В углу замечаю мешок с чем-то черным, подхожу и вижу уголь, а сзади дрова.
— Мы все умрем, мы все умрем, — высоким тоном голосит Зинка, перебегая с одного плеча на другое, от паники цепляется и тянет меня за волосы.
И я ее понимаю, последнее, что помню, как лет в пять бабушка делала рагу в такой печи… И… Собственно, всё.
— А что у нас из продуктов есть, Тиль? — оборачиваюсь на пацаненка, который всё время с интересом наблюдает за белкой.
— Вы хотите готовить? — в его голосе звучит откровенный ужас, что навевает на меня подозрения.
В этот момент даже белка замолкает.
— А кто обычно готовит? — мы с Зинкой во все глаза смотрим на пацаненка.
— У нас была повариха Орния, она из гномов, но ее декаду назад в таверну “Кривой Рог” позвали, — пожимает худыми плечами мальчишка. — Вот как она ушла, так всё, даже бродяжки к нам перестали ходить.
Его слова вызывают во мне нерадужные мысли. Это что получается, таверна и не таверна вовсе, а бомжатник?! Постигший меня попадос отозвался громким урчанием в голодном желудке.
— А чем вы сами питаетесь? — спрашиваю и, только после того, как глянула на выражение его лица, понимаю, какую допустила ошибку. — То есть мы, конечно же, мы, Тиль, — закусываю губу от нервов.
— Лучше бы язык прикусила, ватрушечка! — пискнула Зинка из-под копны моих волос.
И вдруг раздается какой-то странный звук. Поворачиваю голову, нахмурившись, но источника найти не могу.
— Ох, нужно же покормить Хельгу, простите, госпожа, я совсем забыл, — восклицает тут же Тиль и бежит в сторону второго выхода, который ведет на задний двор.
Мы с Зинкой переглядываемся и идем следом. Уж больно интересно, что это за животинка такая.
— Ну хоть отожму еду у этой Хельги, а то дождешься еды от вас, — бурчит и устраивает топотушки на моем плече белка, словно подгоняя меня идти быстрее.
Закатываю глаза и чуть ли не вываливаюсь наружу, споткнувшись о порог и пропахав подолом влажную землю.
— У, растяпа бестолковая, — бьет лапкой по шее Зинка, чего-то фырчит, и это, оказывается, ее смех.
— Сейчас кто-то голодный останется, — угрожающе потрясаю кулаком, а затем отряхиваю одежду, но это уже бесполезно.
Грязь уже въелась, оставляя черные грязные разводы. А затем снова слышу блеяние… Обычной козы?
— Тьфу ты, ну ты, трава, — сплевывает демонстративно Зинка.
Мы наблюдаем, как в углу двора стоит загон, в пределах которого стоит коза и жует из ведра траву. Тиль копается в другом углу, а затем идет и протягивает животинке что-то оранжевое.
— Морковка-а-а, — вдруг подскакивает белка и капает слюнями мне на плечо, а затем жамкает лапками и протягивает их вперед. — Дай-дай-дай.
— Молоко-о-о,—- протягиваю в это время я, в глазах тут же возникает куча идей, как бы нам тут развернуться.
В общем, мне удается сдержать белкину тягу к воровству, а скорее, к гопничеству, и попросить Тиля надоить козу. А сама в это время иду обратно на кухню и делаю ревизию скудного количества круп.
— Тиль, а ты умеешь печь растапливать? — тыкаю найденной кочергой в это чудо древней техники.
— Так это дело нехитрое, — машет рукой, словно это так, пустяк на пять минут. — Сейчас всё будет, госпожа.
Нахожу на одной из полок глиняные горшочки, промываю одну из лейки, решив позже уточнить, а как потом отмывать все котлы после еды. А пока рассматриваю подозрительного вида крупы, которые могут пойти на кашу.
