–Святую воду мне в глотку! – Астарот был по своей сути невозмутим, да и демонический чин имел высокий, так что удивляться ему было неуместно, но здесь даже его прорвало и прежде, чем он овладел собою, прежде, чем змеиное серое лицо стало отрешённым, с ядовитых его уст сорвалось-таки роковое замечание.
–Крест и пламя…– архангел Михаил, надо сказать, тоже не отставал и не удержал неловкого замечания.
Враги застыли друг против друга. Конечно, никто не требовал от них сиюминутной дуэли при каждой встрече: в этом плане Подземное Царство и Небесное были очень милосердны и прекрасно знали, что если каждый демон будет с каждым ангелом при случайном столкновении устраивать битву, очень скоро не останется ни тех, ни других.
Но что делать? Встреча в очередной раз случилась, и это было не запланировано ни одним из них. К тому же, если бы встретились всего лишь простые ангелы и простые же демоны, это ещё можно было объяснить совпадением, но архангел и один из высших демонов в одной и той же точке?!
Это умысел! Вопрос только в одном: чей именно?
–Твои шуточки? – Архангел скрестил руки на груди, с неприязнью и отвращением смотрел на демона.
–Не мои! – Астарот оскорбился. – Крылатый, сам же воду мутишь!
–Не я…– Архангел закатил глаза, – ангелы и уж тем более архангелы не способны играть по-тёмному!
–Именно по этой причине Моисей, очевидно, и ходил почти всю жизнь по пустыне. Вы же ему сразу это сказали! – Астарот ухмыльнулся, демонстрируя рот, полный клыков.
Михаил брезгливо поморщился и не стал отвечать.
У обоих до смешного схоже начался этот очередной день. Оба пытались улучить хоть минуту (один от трудов праведных, другой просто разгребался с отчётами), оба уже улизнули к себе в покои (едва роскошные – для Михаила, нарочито роскошные – для Астарота), и уже приготовились вздремнуть (бессмертие не повод отказываться от сна), как оба получили вызов от высших явиться к себе.
Михаила вызвал к себе архистратиг Габриэль, оглядел сурово, словно Михаил заранее был виноват во всём, затем сказал:
–Для тебя есть задание.
–Слушаю тебя, Светлейший! – Михаил подавил в себе человеческое желание заскрежетать зубами. Всё-таки зря он так много работает с людьми – еще немного и начнёт ногти грызть!
–Ты должен отправиться сюда…– Габриэль придвинул лист пергамента к Михаилу, – мы предполагаем, что она может стать новой проповедницей слова светлого.
Михаил пришёл в ужас:
–Вот она?!
Перед ним была фотография серой, самой обыкновенной женщины с потухшим взором. На фотографии у неё почему-то были мышиного цвета волосы, собранные в грязный сальный пучок, измученный болезненный вид и синяки под глазами. Облачена она была в какой-то старый застиранный халат в дурацкий цветочек, часть из которых была заляпана жёлтоватыми пятнами.
–А что не так? – спросил Габриэль с подозрением.
–Проповедница слова светлого…– Михаил попытался сказать тактично, но не смог подавить в себе опять же человеческое чувство. – Да она же не похожа! Измотанная, побитая жизнью, серая…и в этом халате!
–Так! – Габриэль помрачнел мгновенно, – ты, светлейший друг, очевидно, подвергся снобизму? Или ты полагаешь внешность определяющим фактором человеческой сути? У неё тяжёлая жизнь – да, но она наша предполагаемая проповедница. А ты?.. стыдись!
Михаил устыдился, склонил голову, сам сетуя на свою внезапную разборчивость. Можно подумать, в лачуге Моисея было лучше, или же в хлеву, где…
–Её зовут Светлана. Двое детей-погодки, супруга нет, хватается за всякую работу, чтобы прокормить детей.
–До нас ли ей? – усомнился Михаил. – Не хочу сказать, что я сомневаюсь в твоём замысле, светлейший, но…
–До нас время всегда есть! – возразил Габриэль. – Ступай и разведай. Она милосердна. Она добра. Она верит в свет и может нести его в себе – мы проанализировали её, и поняли, что у нас есть все шансы поставить её в ряд с другими претендентами на ту участь, что готовит ОН!
