Неужели допускает наш общий бог
Такие кровавые дни?
Солдаты и Враги.
Зачем он мрачен, зачем жесток,
Кого он карает и судит?
Всякой войне выходит свой срок,
И мы сейчас не враги, а люди.
Живые замечают подошедшую Хель. Она жестом велит всем отойти от мертвецов. Кто-то из солдат пробует возмутиться, но его тотчас отводят в сторону. Вид Хель и всё её поведение не располагают к желанию с ней пререкаться.
Сцена 2.6
Хель остаётся близка к мертвым телам. Ровными рядами лежат враги и солдаты. Занятые разбором тел сгрудились в стороне в удивлении. Кто-то из солдат, спохватившись, бросается в лагерь герцога Мансора, кто-то из врагов следует его примеру и бросается в лагерь разбитой армии.
Хель, не реагируя на испуганные и удивлённые взгляды, склоняется над каждым делом, касается пальцами лба, затем закрывает мёртвые остекленелые глаза и касается в великой бережности своими губами губ каждого мёртвого тела, будто бы в поцелуе.
Хель.
В конце одного пути
Начало пути другого.
Итог назначен: духу не уйти
За пределы тела живого.
Переходит от тела к телу.
Как уйти отсюда
До запретных вершин?
Тело – часть сосуда
Бессмертной души.
Солдаты и Враги переглядываются, не зная, как реагировать.
Время приходит всему
И приходится с этим мириться.
Не всё подвластно людского уму,
Не всюду людские лишь лица.
Есть путь, что скорбен и тих,
Где схождение трёх миров.
Но путь не примет живых,
Там нет для них снов.
Появляются остатки вражеской армии, заинтригованные происходящим. Они не пытаются помешать Хель, она и не оборачивается на них.
Мир живых – первый сход,
Меж мирами плутать опасно!
Но милосерден наш общий Бог:
Явил вам нас…но созданы мы ужасно.
Появляются солдаты Мансора. Уцелевшие, злые, от того, что им снова непонятно зачем приходится возвращаться на поле битвы, они появляются один за другим, и замирают, увидев то, что делает Хель. Но она не реагирует и на них.
Участь мне и другим дана:
Души вести по мирам.
И не властны людские года
к бесплотности наших драм.
У людских душ путь иной,
А наш одною землёй отмечен.
Мы бессмертны и чужд нам покой,
Мы привязаны к первому сходу навечно…
Последними появляются Герцог Мансор со Слугой. Слуга смотрит с ужасом, он тычет в Хель пальцем, что-то яростно доказывая всем, кто готов его слушать, но едва ли он обращает на себя внимание. Герцог Мансор не удивляется, будто бы, её действию, ровно как и присутствию вражеской армии, пригнанной интригой и ведущей себя тихо.
Скорбный путь ваш ведём,
Седой свет призывая.
Слепыми по миру бредём,
Доли своей не забывая.
А люди боятся зависти нашей,
Страшатся нас среди них.
Но они не пили с нами из чаши,
Что отделяет от мира живых.
Хель касается каждого из павших, не деля врагов и Солдат Мансора.
Они придумают учения,
Они сами себе всё решат,
Не услышав о наших мучениях,
Сами себе нагрешат.
Но наш путь застыл,
А их продолжается вновь.
У нас – бессмертие сил,
У них бессмертие – это любовь.
И как нам уйти отсюда?
Когда нет для нас вершин.
Тело – часть сосуда,
Но нет у нас души…
Хель касается последнего павшего и остаётся на коленях неподвижна, словно потеряла сознание.
Сцена 2.7
Герцог Мансор, понаблюдав за обездвиженной Хель, делает знак Офицерам2 и 3 подойти к ней. Те с не охотой покоряются, но стоит им сделать пару шагов, как тело Хель начинает светиться каким-то призрачным серебряным светом и она приходит в чувство. Стоя на коленях, Хель простирает руки к небу, к закатному уже солнцу. Врагам и Солдатам явно не по себе, они в общей растерянности.
Хель.
Летите, души! Ваш путь здесь прекращён,
Вам иные открыты миры, за пределом.
Ваш путь лежит туда, где серебряный сон
Не значит ничего для живого тела…
Она поднимается так резко, словно какая-то сила не даёт ей боле стоять на коленях.
Летите, души! Вам теперь наверх,
Ваш путь среди земли – основа.