— Что-то я есть перехотела-а-а, — тянет Зинка, следуя за мной по пятам. — А может, домой? Обратно? Дома как-то веселее, да и запасы мои не ревированы… Ревзированы… Тьфу ты, ну ты!
Она не договорила, вон как язык заплетается, но я и без этого нужный посыл уловила.
— Ты же сказала, я их уничтожила, — ехидничаю в ответ.
— Так я про Степкины, — строит морду кирпичом, — А то ишь, хвост свой подкатывает, а это что значица? А это значица, что все его запасы желудей — мои.
— А твои — его? — подначиваю эту хулиганку-интриганку, уж больно интересно с ней беседовать.
Давно мне так весело не было, но говорить я стараюсь потише, благо пацан занят печкой.
— Что? Еще чего! — вдруг начинает возмущаться и попискивать Зинка, потрясая лапками. — Он — самец, а я — самка, вот он пусть и обеспечивает нас провизией… Ишь, позарился на мои орешки…. Ням-ням.
Еле сдерживаю смех от ее возмущений. Что-что, а самки… Тьфу, блин, девочки… Они и в животной шкурке девочки, тем более, с земли.
— Это черный рис, а это далия, — подбегает вдруг Тиль, отвлекая нас, и тыкает пальцем то в один мешок, то в другой. — Из них можно как раз кашицу сготовить на воде. Пропарить хорошенько, тогда и будем сыты. Видел, как Орния так делала, к нам завсегда за ней и приходили поутру.
Скептически смотрю на него, понимая, что не шибко балуют они себя и гостей едой. А уж чем и как зарабатывают — это отдельный вопрос, которым мы и займемся чуть позже. А сейчас начнем осваивать местную печь. Как только та накаляется, ставлю на нее горшочек, заливаю молочком, а после, следуя собственным рецептам в голове, добавляю черный рис. Зинка бухается в обморок на доске для разделки, обмахиваясь своим хвостом на манер веера.
— Какой у-у-ужас, — протягивает на ультразвуке.
— А ну цыц! Пока тебя не разделала! — ставлю на место распоясавшуюся белку, на кухне может быть только одна хозяйка, и это я.
Постоянно помешивать варево не получается, ведь руку в печь не засунуть, так что нет-нет, но достаю прихватом и проверяю, наблюдая, как постепенно крупы разбухают, и каша всё больше начинает напоминать мне… Я бы сказала съедобное, но черное месиво, которое даже белое молоко не осветлило, наводит на нерадужные мысли. Минут двадцать спустя зачерпываю немного черного варева и пробую. Но вкуса пока с непривычки не чувствую.
— Кажется, готово.
Так что, вооружившись полотенцем, как оказалось, нарукавников здесь тоже нет, ставлю всё это добро на стол.
— Ну, — скептически говорит Зинка, перепрыгнув на стол, и принюхивается к приготовленной пище, — кто первый на отравление?
Поднимает голову, глядя на нас со скепсисом во взгляде, я же в возмущении приподнимаю бровь.
— Не знал бы, что это невозможно, госпожа, подумал бы, что белка у вас говорящая, — подает голос Тиль, так же, как и я, наблюдающий за дергающей хвостом белкой.
Сдерживаю улыбку и открываю снова шкаф, достаю там три деревянные чашки, из-за чего снова ловлю на себе странный взгляд мальчика.
— Зверь будет есть из нашей посуды?
Тиль, может, Зинку-то и не слышит, а вот она-то наоборот. Вон как усы после его слов агрессивно встопорщились.
— Где ты тут усы увидела, безешка? — снова читает мысли, нарушая мои личные границы. — И убогому этому скажи, пусть сам со своего ведра хлебает. Ну-ка давай, накладывай мне кашки. Ням-ням! — вооружилась найденной где-то чайной ложкой рыжая бестия.
— Какого ведра? — машинально переспрашиваю, но сама подхожу и накладываю в три миски кашки… Страшно-черной, но запах довольно приятный.