Михаил понял, что ему не отвертеться и угрюмо кивнул: с волей не поспоришь. Если говорят, что эта несчастная Светлана одна из возможных претендентов на принесение нового слова светлого людям, то так тому и быть.
Михаил отправился в путь, не зная, что на другом конце жизни в этот самый момент демон Астарот получает схожее задание: разведать о той же Светлане, которая может стать проводницей слова тьмы.
–До нас ли ей? – задумался Астарот, разглядывая болезненное лицо женщины, в котором ещё можно было угадать следы былой красоты. – Дети, работа… ей голову помыть некогда, а мы тут ей предлагаем жизнь на тьму положить.
–Пообещай ей денег, власти, красоты, да чего хочешь! – резонно заметила тьма и демон, который мог указывать более низшим чинам, получив приказ, также выдвинулся в путь.
Они встретились у её квартиры, затаённой за оцарапанной обшарпанной дверью. Михаил поднимался пешком и успел пропахнуть кислыми щами, которые варили на третьем этаже, кошатиной, которой пропах весь подъезд и чем-то ещё сладостно-гнилостным, мерзким, тошнотворным.
Астарот поднялся на лифте, успев уехать не на тот этаж из-за сожженных кем-то кнопок и вляпавшись в жвачку.
–Свиньи! – прошипел демон. Он сам ненавидел ничем необоснованное вредительство, да ещё и в месте собственного обитания.
Столкнулись у дверей. Замерли, не веря собственным глазам. Наконец Астарот не выдержал:
–Святую воду мне в глотку!
Как хорошо, что люди слепы! Имей они настоящее зрение, умей они видеть реальность полностью, обалдели бы да перепугались!
А как не перепугаться, когда повсюду: по улицам, в магазинах и, что хуже всего – в твоём собственном доме – обитают тени? Большей частью они, конечно, безвредные. Висят над полом, или у потолка, скребутся по стене или идут по полу, блуждают между мирами. Тени умерших, тени ушедших и наказанных беспокойством или просто незавершившие свои дела.
Видеть их, однако, неприятно даже ангелам, архангелам и демонам – так тени напоминают им о собственных участях и о собственных карах. А люди…людям хорошо. Их мир был бы совсем другим, если бы они видели в зеркалах фигуры бывших мужчин и женщин. Натыкались бы на давно ослепшие их лица в шкафах с вещами и крупами, видели бы за холодильниками…
Светлана была из числа обыкновенных людей и не отличалась чувствительностью, той самой, что позволяет некоторым восприимчивым людям вдруг замечать мельтешение теней, но списывать всё на «показалось» и на усталость. Светлана была замотана жизнью.
Двое детей, больная диабетом мама, старая кошка, что не могла ничего есть, кроме специального корма, отсутствие мужа-подлеца…с квартирой ей, правда, повезло – досталась в наследство, и Светлана хотя бы не оставалась на улице, но и квартира как издевалась: то трубу прорывало, то батареи отказывали (и это в январе!), то капало с крыши и коротило проводку. Словом, Светлана жила вечно как на пороховой бочке и крутилась белкой в колесе, перепрыгивая с подработки на подработку – образования толком у неё не было, муж (тот самый подлец), в самом начале был обходителен и ласков, сказал, что ей нужно заниматься домом и не работать, не учиться. Она и поверила, осела дома, забросив учёбу.
Вот теперь и отозвалось, донесло отголосками!
Нормально устроиться не удалось – без диплома, да после декрета, кому нужна? Вот и перебивалась всем, чем придётся. Благо, дети радовали – тихие оба. Растут быстро, но не капризничают. И всё же – тяжко было Светлане.
Есть порода людей, которые любые трудности одолеют и не выразят ни жестом, ни вздохом, как тяжко пришлось им на пути. Есть и иная порода – зажмутся, соберутся, сдюжат! Но Светлана принадлежала к третьей – бороться устала быстро и смысла в жизни не видела, приглядывалась к окну как к спасению, останавливало лишь то, что мама с детьми не справится, ей самой помощь нужна. Да и кто ж ей отдаст? Она болеет.