Вы изведали благо и грех,
Вы изведаете их и далее. Снова.
Летите, души! Свет звёзд – плач
Тех, кто жизни боле не знают.
Судьба – жестокий палач,
Но в минуту, когда бой затихает,
Я провожаю уже сотни лет
Чистых душ серебряный свет…
Хель задирает голову вверх, её рот широко открывается и странный серебряный свет, который охватывал её тело, прорывается теперь через всю её человеческую суть, и вылетает через рот, рвётся к небу. Враги и Солдаты в ужасе отшатываются, Мансор заворожённо смотрит в небо, Слуга от испуга садится на землю, но этого никто не замечает.
Небо темнеет. Значительно быстрее, чем положено при закате, оно становится всё темнее и темнее. И свет достигает ставшего резко ночным неба, отражается в нём и вдруг рассыпается на мелкие звёздочки. Звёздочки, на мгновение утонув в покрывале неба, проступают и загораются, загораются рядом с другими, горящими уже звёздами.
Обессиленная Хель валится на колени .Вражеская армия торопливо в суете отступает в свой лагерь, перепуганная, среди солдат страшная возня, смесь страха, ужаса, отвращения, непонимания…
Хель.
Летите…души. Свет звёзд – плач
Тех, кто жизни боле не знают.
Судьба – Жестокий палач,
Но в минуту, когда смерть затихает,
Я провожаю уже сотни лет
Чистых душ серебряный свет…
Хель теряет сознание и ничком валится на траву, но это длится недолго. Уже через мгновение она самостоятельно поднимается, встаёт и идёт в сторону лагеря Герцога Мансора, оставив позади себя мёртвые, лишённые уже душ тела. Теперь её провожают испугами, странными и даже злыми взглядами. Мансор подаёт ей руку и ведёт её обратно, к своему шатру.
Сцена 2.8
Слуга, очнувшись, вскакивает, обращается ко всем со злобным торжеством.
Слуга.
Она ведьма! И хуже даже!
Вы видели сами, коль не верите мне!
Кто видел такое хоть однажды?
Да будет проклятье змее!
Солдаты (очнувшись от испуга, перебивая друг друга, подхватывают, следуя за Мансором и Хель в лагерь).
Она ведьма! Что она
Иначе творила?
Ручаюсь, дом е – тьма,
А сама – нечистая сила!
Разум людской замутила она
Всех кругом опьянила!
Мансор (услышав, оставляет руку слабой дрожащей Хель, поворачивается к солдатам, он взбешён).
Вы – безумцев толпа!
Она – посланница света и мира!
Расходитесь, вы, слабые души!
К Хель.
Ты их не слушай!
Хель (поднимая голову и встречаясь прямым взглядом со Слугой, отчего тот стремительно бледнеет).
Меня задеть давно уж нету средства –
За сотни лет истлело сердце…
Усмехнувшись, Хель уходит в шатёр Мансора. Мансор выжидает подчинения от солдат, те, смущенные и сбитые с толку, расходятся. Слуга отбегает последним, не скрывая своей злости, причина которой ему самому вряд ли ясна.
Слуга.
Ведьма! Точно ведьма она!
Ну погоди, зараза!
Гореть ей наутро, гореть ей в огне,
Уж я ей…как только, так сразу!
Убегает к шатру поменьше, стоящему рядом к шатру Мансора.
Слуга 2.9
В своём закутке-шатерке Слуга переводит дыхание, пытается овладеть собою.
Слуга.
Каждый хочет жить,
Но если жить, то
Уже хорошо.
Кто захочет служить,
Когда годы словно вода
В решето?
Берёт себя в руки.
Кто захочет молчать,
Если вдруг, да когда
Случится сказать,
И сразу – беда?!
Улыбается.
Каждый хочет злата
И власти.
Будет то, чему начертано быть.
То, что надо –
Бог бесстрастен!
Подходит к столу, наливает из кувшина в золоченый кубок вина.
А значит и мне
Придётся уступить,
И не жалеть.
Покоряться судьбе,
Чтобы раз пожить,
Я несу смерть.
Наливает в тот же кубок что-то чёрное, тягучее из маленького флакончика, прежде спрятанного в рукаве. Чернота мгновение кружится по поверхности вина, а затем, булькнув, исчезает и растворяется в нём.
Он умрёт –
Сегодня ли, через два дня,
Но смерть ожидает.
