-Я люблю тебя. Я долго не решалась этого сказать. И вот – сегодня решилась. Милый мой, я люблю тебя так, как умею, а умею я не очень, и…
Ланселот отложил письмо в сторону и взглянул на Моргану со смешанным чувством иронии и жалости.
-Ну как? – Моргана явно не уловила его настроения, она нервно ломала пальцы, ожидая его приговора.
-Ужасно, - честно ответил Ланселот, - это мило, конечно, но все-таки ужасно.
-Я так и знала! – Моргана рухнула в кресло, - бездарная я…
-Хватит, - мягко остановил её Ланселот, - ты ведь не писала никогда и никому о любви, да и не любила ведь, так что, для первого раза…
Он закашлялся, ощутив вдруг странное смущение. Моргана заметила румянец на его щеках и напомнила:
-Ближе тебя у меня никого нет, так что давай, будь этим…рыцарем, возьми себя в руки!
-Прости, - он взглянул на письмо, - просто я не знаю, насколько я имею право лезть в твои чувства.
-А что не так? – Моргана искренне поразилась, - мы с тобой прошли, без преувеличения, и огонь, и воду…ты столько раз спасал меня!
-Да, - Ланселот улыбнулся, - но это не одно и то же. Наши приключения, опасности, разговоры, тайны, твои заговоры поверх заговоров, это совсем другое. Здесь же…ты точно хочешь, чтобы я прочел?
-Иначе я не дала бы его тебе в руки, - Моргана развела руками.
-Разумно, - Ланселот углубился в письмо, - так… «Как умею, а умею я не очень, и надеюсь, что ты сможешь это сделать за нас двоих. Для тебя не должно быть секретом, что я за человек, но если ты, несмотря на все, хочешь быть со мною, я буду этому рада и немного огорчена, потому что ты казался мне умнее…»
Ланселот не выдержал, отложил письмо в сторону – его трясло от беззвучного смеха. Моргана терпеливо ждала, пока он отсмеется, и спросила жалобно:
-Глупо, да?
Ланселот посмотрел на Моргану очень внимательно и честно сделал попытку сказать твердое: «нет!», свой же смех рыцарь планировал объяснить вызванным приступом хронической болезни. План был хорош, но нервы у Ланселота сдали и он не смог солгать:
-Да. Моргана, ты пытаешься сказать человеку о том, что любишь его, но одновременно с этим ты пытаешься его обидеть, унизить даже.
-А чего он! – запальчиво воскликнула Моргана, покраснела.
-Аргумент, - серьезно согласился Ланселот, но продолжил, - а еще ты пытаешься его переубедить… будто бы.
-Чушь! – и голос Морганы, весь вид ее выдал: она сама знает.
-Ты боишься, - уверенно продолжил Ланселот, - боишься полюбить, боишься, что тебя полюбят.
Моргана поднялась из кресла – легкая, подвижная, подошла к окну. Совсем другим голосом – усталым, ответила:
-Я боюсь? Да, я боюсь. Мне нельзя любить. И меня нельзя. Я такое творила!
Моргана закрыла лицо руками. Ланселот неслышно приблизился к ней, приобнял:
-Не говори так, никогда так не говори. Никому не выпало столько, сколько выпало тебе.
Моргана отняла руки от лица, но не шелохнулась более.
-Не так важно, что ты сделала плохого, - убеждал ее Ланселот, - важно, что при этом ты осталась собою. Ты рождена герцогиней, ты не забывала об этом. Ты помогала многим… если ты и творила зло, да, Моргана, творила, но это было ради выживания, ради свободы.
-Я сотворила много того, что можно было бы и избежать. Я была жестокой к тем, кто дороже для меня, кто дорожил мною, вот ты, - она взглянула на него, - сколько я тебе сказала обидного, злого, неприятного?