Вот и вставала Светлана в серую жизнь каждое утро, варила кашу, грела детям молоко, наспех собиралась, кое-как поцеловав детей и маму, бежала в ближайшую поликлинику – по знакомству взяли санитаркой, да только и так всю жизнь не проработаешь – руки тяжелеют быстро, спину ломит, но ничего, терпела; потом в киоск – там полсмены торгуй себе всякой мелочевкой, после больничных коридоров и уток – почти что отдых, главное не вырубиться; затем ещё уборка – в аптеке. Потом на ночную смену или домой, упасть в кровать…
А хуже всего Светлане мамины слёзы. Желает мама, само собой. Да только от её слёз Светлане не легче – самой плакать хочется, а пуще того – выть.
–Молодая ты у меня ещё…– всхлипывает мама, клянёт свою болезнь на все четыре стороны, если бы не это!
Светлана сжимает зубы, отмахивается.
–Помолись, – предлагает мама, – может, замуж ещё выйдешь, главное, чтобы не пил как папка твой. А так…
Светлана уходит в ванную. Какое тут замужество? Когда? В зеркале себя не узнаёт, схуднула, осунулась, позеленела. Нет, не то мама говорит. Но про молитву верно сказала, и молится Светлана про себя. Молитв она толком не знает, но верит в то, что не слова важны, а суть. За детей молится, за маму, и за себя…немножко.
И куда ей в суете дел заметить мельтешение в своей квартире? А с приходом архангела и демона всякие тени ветром сдувает.
Кошка разве заметит? Но она уже старая, ей безразлично – хвостом махнёт, признала, заметила, но голову даже не поднимет: много чести!
–Меня послал сам архистратиг! – повысил голос Михаил.
–А меня тоже послали, – Астарота забавляла ярость архангела. Но он говорил правду – его правда послали. И не куда-нибудь, как обычно, а за кем-нибудь. Вот, предложили осмотреть потенциального адепта тьмы.
–Она принадлежит нам!
–Она пока никому не принадлежит.
Помолчали. Ситуация была глупой. Никому не хотелось уступать, но демон предложил:
–Договоримся? Мы же умные.
–С демонами сделки не имею! – обиделся Михаил. – Светлана наша – и точка!
–На сейчас она – своя собственная! – поправил Астарот. – Мы оба интеллигенты. Ну неужели не найдём решения?
–Найдём! Ты сейчас же убираешься прочь. – Михаил сжал руки в кулаки. Драться он не собирался – нехорошо это было. Но демонстрации хотелось.
–У тебя своё начальство, у меня своё, – Астарот не испугался. Он знал архангельскую породу и был уверен в целостности своей змеиной клыкастой челюсти. – давай так! давай понаблюдаем за ней, и если твоим она подходит больше, мы её оставим. А если нашим…
–С демонами сделок не веду! – повторил Михаил.
–Тогда вызывай своё начальство. А я вызову своё, – предложил Астарот, пожимая плечами.
Так следовало поступать по протоколу. Он нарочно старался быть невозмутимым, но приходил от одной мысли вызова своего начальства в трепет. То же думал и Михаил – архистратиг, это, конечно, сила, но не та, которую следует дёргать по мелочам.
Габриэль не простит. Припомнит. А ещё хлеще – вытащит этот вопрос на обсуждение других архангелов и плакала премия, и плакал отпуск на весь двадцать первый век!
–Я предлагаю понаблюдать за нею, а потом решить, кому она принадлежит больше, – промолвил Михаил и первым просочился сквозь стену в квартиру Светланы.
Астарот закатил глаза, но последовал за ним.
День у Светланы не задался. Сначала почему-то не сработал будильник, и она сама вскочила часом позже, из-за чего не успела позавтракать, толком умыться. Спешно одеваясь же, неожиданно порвала единственную приличную блузку и, чертыхаясь, рванулась к шкафу.
