«Сглупила, конечно, эта ткачиха. За глупость не караю, но за гордыню научу», – мысленно объясняет Афина.
«Ты не жестока, знаю, но непочтение есть непокорность. А это то, за что надо наказать, но наказать самой, не поручая никому, ибо оскорбление нанесено было тебе…» – Гера соглашается. Она не собирается заступаться за ткачиху, но не желает жестокости.
«Я дам ей шанс!» – мысленно обещает Афина и Гера едва-едва улыбается, только краешки губ дрогнули.
–Не шла бы ты, дева, в поединок, не гневила бы Афину! – Афина стоит на пороге дома Арахны, но узнать её нельзя – в старуху обернулась. Разговор завела далёкий, Арахна явно недовольна её присутствием. Какая ей польза или какое восхваление от этой старухи? Тольько время терять!
Но терпит. Почему-то терпит её присутствие.
И е знает, что в саду таится её брат, подслушивает. Эта старуха ему кажется какой-то очень уж чудной – хоть и стара лицом, хоть и согбенная у неё фигура, а глаза яркие. И что-то есть в них смутно нехорошее, недоброе, чего стоит избегать.
–Прослышала я о твоих словах, – продолжает старуха, – и пришла сюда. Пришла, чтоб посоветовать тебе верный исход: ступай наутро в храм Афины, проси прощения, она простит. Простит твою гордыню!
–Гордыню? – Арахна смеётся, – гордыню! Я не горда, я правдива. Я лучше её, и если это не так, пусть приходит она сама, чтоб то мне доказать!
Арахна легко отталкивает старуху в стону и та покоряется. Фаланг смотрит за тем, как Арахна, всё ещё смеясь, уходит в дом, и как старуха печально смотрит ей в след.
И прошибает Фаланга осознанием: сама Афина! Замечает он в одеждах её, в тряпье, плетёные фигуры змей и птиц, видит блеснувшее из-под лохмотьев золото доспеха…
Арахна, посмотрела бы повнимательнее, может чего и поняла! Но не смотрит Арахна на тех, кто ею не восхищается.
Фаланга сначала хочет броситься в дом за сестрой, всё же она ему кровь родная! Но останавливается он, почувствовав на спине своей взгляд Афины.
Оборачивается, и убедившись, что не ошибся, опускается пред богиней на колени:
–Не губи её, Мудрая Афина. Глупа она. И удержу своей глупости не имеет.
Афина улыбается. Тепло улыбается ему – ей это по нраву. Арахна не любила Фаланга, его насмешек, и того, что отнял он своим рождением здоровье матери, но он всё равно пытается заступиться за неё.
–Ступай к себе, – советует богиня. – Всё будет так как будет.
Афина творит свою битву с Посейдоном. Славный был день, славная была война. Посейдон велик, но чует Афина в нём давно предательство и подлость…
Кругом люди. Афина же знает – боги тоже. Видят, наблюдают. Проиграть и можно. И не хочется…
Арахна смеётся со снисхождением. Она замахивается на самое сложное – на Зевса. Его лицо, его тело появляется на полотне. Бегут руки, едва-едва успевая за мыслями, за намётанным глазом, за движениями пальцев. Узоры, ни о чём не повествующие, складываются в картины, и Афина, увидев на полотне Арахны подле Зевса Ламию, застывает.
Плохая была история. Дочь Посейдона, красавица Ламия стала любовницей Зевса. Гера о том прознала и в отмщение, которое не могла совершить над Зевсом, обратила Ламию в змею, отняв у неё способность спать. И стала Ламия чудовищем.
Но постойте…кто это подле Ламии? Латона?! Мать Артемиды и Аполлона – ещё одна любовница Зевса и ещё одна жертва Геры?
В глазах Афины ярость. Эта смертная слишком много себе позволяет! Да, её мастерство потрясающее, но куда лезет она со своими грязными, людскими руками, зачем тревожит их сонм? Какое имеет право? Ладно Афина! Но оскорбление Артемиды, Аполлона? Оскорбление Зевса? Геры?..
