Если говорит откровенно, то ему надо было умереть во время мятежа – как обычно и бывает. Но старпом совершила чудо, заступилась за его жизнь и команду мятежников уняла. Всех вернула, передала в руки Трибунала и мятежников, и капитана. Джон, если вам мешает этот плач, то всего лишь дайте показания против Грея и ваши муки кончены! Вас выпустят!
–И вернут звание?
–Да, если вы покажете правду против Грея.
–И даже корабль?
–Ваш корабль? Да!
Я молчу. Предложение кажется мне заманчивым. Таким же заманчивым, как предложение Лагота ему помочь, доказав, что я брат ему, а не капитан. Таким же заманчивым было предложение Грея заработать или помочь ему, чтобы он забыл о факте моего преступления…
Кажется, в этом мире слишком тесно от замечательных заманчивых предложений! Куда не сунешься – всюду все тебя хотят помочь. Только ты почему-то от этого увязаешь всё глубже, а они встают тебе на голову и идут по своим делам.
–А что с моими людьми?
–Некоторых казнят, – Леа Моро рад моему диалогу. – , а некоторых разжалуют до младших помощников и клерков.
–А Лагот?
–Доказательство того, что лгать мне смысла нет, – Моро улыбается, – этот юноша очень хорошо понял положение и не стал скрывать правду о капитане Грее, дал исчерпывающие показания, рассказал о том, что Грей принуждал его к беззаконию шантажом и угрозами. Это мерзавец за всё ответит! Помогите нам его осудить, и мы помилуем вас.
Мерзавец здесь совсем не Грей. Мерзавец здесь Лагот. Он и грей не были даже знакомы! А тут шантаж, угрозы, принуждение…нет, нет! Это не та правда, на которую я согласен.
–Я спать хочу, – отзываюсь я с максимальной развязностью. Мне тяжело отказаться от такого предложения, но я мечтал о звёздах, а не о выживанию за счёт чужих неудач. Все они – Клод Ферра, Джон Фелтон, Бернард Реймеро, Марк Ноэль и теперь Леа Моро хотели от меня признаний лишь в одном, а я не понял, и я мучился, ожидая их визитов.
А теперь мне легко. Я знаю, что они хотят и чувствую, что сильнее их. Даже несмотря на заточение. Они меня вытащат, если я дам показания против Грея? Да он им мешает, вот и всё. Он годами занимался всем беззаконием, и если взять его на горячем, то это легко можно доказать.
Значит, у них личная вражда к нему. А у меня её нет. я ненавижу Грея-человека, но Грей-капитан¬ – профессионал, и я не хочу его подводить такой ложью. Тем более, где гарантия того, что и меня так они, при надобности, не сольют в чан с помоями? И где гарантия того, что я не увязну после очередного заманчивого предложения?!
–Вы что, отказываетесь?! – Леа Моро бледнеет. – Я ваш последний шанс! Больше к вам не придёт ни один защитник! Вас представят Трибуналу и тот осудит вас! Вас казнят!
–Я понимаю, – я киваю, подтверждая свои слова, закрепляю их. – Но я не буду участвовать в том, чтобы оболгать человека. Он мерзавец, но действуйте фактами. Я лгать и писать заведомую ложь не стану. Я не Лагот. А вам нужно именно это. Я виновен… – это моё признание и оно тяжелее всего для меня.
Да, я виновен. Я предал звёзды. Я погнался за деньгами, за жадностью, за наживой. Но что-то я ещё могу: я могу проиграть с честью. Я могу не тянуть за собой Грея, пусть они сами доказывают его вину, пусть лгут про него, но без меня.
Моё дело проиграно. Я просто сменю хозяина, если поддамся, и это последнее решение, которое я могу принять…
–Вас казнят, – повторяет Леа Моро, – а Грея всё равно осудят. Вы сами говорили, что работали с ним. Почему вы не хотите пойти дальше? вы можете себя спасти.