Также утром выяснила ещё следующее: маме стало хуже, а у детей (сразу же обоих) температура.
Пришлось остаться дома. Во всяком случае. От первой работы отказаться на день пришлось точно – этому не обрадовались, поворчали, но в положение, кажется, вошли.
Собралась в аптеку, но то ли руки от нервов дрожали, то ли замочку пришла пора сломаться, но дёрнула молнию Светлана на сапожке, и… осталась в пальцах собачка, и замочек издевательски расползся по шву.
Это было уже слишком. Светлана не была сильным человеком. Она никогда не искала себе ни славы, ни денег, ни талантов. Она хотела себе семью и думала, что её жизнь будет обычной, а она оказалась для неё слишком тяжёлой.
И Светлане стало себя жаль, жаль всю свою погибающую молодость, жаль уходящие годы, и уже ушедшие, жаль за подлеца-мужа, за больных детей, за маму, за работу бесконечную и тяжёлую, за сапожок этот чёртов жаль, что она просто заплакала. Не заревела, как ревут расстающиеся влюблённые, не зарыдала, как это делают натуры горячие и яркие, не заголосила, как это делают, когда положено, а тихо-тихо заплакала в отчаянии.
–Не проповедница светлого слова, – с досадой резюмировал Михаил, забыв о том, что говорит в присутствии своего идеологического врага. – Даже Мария рыдала меньше, и себя меньше жалела, когда ей было явлено откровение. А тут…
Но Астарот был тоже поражён:
–Человек! всего лишь человек! со своими проблемами, с сапогами… не сужу, конечно, не уполномочен, но тьма – это сила, а здесь тьма её раздавит.
Михаил осёкся, глянул на Астарота с удивлением:
–Речи, незнакомые прежде! Не печалился ты раньше о душах. Жалость в тебе взыграла?
–Ты меня так не оскорбляй! – обозлился демон, – а то я тебе живо одежды белые адской серой залью! Просто…ну какой она наш адепт? Ты посмотри на неё! О, смотри, у неё суп убежал!
Светлана с трудом дожила до конца этого долгого муторного дня. Наконец, стоя на коленях у окна, начала привычную молитву:
–Господи, если ты есть, если слышишь меня, дай мне облегчение в жизни! Не могу я так больше! не могу! Руки опускаются. Услышь же меня, наконец! Или ты услышь, дьявол!
Светлана не знала, к кому уже возносить мольбу и впервые обратилась к обеим сторонам с прошением. Она не знала, верить ли ей вообще во что-то высшее, и поддавалась лишь единственному шансу на спасение – выхода иного она не видела.
Как не видела она архангела и демона, засевших и выжидающих в её квартире.
А ночью снилась Светлане всякая муть. Сначала явилась перед нею белая крылатая фигура и возвестила:
–Ликуй, смертная! Дано тебе небесами и сами Богом право и долг лёг на тебя – неси слово Его, неси дело Его, и будешь вознаграждена ты раем!
Радостно сделалось сначала Светлане, но потом вспомнилось вдруг сквозь этот тихий и радостный сон, что у неё порвался сапожок, что маме нужны лекарства, что педиатр настойчиво рекомендует отвезти детей на море – слишком часто болеют…
–Иди-ка ты к чёрту! – бормотнула Светлана расплывающейся белой фигуре, – не хочу… спать хочу, а рая не хочу.
Белая фигура померкла, стушевалась. Затем возникла из её очертаний тёмная – такая же, только более страшная и грозная, возвестила:
–Прими в сердце своё ты тьму, смертная, и получишь всё! И море, и сапожки, и лекарство маме.
«Согласится!» – волновался Михаил, с ужасом представляя, какую головомойку устроит ему Габриэль, узнав не просто о провале, а о том, что у Подземного Царства получилось, а у небесного нет! какой щелчок по самолюбию!
–И ты…тоже… –мозг Светланы соображал, но мама учила её поговорке про сыр и мышеловку, и, хотя наяву Светлана бы согласилась мгновенно, во сне произошло что-то совсем иное, и она отказалась. – К чёрту… оба идите.