Живот урчит, а сама я с опаской подношу ложку ко рту. Две пары глаз внимательно наблюдают за мной, почти заглядывают мне в рот. Ну-ка, попробуем местные харчи отечественного производства. Ой, как бы самой не травануться, туалет-то местный я еще не видела. Чую, ждут меня трудные времена.
Каша вышла не такой уж и плохой, как все ожидали, вот только мне бы сахару. Всё же сладкое — это моя слабость, эх, оттого и спасательные круги на талии. Незаметно пытаюсь потрогать себя за отъеденные килограммы, но две пары глаз периодически нет-нет, да зыркают на меня, так что конфуза было бы не избежать. В общем, оставляю это на потом. Надо бы разузнать, есть ли тут аналог весов.
— Ну лады, не умрем, — фыркает Зинка, облизывая чашку до самой последней рисинки, а затем поднимает свой любопытный черный нос, принюхиваясь в воздухе и демонстрируя свою измазанную в каше мордочку.
— Не велика беда, — закатываю глаза, но говорю еле слышно, а то от этой язвы сто-пятьсот слов в ответ потом услышать можно.
Вот же вредная белка попалась. Нет, чтобы песель какой вместе со мной в портал вошел, так нет же, подсунули боги или кто там пакость белочью.
— Но-но-но, — тут же откликается она на мои мысли, облизнув при этом юрким язычком чашку снова. — Я, между прочим, полезная, нашла для тебя кое-что по спецзаказу.
Поднимает лапку вверх, приподнимает нос и движется в направлении, одной ей ведомому. Юркает туда-сюда по полкам, заглядывает во все банки, прикрывает глаза, а затем восклицает:
— Бинго! Зырь, че надыбала, — даже приплясывает на месте от избытка эмоций.
Ее гопнический сленг начинает меня умилять, особенно, глядя на тщедушное в противовес голосу тельце.
Подхожу ближе, в это время Тиль как раз наслаждается кашей, ест медленно, смакуя каждую ложечку. Это вызывает во мне жалость, неужели его совсем здесь голодом морили?
— Что тут? — вздыхаю и зеваю, прикрывая ладошкой рот.
А затем, взглянув на содержимое банки, на которую указывала Зинка, ахаю и беру ее в руки. Пыльца! А это что значица? Мед! Белка пытается своими лапками оттяпать у меня вожделенную вещь, поддевает коготочками крышку, но куда ей, тщедушной. Забираю обратно и проворачиваю деревянную крышку, а затем наклоняюсь, почти засовывая нос внутрь. Ммм! Вот это запах! Каюсь, до меда я охочая бабенка, как любил поговаривать мой бывший. Настроение при мыслях о Егоре тут же начало было падать, но в голову резко ударяют идеи. Веером по кругу перед мысленным взором проносятся рецептики, в которых фигурирует мед, и руки, как это обычно бывает при моих озарениях, тут же начинают чесаться. До того сильно хочется воплотить всё это в жизнь!
— Тиль, а у нас вообще бывают посетители? — сразу же спрашиваю у своего незаменимого помощника, который в этот момент как раз, подражая недавним действиям белки, облизывает чашку подчистую.
После моего вопроса мальчишка приоткрывает глаза, а затем, когда смысл до него доходит, его лицо тут же смурнеет. Он ставит пустую чашку на стол, берет в руки ту, куда он налил настоявшуюся воду из заваренных трав, грустно вздыхает и только потом отвечает:
— Бывают, но редко, да и мало кто возвращается, госпожа. Мы ведь комнаты постояльцам не сдаем, да и Орния, скажу вам по секрету, — последнее наклоняется и говорит мне шепотом, воровато оглядываясь по сторонам, — готовила хуже вас. Ваша каша просто объедение, госпожа. Честно-честно.
