(*)
–Здравствуй, Магрит, – странное дело, но впервые я не вижу в глазах Ричарда никакой насмешки. Одна усталость, на лице тени. – Спасибо за то, что пришла. Я не думал…
Он осекается, отмахивается, неважно уже чего он там не думал.
–Ну почему же? – зато я смеюсь, – ты же позвал? Вот я и пришла. Профессор Карлини передал мне от тебя занятное письмо.
И дождался, гад такой, пока у меня от экзаменов голова разболится, и тогда уже подал! Впрочем, наверное, так к лучшему – не измотали бы меня тестирования и приём всяких щитовых и боевых заклятий у всей Академии, я бы на Карлини обрушилась. А так? Ну так, поворчала, посмотрела на него так, как любая ведьма умеет, покобенилась сама для себя, а письмо всё же прочла.
А как не прочесть? Любопытство – страшная сила! да и письмо от кого? От Ричарда. От того, кто мой мир разрушил. От старого приятеля, которого я обещала убить. Себе обещала.
Ричард просил о встрече, и, что странно – просил сдержанно – без шуточек и даже без ехидства, которое в него было влито до самой макушки ещё матерью-природой. Просил прийти, обещал, что не допустит драки и вообще будет ангелком.
Прочтя впервые, я расхохоталась так, что, наверное, половину Академии перепугала. Ричард, который обещал быть покладистым и тихим – это не Ричард. Ровно также и я могла бы пообещать быть грациозной или не срываться на учеников, которые не могут высчитать угол щитовых чар, или решить, что у меня хватит силы воли отказать себе в шоколадке…
Короче – нереально.
Я колебалась. Желание встретиться с Ричардом вырисовывалось ясно. На кого ещё я могу вылить всё скопленное за всё время раздражение? Кому ещё я могу высказать всё злое, что есть, конечно, в каждой ведьме? Кого ещё я могу сделать виновником своих бед и назвать причиной своих неудач?
И неважно даже, что неудачницей я стала ещё до того, как Ричард разрушил всё, что я пыталась построить.
Но с другой стороны – к чему ведёт эта необдуманность поступков? Я уже была неразумной, вспыльчивой и не смотрела вперёд. Я потеряла всё немногое, что выстроила, я пала, унизилась до должности профессора Академии, в которой когда-то сама училась – да и то, это убежище у меня появилось благодаря тому, что профессор Карлини всегда выручал свою нерадивую ученицу.
Так что надо было подумать. Нужно было взвесить: так ли необходима мне эта встреча? Я поняла, что нужно повзрослеть, причём немедленно, и принять настоящее решение. В конце концов, что скажет мне Ричард? Извинится? Поздно! Я ведьма, а он меня унизил – ведьмы не прощают унижений. Попросит перемирия? Он знает, что я его убью. Знает и то, что слово ведьмы – это неразрывный контракт с силой. Попросит подождать? Да с чего бы…
Нет, это ловушка. Почти наверняка ловушка!
Пораздумав так, я поступила, как и полагается поступить тому, кто резко решил взрослеть – я пошла советоваться.
Проще всего было посоветоваться, конечно, с профессором Карлини. Во-первых, он мне эту дрянь принёс. Во-вторых, он мне уже много чего посоветовал в жизни, например, на третьем курсе вправил мне мозги, заставив саму учиться. Так что – на него и пал мой гнев.
Но Карлини, наверное, не просто так всё-таки имеет столько титулов и наград от магического сообщества, потому что сколько бы я ни ломилась в его кабинет, я не преуспела – дверь просто не поддавалась, зато пела хриплым голосом кабацкую песню:
–Ведьма глупо жила,
Ведьма глупо любила,
Ради смертного она
Свою силу зарыла!
–Да пошла ты! – обозлилась я. Если бы дверь сказала мне что я идиотка – это ещё ничего, назвала бы неудачницей – оказалась бы права. Но петь в мою сторону про ведьму, что ради смертного от своей сути отказалась? Нет уж, довольно! То, что между миром людей и нашим перестала идти война, и то, что появилось перемирие, которое больше не делит наши миры, не меняет ровным счётом ничего. Мы по-прежнему превосходим людей и будем их превосходить просто по факту магии в наших руках. Да и раны ещё свежи. Мир у нас всего тридцать лет, а сколько веков была война? Нас знатно пожгли, мы знатно поубивали…
–Жил-был маг
Тих и неприметлив он… – продолжала издеваться дверь.