–Это буду не я. Вы не поймёте, но это буду не я, а значит – спасётся кто-то другой. Завтра на Трибунале я откажусь от всех своих показаний, буду говорить лишь о своей вине.
–Вам это не поможет. Ваши показания зафиксированы.
–Я их не подтверждаю я могу сказать что угодно. Например, вы – идиот, как вам? Слова! Показания, но факты ли?
–Я вас понял, – Леа Моро поднимается с места, снова становится дружелюбным, – вы хотите умереть. Вы устали, вам надоело лгать и надоело ошибаться. И вы хотите провести последние часы в приступах благородства, но, скажите откровенно – разве капитан Грей сделал бы такое для вас? Разве берёг бы он вашу жизнь и вашу честь?
Леа Моро направился к дверям, когда я, поражаясь своей слабости, уверенный ещё пять минут назад в том, что прав и всё равно уже пропал, против воли крикнул:
–Постойте!
Леа Моро обернулся с милосердным удивлением. Наверное, он и впрямь был лучшим защитником. Он нашёл нужные слова, он посеял во мне сомнения.
Капитан Грей – мерзавец, контрабандист и отвратительный человек. А я? я лучше. Я мечтаю о звёздах, хочу ходить на своей «Сфере» в самые дальние миссии и заслужить однажды почтение Центра. Я лучше и я должен жить.
–Вы что-то хотели сказать мне, Джон? – спрашивает Лена, уже точно зная, что я скажу.
–Что мне надо…что я должен написать? – спрашиваю я, отводя взгляд. Мне кажется, он видит меня насквозь. Может быть, он привык к таким как я, а может быть, научился скрывать презрение. А не презирать меня нельзя – я сам себя презираю.
–Правду о капитане Грее и всех ваших делах с ним, – отзывается Леа доброжелательно.
–Какая правда вас устроит? – уточняю я, заставляя себя взглянуть на защитника.
–Что-то посильнее, чем то, что сообщил нам Лагот. Что-то о заговорах, я думаю, подойдёт. Ведь было такое?
Я себя ненавижу в эту минуту, но покорно отвечаю:
–Было.
И готовлюсь записывать нужное.
–И вернут звание?
–Да, если вы покажете правду против Грея.
–И даже корабль?
–Ваш корабль? Да!
Я молчу. Предложение кажется мне заманчивым. Таким же заманчивым, как предложение Лагота ему помочь, доказав, что я брат ему, а не капитан. Таким же заманчивым было предложение Грея заработать или помочь ему, чтобы он забыл о факте моего преступления…
Кажется, в этом мире слишком тесно от замечательных заманчивых предложений! Куда не сунешься – всюду все тебя хотят помочь. Только ты почему-то от этого увязаешь всё глубже, а они встают тебе на голову и идут по своим делам.
–А что с моими людьми?
–Некоторых казнят, – Леа Моро рад моему диалогу. – , а некоторых разжалуют до младших помощников и клерков.
–А Лагот?
–Доказательство того, что лгать мне смысла нет, – Моро улыбается, – этот юноша очень хорошо понял положение и не стал скрывать правду о капитане Грее, дал исчерпывающие показания, рассказал о том, что Грей принуждал его к беззаконию шантажом и угрозами. Это мерзавец за всё ответит! Помогите нам его осудить, и мы помилуем вас.
Мерзавец здесь совсем не Грей. Мерзавец здесь Лагот. Он и грей не были даже знакомы! А тут шантаж, угрозы, принуждение…нет, нет! Это не та правда, на которую я согласен.
–Я спать хочу, – отзываюсь я с максимальной развязностью. Мне тяжело отказаться от такого предложения, но я мечтал о звёздах, а не о выживанию за счёт чужих неудач. Все они – Клод Ферра, Джон Фелтон, Бернард Реймеро, Марк Ноэль и теперь Леа Моро хотели от меня признаний лишь в одном, а я не понял, и я мучился, ожидая их визитов.