И золото ждёт
Терпеливо меня.
Кто в этом меня подозревает?
Взяв отравленный кубок, Слуга, с улыбкой раболепия, выходит из шатра.
Я не рискую.
Я не жалею.
Будет то, что должно быть.
Пусть сердце лютует,
Я его усмирить умею.
Я хочу жить…
С поклоном входит в шатёр герцога Мансора. В шатре Герцог полулежит на подушках, Хель – прямая и строгая сидит за столом.
Ваше вино, господин!
Мансор (с раздражением принимает кубок и замахивается Слугу).
Явился! Тебя ждать –
Уже кончится мир!
Слуга торопливо выбегает, пряча взгляд от Хель. Хель провожает его задумчивым взглядом.
Сцена 2.10
Мансор выпивает залпом из кубка, Хель смотрит на него неотрывно.
Мансор.
Почему ты молчишь так жутко?
Почему внимателен твой взгляд?
Хель.
Жизнь, мой друг, очень странная штука,
Ей не повернуть назад.
Мгновение одно – ты жизни полн,
Мгновение другое – вечный сон.
Взглядом указывает на кубок в руке Мансора. Он переводит взгляд на кубок.
Маснор (очень спокойно).
Я, значит, умираю?
Хель.
К несчастью – да.
Мансор.
Что ж, навечно засыпаю,
О! вернейший мой слуга!
Мансор хохочет. Хель поднимается из-за стола, теперь она стоит над хохочущим герцогом.
Хель.
Яд в вине и призван он
Смерть земную тебе явить.
Телу дарует он вечный сон…
Мансор (с трудом отсмеявшись).
Значит, он решил меня убить…
Хель.
Не все ответы здесь нужны.
Ты не бойся – так выходит срок,
Но давно ведь принял это ты.
Мансор.
Кончается любая из дорог.
Поднимается с постели, стоит лицом к Хель.
Хель.
Помнишь ли ты первую встречу?
Она была вдали отсюда, у пруда?
Мансор (стиснув зубы).
Никто, кроме Бога, не вечен!
Хель.
Так минули года,
Ты храбро от смерти уходил,
Но я всё равно тебя провожаю.
Мансор (с обидой).
Глупо умер! И беспутно жил!
Ему перехватывает дыхание, он опускается на постель.
Хель.
Я тебя не обвиняю.
Кончается всякий срок,
Не вечна ни одна дорога.
Всему на свете есть итог.
Он будет однажды даже у бога.
Кладёт бледнеющему герцогу руку на плечо, заставляя его не отводить взгляда от себя.
Твой век кончается сейчас.
Я скорблю. Я всегда о всех скорбела.
Так скорбит и каждая из нас,
Обречённая на это дело.
Мансор заходится кашлем. Хель вынужденно отдёргивает руку. Мансор задыхается, хватается за горло. Из его горла выходит хрип. Хель смотрит на него.
До жизни новой тебя я поведу,
Ты снова путь начнёшь.
Не гневи свою судьбу,
Здесь её не развернёшь!
Мансор задыхается у её ног, страшно царапая ногтями горло. Хель не отходит, лишь наблюдает.
Кончается сегодня срок,
Он конец – любой из дорог.
Твой наступил сегодня в бравом шуме…
Мансор (из последних сил).
Беспутно…жил…и умер.
Его агония прекращается, тело боле не дергается, на мгновение его лицо светлеет пониманием, а затем застывает маской. Хель наклоняется к нему, касается его лба пальцами, закрывает глаза, затем касается его губ своими, будто бы в поцелуе.
Сцена 2.11
Ночь. Солдаты Мансора сидят у костра. Они утомлены, но приободрены жизнью, что дарована им была в этот день.
Солдат1.
Когда совсем туго стало в бою,
Я вспомнил лики тех, кого люблю.
Я представил, что боле их не увижу.
И в ярость вошёл такую…
Солдат2.
Я помню это явное: ненавижу!
Он пришёл на землю…на мою! Родную!
Солдат3.
А как бились молодцы наши на левой стороне?
Гул одобрения.
Я не видел никогда смелей солдат!
Никто из них не думал о себе,
Никто не допустил и испуга во взгляд!
Солдат4.
А герцог наш славный, а?
Помните, как разрубил он врага?
На скаку, на лету…
Показывает, как это было.
Солдат3.
Не могу я молчать, не могу!