Афина молчит, и расходятся люди, чувствуя – подступает гнев, спасения от которого не будет. Многие, но только не Арахна! Та увлечена, увлечена своими мыслями и возможностью понасмешничать над богами…
Кто это подле дев? Афина узнаёт и его – Ганимед! – и самообладание покидает её. Далеко увела гордыня смертную ткачиху, хватит с неё!
Афина легко отталкивает Арахну, руки которой ещё пытаются шевелиться, отдалившись от незаконченной работы. У Арахны мутный взгляд и не может она сообразить о произошедшем.
–Это оскорбляет богов. Ты лучшая, но гордыня твоя всё твоё величие разрушает! – Афина подхватывает полотно ткачихи и рвёт его на две части.
Арахна поднимает голову, сознание и разум возвращаются к ней.
–Ты лучшая в своём деле, но не можешь служить примером! – Афина легко ударяет по лбу Арахны ладонью, клеймит тем самым её победу и поражение.
Бесславная победа.
Арахна плачет, Арахна чувствует как рушится мир вокруг неё, слышит, как смеются люди, восхвалявшие её. Не разбирая дороги, она куда-то бежит, зная твёрдо одно: жить после этого нельзя.
Афина следит за нею, не отступает, Арахна не видит её, но она всегда была слепа сердцем и душой, зрячая лишь глазами, куда ей заметить рассерженную богиню?
Афина, впрочем, уже мало сердится. Она больше расстроена от себя и неё, расстроена, представив лицо Геры, узнавшей о том, чем кончился урок от Афины. А ещё – тоскливо ей.
–Нет, никак нельзя жить! – бушует Арахна, хватает верёвку и бежит в сад. Жёлтое дерево! Дерево, любимое красильщиками за податливость коры и листа, что ж, здесь она и закончит свою жизнь.
Наброшена петля, и уже близок конец. Арахна подтаскивает, не помня себя, к дереву ближайший фруктовый ящик, встаёт на него, просовывает голову…
Что это? в чём дело? Обрывается верёвка, и падает Арахна на землю. К чьим-то ногам. Хотя…много ли надо мыслей, чтобы прийти к одной, чтобы узнать, чьи это ноги?
Арахне уже всё равно. Она плачет и впервые просит о прощении. Афина не обращает внимания на её слёзы и с тоскою молвит свой приговор:
— Живи, непокорная. Но ты будешь вечно висеть и вечно ткать, и будет длиться это наказание и в твоём потомстве…
Жестокое наказание, но гордецов надо учить – таков вердикт Афины. Побег в смерть – это всего лишь побег в смерть, это не осознание, не смирение.
Сказано последнее слово и уже сжимается, чернеет тело Арахны, и остаются лежать на земле густые её волосы, а в них мечется огромное чудовище – чёрный паук… восемь ножек, щелчки, слепые глаза – прощай, ткачиха!
–Тки вечно! – прощается Афина и исчезает.
И долго ещё будет метаться отец по саду, ища хоть след своей дочери, и Фаланг не посмеет рассказать ему о визите Афины, и не позволит догадаться о каре за гордыню Арахны. И всё это время будет попадаться им обоим на глаза чёрный паук, паук их фруктового сада. Но кому до него будет дело?
–Это тяжёлый урок, – вздыхает Гера, когда Афина попадается ей на глаза.
–Мой отец стёр бы её в пыль, – возражает Афина, – она оскорбила его тайны. И ещё…твои. Так что, боюсь, отцу пришлось бы встать в очередь. Я была милосердна.
Гера не отвечает, уходит.
–Я не буду с тобой прясть, ткать или шить, – Афродита подходит к ней, покачиваясь не от выпитого, не то от кокетства, – но могу предложить вина.
И протягивает ей кубок. Афина не пьёт вина и нектара, да и Афродиту недолюбливает, но в этот раз почему-то соглашается и принимает кубок.