-Нет такого числа, - Ланселот не стал лукавить, - но я с тобой, здесь. Ты сделала для меня много хорошего, а слова… что же, вспомним! Ты одна сказала мне, что я буду однажды рыцарем, ты одна заступалась за меня всегда, ты одна пыталась заставить меня поверить в свои силы. Я должен был сгинуть никем, но в одном лесу я встретил тебя и моя жизнь изменилась. Мы оба могли умереть, каждый день был борьбой. Ты всегда была красива – на тебя находились охотники…
Моргана открыла, было, рот, но Ланселот остановил:
-Не перебивай. Ты была красива всегда. К тебе приставали. На нас нападали воры, на нас нападали грабители. Мы болели, мы голодали, попадали в чужие разборки, выходили через пожарища, спали в разбойничьих гнездах… каждый день был вызовом – да, ты не из тех людей, кто будет говорить ласково и мягко, но, знаешь, уж лучше, порою, грубость, чем ласковое слово. Если было нужно – ты находила слова. Для меня находила.
Моргана молчала. Ободренный этим Ланселот продолжал:
-Да, ты говоришь иногда жестокие вещи, даже циничные. Я помню, как ты начала ругаться, помню, что ты никогда не была сторонницей честной борьбы, но у тебя всегда был свой кодекс чести. Я всегда знал, что ты будешь хранить тайну, клятву, слово – что угодно. Я всегда знал и знаю, что могу положиться на тебя.
-Ну и дурак, - буркнула Моргана, отвернулась к окну.
-Я лучше выслушаю от тебя пару грубых шуток, но буду знать, что ты не предашь, чем наткнусь на… слушай, Моргана, ты всегда говорила, что я младше тебя, что я, цитирую «сопляк», но у нас разница в пару лет. Я успел стать мужчиной. Я успел повидать и понять… я знал многих людей со сладкими речами, тот же Кармелид, мир его праху, вот уж соловьем пел, а толку? Знаешь, почему вокруг тебя, несмотря на все твои грубые фразы и шутки, много людей? Это люди, которые попадали уже в жернова событий, которые поняли, что сладкие речи ничего не имеют общего с тем, что на самом деле имеет значение!
Ланселот выдохнул. Речь вышла пылкой, он был собою доволен. Может быть, он тоже зарвался сейчас, был не особенно учтив, но нужно было раз и навсегда закрыть эту тему. Сколько можно играть в игру лживых лиц? Нужно уметь признавать за собою ошибки. Да, Моргана груба, цинична и унижает иногда, не замечая этого, да, она не отлипает от фландрийского, но почему же она не видит и хороших своих сторон? Почему она не видит своего ума, своей хитрости, а ее красота – это факт, признанный многими. Многими, но не ею самой.
Впрочем… кто бы ей рассказал, показал, объяснил, как нужно относиться к себе самому? У него, Ланселота, была названная сестра, они держались друг друга самые важные годы детства, а у Морганы до пяти лет была семья, потом какие-то скитания, о которых она и вовсе не говорила даже с ним, затем несколько лет жизни под крылом бывшей рабыни-проститутки, открывшей кабак на Тракте для разбойного отродья! Действительно, Моргана может потерять многое из того, что дают близкие люди – ощущение нужности. Она годы провела среди не самых лучших людей и стала считать себя где-то на тех же слоях. Самые яркие годы памяти, становления выпали как раз на обиталище бок о бок с разбойниками, грабителями и дешевыми девками. Где уж тут оценить саму себя? В таком свете вырастешь – конечно, не станешь думать о себе как о добродетели.
Моргана дернула плечом, будто бы в раздражении, или в каком-то нервном порыве, не ответила. Слова Ланселота коснулись ее странным образом - она всегда знала, что упускает что-то, ей было непонятно, почему вокруг нее много людей. Саму себя она полагала едва ли не в числе худших…
-Почему ты не скажешь Уриену лично? – Ланселот отошел в сторону, зная, что она смаргивает слезы.
-Сказать? – Моргана даже охнула от удивления.
-Да, - рыцарь кивнул, - словами, понимаешь, сказать. Ему будет приятно!
Уриен сидел в королевском саду, наслаждаясь солнцем и…некоторыми изменениями в аллеях. Теперь здесь стало больше зелени, скамейки заменили с каменных на кованые из металла, более изящные, клумбы поражали невиданными прежде в Камелоте цветами, где-то свистели птицы – Уриен не знал их, но все подходило под солнечный день…
Кроме его настроения.