Михаил выдохнул, стараясь не злорадствовать: в конце концов, в лужу сели они оба. Но собственный провал не так страшен, когда провалился и твой идеологический враг.
–Крест и пламя…– архангел Михаил, надо сказать, тоже не отставал и не удержал неловкого замечания.
Враги застыли друг против друга. Конечно, никто не требовал от них сиюминутной дуэли при каждой встрече: в этом плане Подземное Царство и Небесное были очень милосердны и прекрасно знали, что если каждый демон будет с каждым ангелом при случайном столкновении устраивать битву, очень скоро не останется ни тех, ни других.
Но что делать? Встреча в очередной раз случилась, и это было не запланировано ни одним из них. К тому же, если бы встретились всего лишь простые ангелы и простые же демоны, это ещё можно было объяснить совпадением, но архангел и один из высших демонов в одной и той же точке?!
Это умысел! Вопрос только в одном: чей именно?
–Твои шуточки? – Архангел скрестил руки на груди, с неприязнью и отвращением смотрел на демона.
–Не мои! – Астарот оскорбился. – Крылатый, сам же воду мутишь!
–Не я…– Архангел закатил глаза, – ангелы и уж тем более архангелы не способны играть по-тёмному!
–Именно по этой причине Моисей, очевидно, и ходил почти всю жизнь по пустыне. Вы же ему сразу это сказали! – Астарот ухмыльнулся, демонстрируя рот, полный клыков.
Михаил брезгливо поморщился и не стал отвечать.
***
У обоих до смешного схоже начался этот очередной день. Оба пытались улучить хоть минуту (один от трудов праведных, другой просто разгребался с отчётами), оба уже улизнули к себе в покои (едва роскошные – для Михаила, нарочито роскошные – для Астарота), и уже приготовились вздремнуть (бессмертие не повод отказываться от сна), как оба получили вызов от высших явиться к себе.
Михаила вызвал к себе архистратиг Габриэль, оглядел сурово, словно Михаил заранее был виноват во всём, затем сказал:
–Для тебя есть задание.
–Слушаю тебя, Светлейший! – Михаил подавил в себе человеческое желание заскрежетать зубами. Всё-таки зря он так много работает с людьми – еще немного и начнёт ногти грызть!
–Ты должен отправиться сюда…– Габриэль придвинул лист пергамента к Михаилу, – мы предполагаем, что она может стать новой проповедницей слова светлого.
Михаил пришёл в ужас:
–Вот она?!
Перед ним была фотография серой, самой обыкновенной женщины с потухшим взором. На фотографии у неё почему-то были мышиного цвета волосы, собранные в грязный сальный пучок, измученный болезненный вид и синяки под глазами. Облачена она была в какой-то старый застиранный халат в дурацкий цветочек, часть из которых была заляпана жёлтоватыми пятнами.
–А что не так? – спросил Габриэль с подозрением.
–Проповедница слова светлого…– Михаил попытался сказать тактично, но не смог подавить в себе опять же человеческое чувство. – Да она же не похожа! Измотанная, побитая жизнью, серая…и в этом халате!
–Так! – Габриэль помрачнел мгновенно, – ты, светлейший друг, очевидно, подвергся снобизму? Или ты полагаешь внешность определяющим фактором человеческой сути? У неё тяжёлая жизнь – да, но она наша предполагаемая проповедница. А ты?.. стыдись!
Михаил устыдился, склонил голову, сам сетуя на свою внезапную разборчивость. Можно подумать, в лачуге Моисея было лучше, или же в хлеву, где…
–Её зовут Светлана. Двое детей-погодки, супруга нет, хватается за всякую работу, чтобы прокормить детей.
–До нас ли ей? – усомнился Михаил. – Не хочу сказать, что я сомневаюсь в твоём замысле, светлейший, но…
–До нас время всегда есть! – возразил Габриэль. – Ступай и разведай. Она милосердна. Она добра. Она верит в свет и может нести его в себе – мы проанализировали её, и поняли, что у нас есть все шансы поставить её в ряд с другими претендентами на ту участь, что готовит ОН!