Я сдалась. Карлини не хотел мне отвечать. Вернее, он не хотел брать на себя ответственность за ответ. Ну и ладно, не очень-то и нужно!
–А может ты мне поможешь? – без всякой надежды на успех спросила я у двери.
Та испуганно захрипела:
–Я дверь, я дверь, я дверь, я вовсе без мозгов.
–Да я тоже, похоже, – я с тоской ощутила, что хочу пойти наперекор разуму и встретиться всё-таки с Ричардом. Хотя бы из интереса! Нужно же узнать, что он там от меня хочет?
Конечно же, милосердия!
–Дитя, не мучайте дверь, лучше мучайтесь сами! – голос мадам Франчески я умирать буду, а не забуду. Ведьма над ведьмами, профессор Академии, учившая ещё меня, сломавшая о нас, учеников, ни один десяток линеек…
–Здравствуйте, профессор, – я всё ещё робела перед ней, постыдно и глупо. Сейчас я была одного с нею роста, занимала ту же профессорскую должность, что и она. Более того, мой предмет, связанный с проклятиями и защитой от них, как правило, стоял выше её предмета – изучение лунной и стихийной магии.
Мой как бы важнее, но…
Но я вжала голову в плечи.
–Здравствуйте, профессор, – в тон мне ответила Франческа, – старого пня нет или он гасится в своих шкафах?
–Профессор Карлини не изволил ответить, – мне уже хотелось уйти в стену, но исчезнуть.
Взгляд Франчески – стальной, цепкий, охватил мою фигуру, затем она тихо спросила:
–А я могу вам помочь? Или у вас вопрос по дисциплине?
Помочь? Франческа? Так, покладистый Ричард, затухшая под моим напором дверь, Франческа, что хочет помочь…я что, сплю?
–Нет, у меня личный вопрос, – признала я, отшатываясь от неё. – Спасибо, профессор.
–Магрит, не будьте ребенком. Я вам что, враг? Или я вам сделала что-то дурное?
Ни разу, мадам Франческа, а палец я сломала, видимо, почесав голову!
–Если вам нужен совет ведьмы, женский совет, – продолжила Франческа, – то я люблю чай с вареньем и коньяком. И мой кабинет вы знаете.
Она круто повернулась на каблуках и жёсткой, беспощадной походкой пошла прочь от меня. Я посмотрела в её ровную спину целых две секунды, а затем рванула следом. В конце концов, Карлини сам виноват: если я ломлюсь, то надо бы ответить!
О, а я уже и забыла, что могу свалить свои беды не на одного Ричарда. Надо пользоваться.
–Не думал, что ты прилетишь на метле, – Ричард нервно улыбается, кивает на метлу, что я ещё держу в руках, – портал надёжнее.
Надёжнее, не спорю, но Магрит захотелось буйства. А ещё Магрит попалась под руку метла. Ну как под руку, Ричард, я взяла её у Габи. Помнишь Габи? Неприкаянную – то есть, рождённую в мире магии, но этой магии не имеющую. Таким как она путь везде заказан. Для магии они слабы, даже знаний и силы не имеют, для людей они всё ещё отголоски нашего мира.
Она работала у меня, она радовалась самой паршивой работе, и первым жалким грошам – единственным, что я могла её дать. Но нашего дела больше нет, у неё нет дома, и если я нашла себе приют, я всё равно бы не сгинула, то она…
–Метла веселее, – я веселюсь. – Тебе не понять. Маги не летают.
–Маги предпочитают жить дольше, – Ричард качает головой, – они не любят безрассудство ведьм. Да и традиции нас не так крепко держат.
–Что же ты, Ричард, тогда здесь делаешь, если хочешь жить дольше? – я интересуюсь лениво, вроде бы мне и безразлично, но внутри я напряжена. Ричард никогда не делает что-то просто так.
–Ты не убьёшь меня, Магрит, – он спокоен, улыбается.