С тех пор, как он и Моргана вернулись из морского путешествия в Андалузию в преобразившийся с полным воцарением Мелеаганта Камелот, фея как-то игнорировала его. то есть, на корабле – все было хорошо, однажды она даже поцеловала его и очень не по-дружески. В Андалузии тоже все было хорошо – они много пили вина, шутили, смеялись, и все начинало налаживаться, как думал Уриен. Даже то, что Мордред постоянно плакал и беспокоил Моргану не пугало их веселья, они как-то умудрялись радоваться каждому дню, фруктам, морскому блеску. Но вот стоило показаться Камелоту, как все – между ними почти та же стена, что и до отплытия. Оба теперь советники короля… (дьявол, как непривычно!) Мелеаганта, но она держит дистанцию (чуму, что ль, боится подхватить?), не говоря уже о том, что избегает прогулок и всяческих случайных встреч в коридоре.
Уриен поймал приехавшего для какого-то личного поручения короля в коридоре и потребовал объяснений:
-Что происходит? Я что, ей нравлюсь везде, кроме Британии?
-Ты ей нравишься, - поспешил заверить Ланселот, - просто здесь все пропитано духом Артура. Его присутствие. Понимаешь?
-А! – до Уриена дошло, - черт. Точно. И что делать? У Мелеаганта там священник есть один…хороший священник, как думаешь, он может дух прогнать?
Ланселот посмотрел на Уриена очень внимательно, с огромным трудом удержался от того, чтобы промолвить то, что крутилось на языке, и сказал другое:
-Не торопи ее.
-Я не молодею, - возмутился Уриен, - сколько ж можно? Я живой человек. А она…
-Она, - согласился Ланселот, - я понимаю.
-Не понимаешь, - возразил граф, - я давно добиваюсь ее любви, я живу через пару стен от самой прекрасной для меня женщины, которая недавно еще целовала меня и не могу ничего сделать для того, чтобы это повторилось!
-Понимаю, - тихо и значимо повторил Ланселот, - видишь ли, когда был жив король Артур, у него была жена…
-Точно, - Уриен кивнул, - извини. Да, понимаешь. Но делать что-то надо.
-Не торопи ее, - вновь посоветовал Ланселот и это был его единственный совет.
Вот и сейчас Уриен сидел на скамье в саду и думал, что он, конечно, рыцарь и граф, и торопить ее не станет, но может быть, она хотя бы ему что-нибудь скажет уже? Ждать ему ответ на свои чувства? Есть у него вообще шанс? Сколько она будет горевать по Артуру? Два дня или два десятка лет? и Мордред, в конце концов, должен расти с кем-то, кто будет ему отцом! Он, Уриен на это готов…
-О Моргане думаешь? – к нему неслышно приблизилась Лилиан, села рядом.
-Напугала, - признался граф, - подкралась…
-Ты просто задумался, - укорила она мягко, - как может подкрасться глубоко беременная женщина к графу и рыцарю? Кошачьей поступью? По дороге, выложенной песком?
-Да…- Уриен поморщился, - задумался, каюсь. Прекрасно выглядишь, корона идет тебе на пользу.
Лилиан печально улыбнулась:
-Я не чувствую себя королевой, видишь, даже корону не ношу. Я не Мелеагант, мне титул никогда не был нужен. Мне плевать.
-И всё же, от тебя и уверенность такая исходит…и свет, - неуверенно пробормотал Уриен.
-Это от материнства, - она погладила объемный свой живот, - во мне – жизнь. Жизнь, данная любовью.
-Интересно, ваш ребенок к семи или к восьми годам попытается захватить Британию? Лилиан, ваш ребенок не может быть таким, как все. У него слишком уж уникальные родители.
-А Мордред может? – Лилиан говорила спокойно, очень даже спокойно. – Я знаю, чей это ребенок, но и ты, и Моргана…и Грааль внутри него – я думаю, что этот ребенок будет либо миссией, либо антихристом.
Уриен помрачнел. Он тоже думал об этом.
-Моргана избегает меня, - с горечью признался он, - у нас было потрясающее путешествие, я рассчитывал, что уж после него…
-Здесь дух Артура, он ходил по этому замку, он здесь пил, - Лилиан пожала плечами. – В пути же его не было.
-Ланселот сказал мне это же.
-А ему сказала я, мы вас обсуждали. Да, мы переживаем, - Лилиан села удобнее.
