-Она, уважаемый палач, не проявила такой сознательности, как вы, и не донесла о незаконной деятельности своего супруга.
После чего пожал руку Регару.
-А вам – моя бесконечная благодарность!
У Медера было хорошее настроение: дело выходило громким, а налет арест на Хатера и Эрмину открыл имена и других заговорщиков. Обнаружилась целая сеть, а нити, поговаривали, вели и к принцу Мирасу – родному брату короля.
И принцу, конечно, удавалось отвертеться от любого намека на свою причастность, но дело гремело и Медер, радуясь тому, что снизошел до палача и поговорил с ним, принял донос, бесконечно был счастлив.
-Что будет с девочкой? – спросил Регар.
-С какой девочкой? – не понял дознаватель.
-С дочерью Харета.
-Этой? – Медер всерьез удивился. – Ну, что бывает с сиротами? Отправим в Сиротскую Коллегию. Оттуда перейдет в кухонные работницы. Участь тяжелая и дурная, но дочери преступников следует радоваться и этому.
-Могу я взять ее на воспитание? – это решение было для Регара неожиданным.
-Вы? Палач? – Медер поперхнулся, но пожал плечами. – Мне плевать. Берите.
У него не было больше интереса к палачу. Все, отжитый материал жизни!
В чертах Арахны, ставших не по-детски серьезными, видел теперь Регар черты и Хатера, и Эрмины. Лик прошлого воплотило будущее.
В Коллегию Сиротства Регар пришел после того, как исполнил приговор в отношении двадцати двух заговорщиков, среди которых были и его старые друзья. Они все были измучены и приняли смерть с достоинством и даже надеждой. Только Эрмина все шептала:
-Арахна…моя Арахна, - и все искала ее, безумная, среди преступников, не понимая, видимо, что пятилетней дочери тут не может быть среди осужденных.
А Хатер только смотрел прямо перед собой и не оглядывался на жену.
В глазах Арахны Регар читал упрек. Упрек своей трусости и своей жажде жизни. Не бывает у детей таких глаз! Но она не могла знать причину, по которой ее вытащили из дома, разлучили с родителями и поместили в Сиротскую Коллегию к другим детям.
Не могла, однако, не плакала, и не просилась домой, лишь тихо сидела в самом углу, не реагируя ни на кого, по-видимому, переживая свое горе, ощущая его детским и самым искренним чутьем.
-ты помнишь меня, Арахна? – спросил Регар, присев перед нею.
Она кивнула, не отводя от него настороженного взгляда.
-Ты…- Регар не знал, что ей сказать, как донести, что ее родителей больше нет, виноват в этом он и в то же время не виноват?
Регар протянул ладонь Арахне, и смутно вдруг учуял запах крови, чего, конечно, не могло быть. Он был уверен, что Арахна не возьмет его руки, что убежит, испугается – да и ждали этого же наблюдатели от Сиротской Коллегии, отговаривавшие его, и дознаватели, напоминавшие, что он не обязан и вообще – что дать ему девочке?
«Явно не участь Сиротской Коллегии» – решил Регар для себя, но не был готов к объяснению с ребенком.
Но Арахна, замкнутая и мрачная, отдаленная ото всех и не пролившая и слезинки, лишь молчанием переживая, протянула и ему свою руку и пошла вместе с ним.
Что-то она все-таки почувствовала и покорилась судьбе.
После чего пожал руку Регару.
-А вам – моя бесконечная благодарность!
У Медера было хорошее настроение: дело выходило громким, а налет арест на Хатера и Эрмину открыл имена и других заговорщиков. Обнаружилась целая сеть, а нити, поговаривали, вели и к принцу Мирасу – родному брату короля.
И принцу, конечно, удавалось отвертеться от любого намека на свою причастность, но дело гремело и Медер, радуясь тому, что снизошел до палача и поговорил с ним, принял донос, бесконечно был счастлив.
-Что будет с девочкой? – спросил Регар.
-С какой девочкой? – не понял дознаватель.
-С дочерью Харета.
-Этой? – Медер всерьез удивился. – Ну, что бывает с сиротами? Отправим в Сиротскую Коллегию. Оттуда перейдет в кухонные работницы. Участь тяжелая и дурная, но дочери преступников следует радоваться и этому.
-Могу я взять ее на воспитание? – это решение было для Регара неожиданным.
-Вы? Палач? – Медер поперхнулся, но пожал плечами. – Мне плевать. Берите.
У него не было больше интереса к палачу. Все, отжитый материал жизни!
***
В чертах Арахны, ставших не по-детски серьезными, видел теперь Регар черты и Хатера, и Эрмины. Лик прошлого воплотило будущее.
В Коллегию Сиротства Регар пришел после того, как исполнил приговор в отношении двадцати двух заговорщиков, среди которых были и его старые друзья. Они все были измучены и приняли смерть с достоинством и даже надеждой. Только Эрмина все шептала:
-Арахна…моя Арахна, - и все искала ее, безумная, среди преступников, не понимая, видимо, что пятилетней дочери тут не может быть среди осужденных.
А Хатер только смотрел прямо перед собой и не оглядывался на жену.
В глазах Арахны Регар читал упрек. Упрек своей трусости и своей жажде жизни. Не бывает у детей таких глаз! Но она не могла знать причину, по которой ее вытащили из дома, разлучили с родителями и поместили в Сиротскую Коллегию к другим детям.
Не могла, однако, не плакала, и не просилась домой, лишь тихо сидела в самом углу, не реагируя ни на кого, по-видимому, переживая свое горе, ощущая его детским и самым искренним чутьем.
-ты помнишь меня, Арахна? – спросил Регар, присев перед нею.
Она кивнула, не отводя от него настороженного взгляда.
-Ты…- Регар не знал, что ей сказать, как донести, что ее родителей больше нет, виноват в этом он и в то же время не виноват?
Регар протянул ладонь Арахне, и смутно вдруг учуял запах крови, чего, конечно, не могло быть. Он был уверен, что Арахна не возьмет его руки, что убежит, испугается – да и ждали этого же наблюдатели от Сиротской Коллегии, отговаривавшие его, и дознаватели, напоминавшие, что он не обязан и вообще – что дать ему девочке?
«Явно не участь Сиротской Коллегии» – решил Регар для себя, но не был готов к объяснению с ребенком.
Но Арахна, замкнутая и мрачная, отдаленная ото всех и не пролившая и слезинки, лишь молчанием переживая, протянула и ему свою руку и пошла вместе с ним.
Что-то она все-таки почувствовала и покорилась судьбе.
