-Опомнись, брат!
И Вук не причинит вреда Горану, а много позже скажет с горечью Тияну, когда Горан обратит свой ум и хитрость для усиления своей власти:
-Напрасно ты остановил мой гнев!
Но это будет еще нескоро. Пока они стоят втроем перед Великим Шаманом, преисполненные праведного чувства и гордые своей участью. И ни в ком из них нет тени сомнений, лишь уверенность и долг.
Такой долг позволит Вуку говорить с народом, как с единым человеком и убедит его идти следом.
Такой долг даст Тияну возможность быть милосердным в самых спорных вопросах строения нового мира измученного ожиданием народа.
И такой же долг будет терзать Горана, спрашивая: почему думают оба его названных брата о текущем благе и не смотрят вперед? Со всех сторон новую общину будут теснить, а мягкость тройного правления растянет каждое решение до невозможной лености и решит стремительности. Он пойдет к Вуку и будет просить дисциплины, но не будет услышан. Направится к Тияну и не найдет понимания. И тогда решит действовать сам, принимая клеймо предателя.
-Подлец! Земляной червь! – даже Тиян выйдет из себя и будет в ярости, узнав об отвращении народа от себя,- это ты, змей! Это все твой гнилой язык!
-Это будущее! – возразит устало Горан, обернется к Вуку,- что считаешь ты?
-Оставьте! – взмолится он,- надоело! Будь проклят тот день!..
Но солнце еще не встало столько раз, чтобы осветить этот час, полный печали.
-Вы пройдете этот путь втроем! – Деян верит в это так, как никогда и ни во что не верил. – Согласны ли вы принять мою волю?
-Ваша воля, Великий Шаман,- Горан серьезнеет.
-Да,- просто отзывается Вук.
Тиян молча кивает. И Деян счастливо оглядывает славную троицу, зная, что через несколько часов его солнце в последний раз зайдет, и унесет его тяжелую, трудную жизнь, а он отметит свой конец славный продолжением дела.
Деян искренне верит в это. Солнце не являет ему правды, не показывает и знака, не дает и намека, может быть, жалея своего старого и измученного жреца, а, может быть, оно и вовсе не интересуется людскими серыми жизнями.
И Вук не причинит вреда Горану, а много позже скажет с горечью Тияну, когда Горан обратит свой ум и хитрость для усиления своей власти:
-Напрасно ты остановил мой гнев!
Но это будет еще нескоро. Пока они стоят втроем перед Великим Шаманом, преисполненные праведного чувства и гордые своей участью. И ни в ком из них нет тени сомнений, лишь уверенность и долг.
Такой долг позволит Вуку говорить с народом, как с единым человеком и убедит его идти следом.
Такой долг даст Тияну возможность быть милосердным в самых спорных вопросах строения нового мира измученного ожиданием народа.
И такой же долг будет терзать Горана, спрашивая: почему думают оба его названных брата о текущем благе и не смотрят вперед? Со всех сторон новую общину будут теснить, а мягкость тройного правления растянет каждое решение до невозможной лености и решит стремительности. Он пойдет к Вуку и будет просить дисциплины, но не будет услышан. Направится к Тияну и не найдет понимания. И тогда решит действовать сам, принимая клеймо предателя.
-Подлец! Земляной червь! – даже Тиян выйдет из себя и будет в ярости, узнав об отвращении народа от себя,- это ты, змей! Это все твой гнилой язык!
-Это будущее! – возразит устало Горан, обернется к Вуку,- что считаешь ты?
-Оставьте! – взмолится он,- надоело! Будь проклят тот день!..
Но солнце еще не встало столько раз, чтобы осветить этот час, полный печали.
-Вы пройдете этот путь втроем! – Деян верит в это так, как никогда и ни во что не верил. – Согласны ли вы принять мою волю?
-Ваша воля, Великий Шаман,- Горан серьезнеет.
-Да,- просто отзывается Вук.
Тиян молча кивает. И Деян счастливо оглядывает славную троицу, зная, что через несколько часов его солнце в последний раз зайдет, и унесет его тяжелую, трудную жизнь, а он отметит свой конец славный продолжением дела.
Деян искренне верит в это. Солнце не являет ему правды, не показывает и знака, не дает и намека, может быть, жалея своего старого и измученного жреца, а, может быть, оно и вовсе не интересуется людскими серыми жизнями.