От комплимента я краснею, но тут же поджимаю губы. Так, Ленка, не время обтекать тут лужицей, нужно положение спасать. А то теперь-то мне тут жить и дела вести, не в хлеву же, как свиньям, ночевать, да и денежки я хрустящие ой как люблю. А оно самое, это положение, выходит, еще плачевнее, чем я предполагала. Мысленно потираю руки, предвкушая, какие устроим тут изменения.
— Ничего, проведем модернизацию, ребрендинг и озолотимся, Тиль! — пытаюсь подбодрить понурого мальчишку, белка в это время продолжает нагло лазить по банкам, не обращая на мой выразительный взгляд никакого внимания.
— Моде… Рербе… Что? — спрашивает пацан с открытым ртом, и в этот момент он более всего смахивает на деревенского дурачка, особенно, в своей нелепой одежде, явно больше его на несколько размеров.
— Не забивай себе голову, слушайся меня, помогай, и всё будет тип-топ! — улыбаюсь, похлопывая его по плечу.
— Тип-топ? — снова не понимает он, вызывая у меня глухое раздражение.
Молодежь эту еще учить.
— Во бестолковая голова. Даже я и то понимаю всё, — произносит запрыгнувшая мне снова на плечо белка, почесывая лапой внутренность своего уха.
А вот дальше начинается самое интересное. Осмотр своих новых владений. Даже сердце сжимается в предвкушении. Так и хочется, протянув руки, произнести вслух: “Всё мое, мое, всё мое!”
— Ну-с, — потираю руки, а затем иду осматривать кухню.
Сначала вижу всё то же самое, что и на земле: кастрюли, полки. Пусть не современное, зато вроде как добротное, пользоваться можно, а на первое время только это нам и нужно. А вот затем... Натыкаюсь на непонятный камень, стоящий в красивой подставке на подоконнике. Белый, немного прозрачный, с жемчужным отливом, он цеплял мой взгляд.
— Тиль, а это что такое? — поглаживаю гладкие грани, завороженная интересной расцветкой и каким-то странным ощущением, словно от камня что-то исходит.
— О, это магический очиститель, — воодушевляется парнишка и подходит ближе, прикасаясь к камню с благоговением.
Слава всем богам этого и всех иных миров, что здесь есть магия! Уф, главное, что мне не придется драить полы самой! Ох, какая жизнь-то начнется! Вот что мне больше всего не нравилось в прошлой жизни, так это вести домашнее хозяйство. Нет, готовка — моя страсть, само собой, это даже не ставится под сомнение, а вот уборка… Отдельная гиблая тема.
— А почему тогда не чистим? Вокруг такая грязища, пол липкий, да и стол... — задала, кажется, очевидный вопрос Тилю, осматривая пыль и паутину в углах, а про нагар вообще молчу.
Демонстративно провожу по полкам пальцем, показываю и Зинке, и мальчишке грязную ладонь.
— У меня нет такого запаса магии, этим обычно занимались вы, госпожа, но у вас не так много магии, чтоб очистить всё без вреда для резерва, — как-то печально качает головой Тиль, а вот меня заставляет задуматься.
Получается, если я новая госпожа вместо предыдущей, точнее, я не та девушка, которая обладала магическими способностями, возникает закономерный вопрос, смогу ли я вообще им пользоваться? Этим ее резервом, о котором Тиль только что говорил? М-да, удручающие сведения. И без того печальные перспективы погрузили меня в полное уныние. Это что, выходит, ручками пол мыть? Самой? Снова?!
— Чего раскисла, ватрушка! — вдруг рявкает мне на ухо Зинка, дергая его кончик. — Не было бы магии, как бы ты меня понимала? Так что харе титьки мять, да давай, за работу! Еще столько золота не отработано, столько еды не опробовано. Ух! Развернемся!
— Не заработано, — закатываю глаза и поправляю эту мелочь ушастую, уж больно она склонна к клептомании.
