Помню, но не понимаю.
– Объясни! – требую.
Смерть качает головой.
– Объясни, – прошу, и в голосе даже мне слышны мои слёзы. Зачем всё это? Зачем? Почему всё кажется таким бессмысленным? Разве можно умереть дважды? Или смерть бывает дважды неотвратимой? Что-то не сходится, не сходится!
– Смерть – это процесс, – отвечает она спокойно, – и тот, кто говорит, что она мгновенна – нагло лжёт.
Я оборачиваюсь. Где-то там… это то место, где была жара? Но это то место, где было озеро. И пещера. И мост. И место, где впервые встретилась мне Смерть. Получается, моё посмертие не двинулось с места.
Но при этом преодолело всю эту жуть и боль, и неприятные ощущения? Пережило столько потрясений?
– Смерть – это процесс, – повторяет Смерть. – Кто-то проходит его быстро, но за твою жизнь боролись.
Мост – это первый шаг к неотвратимому. Когда душа начала отходить от тела. Пещера – когда жуть и паника погнали меня наоборот, не к спасению, а к вечности. Озеро – когда виделось будущее и смутные образы. Жара и жажда, когда пришла последняя лихорадка.
Теперь всё кончено.
– И что дальше? – я стараюсь говорить спокойно, но получается плохо. Если честно, совсем не получается. – Какие ещё кошмары? Почему так? Почему нельзя просто уснуть и проснуться мёртвым?
Смерть сверкает алыми глазами:
– Потому что вечность скучна. И не все умирают сразу. Кого-то спасают, стаскивают с моста, или вытягивают из пещеры.
– Ты сказала что смерть уже наступила!
– Я сказала, что мир состоит из лжецов, – напоминает Смерть. Она возмутительно спокойна. И от этого хочется кричать и беситься. Мне солгали. Меня увели в неотвратимое. Даже не дали бороться! – А теперь говорю, что путь окончен. Осталась последняя дверь.
Дверь я уже вижу. Она приоткрыта, услужливый прямоугольник прямо в ночи. Осквернение для неба. И я знаю, что поднимусь до дверей. И там… что там?
– Не знаю, – отвечает Смерть, – наверное, покой.
– Я тебе не верю.
– Не верь, – соглашается Смерть, – но почему ты думаешь, что если ваша жизнь стала такой задымленной и лживой, то здесь будет лучше? Люди ведь и здесь устраиваются, несут своё. И мы учимся у них.
Я даже успеваю обернуться к ней, но сказать ничего не успеваю. Все едкие слова застревают у меня в горле, когда дверь, прорезанная в ночном небе, вдруг оказывается прямо перед моим носом, точно переставленная какой-то очередной неведомой силой.
– Не пойду…не пойду! – Смерти уже нет, и меня, наверное, никто не слышит.
– А куда ты денешься? – смеётся кто-то невидимый и голос невидимки полоно такой же безнадежности.
Дверь скрипит, открывается, тянет внутрь чернотой.
– Не пойду! – возражаю я, но дверь оказывается ловчее и просто удлиняется, расширяет нутро, которое лезет такой же чернотой по новообразованному и удлинившемуся косяку ко мне навстречу.
– Не пойду… – моё шепот скрывается в темноте, которая побеждает моё сопротивление и оплетает меня, мои руки и ноги, поднимается по телу, лезет в лицо…
Не пойду? Утащат. И никакого тоннеля со светом в конце. Только чернота. Циничная чернота.
– Объясни! – требую.
Смерть качает головой.
– Объясни, – прошу, и в голосе даже мне слышны мои слёзы. Зачем всё это? Зачем? Почему всё кажется таким бессмысленным? Разве можно умереть дважды? Или смерть бывает дважды неотвратимой? Что-то не сходится, не сходится!
– Смерть – это процесс, – отвечает она спокойно, – и тот, кто говорит, что она мгновенна – нагло лжёт.
Я оборачиваюсь. Где-то там… это то место, где была жара? Но это то место, где было озеро. И пещера. И мост. И место, где впервые встретилась мне Смерть. Получается, моё посмертие не двинулось с места.
Но при этом преодолело всю эту жуть и боль, и неприятные ощущения? Пережило столько потрясений?
– Смерть – это процесс, – повторяет Смерть. – Кто-то проходит его быстро, но за твою жизнь боролись.
Мост – это первый шаг к неотвратимому. Когда душа начала отходить от тела. Пещера – когда жуть и паника погнали меня наоборот, не к спасению, а к вечности. Озеро – когда виделось будущее и смутные образы. Жара и жажда, когда пришла последняя лихорадка.
Теперь всё кончено.
– И что дальше? – я стараюсь говорить спокойно, но получается плохо. Если честно, совсем не получается. – Какие ещё кошмары? Почему так? Почему нельзя просто уснуть и проснуться мёртвым?
Смерть сверкает алыми глазами:
– Потому что вечность скучна. И не все умирают сразу. Кого-то спасают, стаскивают с моста, или вытягивают из пещеры.
– Ты сказала что смерть уже наступила!
– Я сказала, что мир состоит из лжецов, – напоминает Смерть. Она возмутительно спокойна. И от этого хочется кричать и беситься. Мне солгали. Меня увели в неотвратимое. Даже не дали бороться! – А теперь говорю, что путь окончен. Осталась последняя дверь.
Дверь я уже вижу. Она приоткрыта, услужливый прямоугольник прямо в ночи. Осквернение для неба. И я знаю, что поднимусь до дверей. И там… что там?
– Не знаю, – отвечает Смерть, – наверное, покой.
– Я тебе не верю.
– Не верь, – соглашается Смерть, – но почему ты думаешь, что если ваша жизнь стала такой задымленной и лживой, то здесь будет лучше? Люди ведь и здесь устраиваются, несут своё. И мы учимся у них.
Я даже успеваю обернуться к ней, но сказать ничего не успеваю. Все едкие слова застревают у меня в горле, когда дверь, прорезанная в ночном небе, вдруг оказывается прямо перед моим носом, точно переставленная какой-то очередной неведомой силой.
– Не пойду…не пойду! – Смерти уже нет, и меня, наверное, никто не слышит.
– А куда ты денешься? – смеётся кто-то невидимый и голос невидимки полоно такой же безнадежности.
Дверь скрипит, открывается, тянет внутрь чернотой.
– Не пойду! – возражаю я, но дверь оказывается ловчее и просто удлиняется, расширяет нутро, которое лезет такой же чернотой по новообразованному и удлинившемуся косяку ко мне навстречу.
– Не пойду… – моё шепот скрывается в темноте, которая побеждает моё сопротивление и оплетает меня, мои руки и ноги, поднимается по телу, лезет в лицо…
Не пойду? Утащат. И никакого тоннеля со светом в конце. Только чернота. Циничная чернота.
