришло – оно не слышало обращений из каменных стен замка: оглохло под старость лет.
-Конечно, - серьезно промолвил маленький король. – Но ты не плачь, ладно? Лучше…лучше послушай. Я сам сказал, что в моей земле должны быть сильные люди. Но я слаб.
Он выдохнул, судорога прошла по его телу, и потребовалась бесконечная минута, чтобы джонатан снова сумел заговорить.
-И я ухожу. Это закономерно. Но Совет…не должен править. Это крах.
Миран не выдержал томившего его изумления: в минуту, предшествующую кончине, этот мальчик думал не о себе, а о земле, которую покидал!
-Я…я немного боюсь, но там ведь мама и папа, - Джонатан облизнул растресканные белые губы. – Я скажу им, что ты был мне…другом. и слугою. Я скажу. Скажу…
-Мой король! – Миран взвыл раненым зверем и схватился крепче за тонкую руку маленького короля.
-Но, - продолжал Джонатан, не позволяя себе сдаться и не давая послабления, - я не отпускаю…понимаешь? совет не…не должен. Я узнал, Миран. Узнал все. у моего отца есть бастард, ты…отыщи его, ладно?
Джонатан мог приказать, но просил. Он еще не привык приказывать. От этого было гораздо больнее.
-Ты…отыщи. В нем кровь отца. Моя кровь. Пусть трон будет цел. Не плачь, молю тебя!
Джонатана стал заговариваться, повторял бесконечно про трон и про то, что плакать не нужно, твердил про маму и папу и про то, что Миран был верным слугой. А Миран ничего не мог сделать, лишь стоял без сил, пока уходил маленький король.
Ветра запели еще более надрывно и протяжно, когда Миран очнулся от горя, когда похоронен был маленький король и когда объявлен был поиск бастарда, единокровного брата Джона.
Совет был в ярости и облегчении. Каждый хотел власти, но понимал борьбу и кровавость. Препятствий не было.
Была только бесконечная усталость в природе и скорбь Мирана, непроходящая, тлетворная и разъедающая. И мысль – едкая, колючая, одна единственная мысль о том, что отставки Мирану не видать.
Но через минуту слуга уже сам тряс за плечо своего господина, а когда Миран открыл глаза, сообщил тревожно:
-Король болен!
И Мирана мгновенно оставил сон.
***
Миран замечал много раз, что Джонатан носит переживания в себе, прячет их в глубине своей души. Все метания и стычки хоронит в какой-то внутренней тюрьме, запирает на самый крепкий замок и никого к тому замку не пускает.
И это отозвалось для юного короля сейчас болью в груди, тяжелым дыханием, которое отдавалось где-то в левом боку, колючим ежом в желудке…
Призванный Целитель бодрыми пинками и не менее бодрою бранью выгнал столпившихся подле постели короля, который совсем потерялся в подушках, из комнаты и принялся осматривать больного.
А среди советников царило напряжение.
-А если он умрет? – задал роковой вопрос министр над Войной. – Наследников нет.
-Может, его отравили? – размышлял Дознаватель.
-Никто не умрет, никого не отравили. Король съел за ужин что-то не то, - увещевал всех Дипломат, но и сам нервничал и бледнел, кусал губы, волнуясь.
-Если что, править будем советом…- заявил осторожно министр над Финансами.
-Как равные? – ехидно осведомился Дознаватель.
И началась новая безобразная сцена, в которой не участвовал только Миран, предпочитая ходить взад-вперед перед покоями короля, словно это могло чем-то помочь. его сейчас не тревожила власть, передел ее у трона, в случае смерти короля. Он думал о ребенке, который не вынес всего напряжения, скопившегося подле него и слег с болезнью.
Он видел только ребенка. Ему было плевать на все остальное.
Появление Целителя произвело такое же оживление, как и дождь в засушливый сезон. Миран, не видя никого, растолкал всех советников локтями и спросил, хватая за руки Целителя:
-Ну?!
Целитель молча вывернулся и вздохнул:
-Это несправедливо, когда на человека сваливается такая ответственность.
-Говори! – прорычал Миран.
-Я не бог, - покачал головою Целитель, - я не на все способен. Понимаете, сердце здорового человека…
Он что-то говорил, изображал руками, но Миран понял только одно – конец.
-Конец династии! - выдохнули слева.
-Конец короне, - прошелестело справа.
-Править будет совет…
Это конец ребенку – так решил для себя Миран. Не помня себя, он оттолкнул Целителя так, что тот упал, потеряв равновесие и так и остался сидеть, сломленный несчастной своей долей и всей той виной, что привычно возлагают люди, испытывающие горе на тех, кто не сумел излечить.
Но не всякая хворь отступает от лекарств. Горю, конечно, этого не объяснишь, но…все же!
***
-Ты не плачь, я уже все знаю…- дыхание Джонатана было хриплым, но когда он увидел вломившегося в его покои Мирана, то даже попытался улыбнуться. Но голос все равно оставался тихим, лицо серым, а из груди рвалось странное хриплое дыхание, как будто бы ропот неизвестного существа, хищного и жестокого.
-Знаешь? – Миран сполз в кресло подле постели, а затем из кресла на пол, приложился лбом к руке Джонатана, моля небеса о чуде.
Но чудо не пришло – оно не слышало обращений из каменных стен замка: оглохло под старость лет.
-Конечно, - серьезно промолвил маленький король. – Но ты не плачь, ладно? Лучше…лучше послушай. Я сам сказал, что в моей земле должны быть сильные люди. Но я слаб.
Он выдохнул, судорога прошла по его телу, и потребовалась бесконечная минута, чтобы джонатан снова сумел заговорить.
-И я ухожу. Это закономерно. Но Совет…не должен править. Это крах.
Миран не выдержал томившего его изумления: в минуту, предшествующую кончине, этот мальчик думал не о себе, а о земле, которую покидал!
-Я…я немного боюсь, но там ведь мама и папа, - Джонатан облизнул растресканные белые губы. – Я скажу им, что ты был мне…другом. и слугою. Я скажу. Скажу…
-Мой король! – Миран взвыл раненым зверем и схватился крепче за тонкую руку маленького короля.
-Но, - продолжал Джонатан, не позволяя себе сдаться и не давая послабления, - я не отпускаю…понимаешь? совет не…не должен. Я узнал, Миран. Узнал все. у моего отца есть бастард, ты…отыщи его, ладно?
Джонатан мог приказать, но просил. Он еще не привык приказывать. От этого было гораздо больнее.
-Ты…отыщи. В нем кровь отца. Моя кровь. Пусть трон будет цел. Не плачь, молю тебя!
Джонатана стал заговариваться, повторял бесконечно про трон и про то, что плакать не нужно, твердил про маму и папу и про то, что Миран был верным слугой. А Миран ничего не мог сделать, лишь стоял без сил, пока уходил маленький король.
***
Ветра запели еще более надрывно и протяжно, когда Миран очнулся от горя, когда похоронен был маленький король и когда объявлен был поиск бастарда, единокровного брата Джона.
Совет был в ярости и облегчении. Каждый хотел власти, но понимал борьбу и кровавость. Препятствий не было.
Была только бесконечная усталость в природе и скорбь Мирана, непроходящая, тлетворная и разъедающая. И мысль – едкая, колючая, одна единственная мысль о том, что отставки Мирану не видать.
