– там кто-то есть! – и она, не раздумывая, рванулась к дверям, что-то узрев на улице.
– Безумная! – возмутился Томаш, нагоняя её, но, конечно, проигрывая, преимущество в скорости не стоило преимущества в расположении.
Себастьян рванул следом, а за ним, ошарашенный и напуганный Наместник.
– Кровью пахнет, – объяснял Жигмонд, растерянно и напугано глядя снизу вверх на факелы, нацеленные на себя вилы и страх. – Кровью…
Местные собрались быстро, может и вовсе не спали. Стоило агате вылететь на улицу, как тут же, словно по магическому желанию, появилась и толпа. И толпа оказалась сильнее. Настигнув бродяжку-Жигмонда, она окружила его, свалила, и была готова расправиться.
– Бей вурдалака! – орали справа и слева, женские и мужские голоса сливались в единый хор, а в Жигмонда уже кто-то из ребятни швырнул камнем.
Попал, между прочим.
А Жигмонд вдруг вздрогнул и закричал. Страшно закричал, пугаясь их и…себя.
– Я во сне хожу, во сне…на кровь шёл, на запах.
– Оставьте, оставьте! – надрывался Наместник, отпихивая чужие озлобленные руки, – сами же знаете, дурной он с войны вернулся! Ходит во сне, себя не знает. В лес уходил сколько?
– Он порешил всех! Невинных! – страшно решали справа.
– А мы ему сейчас пробуждение устроим! – обещали слева.
– Не виноват я, люди! Я уже запираюсь в кузне, не ходить чтобы. А тут кровью тянет. Страшно. Страшно! Слушайте же! – Жигмонд, несчастный и слабый, тянул руки к людям, и тут же получал по рукам, звал, просил. Он был высокого роста, и это было заметно даже сейчас, когда кузнец был свален. Но поверженный гигант перестаёт быть гигантом, а его шрам, страшно выхваченный факелами, не добавлял никакой жалости.
– Оставьте! – бесновался Наместник. – Дурной он! Ну что вы? Баламуты! Королобы!
– Ты, Наместник, в дела наши не лезь…– важно заговорили из толпы, – мы тебя уважаем, а можем ведь и перестать. Нам виновник виден.
– Ну так глаза помой! – это вступила внезапно Агата. Всё время, пока толпа бесилась, ни она, ни Томаш, ни Себастьян не проронили ни звука. Сначала они тоже решили, не сговариваясь, что вина очевидна. Но они уже не раз видели такое явление, как хождение во сне и видели искренний испуг человека, который от этого сна выдирался. Он не был готов к толпе, зато та как ждала.
– Ты чего…– говоривший обернулся к ней, готовясь ответить достойно, но в темноте блеснули её знаки отличия – Инспекция, Город. Тут не Наместник! Тут и отхватить можно.
– Не он это, ясно тебе? – Томаш ещё не понимал, почему так уверилась в этом Агата, но сестре он верил больше, чем собственным выводам.
Бушевать местным хотелось, но против Города не разойдёшься – опасно. Кое-как унял их Наместник.
– Покажи нам могилу Габора, – велела Агата.
Направились туда и упорные. Почему-то потащили с собой и несчастного кузнеца, который уже не просил его слушать, а слепо плёлся следом, снося тычки и смешки. Не спалось народу! Наутро ждал их новый труд, и труд тяжёлый, а они гонки по поселению устроили и таскались за Инспекцией.
– Вот она, – через четверть часа измученный накалом страстей Наместник указал на чистую, не заросшую могилу. Тут явно убирали мусор и ветви, обновляли краской имя, заботились. Но главное – земля была не тронута, не вставал из неё мертвец.
– Чего стоим? – спросил Томаш, обращаясь к самым говорливым четверть часа назад, а ныне притихшим местным, – копаем, хорошо копаем. Коп-коп…
– осквернение, – неуверенно бормотнули сзади.
– Правда нужна? Нужна! – возразили тут же. – Габору уже вреда не будет.
– Господи, помилуй, – только и прошелестел наместник, а идея уже нашла плоть в умах.
– Пусть Жигмонд и копает! Пусть он!
Подталкивая друг друга в яростном страхе и радостном возбуждении, что удалось спихнуть грязное и нечестивое на того, кто вроде бы того по общему их мнению заслуживал, местные осмелели.
– Стоп! – Агата оставила раскопки тогда, когда лопата несчастного покладистого кузнеца стукнула о крышку гроба. – Гроб на месте, и…закрыт.
Она заглянула в могилу.
– Зарывайте, – велела Агата, – а вы, Наместник, отведите нас в мертвецкую, мы ещё раз посмотрим на тела.