А теперь мне легко. Я знаю, что они хотят и чувствую, что сильнее их. Даже несмотря на заточение. Они меня вытащат, если я дам показания против Грея? Да он им мешает, вот и всё. Он годами занимался всем беззаконием, и если взять его на горячем, то это легко можно доказать.
Значит, у них личная вражда к нему. А у меня её нет. я ненавижу Грея-человека, но Грей-капитан¬ – профессионал, и я не хочу его подводить такой ложью. Тем более, где гарантия того, что и меня так они, при надобности, не сольют в чан с помоями? И где гарантия того, что я не увязну после очередного заманчивого предложения?!
–Вы что, отказываетесь?! – Леа Моро бледнеет. – Я ваш последний шанс! Больше к вам не придёт ни один защитник! Вас представят Трибуналу и тот осудит вас! Вас казнят!
–Я понимаю, – я киваю, подтверждая свои слова, закрепляю их. – Но я не буду участвовать в том, чтобы оболгать человека. Он мерзавец, но действуйте фактами. Я лгать и писать заведомую ложь не стану. Я не Лагот. А вам нужно именно это. Я виновен… – это моё признание и оно тяжелее всего для меня.
Да, я виновен. Я предал звёзды. Я погнался за деньгами, за жадностью, за наживой. Но что-то я ещё могу: я могу проиграть с честью. Я могу не тянуть за собой Грея, пусть они сами доказывают его вину, пусть лгут про него, но без меня.
Моё дело проиграно. Я просто сменю хозяина, если поддамся, и это последнее решение, которое я могу принять…
–Вас казнят, – повторяет Леа Моро, – а Грея всё равно осудят. Вы сами говорили, что работали с ним. Почему вы не хотите пойти дальше? вы можете себя спасти.
–Это буду не я. Вы не поймёте, но это буду не я, а значит – спасётся кто-то другой. Завтра на Трибунале я откажусь от всех своих показаний, буду говорить лишь о своей вине.
–Вам это не поможет. Ваши показания зафиксированы.
–Я их не подтверждаю я могу сказать что угодно. Например, вы – идиот, как вам? Слова! Показания, но факты ли?
–Я вас понял, – Леа Моро поднимается с места, снова становится дружелюбным, – вы хотите умереть. Вы устали, вам надоело лгать и надоело ошибаться. И вы хотите провести последние часы в приступах благородства, но, скажите откровенно – разве капитан Грей сделал бы такое для вас? Разве берёг бы он вашу жизнь и вашу честь?
Леа Моро направился к дверям, когда я, поражаясь своей слабости, уверенный ещё пять минут назад в том, что прав и всё равно уже пропал, против воли крикнул:
–Постойте!
Леа Моро обернулся с милосердным удивлением. Наверное, он и впрямь был лучшим защитником. Он нашёл нужные слова, он посеял во мне сомнения.
Капитан Грей – мерзавец, контрабандист и отвратительный человек. А я? я лучше. Я мечтаю о звёздах, хочу ходить на своей «Сфере» в самые дальние миссии и заслужить однажды почтение Центра. Я лучше и я должен жить.
–Вы что-то хотели сказать мне, Джон? – спрашивает Лена, уже точно зная, что я скажу.
–Что мне надо…что я должен написать? – спрашиваю я, отводя взгляд. Мне кажется, он видит меня насквозь. Может быть, он привык к таким как я, а может быть, научился скрывать презрение. А не презирать меня нельзя – я сам себя презираю.
–Правду о капитане Грее и всех ваших делах с ним, – отзывается Леа доброжелательно.
–Какая правда вас устроит? – уточняю я, заставляя себя взглянуть на защитника.
–Что-то посильнее, чем то, что сообщил нам Лагот. Что-то о заговорах, я думаю, подойдёт. Ведь было такое?
Я себя ненавижу в эту минуту, но покорно отвечаю:
–Было.
И готовлюсь записывать нужное.