Прощай, Паучиха!
«Ты не жестока, знаю, но непочтение есть непокорность. А это то, за что надо наказать, но наказать самой, не поручая никому, ибо оскорбление нанесено было тебе…» – Гера соглашается. Она не собирается заступаться за ткачиху, но не желает жестокости.
«Я дам ей шанс!» – мысленно обещает Афина и Гера едва-едва улыбается, только краешки губ дрогнули.
***
–Не шла бы ты, дева, в поединок, не гневила бы Афину! – Афина стоит на пороге дома Арахны, но узнать её нельзя – в старуху обернулась. Разговор завела далёкий, Арахна явно недовольна её присутствием. Какая ей польза или какое восхваление от этой старухи? Тольько время терять!
Но терпит. Почему-то терпит её присутствие.
И е знает, что в саду таится её брат, подслушивает. Эта старуха ему кажется какой-то очень уж чудной – хоть и стара лицом, хоть и согбенная у неё фигура, а глаза яркие. И что-то есть в них смутно нехорошее, недоброе, чего стоит избегать.
–Прослышала я о твоих словах, – продолжает старуха, – и пришла сюда. Пришла, чтоб посоветовать тебе верный исход: ступай наутро в храм Афины, проси прощения, она простит. Простит твою гордыню!
–Гордыню? – Арахна смеётся, – гордыню! Я не горда, я правдива. Я лучше её, и если это не так, пусть приходит она сама, чтоб то мне доказать!
Арахна легко отталкивает старуху в стону и та покоряется. Фаланг смотрит за тем, как Арахна, всё ещё смеясь, уходит в дом, и как старуха печально смотрит ей в след.
И прошибает Фаланга осознанием: сама Афина! Замечает он в одеждах её, в тряпье, плетёные фигуры змей и птиц, видит блеснувшее из-под лохмотьев золото доспеха…
Арахна, посмотрела бы повнимательнее, может чего и поняла! Но не смотрит Арахна на тех, кто ею не восхищается.
Фаланга сначала хочет броситься в дом за сестрой, всё же она ему кровь родная! Но останавливается он, почувствовав на спине своей взгляд Афины.
Оборачивается, и убедившись, что не ошибся, опускается пред богиней на колени:
–Не губи её, Мудрая Афина. Глупа она. И удержу своей глупости не имеет.
Афина улыбается. Тепло улыбается ему – ей это по нраву. Арахна не любила Фаланга, его насмешек, и того, что отнял он своим рождением здоровье матери, но он всё равно пытается заступиться за неё.
–Ступай к себе, – советует богиня. – Всё будет так как будет.
***
Афина творит свою битву с Посейдоном. Славный был день, славная была война. Посейдон велик, но чует Афина в нём давно предательство и подлость…
Кругом люди. Афина же знает – боги тоже. Видят, наблюдают. Проиграть и можно. И не хочется…
Арахна смеётся со снисхождением. Она замахивается на самое сложное – на Зевса. Его лицо, его тело появляется на полотне. Бегут руки, едва-едва успевая за мыслями, за намётанным глазом, за движениями пальцев. Узоры, ни о чём не повествующие, складываются в картины, и Афина, увидев на полотне Арахны подле Зевса Ламию, застывает.
Плохая была история. Дочь Посейдона, красавица Ламия стала любовницей Зевса. Гера о том прознала и в отмщение, которое не могла совершить над Зевсом, обратила Ламию в змею, отняв у неё способность спать. И стала Ламия чудовищем.
Но постойте…кто это подле Ламии? Латона?! Мать Артемиды и Аполлона – ещё одна любовница Зевса и ещё одна жертва Геры?
В глазах Афины ярость. Эта смертная слишком много себе позволяет! Да, её мастерство потрясающее, но куда лезет она со своими грязными, людскими руками, зачем тревожит их сонм? Какое имеет право? Ладно Афина! Но оскорбление Артемиды, Аполлона? Оскорбление Зевса? Геры?..