-О чем решили? – Уриен со смешком глянул на нее, - ваше величество?
-Я знаю, почему тебя потянуло именно к Моргане, - она не отреагировала на это замечание.
-Удиви, - попросил изумленный граф.
-Тебя всегда будет тянуть к проблемам. Твои родители показали тебе мир спокойной, размеренной любви, построенной на уважении, на тишине и уюте домашнего очага. Ты этого не захотел. Твоя душа жаждет войны, страсти, славы, битвы…
-Чего же жаждет твоя душа, раз ты вышла за Мелеаганта? – Уриен почувствовал, что, несмотря на все его желания, шутка не шла.
-Того же, - улыбнулась Лилиан, - но по-другому. Я жаждала того, с кем могу быть слабой. Я жаждала того, у кого есть цель, идея. Мне важна тишина и ее уют, но я не из тех, кто готов отвернуться от войны полностью. Мелеагант не воет со мною почти, редки наши разногласия, но и тишины у нас нет.
-Понял, - мрачно ответил Уриен.
-Кстати, - она щелкнула пальцами, - поэтому ты и друг Мелеаганта. Тебе всегда хотелось, чтобы было непросто. Тебе хотелось, чтобы под ногами горела земля, чтобы душу рвало на части. Чтобы была…идея. Но Мелеагант ведет себя по-разному с тобой и мной, ты его друг, а я его жена.
-Надо выпить, - Уриен задумчиво почесал затылок.
-Ты искал те же чувства, что переживал в дружбе с Мелеагантом, но на романтической основе, - продолжала Лилиан. – Взгляни на Моргану и Мелеаганта, ты видишь, как они схожи?
-Ага, - ухмыльнулся Уриен, - у них обоих имена начинаются с буквы «М» и у обоих темные волосы!
-Я не о том! – Лилиан отмахнулась, - они оба идут из знатных семей, но это далось им обоим тяжело. Оба стали обладателями магической силы… Мелеагант из-за манипуляция Леди Озера, но ведь он был как-то ею выбран! Моргана… откуда вдруг в роду Корнуэл, когда никто из рода ее отца или матери родилась магия? Можно обучить целительству, если есть дар, так будет эффективнее, да. Но Моргана и Мелеагант не целители. Их магия взялась как будто бы из ниоткуда. Оба учились ей обрывочно, без настоящих наставников, методом проб и ошибок. Оба склонны к неоправданному риску. Оба – интриганы, умные, хитрые, порывистые в решениях, в методах жестоки: жечь, так до конца и «цель оправдывает средства». И Моргана, и Мелеагант – предпочитают действовать чужими руками, плетут заговор поверх заговора и в конце концов попадают в свои же ловушки, безжалостны и жалостливы одновременно…
-Так многие люди…- начал, было, Уриен, но осекся.
Лилиан невозмутимо продолжила:
-Оба никогда не раскрываются до конца. Даже с самыми близкими, но утаят. Трудолюбивы и даже фанатичны, у обоих несчастное детство и комплексы, укрытые за железной броней. Не удивлюсь, если Моргана боится какой-нибудь самой обыкновенной грозы или…таракана! Оба – дети, лишенные детства, не отыгравшие его до конца. Циничны в шутках, грубы в словах – это их маски.
-Какой-то бред, - Мори нервно поерзал на скамье.
-Не говоря уже о том, что и Моргана, и Мелеагант лишены здравой оценки самим себе. То есть, понимаешь, они как бы…самоуничижают себя подсознательно.
-Чего? – обалдел Уриен. – Кого они унижают?
-Себя, - терпеливо разъяснила Лилиан, - только с близкими…только в глубине души. Мелеагант много трудится и никак не может остановиться отчасти потому, что не знал любви отца. Вообще не знал любви очень долго. Дружба – это хорошо, но ты не мог быть с ним всегда. И твоей поддержки явно мало. Отец его всегда говорил ему, что он ничтожество и дрянь, полагаю, что у Морганы та же проблема – нет, не в отце, но и она не может оценивать себя здраво, нарочно полагая себя хуже. Ланселот рассказывал пару моментов…и вообще, они оба грызут себя, вечно с каким-то грузом вины, пытаются добиться прощения у всего мира, но прощать нередко и нечего.
