–А сон? – допытывается Алмос.
–Не искушает, – лжёт Мария. Лгать ей сегодня легче. – И тогда приснилось, похоже.
Алмос доволен.
–Сделала как я велела? – спрашивает Эдвайка, а сама ответы в лице Марии ищет. – Ну?
–Сделала.
–И не смотрела на него?
Марии бы наоборот, покаяться. Да, мол, Эдвайка, прости! не сдержалась я!
Но Мария и ей лжёт:
–Не смотрела.
Эдвайка ещё разглядывает её, но Мария спешно отворачивается к глиняным горшкам и продолжает споласкивать их водою. Руки… эта вода погубила её руки. Почему-то раньше Мария не замечала этого.
–Ещё две ночи, – предупреждает Эдвайка. – Потерпи и всё будет по-прежнему.
«А как оно, по-прежнему?» – чуть не кричит Мария, но заставляет себя сдержаться. По-прежнему – это ей одиночество и тоска. по-прежнему это ей пустота. Это дожитие, а не жизнь.
Тошно Марии.
Неожиданно приходит следом за ведьмой и Вазул-кузнец. Давно не было у Марии столько гостей! Вазул смущается, а в конце концов выдаёт:
–Ты это, если чего нужно – крышу там…или забор. Говори. Я так сделаю. Быстро сделаю.
Мария не может сдержать улыбки. Не тревожат её ни двор, ни стены, она и горшками занялась так, чтобы Эдвайке в глаза не смотреть, вроде бы занята.
А так? далось ей это? Мария уже вторые сутки не чувствует ни голода, ни жажды.
–Тянется, тянется жизнь…а зачем? – Казмир или не Казмир – Мари всё равно. Облик ей знаком, а на остальное ей плевать. Она забыла про наказы Эдвайки и смотрит уже на мертвеца, явившегося к ней из пустоты. Кошка забилась куда-то под печку, но Марии плевать и на это.
–Холодно, холодно, – жалуется Мария е то себе, не то гостю.
Казмир смотрит ласково:
–Пойдём со мной, там тепло.
«Там тепло» – мысль режет, Мария вздрагивает. Её Казмир не изменился совсем, такой же, как двенадцать лет назад. А она?
Нечистая сила! пришёл и зовёт.
Мария должна в эту ночь, не глядя, вылить воск под ноги нечистому духу. Спохватывается Мария, берёт чашку, но бьётся та. Брызжет осколками. Не спастись!
–Ну-ну! – зло усмехается Казмир и исчезает.
А на утро опять допрос Эдвайки:
–Всё сделала?
–Всё, – снова лжёт Мария, но на этот раз взгляд её тверд. Ей всё безразлично.
–Тут ты стара и слаба, а там вновь молода и красива. Тут ты одна, а там ты со мной…–Казмир повторяет этот мотив всю ночь, и Мария как зачарованная внимает ему, забыв про иглу, данную Эдвайкой, которую належит воткнуть в изголовье кровати.
Мария согласна на всё. Она не замечает уже ни холода, ни голода, ни бледности своей, ни желтизны неестественной в глазах своего Казмира. Да и поздно –мертвец схватил за руку. Бейся не бейся, а отступать уже некуда.
Мария понимает, что хватка Казмира слишком сильна, когда уже ничего нельзя сделать. Бьётся она в руках его, но тщетно – из пустоты тянутся к ней ещё десятки рук. Она им живая, а значит – сладость. Мария кричит, но кто ж её слышит?
А до утра ещё так долго! да и утром придёт к ней Эдвайка, справиться о деле, да сразу всё поймёт. Бросится, хоть и презирая его, за Алмосом, соберётся и народ и долго будут разглядывать покойную Марию. Не её даже – высохшую и посеревшую за ночь, а косу её – чёрную, в запястье толщиной, широкую и гладкую.
–Сам чёрт…– прошепчет тогда Алмос, а Эдвайка одёрнет:
–Полно!
И выйдет прочь первой.
Она первой, а Вазул последним. заприметит он движение под печкой и вытащит из-под печки маленькую испуганную кошку, с недавних пор ненужную даже хозяйке.
–Чудо ты…– укорит Вазул, но прижмёт её к себе, – ну пошли, пошли, у меня молоко есть.
А кошка будет долго ещё, до самого закрытия двери уже несвоего дома смотреть в комнату хозяйки, и будет видеть растерянную седую женщину, на плечах которой лежат могучие когтистые чёрные когти нечистого духа. Никуда дух не выпустит жертву. Никуда и никогда.