Остается надеяться, что это только на словах, а то не хватало мне еще потом тут озлобленных и обворованных клиентов. В порыве какой-то эйфории белка спрыгнула на стол, потрясывая лапкой, побегала туда-сюда, словно говорила речь перед целой толпой воинов, а затем, подуспокоившись под моим предостерегающим взглядом, прискакала обратно ко мне, садясь прямо напротив и заглядывая своими глазами-бусинками в мои. Кидаю мимолетный взгляд на Тиля, который в этот момент вышел в общий зал, оглядываясь по сторонам и…
— Фу, он что, в носу ковыряется? Пусть к моим чашкам свои лапы грязные не тянет! Так и передай ему. Усекла? — набычивается Зинка, что-то там пищит нечленораздельное, походу, беличьи матюки.
Я же закатываю глаза и тяжело вздыхаю. Эх, еще и манеры прививать, что белке, что пацану. Час от часу не легче.
Флегматично наблюдаю за Тилем, а сама раздумываю о вдохновляющих словах Зинки. Неужели она думает, что у меня всё получится?
— У нас, — поправляет она меня, снова залезая в мои сокровенные и, между прочим, секретные мысли.
Киваю ей в такт, прикусываю нижнюю губу и гляжу по сторонам. Таверна просторная, столько всего придумать можно... А, была не была, я ведь ничего не теряю. Хотя мелькает крамольная мысль: почти ничего… Кроме вреда для резерва. Надеюсь, не откинусь тут от убирательно-очистительного камушка. Тьфу ты, как сложно.
— Мы все умрем, мы все умрем, — высоким тоном голосит Зинка, перебегая с одного плеча на другое, от паники цепляется и тянет меня за волосы.
И я ее понимаю, последнее, что помню, как лет в пять бабушка делала рагу в такой печи… И… Собственно, всё.
— А что у нас из продуктов есть, Тиль? — оборачиваюсь на пацаненка, который всё время с интересом наблюдает за белкой.
— Вы хотите готовить? — в его голосе звучит откровенный ужас, что навевает на меня подозрения.
В этот момент даже белка замолкает.
— А кто обычно готовит? — мы с Зинкой во все глаза смотрим на пацаненка.
— У нас была повариха Орния, она из гномов, но ее декаду назад в таверну “Кривой Рог” позвали, — пожимает худыми плечами мальчишка. — Вот как она ушла, так всё, даже бродяжки к нам перестали ходить.
Его слова вызывают во мне нерадужные мысли. Это что получается, таверна и не таверна вовсе, а бомжатник?! Постигший меня попадос отозвался громким урчанием в голодном желудке.
— А чем вы сами питаетесь? — спрашиваю и, только после того, как глянула на выражение его лица, понимаю, какую допустила ошибку. — То есть мы, конечно же, мы, Тиль, — закусываю губу от нервов.
— Лучше бы язык прикусила, ватрушечка! — пискнула Зинка из-под копны моих волос.
И вдруг раздается какой-то странный звук. Поворачиваю голову, нахмурившись, но источника найти не могу.
— Ох, нужно же покормить Хельгу, простите, госпожа, я совсем забыл, — восклицает тут же Тиль и бежит в сторону второго выхода, который ведет на задний двор.
Мы с Зинкой переглядываемся и идем следом. Уж больно интересно, что это за животинка такая.
— Ну хоть отожму еду у этой Хельги, а то дождешься еды от вас, — бурчит и устраивает топотушки на моем плече белка, словно подгоняя меня идти быстрее.
Закатываю глаза и чуть ли не вываливаюсь наружу, споткнувшись о порог и пропахав подолом влажную землю.
— У, растяпа бестолковая, — бьет лапкой по шее Зинка, чего-то фырчит, и это, оказывается, ее смех.
— Сейчас кто-то голодный останется, — угрожающе потрясаю кулаком, а затем отряхиваю одежду, но это уже бесполезно.
Грязь уже въелась, оставляя черные грязные разводы. А затем снова слышу блеяние… Обычной козы?