Ланселот отложил письмо в сторону и взглянул на Моргану со смешанным чувством иронии и жалости.
-Ну как? – Моргана явно не уловила его настроения, она нервно ломала пальцы, ожидая его приговора.
-Ужасно, - честно ответил Ланселот, - это мило, конечно, но все-таки ужасно.
-Я так и знала! – Моргана рухнула в кресло, - бездарная я…
-Хватит, - мягко остановил её Ланселот, - ты ведь не писала никогда и никому о любви, да и не любила ведь, так что, для первого раза…
Он закашлялся, ощутив вдруг странное смущение. Моргана заметила румянец на его щеках и напомнила:
-Ближе тебя у меня никого нет, так что давай, будь этим…рыцарем, возьми себя в руки!
-Прости, - он взглянул на письмо, - просто я не знаю, насколько я имею право лезть в твои чувства.
-А что не так? – Моргана искренне поразилась, - мы с тобой прошли, без преувеличения, и огонь, и воду…ты столько раз спасал меня!
-Да, - Ланселот улыбнулся, - но это не одно и то же. Наши приключения, опасности, разговоры, тайны, твои заговоры поверх заговоров, это совсем другое. Здесь же…ты точно хочешь, чтобы я прочел?
-Иначе я не дала бы его тебе в руки, - Моргана развела руками.
-Разумно, - Ланселот углубился в письмо, - так… «Как умею, а умею я не очень, и надеюсь, что ты сможешь это сделать за нас двоих. Для тебя не должно быть секретом, что я за человек, но если ты, несмотря на все, хочешь быть со мною, я буду этому рада и немного огорчена, потому что ты казался мне умнее…»
Ланселот не выдержал, отложил письмо в сторону – его трясло от беззвучного смеха. Моргана терпеливо ждала, пока он отсмеется, и спросила жалобно:
-Глупо, да?
Ланселот посмотрел на Моргану очень внимательно и честно сделал попытку сказать твердое: «нет!», свой же смех рыцарь планировал объяснить вызванным приступом хронической болезни. План был хорош, но нервы у Ланселота сдали и он не смог солгать:
-Да. Моргана, ты пытаешься сказать человеку о том, что любишь его, но одновременно с этим ты пытаешься его обидеть, унизить даже.
-А чего он! – запальчиво воскликнула Моргана, покраснела.
-Аргумент, - серьезно согласился Ланселот, но продолжил, - а еще ты пытаешься его переубедить… будто бы.
-Чушь! – и голос Морганы, весь вид ее выдал: она сама знает.
-Ты боишься, - уверенно продолжил Ланселот, - боишься полюбить, боишься, что тебя полюбят.
Моргана поднялась из кресла – легкая, подвижная, подошла к окну. Совсем другим голосом – усталым, ответила:
-Я боюсь? Да, я боюсь. Мне нельзя любить. И меня нельзя. Я такое творила!
Моргана закрыла лицо руками. Ланселот неслышно приблизился к ней, приобнял:
-Не говори так, никогда так не говори. Никому не выпало столько, сколько выпало тебе.
Моргана отняла руки от лица, но не шелохнулась более.
-Не так важно, что ты сделала плохого, - убеждал ее Ланселот, - важно, что при этом ты осталась собою. Ты рождена герцогиней, ты не забывала об этом. Ты помогала многим… если ты и творила зло, да, Моргана, творила, но это было ради выживания, ради свободы.
-Я сотворила много того, что можно было бы и избежать. Я была жестокой к тем, кто дороже для меня, кто дорожил мною, вот ты, - она взглянула на него, - сколько я тебе сказала обидного, злого, неприятного?
