-А…- Мерлин почесал в затылке. — Ну, они так, просто. Для красоты.
-И это с нами что-то не так? — возмутился Уриен. — У них тарелки плавают над травой и светятся!
-Плавали, -непонятно зачем поправил Мерлин. — Ну…я уже, может, и подзабыл их истинное назначение, признаю. Но самым диковинным был один зверек, который обитал на деревьях, из которых делали посохи для друидов. Да, мой тоже из него! на таких деревьях жил зверек: небольшой, пушистый, когтистый… медвесыч
-Чего? — хором переспросили друзья. — Кого?
-Медвесыч, — объяснил Мерлин, — это такая птица, которая похожа на медведя лицом. То есть — мордой. То есть…ну вот этой вот передней частью мишка-мишка. А так — крылья, лапы, хвост.
Уриен попытался изобразить. Он расставил руки в стороны на манер крыльев и широко-широко раскрыл глаза, принимая вид птицы, сидящей на ветке. Ну, во всяком случае, графу казалось, что именно так выглядит птица, сидящая на ветке. Мерлин был не согласен, но вмешиваться не стал.
-Похоже? — спросил Уриен.
-Угу! — по-совиному ухнул Мелеагант и оба друга залились громким хохотом, совершенно свободным и счастливым. Хохот, в котором не думаешь о то, что будет дальше, где нет места всяким Аллекто и безумным римлянам. Хохот без расчета, пойманный в миг единения дружбы.
Мерлин тоже не сдержал улыбки, но вдруг острое чувство тоски пробрало его до самой души:
«Какие же они дети!» — с ужасом подумал он, прекрасно зная, что легкой дороги ни тому, ни другому не предвидится и, жалея, что не может взять всю боль каждого из них на себя. Он поспешно уткнулся в свитки, и взгляд его встретил имя — Аллекто. И почему-то стало ему совсем паршиво, вспомнился, нежданно, образ одной девочки…ровесницы, примерной ровесницы этих болванов, которой уже выпала тяжелая дорога.
И в том была его, Мерлина, вина. А что хуже — боги обещали и плетение, и боль куда худшую…
-И это с нами что-то не так? — возмутился Уриен. — У них тарелки плавают над травой и светятся!
-Плавали, -непонятно зачем поправил Мерлин. — Ну…я уже, может, и подзабыл их истинное назначение, признаю. Но самым диковинным был один зверек, который обитал на деревьях, из которых делали посохи для друидов. Да, мой тоже из него! на таких деревьях жил зверек: небольшой, пушистый, когтистый… медвесыч
-Чего? — хором переспросили друзья. — Кого?
-Медвесыч, — объяснил Мерлин, — это такая птица, которая похожа на медведя лицом. То есть — мордой. То есть…ну вот этой вот передней частью мишка-мишка. А так — крылья, лапы, хвост.
Уриен попытался изобразить. Он расставил руки в стороны на манер крыльев и широко-широко раскрыл глаза, принимая вид птицы, сидящей на ветке. Ну, во всяком случае, графу казалось, что именно так выглядит птица, сидящая на ветке. Мерлин был не согласен, но вмешиваться не стал.
-Похоже? — спросил Уриен.
-Угу! — по-совиному ухнул Мелеагант и оба друга залились громким хохотом, совершенно свободным и счастливым. Хохот, в котором не думаешь о то, что будет дальше, где нет места всяким Аллекто и безумным римлянам. Хохот без расчета, пойманный в миг единения дружбы.
Мерлин тоже не сдержал улыбки, но вдруг острое чувство тоски пробрало его до самой души:
«Какие же они дети!» — с ужасом подумал он, прекрасно зная, что легкой дороги ни тому, ни другому не предвидится и, жалея, что не может взять всю боль каждого из них на себя. Он поспешно уткнулся в свитки, и взгляд его встретил имя — Аллекто. И почему-то стало ему совсем паршиво, вспомнился, нежданно, образ одной девочки…ровесницы, примерной ровесницы этих болванов, которой уже выпала тяжелая дорога.
И в том была его, Мерлина, вина. А что хуже — боги обещали и плетение, и боль куда худшую…