Михаил понял, что ему не отвертеться и угрюмо кивнул: с волей не поспоришь. Если говорят, что эта несчастная Светлана одна из возможных претендентов на принесение нового слова светлого людям, то так тому и быть.
Михаил отправился в путь, не зная, что на другом конце жизни в этот самый момент демон Астарот получает схожее задание: разведать о той же Светлане, которая может стать проводницей слова тьмы.
–До нас ли ей? – задумался Астарот, разглядывая болезненное лицо женщины, в котором ещё можно было угадать следы былой красоты. – Дети, работа… ей голову помыть некогда, а мы тут ей предлагаем жизнь на тьму положить.
–Пообещай ей денег, власти, красоты, да чего хочешь! – резонно заметила тьма и демон, который мог указывать более низшим чинам, получив приказ, также выдвинулся в путь.
***
Они встретились у её квартиры, затаённой за оцарапанной обшарпанной дверью. Михаил поднимался пешком и успел пропахнуть кислыми щами, которые варили на третьем этаже, кошатиной, которой пропах весь подъезд и чем-то ещё сладостно-гнилостным, мерзким, тошнотворным.
Астарот поднялся на лифте, успев уехать не на тот этаж из-за сожженных кем-то кнопок и вляпавшись в жвачку.
–Свиньи! – прошипел демон. Он сам ненавидел ничем необоснованное вредительство, да ещё и в месте собственного обитания.
Столкнулись у дверей. Замерли, не веря собственным глазам. Наконец Астарот не выдержал:
–Святую воду мне в глотку!
***
Как хорошо, что люди слепы! Имей они настоящее зрение, умей они видеть реальность полностью, обалдели бы да перепугались!
А как не перепугаться, когда повсюду: по улицам, в магазинах и, что хуже всего – в твоём собственном доме – обитают тени? Большей частью они, конечно, безвредные. Висят над полом, или у потолка, скребутся по стене или идут по полу, блуждают между мирами. Тени умерших, тени ушедших и наказанных беспокойством или просто незавершившие свои дела.
Видеть их, однако, неприятно даже ангелам, архангелам и демонам – так тени напоминают им о собственных участях и о собственных карах. А люди…людям хорошо. Их мир был бы совсем другим, если бы они видели в зеркалах фигуры бывших мужчин и женщин. Натыкались бы на давно ослепшие их лица в шкафах с вещами и крупами, видели бы за холодильниками…
Светлана была из числа обыкновенных людей и не отличалась чувствительностью, той самой, что позволяет некоторым восприимчивым людям вдруг замечать мельтешение теней, но списывать всё на «показалось» и на усталость. Светлана была замотана жизнью.
Двое детей, больная диабетом мама, старая кошка, что не могла ничего есть, кроме специального корма, отсутствие мужа-подлеца…с квартирой ей, правда, повезло – досталась в наследство, и Светлана хотя бы не оставалась на улице, но и квартира как издевалась: то трубу прорывало, то батареи отказывали (и это в январе!), то капало с крыши и коротило проводку. Словом, Светлана жила вечно как на пороховой бочке и крутилась белкой в колесе, перепрыгивая с подработки на подработку – образования толком у неё не было, муж (тот самый подлец), в самом начале был обходителен и ласков, сказал, что ей нужно заниматься домом и не работать, не учиться. Она и поверила, осела дома, забросив учёбу.
Вот теперь и отозвалось, донесло отголосками!
Нормально устроиться не удалось – без диплома, да после декрета, кому нужна? Вот и перебивалась всем, чем придётся. Благо, дети радовали – тихие оба. Растут быстро, но не капризничают. И всё же – тяжко было Светлане.
Есть порода людей, которые любые трудности одолеют и не выразят ни жестом, ни вздохом, как тяжко пришлось им на пути. Есть и иная порода – зажмутся, соберутся, сдюжат! Но Светлана принадлежала к третьей – бороться устала быстро и смысла в жизни не видела, приглядывалась к окну как к спасению, останавливало лишь то, что мама с детьми не справится, ей самой помощь нужна. Да и кто ж ей отдаст? Она болеет.