Прав герцога слуга!
Дурное затеял! Кого он привел?
Солдат5.
И зачем? Бабе на войну! Сдурел?
Солдат6.
Видели, что творила она?
Солдат1.
Это видели все…
Солдат6.
Может не ведьма, но точно тьма!
Солдат2.
Братья!
Солдат3.
Чего тебе?
Солдат2 (робея, указывает на небо).
Взгляните туда –
Вон загорелась звезда.
новая, яркая…прежде она
здесь не мерцала.
Солдаты наблюдают за действительно новой разгорающейся звездой.
Солдат1.
И чего?
Солдат2.
А если…права…ну, та?
И в звездах новый путь, для душ начало?
Солдаты хохочут.
Солдат3 (хлопнув Солдата2 по плечу).
Э-эх! Молод ты ещё! Ой, молод!
Должно быть, веришь ещё в сказания.
Про те, где Золотой Город,
Исполняющий желания?
Звезда и звезда, чего уж теперь?
У нас ещё война и нам мечта постель…
А ведьмам веры нет, как и минуты для звезд.
Запомни, юнец, война не место для роз!
солдаты посмеиваются. Солдат2 затихает с обидой.
Сцена 2.12
Утро. Шатёр герцог Мансора. Офицеры и несколько солдат стоят над телом Мансора. Слуга, шагнув в шатёр последним, соображает быстро и бросается к мертвецу, упав перед ним на колени, завывает в великом горе.
Слуга.
Убийство! В лагере! У нас!
Это ведь она! Она!
Сомнений нет.
Отыщите её сейчас,
Да будет ей тьма…
Безутешного Слугу оттаскивают от тела Мансора.
Офицер2.
Исчез её след.
Офицер3.
Говорят, исчезла к рассвету,
Птицей в небо ушла.
Слуга.
Да будет в аду она гореть за это!
Это она! Она! Она!
Убийца! Как смела ты
Руку поднять на господина?
Да будет тебе царство тьмы,
Да будет тебе проклятие мира!
Гори в аду! Гори, гори…
О, Боже! Я не уберёг его! –
Прости.
Слугу утешают. Тело герцога поднимают на носилках и выносят прочь из шатра. Слуга продолжает рыдать, горечь его непритворна.
Сцена 2.13
Дорога. Пыльная, бесконечная дорога. Хель ступает по ней, одетая в свои плотные серые и чёрные одеяния. Вокруг неё, по пути встречаются деревья, озёра, города, поляны, люди, но все они словно бесплотные тени, словно серые сгустки, в которых едва-едва угадываются очертания.
Хель.
Когда жизнь века идёт,
Ты красок уже не узнаешь.
Ты слепо идёшь вперёд,
Едва ли это уже замечаешь.
За спиной твоею живут,
Любят, ненавидят, губят.
Кого-то где-то ждут,
А кого-то судят.
Бесплотные тени пробегают сквозь Хель, не причиняя ей никакого вреда и едва ли замечая это.
А я иду в пыли без края,
Иду, пока идти могу.
Я иду, любви не зная,
Но не знаю и борьбу.
Я – пустыня! Как она
Я равнодушна к жизни.
Где чей свет? Где чья тьма?
Я на вечной тризне.
Останавливается, пытается всмотреться в очертания какого-то города, в колокольню, в улицы, в людей… но город расплывается перед нею, колокольный звон доносится очень глухо, а люди так и остаются бесплотными тенями.
В душе моей ничто не тлеет,
Сдалась и боль – уж уступила!
Кто смертен, тот не разумеет,
От чего в пустыне не бывает мира.
Мне мир весь сер и слаб,
Мне мир ничто, он – путь.
Вечный! И я на нём лишь раб,
Что давно утратил суть.
Отворачивается от города и идёт дальше по пыльной, бесконечной дороге.
Я иду, иду по пустыне,
Я пустыня давно уж внутри.
У меня давно чужое имя,
Глаза ослепли от чужой зари.
Я иду, дорога ведёт,
Так Господь решил давно.
И бесконечность уходит вперёд,
Но на деле в глухое Ничто.
Я иду куда-то, сквозь все «зачем»,
Отринув даже бога имя.
Мой путь – серый плен,
А я сама – пустыня.
Хель исчезает в серости собственной дороги, обернувшись такой же бесплотной тенью.
Конец второго действия.