–Нужна ли вам эта встреча? – Франческа всегда прикладывалась к фляжке. Ещё во время уроков. Мы это знали, но знали и другое – добрее она не становилась. Да и злее тоже. Ничего в ней не менялось.
Я молчала. Вообще-то, я хотела бы, чтобы мне это кто-то сказал. Но никто не мог. Только я.
–Рассуждайте логически, в былые времена вы были к этому способны, – предложила Франческа.
–Тянет ловушкой, – неохотно призналась я. – У него нет шанса к отступлению. Не идиот же он? Понимает.
–Тогда почему вы размышляете? – Франческа щедро подложила мне в розетку варенья. – Не нойте, ешьте. Ешьте и думайте. Но над собой.
Варенье я не люблю. Никогда не любила. По мне уж лучше бутерброд, или, совсем хорошо – кусок мяса. Но инстинкт дёрнул страхом, и я покорно взялась за варенье.
–Перед моим вареньем никто не может устоять! – сказала Франческа, а мне почему-то подумалось, что дело в её стальном взгляде, который не потеплел даже за рюмкой чая.
–Я просто скучаю, – признавалась я тяжело, но варенье есть было ещё тяжелее, чем копаться в себе. И я докопалась. Всё оказалось просто и от того даже скучно. Ричард был моим другом, потом мы даже пересекались в делах. А теперь он мой враг и я обещала убить его.
–Не то! – гаркнула Франческа так, что я чуть ложку не проглотила от ужаса. Увидев мою реакцию, она смягчилась, – ну не то, дитя. Не до конца то.
Да знаю я, знаю. Сама поняла – я не просто скучаю, я надеюсь, что Ричард придумает как нам вывернуться. Я не хочу убивать его. Всё равно не хочу. Когда-то хотела, и сейчас от души бы ему морду подрала, но нет во мне злости прежней, я прогораю быстро. Он отнял всё, я его ненавижу, но смерть? Это как-то просто. У меня ненависть, а не злость, а эти два состояния, такие похожие, на деле разные. Злость – это пожар, ненависть же моя холодна.
Я знала это, потому что сама мёрзла.
–Спасибо, мадам Франческа, – я поднялась, – вы мне помогли.
–Стоять! – велела она и я опять вжала голову в плечи. На четвёртый год моего обучения она славно научилась кидать в головы болтливым ученикам книги.
–А? – я обернулась, на всякий случай, активируя щит на кончиках пальцев.
Но он не понадобился. Франческа протягивала мне глубокую тарелку. С вареньем.
–Возьмите, дитя, не заставляйте меня приклеивать вам тарелку к руке.
Я поторопилась забрать. В конце концов, я могу выкинуть варенье к чертям, если оно мне совсем не понадобится! Впрочем, возможно, меня саму выкинут. В забвение или я сама себя выкину, придя в ловушку. А я приду. Приду, потому что я ведьма – а это значит, что разум бессилен перед желанием.
** *
–Ты оптимист, Ричард! – я смеюсь, но мне невесело. – Ты разрушил моё агентство, лишил меня моего детища, и…
–Ты не зло, Магрит, хотя и дурная, – возражает он спокойно. – Моя дочь была у тебя в руках, а ты её не тронула. Хотя могла. И даже должна была.
Должна была, да. Ведьмы так поступают – они мстят. А я решила не впутывать его дочь, которая оказалась одной из учениц Академии. Он знатно перетрясся, боялся, что я наврежу девочке, а я поняла отчётливо: я могу, но не буду.
Именно потому что я могу не буду.
–Твоя дочь и без того наказана. У неё отец – ты. Мертвец! – я вскидываю руку, на ладони пульсирует зеленоватая вспышка силы.
–Габи! – я не сразу узнала её, девушка очень похудела и изменилась. Да и одеждой не выделялась среди ровного строя таких же несчастных серых неприкаянных.
В нашем мире есть одно место, где неприкаянные могут найти себе место без всякой проблемы, но это место хуже, чем что-либо. Лучше работать с такими нищими и неудачными как я, чем попадать в серо-жёлтый мирок, спрятанный за кованым магическим забором. Отсюда им не выйти, сюда не попасть без магии.