–Не искушает, – лжёт Мария. Лгать ей сегодня легче. – И тогда приснилось, похоже.
Алмос доволен.
–Сделала как я велела? – спрашивает Эдвайка, а сама ответы в лице Марии ищет. – Ну?
–Сделала.
–И не смотрела на него?
Марии бы наоборот, покаяться. Да, мол, Эдвайка, прости! не сдержалась я!
Но Мария и ей лжёт:
–Не смотрела.
Эдвайка ещё разглядывает её, но Мария спешно отворачивается к глиняным горшкам и продолжает споласкивать их водою. Руки… эта вода погубила её руки. Почему-то раньше Мария не замечала этого.
–Ещё две ночи, – предупреждает Эдвайка. – Потерпи и всё будет по-прежнему.
«А как оно, по-прежнему?» – чуть не кричит Мария, но заставляет себя сдержаться. По-прежнему – это ей одиночество и тоска. по-прежнему это ей пустота. Это дожитие, а не жизнь.
Тошно Марии.
Неожиданно приходит следом за ведьмой и Вазул-кузнец. Давно не было у Марии столько гостей! Вазул смущается, а в конце концов выдаёт:
–Ты это, если чего нужно – крышу там…или забор. Говори. Я так сделаю. Быстро сделаю.
Мария не может сдержать улыбки. Не тревожат её ни двор, ни стены, она и горшками занялась так, чтобы Эдвайке в глаза не смотреть, вроде бы занята.
А так? далось ей это? Мария уже вторые сутки не чувствует ни голода, ни жажды.
***
–Тянется, тянется жизнь…а зачем? – Казмир или не Казмир – Мари всё равно. Облик ей знаком, а на остальное ей плевать. Она забыла про наказы Эдвайки и смотрит уже на мертвеца, явившегося к ней из пустоты. Кошка забилась куда-то под печку, но Марии плевать и на это.
–Холодно, холодно, – жалуется Мария е то себе, не то гостю.
Казмир смотрит ласково:
–Пойдём со мной, там тепло.
«Там тепло» – мысль режет, Мария вздрагивает. Её Казмир не изменился совсем, такой же, как двенадцать лет назад. А она?
Нечистая сила! пришёл и зовёт.
Мария должна в эту ночь, не глядя, вылить воск под ноги нечистому духу. Спохватывается Мария, берёт чашку, но бьётся та. Брызжет осколками. Не спастись!
–Ну-ну! – зло усмехается Казмир и исчезает.
А на утро опять допрос Эдвайки:
–Всё сделала?
–Всё, – снова лжёт Мария, но на этот раз взгляд её тверд. Ей всё безразлично.
***
–Тут ты стара и слаба, а там вновь молода и красива. Тут ты одна, а там ты со мной…–Казмир повторяет этот мотив всю ночь, и Мария как зачарованная внимает ему, забыв про иглу, данную Эдвайкой, которую належит воткнуть в изголовье кровати.
Мария согласна на всё. Она не замечает уже ни холода, ни голода, ни бледности своей, ни желтизны неестественной в глазах своего Казмира. Да и поздно –мертвец схватил за руку. Бейся не бейся, а отступать уже некуда.
Мария понимает, что хватка Казмира слишком сильна, когда уже ничего нельзя сделать. Бьётся она в руках его, но тщетно – из пустоты тянутся к ней ещё десятки рук. Она им живая, а значит – сладость. Мария кричит, но кто ж её слышит?
А до утра ещё так долго! да и утром придёт к ней Эдвайка, справиться о деле, да сразу всё поймёт. Бросится, хоть и презирая его, за Алмосом, соберётся и народ и долго будут разглядывать покойную Марию. Не её даже – высохшую и посеревшую за ночь, а косу её – чёрную, в запястье толщиной, широкую и гладкую.
–Сам чёрт…– прошепчет тогда Алмос, а Эдвайка одёрнет:
–Полно!
И выйдет прочь первой.
Она первой, а Вазул последним. заприметит он движение под печкой и вытащит из-под печки маленькую испуганную кошку, с недавних пор ненужную даже хозяйке.
–Чудо ты…– укорит Вазул, но прижмёт её к себе, – ну пошли, пошли, у меня молоко есть.
А кошка будет долго ещё, до самого закрытия двери уже несвоего дома смотреть в комнату хозяйки, и будет видеть растерянную седую женщину, на плечах которой лежат могучие когтистые чёрные когти нечистого духа. Никуда дух не выпустит жертву. Никуда и никогда.