Конец пьесы.
Такие кровавые дни?
Солдаты и Враги.
Зачем он мрачен, зачем жесток,
Кого он карает и судит?
Всякой войне выходит свой срок,
И мы сейчас не враги, а люди.
Живые замечают подошедшую Хель. Она жестом велит всем отойти от мертвецов. Кто-то из солдат пробует возмутиться, но его тотчас отводят в сторону. Вид Хель и всё её поведение не располагают к желанию с ней пререкаться.
Сцена 2.6
Хель остаётся близка к мертвым телам. Ровными рядами лежат враги и солдаты. Занятые разбором тел сгрудились в стороне в удивлении. Кто-то из солдат, спохватившись, бросается в лагерь герцога Мансора, кто-то из врагов следует его примеру и бросается в лагерь разбитой армии.
Хель, не реагируя на испуганные и удивлённые взгляды, склоняется над каждым делом, касается пальцами лба, затем закрывает мёртвые остекленелые глаза и касается в великой бережности своими губами губ каждого мёртвого тела, будто бы в поцелуе.
Хель.
В конце одного пути
Начало пути другого.
Итог назначен: духу не уйти
За пределы тела живого.
Переходит от тела к телу.
Как уйти отсюда
До запретных вершин?
Тело – часть сосуда
Бессмертной души.
Солдаты и Враги переглядываются, не зная, как реагировать.
Время приходит всему
И приходится с этим мириться.
Не всё подвластно людского уму,
Не всюду людские лишь лица.
Есть путь, что скорбен и тих,
Где схождение трёх миров.
Но путь не примет живых,
Там нет для них снов.
Появляются остатки вражеской армии, заинтригованные происходящим. Они не пытаются помешать Хель, она и не оборачивается на них.
Мир живых – первый сход,
Меж мирами плутать опасно!
Но милосерден наш общий Бог:
Явил вам нас…но созданы мы ужасно.
Появляются солдаты Мансора. Уцелевшие, злые, от того, что им снова непонятно зачем приходится возвращаться на поле битвы, они появляются один за другим, и замирают, увидев то, что делает Хель. Но она не реагирует и на них.
Участь мне и другим дана:
Души вести по мирам.
И не властны людские года
к бесплотности наших драм.
У людских душ путь иной,
А наш одною землёй отмечен.
Мы бессмертны и чужд нам покой,
Мы привязаны к первому сходу навечно…
Последними появляются Герцог Мансор со Слугой. Слуга смотрит с ужасом, он тычет в Хель пальцем, что-то яростно доказывая всем, кто готов его слушать, но едва ли он обращает на себя внимание. Герцог Мансор не удивляется, будто бы, её действию, ровно как и присутствию вражеской армии, пригнанной интригой и ведущей себя тихо.
Скорбный путь ваш ведём,
Седой свет призывая.
Слепыми по миру бредём,
Доли своей не забывая.
А люди боятся зависти нашей,
Страшатся нас среди них.
Но они не пили с нами из чаши,
Что отделяет от мира живых.
Хель касается каждого из павших, не деля врагов и Солдат Мансора.
Они придумают учения,
Они сами себе всё решат,
Не услышав о наших мучениях,
Сами себе нагрешат.
Но наш путь застыл,
А их продолжается вновь.
У нас – бессмертие сил,
У них бессмертие – это любовь.
И как нам уйти отсюда?
Когда нет для нас вершин.
Тело – часть сосуда,
Но нет у нас души…
Хель касается последнего павшего и остаётся на коленях неподвижна, словно потеряла сознание.
Сцена 2.7
Герцог Мансор, понаблюдав за обездвиженной Хель, делает знак Офицерам2 и 3 подойти к ней. Те с не охотой покоряются, но стоит им сделать пару шагов, как тело Хель начинает светиться каким-то призрачным серебряным светом и она приходит в чувство. Стоя на коленях, Хель простирает руки к небу, к закатному уже солнцу. Врагам и Солдатам явно не по себе, они в общей растерянности.
Хель.
Летите, души! Ваш путь здесь прекращён,
Вам иные открыты миры, за пределом.
Ваш путь лежит туда, где серебряный сон
Не значит ничего для живого тела…
Она поднимается так резко, словно какая-то сила не даёт ей боле стоять на коленях.
Летите, души! Вам теперь наверх,
Ваш путь среди земли – основа.