Толпа гомонила, толпа не понимала, толпа хотела какой-то расплаты за добровольно выбранную бессонницу, и чуяло сердце Наместника, что недолго ему осталось этим самым Наместником оставаться.
Но он повёл Инспекцию к мертвецкой – маленькой лачужке, с выхваченным холодом стенами и каменным полом. Тут было темно и страшно.
– Свет ярче! – велел Томаш, сообразив, что хотела Агата.
Покорились, главное, сейчас покорились, а завтрашнее не тревожило Томаша, завтра они уедут – он это чуял.
– Что ищем? – тихо спросил Себастьян, пока Агата исследовала тело изувеченной женщины.
Смотреть на явные драные раны было неприятно, но сейчас это было вынужденной мерой.
– Посмотри, – предложила Агата самому Себастьяну, и тот мысленно успел проклясть всё на свете. Один тошнотворный запах сменялся другим, а теперь ещё и «посмотри»?
– Давай, – настаивала она.
Рваная рана. Некрасивые ошмётки. Уродливая плоть…
– Это не когти и не клыки, – ответила Агата.
– Да! Ты права! – Томаш переносил это лучше. Он уже оглядывал другое тело, к которому даже не подступался Себастьян. Страшно было смотреть на маленькие тела. – Раны глубокие, но чистые. Ровные. От когтей и зубов такого не бывает.
– Зато бывает от крючьев, – холодно и громко объявила Агата. – От крючьев в руках кого-то, кто из твёрдой и свежей плоти.
– Простите? – поперхнулся Наместник. – Вы…вы что?
– Не наша сфера, – твёрдо объяснила Агата. – Не наша. Это человек. Вооружённый, полный ненависти человек.
– А вой-то? Вой? – не отступали местные, недовольные тем, что разоблачение шло не по плану.
– Просто волки, – пожал плечами Себастьян, – вы же говорили, что иногда спускаются.
Теперь и он понимал. Раны чистые, а прежде они на них даже не посмотрели – затрясло от ужаса, захотелось верить в то, что это чудовище, четырёхлапое или крылатое, но чудовище. А оно оказалось двуногое, вооруженное, злое.
– Не наша сфера, – повторила Агата и пошла из мертвецкой прочь.
Они старались никогда не говорить об этом. Не вспоминать и не думать. Сложнее всего было Себастьяну – он привык сталкиваться со злом, но они же его и побеждали! Они били морды мавкам, вспарывали вурдалаков, а тут ничего не смогли сделать. Только подать в Город сухой обезличенный рапорт о том, что убийца не нечисть, и постараться забыть.
Себастьяну иногда хотелось узнать о том, что стало в итоге с наместником и несчастным кузнецом, нашли ли убийцу, но он боялся заговорить об этом деле. И сам боялся действовать. Он чувствовал глубокую вину за то, что преступником оказалось не чудовище, вернее, не ожидаемое чудовище. И не мог выносить этой вины.
А она шла, тянулась до долгой и мрачной весны, не перебиваемая никакими новыми делами, где были и кровь, и грязь, и стычки с людьми и нечистью.
Однажды только Томаш спросил вдруг:
– Эй, помнишь дело с лже-оборотнем?
– Под Тесличем? – сразу отреагировал Себастьян, прекрасно понимая, что не только его тревожил этот случай.
– Ну да, оно, – кивнул Томаш, – Агата справки навела…
Осмелилась! Агата всегда была смелой!
– Короче, там мясник один не поладил с отцом семейства. Тот ему денег задолжал, а с долгом тянул. Ну и пошло меж ними коса на камень. а тут вдруг Наместник этого должника захотел порекомендовать на повышение в обход мясника, в Город хотел послать. С артелью. Сам понимаешь – деньги, должность. Ну и не выдержал. Ворвался ночью, и должника своего, и жену, и детей…
– А кузнец? – в волнении спросил Себастьян .– Ну тот, что во сне ходил?
– Уехал, – рубанул Томаш. Агата ему также рубанула, и ему почудилось, то она лжет ему, но сейчас он повторил её манёвр. Знать правду – это не всегда приятное дело. – Так что судят сейчас того мясника, каторгой не отделается. А сфера и впрямь не наша. Чудовище есть, а нечисти нет.
– Слава свету, – выдохнул Себастьян и почти почувствовал себя счастливым, – хоть нашли его, гада! Пусть получит!
– Получит, – согласился Томаш, – но вурдалаки мне милее. И даже оборотни. С ними хоть понятно, а это?!