-Нет такого числа, - Ланселот не стал лукавить, - но я с тобой, здесь. Ты сделала для меня много хорошего, а слова… что же, вспомним! Ты одна сказала мне, что я буду однажды рыцарем, ты одна заступалась за меня всегда, ты одна пыталась заставить меня поверить в свои силы. Я должен был сгинуть никем, но в одном лесу я встретил тебя и моя жизнь изменилась. Мы оба могли умереть, каждый день был борьбой. Ты всегда была красива – на тебя находились охотники…
Моргана открыла, было, рот, но Ланселот остановил:
-Не перебивай. Ты была красива всегда. К тебе приставали. На нас нападали воры, на нас нападали грабители. Мы болели, мы голодали, попадали в чужие разборки, выходили через пожарища, спали в разбойничьих гнездах… каждый день был вызовом – да, ты не из тех людей, кто будет говорить ласково и мягко, но, знаешь, уж лучше, порою, грубость, чем ласковое слово. Если было нужно – ты находила слова. Для меня находила.
Моргана молчала. Ободренный этим Ланселот продолжал:
-Да, ты говоришь иногда жестокие вещи, даже циничные. Я помню, как ты начала ругаться, помню, что ты никогда не была сторонницей честной борьбы, но у тебя всегда был свой кодекс чести. Я всегда знал, что ты будешь хранить тайну, клятву, слово – что угодно. Я всегда знал и знаю, что могу положиться на тебя.
-Ну и дурак, - буркнула Моргана, отвернулась к окну.
-Я лучше выслушаю от тебя пару грубых шуток, но буду знать, что ты не предашь, чем наткнусь на… слушай, Моргана, ты всегда говорила, что я младше тебя, что я, цитирую «сопляк», но у нас разница в пару лет. Я успел стать мужчиной. Я успел повидать и понять… я знал многих людей со сладкими речами, тот же Кармелид, мир его праху, вот уж соловьем пел, а толку? Знаешь, почему вокруг тебя, несмотря на все твои грубые фразы и шутки, много людей? Это люди, которые попадали уже в жернова событий, которые поняли, что сладкие речи ничего не имеют общего с тем, что на самом деле имеет значение!
Ланселот выдохнул. Речь вышла пылкой, он был собою доволен. Может быть, он тоже зарвался сейчас, был не особенно учтив, но нужно было раз и навсегда закрыть эту тему. Сколько можно играть в игру лживых лиц? Нужно уметь признавать за собою ошибки. Да, Моргана груба, цинична и унижает иногда, не замечая этого, да, она не отлипает от фландрийского, но почему же она не видит и хороших своих сторон? Почему она не видит своего ума, своей хитрости, а ее красота – это факт, признанный многими. Многими, но не ею самой.
Впрочем… кто бы ей рассказал, показал, объяснил, как нужно относиться к себе самому? У него, Ланселота, была названная сестра, они держались друг друга самые важные годы детства, а у Морганы до пяти лет была семья, потом какие-то скитания, о которых она и вовсе не говорила даже с ним, затем несколько лет жизни под крылом бывшей рабыни-проститутки, открывшей кабак на Тракте для разбойного отродья! Действительно, Моргана может потерять многое из того, что дают близкие люди – ощущение нужности. Она годы провела среди не самых лучших людей и стала считать себя где-то на тех же слоях. Самые яркие годы памяти, становления выпали как раз на обиталище бок о бок с разбойниками, грабителями и дешевыми девками. Где уж тут оценить саму себя? В таком свете вырастешь – конечно, не станешь думать о себе как о добродетели.
Моргана дернула плечом, будто бы в раздражении, или в каком-то нервном порыве, не ответила. Слова Ланселота коснулись ее странным образом - она всегда знала, что упускает что-то, ей было непонятно, почему вокруг нее много людей. Саму себя она полагала едва ли не в числе худших…
-Почему ты не скажешь Уриену лично? – Ланселот отошел в сторону, зная, что она смаргивает слезы.
-Сказать? – Моргана даже охнула от удивления.
-Да, - рыцарь кивнул, - словами, понимаешь, сказать. Ему будет приятно!
***
Уриен сидел в королевском саду, наслаждаясь солнцем и…некоторыми изменениями в аллеях. Теперь здесь стало больше зелени, скамейки заменили с каменных на кованые из металла, более изящные, клумбы поражали невиданными прежде в Камелоте цветами, где-то свистели птицы – Уриен не знал их, но все подходило под солнечный день…
Кроме его настроения.