Вы изведали благо и грех,
Вы изведаете их и далее. Снова.
Летите, души! Свет звёзд – плач
Тех, кто жизни боле не знают.
Судьба – жестокий палач,
Но в минуту, когда бой затихает,
Я провожаю уже сотни лет
Чистых душ серебряный свет…
Хель задирает голову вверх, её рот широко открывается и странный серебряный свет, который охватывал её тело, прорывается теперь через всю её человеческую суть, и вылетает через рот, рвётся к небу. Враги и Солдаты в ужасе отшатываются, Мансор заворожённо смотрит в небо, Слуга от испуга садится на землю, но этого никто не замечает.
Небо темнеет. Значительно быстрее, чем положено при закате, оно становится всё темнее и темнее. И свет достигает ставшего резко ночным неба, отражается в нём и вдруг рассыпается на мелкие звёздочки. Звёздочки, на мгновение утонув в покрывале неба, проступают и загораются, загораются рядом с другими, горящими уже звёздами.
Обессиленная Хель валится на колени .Вражеская армия торопливо в суете отступает в свой лагерь, перепуганная, среди солдат страшная возня, смесь страха, ужаса, отвращения, непонимания…
Хель.
Летите…души. Свет звёзд – плач
Тех, кто жизни боле не знают.
Судьба – Жестокий палач,
Но в минуту, когда смерть затихает,
Я провожаю уже сотни лет
Чистых душ серебряный свет…
Хель теряет сознание и ничком валится на траву, но это длится недолго. Уже через мгновение она самостоятельно поднимается, встаёт и идёт в сторону лагеря Герцога Мансора, оставив позади себя мёртвые, лишённые уже душ тела. Теперь её провожают испугами, странными и даже злыми взглядами. Мансор подаёт ей руку и ведёт её обратно, к своему шатру.
Сцена 2.8
Слуга, очнувшись, вскакивает, обращается ко всем со злобным торжеством.
Слуга.
Она ведьма! И хуже даже!
Вы видели сами, коль не верите мне!
Кто видел такое хоть однажды?
Да будет проклятье змее!
Солдаты (очнувшись от испуга, перебивая друг друга, подхватывают, следуя за Мансором и Хель в лагерь).
Она ведьма! Что она
Иначе творила?
Ручаюсь, дом е – тьма,
А сама – нечистая сила!
Разум людской замутила она
Всех кругом опьянила!
Мансор (услышав, оставляет руку слабой дрожащей Хель, поворачивается к солдатам, он взбешён).
Вы – безумцев толпа!
Она – посланница света и мира!
Расходитесь, вы, слабые души!
К Хель.
Ты их не слушай!
Хель (поднимая голову и встречаясь прямым взглядом со Слугой, отчего тот стремительно бледнеет).
Меня задеть давно уж нету средства –
За сотни лет истлело сердце…
Усмехнувшись, Хель уходит в шатёр Мансора. Мансор выжидает подчинения от солдат, те, смущенные и сбитые с толку, расходятся. Слуга отбегает последним, не скрывая своей злости, причина которой ему самому вряд ли ясна.
Слуга.
Ведьма! Точно ведьма она!
Ну погоди, зараза!
Гореть ей наутро, гореть ей в огне,
Уж я ей…как только, так сразу!
Убегает к шатру поменьше, стоящему рядом к шатру Мансора.
Слуга 2.9
В своём закутке-шатерке Слуга переводит дыхание, пытается овладеть собою.
Слуга.
Каждый хочет жить,
Но если жить, то
Уже хорошо.
Кто захочет служить,
Когда годы словно вода
В решето?
Берёт себя в руки.
Кто захочет молчать,
Если вдруг, да когда
Случится сказать,
И сразу – беда?!
Улыбается.
Каждый хочет злата
И власти.
Будет то, чему начертано быть.
То, что надо –
Бог бесстрастен!
Подходит к столу, наливает из кувшина в золоченый кубок вина.
А значит и мне
Придётся уступить,
И не жалеть.
Покоряться судьбе,
Чтобы раз пожить,
Я несу смерть.
Наливает в тот же кубок что-то чёрное, тягучее из маленького флакончика, прежде спрятанного в рукаве. Чернота мгновение кружится по поверхности вина, а затем, булькнув, исчезает и растворяется в нём.
Он умрёт –
Сегодня ли, через два дня,
Но смерть ожидает.