Многие из наших и не знают что здесь, а мне Габи рассказывала, что здесь, в доме, известному как «Серый Дом» неприкаянные вроде Габи проводят дни, испытывая на себе зелья, заклинания и артефакты, созданные учёными магами и ведьмами. Наш прогресс не стоит на месте, он подвижен, он гибок, и у нас совершенствуются зелья и способы ведения боя. На ком испытывать? На тех, кому некуда податься.
А в перерывах между испытаниями и частыми скорбями – кто там заботится о безопасности? – извольте чистить двор, мыть и скрести посуду, стирать руками одежду учёных магов и ведьм, да готовить. И всё без магии. И будьте благодарны, что вам хоть какое-то место нашлось.
Я, когда слышала об этом впервые, поразилась:
–Почему же вы не сбегаете в мир людей? Там вам будет легче устроиться!
–Многие из нас не знают людского мира, – объяснила тогда Габи, – наши родители помнят войну с людьми и не пустят нас туда. Да и мы сами едва ли рискнём – они жгли магов, а мы из мира магов. Мы не верим и нам не поверят. А те, что готовы рискнуть… Магрит, ты представляешь, какой это позор, когда в семье магов рождается тот, кто лишён магии?
Не представляла я подобного ни разу. Во-первых, я не думала о подобном. Во-вторых, быть ведьмой в моей семье тоже было позором. Быть живой в моей семье было позором. Мои от меня отреклись…
–Многие сами сдают своих сынов и дочерей. Скрывают, чтобы забыть.
Таков наш мир, таков наш век. Благо, неприкаянные – это редкое явление. Если в Академии у меня сейчас семьдесят учеников, то в «Сером Доме» живёт всего девять неприкаянных – шесть от рождения привезены туда родителями или опекунами, чтобы хоть как-то служить магии, один старик, что пришёл сам, ещё одна женщина пришла, не найдя себя, и последняя – Габи – моя.
Её судьбу мне обрисовали быстро. когда Ричард сжёг моё агентство, которое одновременно было нам с Габи и домом, и офисом, я пошла на поклон к Карлини и он взял меня в Академию на работу. А Габи…
Оказалось, она пыталась за меня отомстить, вернее, за нас и даже подкараулила Ричарда , от души орала на него и Ричард даже это вытерпел, а потом попыталась его схватить за ворот и тут он уже не выдержал и отшвырнул ее магическим пассом в сторону. Повезло – я знаю Ричарда, он мог бы убить за подобное.
Потом пошла искать работы. Маги и ведьмы её за порог и не пустили – одни из презрения к неприкаянным, другие от железной беспощадности – на что им та, что магией не владеет? На декор? Третьи про мою репутацию знали – да хороша я, хороша тоже, знаю. А четвёртые и про её месть Ричарду наслышаны были.
Осталась Габи одна. Попробовала в людском мире устроиться, да только её даже уборщицей не взяли. Мы, маги, конечно, людской прогресс не отвергаем, но не поспеваем за ним, честно скажу. Вот и Габи, впервые увидев пылесос, себя выдала.
А мир у нас есть, есть с людишками. Доверия только нет. Развернули её отовсюду. Даже самые глупые людишки вопросом задавались: а почему молодая крепкая девушка в свои годы без образования? Откуда вылезла, цветик? Из магов?
Ну а там кто разбираться будет?
Так и пришла Габи в «Серый Дом». Если верить досье, то на сегодня она уже испытала на себе зелье, которое должно было излечить человека от мигрени, а на деле оно эту мигрень только творило…
Ну просчитались, бывает! зато в следующий раз, может, повезёт – она в очереди на обновлённый рецепт любовного зелья.
–Габи! – я не сразу узнала её среди серого строя неприкаянных, несчастно и уныло копошащихся во дворе «Серого Дома».
Она подметала, но обернулась на мой голос. Бросилась ко мне через двор, не выпуская метлы:
–Магрит!
Она была пыльная и худая, но я обняла её, стыдясь того, что не справилась толком о её судьбе. Я-то устроилась, а она? Впрочем, разве должно было бы мне быть дело до неё? Кто она? Наёмница, всего лишь сотрудник.
Но жалость побеждает. Я привязалась к ней, хотя это и смешно.