С тех пор, как он и Моргана вернулись из морского путешествия в Андалузию в преобразившийся с полным воцарением Мелеаганта Камелот, фея как-то игнорировала его. то есть, на корабле – все было хорошо, однажды она даже поцеловала его и очень не по-дружески. В Андалузии тоже все было хорошо – они много пили вина, шутили, смеялись, и все начинало налаживаться, как думал Уриен. Даже то, что Мордред постоянно плакал и беспокоил Моргану не пугало их веселья, они как-то умудрялись радоваться каждому дню, фруктам, морскому блеску. Но вот стоило показаться Камелоту, как все – между ними почти та же стена, что и до отплытия. Оба теперь советники короля… (дьявол, как непривычно!) Мелеаганта, но она держит дистанцию (чуму, что ль, боится подхватить?), не говоря уже о том, что избегает прогулок и всяческих случайных встреч в коридоре.
Уриен поймал приехавшего для какого-то личного поручения короля в коридоре и потребовал объяснений:
-Что происходит? Я что, ей нравлюсь везде, кроме Британии?
-Ты ей нравишься, - поспешил заверить Ланселот, - просто здесь все пропитано духом Артура. Его присутствие. Понимаешь?
-А! – до Уриена дошло, - черт. Точно. И что делать? У Мелеаганта там священник есть один…хороший священник, как думаешь, он может дух прогнать?
Ланселот посмотрел на Уриена очень внимательно, с огромным трудом удержался от того, чтобы промолвить то, что крутилось на языке, и сказал другое:
-Не торопи ее.
-Я не молодею, - возмутился Уриен, - сколько ж можно? Я живой человек. А она…
-Она, - согласился Ланселот, - я понимаю.
-Не понимаешь, - возразил граф, - я давно добиваюсь ее любви, я живу через пару стен от самой прекрасной для меня женщины, которая недавно еще целовала меня и не могу ничего сделать для того, чтобы это повторилось!
-Понимаю, - тихо и значимо повторил Ланселот, - видишь ли, когда был жив король Артур, у него была жена…
-Точно, - Уриен кивнул, - извини. Да, понимаешь. Но делать что-то надо.
-Не торопи ее, - вновь посоветовал Ланселот и это был его единственный совет.
Вот и сейчас Уриен сидел на скамье в саду и думал, что он, конечно, рыцарь и граф, и торопить ее не станет, но может быть, она хотя бы ему что-нибудь скажет уже? Ждать ему ответ на свои чувства? Есть у него вообще шанс? Сколько она будет горевать по Артуру? Два дня или два десятка лет? и Мордред, в конце концов, должен расти с кем-то, кто будет ему отцом! Он, Уриен на это готов…
-О Моргане думаешь? – к нему неслышно приблизилась Лилиан, села рядом.
-Напугала, - признался граф, - подкралась…
-Ты просто задумался, - укорила она мягко, - как может подкрасться глубоко беременная женщина к графу и рыцарю? Кошачьей поступью? По дороге, выложенной песком?
-Да…- Уриен поморщился, - задумался, каюсь. Прекрасно выглядишь, корона идет тебе на пользу.
Лилиан печально улыбнулась:
-Я не чувствую себя королевой, видишь, даже корону не ношу. Я не Мелеагант, мне титул никогда не был нужен. Мне плевать.
-И всё же, от тебя и уверенность такая исходит…и свет, - неуверенно пробормотал Уриен.
-Это от материнства, - она погладила объемный свой живот, - во мне – жизнь. Жизнь, данная любовью.
-Интересно, ваш ребенок к семи или к восьми годам попытается захватить Британию? Лилиан, ваш ребенок не может быть таким, как все. У него слишком уж уникальные родители.
-А Мордред может? – Лилиан говорила спокойно, очень даже спокойно. – Я знаю, чей это ребенок, но и ты, и Моргана…и Грааль внутри него – я думаю, что этот ребенок будет либо миссией, либо антихристом.
Уриен помрачнел. Он тоже думал об этом.
-Моргана избегает меня, - с горечью признался он, - у нас было потрясающее путешествие, я рассчитывал, что уж после него…
-Здесь дух Артура, он ходил по этому замку, он здесь пил, - Лилиан пожала плечами. – В пути же его не было.
-Ланселот сказал мне это же.
-А ему сказала я, мы вас обсуждали. Да, мы переживаем, - Лилиан села удобнее.