И золото ждёт
Терпеливо меня.
Кто в этом меня подозревает?
Взяв отравленный кубок, Слуга, с улыбкой раболепия, выходит из шатра.
Я не рискую.
Я не жалею.
Будет то, что должно быть.
Пусть сердце лютует,
Я его усмирить умею.
Я хочу жить…
С поклоном входит в шатёр герцога Мансора. В шатре Герцог полулежит на подушках, Хель – прямая и строгая сидит за столом.
Ваше вино, господин!
Мансор (с раздражением принимает кубок и замахивается Слугу).
Явился! Тебя ждать –
Уже кончится мир!
Слуга торопливо выбегает, пряча взгляд от Хель. Хель провожает его задумчивым взглядом.
Сцена 2.10
Мансор выпивает залпом из кубка, Хель смотрит на него неотрывно.
Мансор.
Почему ты молчишь так жутко?
Почему внимателен твой взгляд?
Хель.
Жизнь, мой друг, очень странная штука,
Ей не повернуть назад.
Мгновение одно – ты жизни полн,
Мгновение другое – вечный сон.
Взглядом указывает на кубок в руке Мансора. Он переводит взгляд на кубок.
Маснор (очень спокойно).
Я, значит, умираю?
Хель.
К несчастью – да.
Мансор.
Что ж, навечно засыпаю,
О! вернейший мой слуга!
Мансор хохочет. Хель поднимается из-за стола, теперь она стоит над хохочущим герцогом.
Хель.
Яд в вине и призван он
Смерть земную тебе явить.
Телу дарует он вечный сон…
Мансор (с трудом отсмеявшись).
Значит, он решил меня убить…
Хель.
Не все ответы здесь нужны.
Ты не бойся – так выходит срок,
Но давно ведь принял это ты.
Мансор.
Кончается любая из дорог.
Поднимается с постели, стоит лицом к Хель.
Хель.
Помнишь ли ты первую встречу?
Она была вдали отсюда, у пруда?
Мансор (стиснув зубы).
Никто, кроме Бога, не вечен!
Хель.
Так минули года,
Ты храбро от смерти уходил,
Но я всё равно тебя провожаю.
Мансор (с обидой).
Глупо умер! И беспутно жил!
Ему перехватывает дыхание, он опускается на постель.
Хель.
Я тебя не обвиняю.
Кончается всякий срок,
Не вечна ни одна дорога.
Всему на свете есть итог.
Он будет однажды даже у бога.
Кладёт бледнеющему герцогу руку на плечо, заставляя его не отводить взгляда от себя.
Твой век кончается сейчас.
Я скорблю. Я всегда о всех скорбела.
Так скорбит и каждая из нас,
Обречённая на это дело.
Мансор заходится кашлем. Хель вынужденно отдёргивает руку. Мансор задыхается, хватается за горло. Из его горла выходит хрип. Хель смотрит на него.
До жизни новой тебя я поведу,
Ты снова путь начнёшь.
Не гневи свою судьбу,
Здесь её не развернёшь!
Мансор задыхается у её ног, страшно царапая ногтями горло. Хель не отходит, лишь наблюдает.
Кончается сегодня срок,
Он конец – любой из дорог.
Твой наступил сегодня в бравом шуме…
Мансор (из последних сил).
Беспутно…жил…и умер.
Его агония прекращается, тело боле не дергается, на мгновение его лицо светлеет пониманием, а затем застывает маской. Хель наклоняется к нему, касается его лба пальцами, закрывает глаза, затем касается его губ своими, будто бы в поцелуе.
Сцена 2.11
Ночь. Солдаты Мансора сидят у костра. Они утомлены, но приободрены жизнью, что дарована им была в этот день.
Солдат1.
Когда совсем туго стало в бою,
Я вспомнил лики тех, кого люблю.
Я представил, что боле их не увижу.
И в ярость вошёл такую…
Солдат2.
Я помню это явное: ненавижу!
Он пришёл на землю…на мою! Родную!
Солдат3.
А как бились молодцы наши на левой стороне?
Гул одобрения.
Я не видел никогда смелей солдат!
Никто из них не думал о себе,
Никто не допустил и испуга во взгляд!
Солдат4.
А герцог наш славный, а?
Помните, как разрубил он врага?
На скаку, на лету…
Показывает, как это было.
Солдат3.
Не могу я молчать, не могу!