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка», «Стрыга» и «Красные глаза» . Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
– Безумная! – возмутился Томаш, нагоняя её, но, конечно, проигрывая, преимущество в скорости не стоило преимущества в расположении.
Себастьян рванул следом, а за ним, ошарашенный и напуганный Наместник.
***
– Кровью пахнет, – объяснял Жигмонд, растерянно и напугано глядя снизу вверх на факелы, нацеленные на себя вилы и страх. – Кровью…
Местные собрались быстро, может и вовсе не спали. Стоило агате вылететь на улицу, как тут же, словно по магическому желанию, появилась и толпа. И толпа оказалась сильнее. Настигнув бродяжку-Жигмонда, она окружила его, свалила, и была готова расправиться.
– Бей вурдалака! – орали справа и слева, женские и мужские голоса сливались в единый хор, а в Жигмонда уже кто-то из ребятни швырнул камнем.
Попал, между прочим.
А Жигмонд вдруг вздрогнул и закричал. Страшно закричал, пугаясь их и…себя.
– Я во сне хожу, во сне…на кровь шёл, на запах.
– Оставьте, оставьте! – надрывался Наместник, отпихивая чужие озлобленные руки, – сами же знаете, дурной он с войны вернулся! Ходит во сне, себя не знает. В лес уходил сколько?
– Он порешил всех! Невинных! – страшно решали справа.
– А мы ему сейчас пробуждение устроим! – обещали слева.
– Не виноват я, люди! Я уже запираюсь в кузне, не ходить чтобы. А тут кровью тянет. Страшно. Страшно! Слушайте же! – Жигмонд, несчастный и слабый, тянул руки к людям, и тут же получал по рукам, звал, просил. Он был высокого роста, и это было заметно даже сейчас, когда кузнец был свален. Но поверженный гигант перестаёт быть гигантом, а его шрам, страшно выхваченный факелами, не добавлял никакой жалости.
– Оставьте! – бесновался Наместник. – Дурной он! Ну что вы? Баламуты! Королобы!
– Ты, Наместник, в дела наши не лезь…– важно заговорили из толпы, – мы тебя уважаем, а можем ведь и перестать. Нам виновник виден.
– Ну так глаза помой! – это вступила внезапно Агата. Всё время, пока толпа бесилась, ни она, ни Томаш, ни Себастьян не проронили ни звука. Сначала они тоже решили, не сговариваясь, что вина очевидна. Но они уже не раз видели такое явление, как хождение во сне и видели искренний испуг человека, который от этого сна выдирался. Он не был готов к толпе, зато та как ждала.
– Ты чего…– говоривший обернулся к ней, готовясь ответить достойно, но в темноте блеснули её знаки отличия – Инспекция, Город. Тут не Наместник! Тут и отхватить можно.
– Не он это, ясно тебе? – Томаш ещё не понимал, почему так уверилась в этом Агата, но сестре он верил больше, чем собственным выводам.
Бушевать местным хотелось, но против Города не разойдёшься – опасно. Кое-как унял их Наместник.
– Покажи нам могилу Габора, – велела Агата.
Направились туда и упорные. Почему-то потащили с собой и несчастного кузнеца, который уже не просил его слушать, а слепо плёлся следом, снося тычки и смешки. Не спалось народу! Наутро ждал их новый труд, и труд тяжёлый, а они гонки по поселению устроили и таскались за Инспекцией.
– Вот она, – через четверть часа измученный накалом страстей Наместник указал на чистую, не заросшую могилу. Тут явно убирали мусор и ветви, обновляли краской имя, заботились. Но главное – земля была не тронута, не вставал из неё мертвец.
– Чего стоим? – спросил Томаш, обращаясь к самым говорливым четверть часа назад, а ныне притихшим местным, – копаем, хорошо копаем. Коп-коп…
– осквернение, – неуверенно бормотнули сзади.
– Правда нужна? Нужна! – возразили тут же. – Габору уже вреда не будет.
– Господи, помилуй, – только и прошелестел наместник, а идея уже нашла плоть в умах.
– Пусть Жигмонд и копает! Пусть он!
Подталкивая друг друга в яростном страхе и радостном возбуждении, что удалось спихнуть грязное и нечестивое на того, кто вроде бы того по общему их мнению заслуживал, местные осмелели.
– Стоп! – Агата оставила раскопки тогда, когда лопата несчастного покладистого кузнеца стукнула о крышку гроба. – Гроб на месте, и…закрыт.
Она заглянула в могилу.
– Зарывайте, – велела Агата, – а вы, Наместник, отведите нас в мертвецкую, мы ещё раз посмотрим на тела.