-О чем решили? – Уриен со смешком глянул на нее, - ваше величество?
-Я знаю, почему тебя потянуло именно к Моргане, - она не отреагировала на это замечание.
-Удиви, - попросил изумленный граф.
-Тебя всегда будет тянуть к проблемам. Твои родители показали тебе мир спокойной, размеренной любви, построенной на уважении, на тишине и уюте домашнего очага. Ты этого не захотел. Твоя душа жаждет войны, страсти, славы, битвы…
-Чего же жаждет твоя душа, раз ты вышла за Мелеаганта? – Уриен почувствовал, что, несмотря на все его желания, шутка не шла.
-Того же, - улыбнулась Лилиан, - но по-другому. Я жаждала того, с кем могу быть слабой. Я жаждала того, у кого есть цель, идея. Мне важна тишина и ее уют, но я не из тех, кто готов отвернуться от войны полностью. Мелеагант не воет со мною почти, редки наши разногласия, но и тишины у нас нет.
-Понял, - мрачно ответил Уриен.
-Кстати, - она щелкнула пальцами, - поэтому ты и друг Мелеаганта. Тебе всегда хотелось, чтобы было непросто. Тебе хотелось, чтобы под ногами горела земля, чтобы душу рвало на части. Чтобы была…идея. Но Мелеагант ведет себя по-разному с тобой и мной, ты его друг, а я его жена.
-Надо выпить, - Уриен задумчиво почесал затылок.
-Ты искал те же чувства, что переживал в дружбе с Мелеагантом, но на романтической основе, - продолжала Лилиан. – Взгляни на Моргану и Мелеаганта, ты видишь, как они схожи?
-Ага, - ухмыльнулся Уриен, - у них обоих имена начинаются с буквы «М» и у обоих темные волосы!
-Я не о том! – Лилиан отмахнулась, - они оба идут из знатных семей, но это далось им обоим тяжело. Оба стали обладателями магической силы… Мелеагант из-за манипуляция Леди Озера, но ведь он был как-то ею выбран! Моргана… откуда вдруг в роду Корнуэл, когда никто из рода ее отца или матери родилась магия? Можно обучить целительству, если есть дар, так будет эффективнее, да. Но Моргана и Мелеагант не целители. Их магия взялась как будто бы из ниоткуда. Оба учились ей обрывочно, без настоящих наставников, методом проб и ошибок. Оба склонны к неоправданному риску. Оба – интриганы, умные, хитрые, порывистые в решениях, в методах жестоки: жечь, так до конца и «цель оправдывает средства». И Моргана, и Мелеагант – предпочитают действовать чужими руками, плетут заговор поверх заговора и в конце концов попадают в свои же ловушки, безжалостны и жалостливы одновременно…
-Так многие люди…- начал, было, Уриен, но осекся.
Лилиан невозмутимо продолжила:
-Оба никогда не раскрываются до конца. Даже с самыми близкими, но утаят. Трудолюбивы и даже фанатичны, у обоих несчастное детство и комплексы, укрытые за железной броней. Не удивлюсь, если Моргана боится какой-нибудь самой обыкновенной грозы или…таракана! Оба – дети, лишенные детства, не отыгравшие его до конца. Циничны в шутках, грубы в словах – это их маски.
-Какой-то бред, - Мори нервно поерзал на скамье.
-Не говоря уже о том, что и Моргана, и Мелеагант лишены здравой оценки самим себе. То есть, понимаешь, они как бы…самоуничижают себя подсознательно.
-Чего? – обалдел Уриен. – Кого они унижают?
-Себя, - терпеливо разъяснила Лилиан, - только с близкими…только в глубине души. Мелеагант много трудится и никак не может остановиться отчасти потому, что не знал любви отца. Вообще не знал любви очень долго. Дружба – это хорошо, но ты не мог быть с ним всегда. И твоей поддержки явно мало. Отец его всегда говорил ему, что он ничтожество и дрянь, полагаю, что у Морганы та же проблема – нет, не в отце, но и она не может оценивать себя здраво, нарочно полагая себя хуже. Ланселот рассказывал пару моментов…и вообще, они оба грызут себя, вечно с каким-то грузом вины, пытаются добиться прощения у всего мира, но прощать нередко и нечего.