Прав герцога слуга!
Дурное затеял! Кого он привел?
Солдат5.
И зачем? Бабе на войну! Сдурел?
Солдат6.
Видели, что творила она?
Солдат1.
Это видели все…
Солдат6.
Может не ведьма, но точно тьма!
Солдат2.
Братья!
Солдат3.
Чего тебе?
Солдат2 (робея, указывает на небо).
Взгляните туда –
Вон загорелась звезда.
новая, яркая…прежде она
здесь не мерцала.
Солдаты наблюдают за действительно новой разгорающейся звездой.
Солдат1.
И чего?
Солдат2.
А если…права…ну, та?
И в звездах новый путь, для душ начало?
Солдаты хохочут.
Солдат3 (хлопнув Солдата2 по плечу).
Э-эх! Молод ты ещё! Ой, молод!
Должно быть, веришь ещё в сказания.
Про те, где Золотой Город,
Исполняющий желания?
Звезда и звезда, чего уж теперь?
У нас ещё война и нам мечта постель…
А ведьмам веры нет, как и минуты для звезд.
Запомни, юнец, война не место для роз!
солдаты посмеиваются. Солдат2 затихает с обидой.
Сцена 2.12
Утро. Шатёр герцог Мансора. Офицеры и несколько солдат стоят над телом Мансора. Слуга, шагнув в шатёр последним, соображает быстро и бросается к мертвецу, упав перед ним на колени, завывает в великом горе.
Слуга.
Убийство! В лагере! У нас!
Это ведь она! Она!
Сомнений нет.
Отыщите её сейчас,
Да будет ей тьма…
Безутешного Слугу оттаскивают от тела Мансора.
Офицер2.
Исчез её след.
Офицер3.
Говорят, исчезла к рассвету,
Птицей в небо ушла.
Слуга.
Да будет в аду она гореть за это!
Это она! Она! Она!
Убийца! Как смела ты
Руку поднять на господина?
Да будет тебе царство тьмы,
Да будет тебе проклятие мира!
Гори в аду! Гори, гори…
О, Боже! Я не уберёг его! –
Прости.
Слугу утешают. Тело герцога поднимают на носилках и выносят прочь из шатра. Слуга продолжает рыдать, горечь его непритворна.
Сцена 2.13
Дорога. Пыльная, бесконечная дорога. Хель ступает по ней, одетая в свои плотные серые и чёрные одеяния. Вокруг неё, по пути встречаются деревья, озёра, города, поляны, люди, но все они словно бесплотные тени, словно серые сгустки, в которых едва-едва угадываются очертания.
Хель.
Когда жизнь века идёт,
Ты красок уже не узнаешь.
Ты слепо идёшь вперёд,
Едва ли это уже замечаешь.
За спиной твоею живут,
Любят, ненавидят, губят.
Кого-то где-то ждут,
А кого-то судят.
Бесплотные тени пробегают сквозь Хель, не причиняя ей никакого вреда и едва ли замечая это.
А я иду в пыли без края,
Иду, пока идти могу.
Я иду, любви не зная,
Но не знаю и борьбу.
Я – пустыня! Как она
Я равнодушна к жизни.
Где чей свет? Где чья тьма?
Я на вечной тризне.
Останавливается, пытается всмотреться в очертания какого-то города, в колокольню, в улицы, в людей… но город расплывается перед нею, колокольный звон доносится очень глухо, а люди так и остаются бесплотными тенями.
В душе моей ничто не тлеет,
Сдалась и боль – уж уступила!
Кто смертен, тот не разумеет,
От чего в пустыне не бывает мира.
Мне мир весь сер и слаб,
Мне мир ничто, он – путь.
Вечный! И я на нём лишь раб,
Что давно утратил суть.
Отворачивается от города и идёт дальше по пыльной, бесконечной дороге.
Я иду, иду по пустыне,
Я пустыня давно уж внутри.
У меня давно чужое имя,
Глаза ослепли от чужой зари.
Я иду, дорога ведёт,
Так Господь решил давно.
И бесконечность уходит вперёд,
Но на деле в глухое Ничто.
Я иду куда-то, сквозь все «зачем»,
Отринув даже бога имя.
Мой путь – серый плен,
А я сама – пустыня.
Хель исчезает в серости собственной дороги, обернувшись такой же бесплотной тенью.
Конец второго действия.
Конец пьесы.