Вот и вставала Светлана в серую жизнь каждое утро, варила кашу, грела детям молоко, наспех собиралась, кое-как поцеловав детей и маму, бежала в ближайшую поликлинику – по знакомству взяли санитаркой, да только и так всю жизнь не проработаешь – руки тяжелеют быстро, спину ломит, но ничего, терпела; потом в киоск – там полсмены торгуй себе всякой мелочевкой, после больничных коридоров и уток – почти что отдых, главное не вырубиться; затем ещё уборка – в аптеке. Потом на ночную смену или домой, упасть в кровать…
А хуже всего Светлане мамины слёзы. Желает мама, само собой. Да только от её слёз Светлане не легче – самой плакать хочется, а пуще того – выть.
–Молодая ты у меня ещё…– всхлипывает мама, клянёт свою болезнь на все четыре стороны, если бы не это!
Светлана сжимает зубы, отмахивается.
–Помолись, – предлагает мама, – может, замуж ещё выйдешь, главное, чтобы не пил как папка твой. А так…
Светлана уходит в ванную. Какое тут замужество? Когда? В зеркале себя не узнаёт, схуднула, осунулась, позеленела. Нет, не то мама говорит. Но про молитву верно сказала, и молится Светлана про себя. Молитв она толком не знает, но верит в то, что не слова важны, а суть. За детей молится, за маму, и за себя…немножко.
И куда ей в суете дел заметить мельтешение в своей квартире? А с приходом архангела и демона всякие тени ветром сдувает.
Кошка разве заметит? Но она уже старая, ей безразлично – хвостом махнёт, признала, заметила, но голову даже не поднимет: много чести!
***
–Меня послал сам архистратиг! – повысил голос Михаил.
–А меня тоже послали, – Астарота забавляла ярость архангела. Но он говорил правду – его правда послали. И не куда-нибудь, как обычно, а за кем-нибудь. Вот, предложили осмотреть потенциального адепта тьмы.
–Она принадлежит нам!
–Она пока никому не принадлежит.
Помолчали. Ситуация была глупой. Никому не хотелось уступать, но демон предложил:
–Договоримся? Мы же умные.
–С демонами сделки не имею! – обиделся Михаил. – Светлана наша – и точка!
–На сейчас она – своя собственная! – поправил Астарот. – Мы оба интеллигенты. Ну неужели не найдём решения?
–Найдём! Ты сейчас же убираешься прочь. – Михаил сжал руки в кулаки. Драться он не собирался – нехорошо это было. Но демонстрации хотелось.
–У тебя своё начальство, у меня своё, – Астарот не испугался. Он знал архангельскую породу и был уверен в целостности своей змеиной клыкастой челюсти. – давай так! давай понаблюдаем за ней, и если твоим она подходит больше, мы её оставим. А если нашим…
–С демонами сделок не веду! – повторил Михаил.
–Тогда вызывай своё начальство. А я вызову своё, – предложил Астарот, пожимая плечами.
Так следовало поступать по протоколу. Он нарочно старался быть невозмутимым, но приходил от одной мысли вызова своего начальства в трепет. То же думал и Михаил – архистратиг, это, конечно, сила, но не та, которую следует дёргать по мелочам.
Габриэль не простит. Припомнит. А ещё хлеще – вытащит этот вопрос на обсуждение других архангелов и плакала премия, и плакал отпуск на весь двадцать первый век!
–Я предлагаю понаблюдать за нею, а потом решить, кому она принадлежит больше, – промолвил Михаил и первым просочился сквозь стену в квартиру Светланы.
Астарот закатил глаза, но последовал за ним.
***
День у Светланы не задался. Сначала почему-то не сработал будильник, и она сама вскочила часом позже, из-за чего не успела позавтракать, толком умыться. Спешно одеваясь же, неожиданно порвала единственную приличную блузку и, чертыхаясь, рванулась к шкафу.
Также утром выяснила ещё следующее: маме стало хуже, а у детей (сразу же обоих) температура.
Пришлось остаться дома. Во всяком случае. От первой работы отказаться на день пришлось точно – этому не обрадовались, поворчали, но в положение, кажется, вошли.