–Здравствуй, Магрит, – странное дело, но впервые я не вижу в глазах Ричарда никакой насмешки. Одна усталость, на лице тени. – Спасибо за то, что пришла. Я не думал…
Он осекается, отмахивается, неважно уже чего он там не думал.
–Ну почему же? – зато я смеюсь, – ты же позвал? Вот я и пришла. Профессор Карлини передал мне от тебя занятное письмо.
И дождался, гад такой, пока у меня от экзаменов голова разболится, и тогда уже подал! Впрочем, наверное, так к лучшему – не измотали бы меня тестирования и приём всяких щитовых и боевых заклятий у всей Академии, я бы на Карлини обрушилась. А так? Ну так, поворчала, посмотрела на него так, как любая ведьма умеет, покобенилась сама для себя, а письмо всё же прочла.
А как не прочесть? Любопытство – страшная сила! да и письмо от кого? От Ричарда. От того, кто мой мир разрушил. От старого приятеля, которого я обещала убить. Себе обещала.
Ричард просил о встрече, и, что странно – просил сдержанно – без шуточек и даже без ехидства, которое в него было влито до самой макушки ещё матерью-природой. Просил прийти, обещал, что не допустит драки и вообще будет ангелком.
Прочтя впервые, я расхохоталась так, что, наверное, половину Академии перепугала. Ричард, который обещал быть покладистым и тихим – это не Ричард. Ровно также и я могла бы пообещать быть грациозной или не срываться на учеников, которые не могут высчитать угол щитовых чар, или решить, что у меня хватит силы воли отказать себе в шоколадке…
Короче – нереально.
Я колебалась. Желание встретиться с Ричардом вырисовывалось ясно. На кого ещё я могу вылить всё скопленное за всё время раздражение? Кому ещё я могу высказать всё злое, что есть, конечно, в каждой ведьме? Кого ещё я могу сделать виновником своих бед и назвать причиной своих неудач?
И неважно даже, что неудачницей я стала ещё до того, как Ричард разрушил всё, что я пыталась построить.
Но с другой стороны – к чему ведёт эта необдуманность поступков? Я уже была неразумной, вспыльчивой и не смотрела вперёд. Я потеряла всё немногое, что выстроила, я пала, унизилась до должности профессора Академии, в которой когда-то сама училась – да и то, это убежище у меня появилось благодаря тому, что профессор Карлини всегда выручал свою нерадивую ученицу.
Так что надо было подумать. Нужно было взвесить: так ли необходима мне эта встреча? Я поняла, что нужно повзрослеть, причём немедленно, и принять настоящее решение. В конце концов, что скажет мне Ричард? Извинится? Поздно! Я ведьма, а он меня унизил – ведьмы не прощают унижений. Попросит перемирия? Он знает, что я его убью. Знает и то, что слово ведьмы – это неразрывный контракт с силой. Попросит подождать? Да с чего бы…
Нет, это ловушка. Почти наверняка ловушка!
Пораздумав так, я поступила, как и полагается поступить тому, кто резко решил взрослеть – я пошла советоваться.
Проще всего было посоветоваться, конечно, с профессором Карлини. Во-первых, он мне эту дрянь принёс. Во-вторых, он мне уже много чего посоветовал в жизни, например, на третьем курсе вправил мне мозги, заставив саму учиться. Так что – на него и пал мой гнев.
Но Карлини, наверное, не просто так всё-таки имеет столько титулов и наград от магического сообщества, потому что сколько бы я ни ломилась в его кабинет, я не преуспела – дверь просто не поддавалась, зато пела хриплым голосом кабацкую песню:
–Ведьма глупо жила,
Ведьма глупо любила,
Ради смертного она
Свою силу зарыла!
–Да пошла ты! – обозлилась я. Если бы дверь сказала мне что я идиотка – это ещё ничего, назвала бы неудачницей – оказалась бы права. Но петь в мою сторону про ведьму, что ради смертного от своей сути отказалась? Нет уж, довольно! То, что между миром людей и нашим перестала идти война, и то, что появилось перемирие, которое больше не делит наши миры, не меняет ровным счётом ничего. Мы по-прежнему превосходим людей и будем их превосходить просто по факту магии в наших руках. Да и раны ещё свежи. Мир у нас всего тридцать лет, а сколько веков была война? Нас знатно пожгли, мы знатно поубивали…
–Жил-был маг
Тих и неприметлив он… – продолжала издеваться дверь.