Толпа гомонила, толпа не понимала, толпа хотела какой-то расплаты за добровольно выбранную бессонницу, и чуяло сердце Наместника, что недолго ему осталось этим самым Наместником оставаться.
Но он повёл Инспекцию к мертвецкой – маленькой лачужке, с выхваченным холодом стенами и каменным полом. Тут было темно и страшно.
– Свет ярче! – велел Томаш, сообразив, что хотела Агата.
Покорились, главное, сейчас покорились, а завтрашнее не тревожило Томаша, завтра они уедут – он это чуял.
– Что ищем? – тихо спросил Себастьян, пока Агата исследовала тело изувеченной женщины.
Смотреть на явные драные раны было неприятно, но сейчас это было вынужденной мерой.
– Посмотри, – предложила Агата самому Себастьяну, и тот мысленно успел проклясть всё на свете. Один тошнотворный запах сменялся другим, а теперь ещё и «посмотри»?
– Давай, – настаивала она.
Рваная рана. Некрасивые ошмётки. Уродливая плоть…
– Это не когти и не клыки, – ответила Агата.
– Да! Ты права! – Томаш переносил это лучше. Он уже оглядывал другое тело, к которому даже не подступался Себастьян. Страшно было смотреть на маленькие тела. – Раны глубокие, но чистые. Ровные. От когтей и зубов такого не бывает.
– Зато бывает от крючьев, – холодно и громко объявила Агата. – От крючьев в руках кого-то, кто из твёрдой и свежей плоти.
– Простите? – поперхнулся Наместник. – Вы…вы что?
– Не наша сфера, – твёрдо объяснила Агата. – Не наша. Это человек. Вооружённый, полный ненависти человек.
– А вой-то? Вой? – не отступали местные, недовольные тем, что разоблачение шло не по плану.
– Просто волки, – пожал плечами Себастьян, – вы же говорили, что иногда спускаются.
Теперь и он понимал. Раны чистые, а прежде они на них даже не посмотрели – затрясло от ужаса, захотелось верить в то, что это чудовище, четырёхлапое или крылатое, но чудовище. А оно оказалось двуногое, вооруженное, злое.
– Не наша сфера, – повторила Агата и пошла из мертвецкой прочь.
***
Они старались никогда не говорить об этом. Не вспоминать и не думать. Сложнее всего было Себастьяну – он привык сталкиваться со злом, но они же его и побеждали! Они били морды мавкам, вспарывали вурдалаков, а тут ничего не смогли сделать. Только подать в Город сухой обезличенный рапорт о том, что убийца не нечисть, и постараться забыть.
Себастьяну иногда хотелось узнать о том, что стало в итоге с наместником и несчастным кузнецом, нашли ли убийцу, но он боялся заговорить об этом деле. И сам боялся действовать. Он чувствовал глубокую вину за то, что преступником оказалось не чудовище, вернее, не ожидаемое чудовище. И не мог выносить этой вины.
А она шла, тянулась до долгой и мрачной весны, не перебиваемая никакими новыми делами, где были и кровь, и грязь, и стычки с людьми и нечистью.
Однажды только Томаш спросил вдруг:
– Эй, помнишь дело с лже-оборотнем?
– Под Тесличем? – сразу отреагировал Себастьян, прекрасно понимая, что не только его тревожил этот случай.
– Ну да, оно, – кивнул Томаш, – Агата справки навела…
Осмелилась! Агата всегда была смелой!
– Короче, там мясник один не поладил с отцом семейства. Тот ему денег задолжал, а с долгом тянул. Ну и пошло меж ними коса на камень. а тут вдруг Наместник этого должника захотел порекомендовать на повышение в обход мясника, в Город хотел послать. С артелью. Сам понимаешь – деньги, должность. Ну и не выдержал. Ворвался ночью, и должника своего, и жену, и детей…
– А кузнец? – в волнении спросил Себастьян .– Ну тот, что во сне ходил?
– Уехал, – рубанул Томаш. Агата ему также рубанула, и ему почудилось, то она лжет ему, но сейчас он повторил её манёвр. Знать правду – это не всегда приятное дело. – Так что судят сейчас того мясника, каторгой не отделается. А сфера и впрямь не наша. Чудовище есть, а нечисти нет.
– Слава свету, – выдохнул Себастьян и почти почувствовал себя счастливым, – хоть нашли его, гада! Пусть получит!
– Получит, – согласился Томаш, – но вурдалаки мне милее. И даже оборотни. С ними хоть понятно, а это?!
(*)(Предыдущие рассказы о мирке Инспекции – «Чёрная Мавка», «Стрыга» и «Красные глаза» . Каждый рассказ можно читать отдельно, без привязки)