Собралась в аптеку, но то ли руки от нервов дрожали, то ли замочку пришла пора сломаться, но дёрнула молнию Светлана на сапожке, и… осталась в пальцах собачка, и замочек издевательски расползся по шву.
Это было уже слишком. Светлана не была сильным человеком. Она никогда не искала себе ни славы, ни денег, ни талантов. Она хотела себе семью и думала, что её жизнь будет обычной, а она оказалась для неё слишком тяжёлой.
И Светлане стало себя жаль, жаль всю свою погибающую молодость, жаль уходящие годы, и уже ушедшие, жаль за подлеца-мужа, за больных детей, за маму, за работу бесконечную и тяжёлую, за сапожок этот чёртов жаль, что она просто заплакала. Не заревела, как ревут расстающиеся влюблённые, не зарыдала, как это делают натуры горячие и яркие, не заголосила, как это делают, когда положено, а тихо-тихо заплакала в отчаянии.
***
–Не проповедница светлого слова, – с досадой резюмировал Михаил, забыв о том, что говорит в присутствии своего идеологического врага. – Даже Мария рыдала меньше, и себя меньше жалела, когда ей было явлено откровение. А тут…
Но Астарот был тоже поражён:
–Человек! всего лишь человек! со своими проблемами, с сапогами… не сужу, конечно, не уполномочен, но тьма – это сила, а здесь тьма её раздавит.
Михаил осёкся, глянул на Астарота с удивлением:
–Речи, незнакомые прежде! Не печалился ты раньше о душах. Жалость в тебе взыграла?
–Ты меня так не оскорбляй! – обозлился демон, – а то я тебе живо одежды белые адской серой залью! Просто…ну какой она наш адепт? Ты посмотри на неё! О, смотри, у неё суп убежал!
***
Светлана с трудом дожила до конца этого долгого муторного дня. Наконец, стоя на коленях у окна, начала привычную молитву:
–Господи, если ты есть, если слышишь меня, дай мне облегчение в жизни! Не могу я так больше! не могу! Руки опускаются. Услышь же меня, наконец! Или ты услышь, дьявол!
Светлана не знала, к кому уже возносить мольбу и впервые обратилась к обеим сторонам с прошением. Она не знала, верить ли ей вообще во что-то высшее, и поддавалась лишь единственному шансу на спасение – выхода иного она не видела.
Как не видела она архангела и демона, засевших и выжидающих в её квартире.
***
А ночью снилась Светлане всякая муть. Сначала явилась перед нею белая крылатая фигура и возвестила:
–Ликуй, смертная! Дано тебе небесами и сами Богом право и долг лёг на тебя – неси слово Его, неси дело Его, и будешь вознаграждена ты раем!
Радостно сделалось сначала Светлане, но потом вспомнилось вдруг сквозь этот тихий и радостный сон, что у неё порвался сапожок, что маме нужны лекарства, что педиатр настойчиво рекомендует отвезти детей на море – слишком часто болеют…
–Иди-ка ты к чёрту! – бормотнула Светлана расплывающейся белой фигуре, – не хочу… спать хочу, а рая не хочу.
Белая фигура померкла, стушевалась. Затем возникла из её очертаний тёмная – такая же, только более страшная и грозная, возвестила:
–Прими в сердце своё ты тьму, смертная, и получишь всё! И море, и сапожки, и лекарство маме.
«Согласится!» – волновался Михаил, с ужасом представляя, какую головомойку устроит ему Габриэль, узнав не просто о провале, а о том, что у Подземного Царства получилось, а у небесного нет! какой щелчок по самолюбию!
–И ты…тоже… –мозг Светланы соображал, но мама учила её поговорке про сыр и мышеловку, и, хотя наяву Светлана бы согласилась мгновенно, во сне произошло что-то совсем иное, и она отказалась. – К чёрту… оба идите.
Михаил выдохнул, стараясь не злорадствовать: в конце концов, в лужу сели они оба. Но собственный провал не так страшен, когда провалился и твой идеологический враг.