Я сдалась. Карлини не хотел мне отвечать. Вернее, он не хотел брать на себя ответственность за ответ. Ну и ладно, не очень-то и нужно!
–А может ты мне поможешь? – без всякой надежды на успех спросила я у двери.
Та испуганно захрипела:
–Я дверь, я дверь, я дверь, я вовсе без мозгов.
–Да я тоже, похоже, – я с тоской ощутила, что хочу пойти наперекор разуму и встретиться всё-таки с Ричардом. Хотя бы из интереса! Нужно же узнать, что он там от меня хочет?
Конечно же, милосердия!
–Дитя, не мучайте дверь, лучше мучайтесь сами! – голос мадам Франчески я умирать буду, а не забуду. Ведьма над ведьмами, профессор Академии, учившая ещё меня, сломавшая о нас, учеников, ни один десяток линеек…
–Здравствуйте, профессор, – я всё ещё робела перед ней, постыдно и глупо. Сейчас я была одного с нею роста, занимала ту же профессорскую должность, что и она. Более того, мой предмет, связанный с проклятиями и защитой от них, как правило, стоял выше её предмета – изучение лунной и стихийной магии.
Мой как бы важнее, но…
Но я вжала голову в плечи.
–Здравствуйте, профессор, – в тон мне ответила Франческа, – старого пня нет или он гасится в своих шкафах?
–Профессор Карлини не изволил ответить, – мне уже хотелось уйти в стену, но исчезнуть.
Взгляд Франчески – стальной, цепкий, охватил мою фигуру, затем она тихо спросила:
–А я могу вам помочь? Или у вас вопрос по дисциплине?
Помочь? Франческа? Так, покладистый Ричард, затухшая под моим напором дверь, Франческа, что хочет помочь…я что, сплю?
–Нет, у меня личный вопрос, – признала я, отшатываясь от неё. – Спасибо, профессор.
–Магрит, не будьте ребенком. Я вам что, враг? Или я вам сделала что-то дурное?
Ни разу, мадам Франческа, а палец я сломала, видимо, почесав голову!
–Если вам нужен совет ведьмы, женский совет, – продолжила Франческа, – то я люблю чай с вареньем и коньяком. И мой кабинет вы знаете.
Она круто повернулась на каблуках и жёсткой, беспощадной походкой пошла прочь от меня. Я посмотрела в её ровную спину целых две секунды, а затем рванула следом. В конце концов, Карлини сам виноват: если я ломлюсь, то надо бы ответить!
О, а я уже и забыла, что могу свалить свои беды не на одного Ричарда. Надо пользоваться.
***
–Не думал, что ты прилетишь на метле, – Ричард нервно улыбается, кивает на метлу, что я ещё держу в руках, – портал надёжнее.
Надёжнее, не спорю, но Магрит захотелось буйства. А ещё Магрит попалась под руку метла. Ну как под руку, Ричард, я взяла её у Габи. Помнишь Габи? Неприкаянную – то есть, рождённую в мире магии, но этой магии не имеющую. Таким как она путь везде заказан. Для магии они слабы, даже знаний и силы не имеют, для людей они всё ещё отголоски нашего мира.
Она работала у меня, она радовалась самой паршивой работе, и первым жалким грошам – единственным, что я могла её дать. Но нашего дела больше нет, у неё нет дома, и если я нашла себе приют, я всё равно бы не сгинула, то она…
–Метла веселее, – я веселюсь. – Тебе не понять. Маги не летают.
–Маги предпочитают жить дольше, – Ричард качает головой, – они не любят безрассудство ведьм. Да и традиции нас не так крепко держат.
–Что же ты, Ричард, тогда здесь делаешь, если хочешь жить дольше? – я интересуюсь лениво, вроде бы мне и безразлично, но внутри я напряжена. Ричард никогда не делает что-то просто так.
–Ты не убьёшь меня, Магрит, – он спокоен, улыбается.