Афина молчит, и расходятся люди, чувствуя – подступает гнев, спасения от которого не будет. Многие, но только не Арахна! Та увлечена, увлечена своими мыслями и возможностью понасмешничать над богами…
Кто это подле дев? Афина узнаёт и его – Ганимед! – и самообладание покидает её. Далеко увела гордыня смертную ткачиху, хватит с неё!
Афина легко отталкивает Арахну, руки которой ещё пытаются шевелиться, отдалившись от незаконченной работы. У Арахны мутный взгляд и не может она сообразить о произошедшем.
–Это оскорбляет богов. Ты лучшая, но гордыня твоя всё твоё величие разрушает! – Афина подхватывает полотно ткачихи и рвёт его на две части.
Арахна поднимает голову, сознание и разум возвращаются к ней.
–Ты лучшая в своём деле, но не можешь служить примером! – Афина легко ударяет по лбу Арахны ладонью, клеймит тем самым её победу и поражение.
Бесславная победа.
Арахна плачет, Арахна чувствует как рушится мир вокруг неё, слышит, как смеются люди, восхвалявшие её. Не разбирая дороги, она куда-то бежит, зная твёрдо одно: жить после этого нельзя.
Афина следит за нею, не отступает, Арахна не видит её, но она всегда была слепа сердцем и душой, зрячая лишь глазами, куда ей заметить рассерженную богиню?
Афина, впрочем, уже мало сердится. Она больше расстроена от себя и неё, расстроена, представив лицо Геры, узнавшей о том, чем кончился урок от Афины. А ещё – тоскливо ей.
–Нет, никак нельзя жить! – бушует Арахна, хватает верёвку и бежит в сад. Жёлтое дерево! Дерево, любимое красильщиками за податливость коры и листа, что ж, здесь она и закончит свою жизнь.
Наброшена петля, и уже близок конец. Арахна подтаскивает, не помня себя, к дереву ближайший фруктовый ящик, встаёт на него, просовывает голову…
Что это? в чём дело? Обрывается верёвка, и падает Арахна на землю. К чьим-то ногам. Хотя…много ли надо мыслей, чтобы прийти к одной, чтобы узнать, чьи это ноги?
Арахне уже всё равно. Она плачет и впервые просит о прощении. Афина не обращает внимания на её слёзы и с тоскою молвит свой приговор:
— Живи, непокорная. Но ты будешь вечно висеть и вечно ткать, и будет длиться это наказание и в твоём потомстве…
Жестокое наказание, но гордецов надо учить – таков вердикт Афины. Побег в смерть – это всего лишь побег в смерть, это не осознание, не смирение.
Сказано последнее слово и уже сжимается, чернеет тело Арахны, и остаются лежать на земле густые её волосы, а в них мечется огромное чудовище – чёрный паук… восемь ножек, щелчки, слепые глаза – прощай, ткачиха!
–Тки вечно! – прощается Афина и исчезает.
И долго ещё будет метаться отец по саду, ища хоть след своей дочери, и Фаланг не посмеет рассказать ему о визите Афины, и не позволит догадаться о каре за гордыню Арахны. И всё это время будет попадаться им обоим на глаза чёрный паук, паук их фруктового сада. Но кому до него будет дело?
–Это тяжёлый урок, – вздыхает Гера, когда Афина попадается ей на глаза.
–Мой отец стёр бы её в пыль, – возражает Афина, – она оскорбила его тайны. И ещё…твои. Так что, боюсь, отцу пришлось бы встать в очередь. Я была милосердна.
Гера не отвечает, уходит.
–Я не буду с тобой прясть, ткать или шить, – Афродита подходит к ней, покачиваясь не от выпитого, не то от кокетства, – но могу предложить вина.
И протягивает ей кубок. Афина не пьёт вина и нектара, да и Афродиту недолюбливает, но в этот раз почему-то соглашается и принимает кубок.
Прощай, Паучиха!
