– Не бойся меня, Ирене, боли не будет, – говорит туман, а глаза и не думают моргнуть.
Ирене забывает все слова на свете, и что-то пытается проблеять. Но туман понимает её:
– Пощажу. Но не думай, дитя, что я щажу их от жертв. Я щажу их потому что не могу отказаться от заблудших детей своих. Они посылают таких как ты, а значит – боятся меня прогневить, умасливают, помнят своего истинного отца.
Ирене едва не делает глупость и не роняет, что помнят-то, может и помнят, а вот посылает одна Пилар. Но спохватывается – либо Кукулькан это знает, либо лучше ему не знать. В любом случае, Ирене здесь не для этого.
– Будет быстро, – обещает туман, а в следующее мгновение Ирене понимает почему нет рта у великого бога. Туман, обвивший её – это и есть его пасть. И она смыкается, в самом деле быстро, потому что беспощадно и нет спасения.
Ирене рвётся в тумане, но крови нет, даже когда её тело распадается, растаскиваемое туманом…
– Посмотри, ты прекрасна, – шепчет туман, поглощая её. И уже бестелесная, лишённая боли Ирене, понимает, что всё и правда закончилось, и она уже летит, летит… в самом тумане.
Она видит множество душ вокруг себя и смотрит по сторонам. Они не напуганы, они летят вместе, а кое-кто, смутно знакомый, и улыбается ей, и вдруг зовёт на два голоса:
– Мама!
Туман сходит быстро со склона, словно его и не было. Кто видел? Кто знал? Кто бы поверил? В такой час никого тут нет. Только Пилар стоит недалеко, да смотрит, убеждаясь в том, что в очередной раз всё получилось. Она выдыхает – в этот раз вышло. Кто там знает, выйдет ли в следующий? Боги жестоки, и, что хуже – непредсказуемы. В этот раз Кукулькан отходит, но ведь вернётся, когда решит, что пора напомнить о себе своим любимым детям.
Пилар надеется только на то, что это будет не скоро, и она успеет передать знание о том, что делать, и отправится на гору сама, ведь Пилар живёт уже много лет, и, хотя жизнь её не бесцельна, а всё же и от неё уже жрица устала.
Одно утешение – великий змеиный бог любит всех, и не делит своих жертв на молодых и старых, не перебирает отправленных к нему.
Ирене забывает все слова на свете, и что-то пытается проблеять. Но туман понимает её:
– Пощажу. Но не думай, дитя, что я щажу их от жертв. Я щажу их потому что не могу отказаться от заблудших детей своих. Они посылают таких как ты, а значит – боятся меня прогневить, умасливают, помнят своего истинного отца.
Ирене едва не делает глупость и не роняет, что помнят-то, может и помнят, а вот посылает одна Пилар. Но спохватывается – либо Кукулькан это знает, либо лучше ему не знать. В любом случае, Ирене здесь не для этого.
– Будет быстро, – обещает туман, а в следующее мгновение Ирене понимает почему нет рта у великого бога. Туман, обвивший её – это и есть его пасть. И она смыкается, в самом деле быстро, потому что беспощадно и нет спасения.
Ирене рвётся в тумане, но крови нет, даже когда её тело распадается, растаскиваемое туманом…
– Посмотри, ты прекрасна, – шепчет туман, поглощая её. И уже бестелесная, лишённая боли Ирене, понимает, что всё и правда закончилось, и она уже летит, летит… в самом тумане.
Она видит множество душ вокруг себя и смотрит по сторонам. Они не напуганы, они летят вместе, а кое-кто, смутно знакомый, и улыбается ей, и вдруг зовёт на два голоса:
– Мама!
Туман сходит быстро со склона, словно его и не было. Кто видел? Кто знал? Кто бы поверил? В такой час никого тут нет. Только Пилар стоит недалеко, да смотрит, убеждаясь в том, что в очередной раз всё получилось. Она выдыхает – в этот раз вышло. Кто там знает, выйдет ли в следующий? Боги жестоки, и, что хуже – непредсказуемы. В этот раз Кукулькан отходит, но ведь вернётся, когда решит, что пора напомнить о себе своим любимым детям.
Пилар надеется только на то, что это будет не скоро, и она успеет передать знание о том, что делать, и отправится на гору сама, ведь Пилар живёт уже много лет, и, хотя жизнь её не бесцельна, а всё же и от неё уже жрица устала.
Одно утешение – великий змеиный бог любит всех, и не делит своих жертв на молодых и старых, не перебирает отправленных к нему.