***
–Нужна ли вам эта встреча? – Франческа всегда прикладывалась к фляжке. Ещё во время уроков. Мы это знали, но знали и другое – добрее она не становилась. Да и злее тоже. Ничего в ней не менялось.
Я молчала. Вообще-то, я хотела бы, чтобы мне это кто-то сказал. Но никто не мог. Только я.
–Рассуждайте логически, в былые времена вы были к этому способны, – предложила Франческа.
–Тянет ловушкой, – неохотно призналась я. – У него нет шанса к отступлению. Не идиот же он? Понимает.
–Тогда почему вы размышляете? – Франческа щедро подложила мне в розетку варенья. – Не нойте, ешьте. Ешьте и думайте. Но над собой.
Варенье я не люблю. Никогда не любила. По мне уж лучше бутерброд, или, совсем хорошо – кусок мяса. Но инстинкт дёрнул страхом, и я покорно взялась за варенье.
–Перед моим вареньем никто не может устоять! – сказала Франческа, а мне почему-то подумалось, что дело в её стальном взгляде, который не потеплел даже за рюмкой чая.
–Я просто скучаю, – признавалась я тяжело, но варенье есть было ещё тяжелее, чем копаться в себе. И я докопалась. Всё оказалось просто и от того даже скучно. Ричард был моим другом, потом мы даже пересекались в делах. А теперь он мой враг и я обещала убить его.
–Не то! – гаркнула Франческа так, что я чуть ложку не проглотила от ужаса. Увидев мою реакцию, она смягчилась, – ну не то, дитя. Не до конца то.
Да знаю я, знаю. Сама поняла – я не просто скучаю, я надеюсь, что Ричард придумает как нам вывернуться. Я не хочу убивать его. Всё равно не хочу. Когда-то хотела, и сейчас от души бы ему морду подрала, но нет во мне злости прежней, я прогораю быстро. Он отнял всё, я его ненавижу, но смерть? Это как-то просто. У меня ненависть, а не злость, а эти два состояния, такие похожие, на деле разные. Злость – это пожар, ненависть же моя холодна.
Я знала это, потому что сама мёрзла.
–Спасибо, мадам Франческа, – я поднялась, – вы мне помогли.
–Стоять! – велела она и я опять вжала голову в плечи. На четвёртый год моего обучения она славно научилась кидать в головы болтливым ученикам книги.
–А? – я обернулась, на всякий случай, активируя щит на кончиках пальцев.
Но он не понадобился. Франческа протягивала мне глубокую тарелку. С вареньем.
–Возьмите, дитя, не заставляйте меня приклеивать вам тарелку к руке.
Я поторопилась забрать. В конце концов, я могу выкинуть варенье к чертям, если оно мне совсем не понадобится! Впрочем, возможно, меня саму выкинут. В забвение или я сама себя выкину, придя в ловушку. А я приду. Приду, потому что я ведьма – а это значит, что разум бессилен перед желанием.
** *
–Ты оптимист, Ричард! – я смеюсь, но мне невесело. – Ты разрушил моё агентство, лишил меня моего детища, и…
–Ты не зло, Магрит, хотя и дурная, – возражает он спокойно. – Моя дочь была у тебя в руках, а ты её не тронула. Хотя могла. И даже должна была.
Должна была, да. Ведьмы так поступают – они мстят. А я решила не впутывать его дочь, которая оказалась одной из учениц Академии. Он знатно перетрясся, боялся, что я наврежу девочке, а я поняла отчётливо: я могу, но не буду.
Именно потому что я могу не буду.
–Твоя дочь и без того наказана. У неё отец – ты. Мертвец! – я вскидываю руку, на ладони пульсирует зеленоватая вспышка силы.
***
–Габи! – я не сразу узнала её, девушка очень похудела и изменилась. Да и одеждой не выделялась среди ровного строя таких же несчастных серых неприкаянных.
В нашем мире есть одно место, где неприкаянные могут найти себе место без всякой проблемы, но это место хуже, чем что-либо. Лучше работать с такими нищими и неудачными как я, чем попадать в серо-жёлтый мирок, спрятанный за кованым магическим забором. Отсюда им не выйти, сюда не попасть без магии.
Многие из наших и не знают что здесь, а мне Габи рассказывала, что здесь, в доме, известному как «Серый Дом» неприкаянные вроде Габи проводят дни, испытывая на себе зелья, заклинания и артефакты, созданные учёными магами и ведьмами. Наш прогресс не стоит на месте, он подвижен, он гибок, и у нас совершенствуются зелья и способы ведения боя. На ком испытывать? На тех, кому некуда податься.
А в перерывах между испытаниями и частыми скорбями – кто там заботится о безопасности? – извольте чистить двор, мыть и скрести посуду, стирать руками одежду учёных магов и ведьм, да готовить. И всё без магии. И будьте благодарны, что вам хоть какое-то место нашлось.
Я, когда слышала об этом впервые, поразилась:
–Почему же вы не сбегаете в мир людей? Там вам будет легче устроиться!
–Многие из нас не знают людского мира, – объяснила тогда Габи, – наши родители помнят войну с людьми и не пустят нас туда. Да и мы сами едва ли рискнём – они жгли магов, а мы из мира магов. Мы не верим и нам не поверят. А те, что готовы рискнуть… Магрит, ты представляешь, какой это позор, когда в семье магов рождается тот, кто лишён магии?
Не представляла я подобного ни разу. Во-первых, я не думала о подобном. Во-вторых, быть ведьмой в моей семье тоже было позором. Быть живой в моей семье было позором. Мои от меня отреклись…
–Многие сами сдают своих сынов и дочерей. Скрывают, чтобы забыть.
Таков наш мир, таков наш век. Благо, неприкаянные – это редкое явление. Если в Академии у меня сейчас семьдесят учеников, то в «Сером Доме» живёт всего девять неприкаянных – шесть от рождения привезены туда родителями или опекунами, чтобы хоть как-то служить магии, один старик, что пришёл сам, ещё одна женщина пришла, не найдя себя, и последняя – Габи – моя.
Её судьбу мне обрисовали быстро. когда Ричард сжёг моё агентство, которое одновременно было нам с Габи и домом, и офисом, я пошла на поклон к Карлини и он взял меня в Академию на работу. А Габи…
Оказалось, она пыталась за меня отомстить, вернее, за нас и даже подкараулила Ричарда , от души орала на него и Ричард даже это вытерпел, а потом попыталась его схватить за ворот и тут он уже не выдержал и отшвырнул ее магическим пассом в сторону. Повезло – я знаю Ричарда, он мог бы убить за подобное.
Потом пошла искать работы. Маги и ведьмы её за порог и не пустили – одни из презрения к неприкаянным, другие от железной беспощадности – на что им та, что магией не владеет? На декор? Третьи про мою репутацию знали – да хороша я, хороша тоже, знаю. А четвёртые и про её месть Ричарду наслышаны были.
Осталась Габи одна. Попробовала в людском мире устроиться, да только её даже уборщицей не взяли. Мы, маги, конечно, людской прогресс не отвергаем, но не поспеваем за ним, честно скажу. Вот и Габи, впервые увидев пылесос, себя выдала.
А мир у нас есть, есть с людишками. Доверия только нет. Развернули её отовсюду. Даже самые глупые людишки вопросом задавались: а почему молодая крепкая девушка в свои годы без образования? Откуда вылезла, цветик? Из магов?
Ну а там кто разбираться будет?
Так и пришла Габи в «Серый Дом». Если верить досье, то на сегодня она уже испытала на себе зелье, которое должно было излечить человека от мигрени, а на деле оно эту мигрень только творило…
Ну просчитались, бывает! зато в следующий раз, может, повезёт – она в очереди на обновлённый рецепт любовного зелья.
–Габи! – я не сразу узнала её среди серого строя неприкаянных, несчастно и уныло копошащихся во дворе «Серого Дома».
Она подметала, но обернулась на мой голос. Бросилась ко мне через двор, не выпуская метлы:
–Магрит!
Она была пыльная и худая, но я обняла её, стыдясь того, что не справилась толком о её судьбе. Я-то устроилась, а она? Впрочем, разве должно было бы мне быть дело до неё? Кто она? Наёмница, всего лишь сотрудник.
Но жалость побеждает. Я привязалась к ней, хотя это и смешно.