— Тьфу ты, ну ты, трава, — сплевывает демонстративно Зинка.
Мы наблюдаем, как в углу двора стоит загон, в пределах которого стоит коза и жует из ведра траву. Тиль копается в другом углу, а затем идет и протягивает животинке что-то оранжевое.
— Морковка-а-а, — вдруг подскакивает белка и капает слюнями мне на плечо, а затем жамкает лапками и протягивает их вперед. — Дай-дай-дай.
— Молоко-о-о,—- протягиваю в это время я, в глазах тут же возникает куча идей, как бы нам тут развернуться.
В общем, мне удается сдержать белкину тягу к воровству, а скорее, к гопничеству, и попросить Тиля надоить козу. А сама в это время иду обратно на кухню и делаю ревизию скудного количества круп.
— Тиль, а ты умеешь печь растапливать? — тыкаю найденной кочергой в это чудо древней техники.
— Так это дело нехитрое, — машет рукой, словно это так, пустяк на пять минут. — Сейчас всё будет, госпожа.
Нахожу на одной из полок глиняные горшочки, промываю одну из лейки, решив позже уточнить, а как потом отмывать все котлы после еды. А пока рассматриваю подозрительного вида крупы, которые могут пойти на кашу.
— Что-то я есть перехотела-а-а, — тянет Зинка, следуя за мной по пятам. — А может, домой? Обратно? Дома как-то веселее, да и запасы мои не ревированы… Ревзированы… Тьфу ты, ну ты!
Она не договорила, вон как язык заплетается, но я и без этого нужный посыл уловила.
— Ты же сказала, я их уничтожила, — ехидничаю в ответ.
— Так я про Степкины, — строит морду кирпичом, — А то ишь, хвост свой подкатывает, а это что значица? А это значица, что все его запасы желудей — мои.
— А твои — его? — подначиваю эту хулиганку-интриганку, уж больно интересно с ней беседовать.
Давно мне так весело не было, но говорить я стараюсь потише, благо пацан занят печкой.
— Что? Еще чего! — вдруг начинает возмущаться и попискивать Зинка, потрясая лапками. — Он — самец, а я — самка, вот он пусть и обеспечивает нас провизией… Ишь, позарился на мои орешки…. Ням-ням.
Еле сдерживаю смех от ее возмущений. Что-что, а самки… Тьфу, блин, девочки… Они и в животной шкурке девочки, тем более, с земли.
— Это черный рис, а это далия, — подбегает вдруг Тиль, отвлекая нас, и тыкает пальцем то в один мешок, то в другой. — Из них можно как раз кашицу сготовить на воде. Пропарить хорошенько, тогда и будем сыты. Видел, как Орния так делала, к нам завсегда за ней и приходили поутру.
Скептически смотрю на него, понимая, что не шибко балуют они себя и гостей едой. А уж чем и как зарабатывают — это отдельный вопрос, которым мы и займемся чуть позже. А сейчас начнем осваивать местную печь. Как только та накаляется, ставлю на нее горшочек, заливаю молочком, а после, следуя собственным рецептам в голове, добавляю черный рис. Зинка бухается в обморок на доске для разделки, обмахиваясь своим хвостом на манер веера.
— Какой у-у-ужас, — протягивает на ультразвуке.
— А ну цыц! Пока тебя не разделала! — ставлю на место распоясавшуюся белку, на кухне может быть только одна хозяйка, и это я.
Постоянно помешивать варево не получается, ведь руку в печь не засунуть, так что нет-нет, но достаю прихватом и проверяю, наблюдая, как постепенно крупы разбухают, и каша всё больше начинает напоминать мне… Я бы сказала съедобное, но черное месиво, которое даже белое молоко не осветлило, наводит на нерадужные мысли. Минут двадцать спустя зачерпываю немного черного варева и пробую. Но вкуса пока с непривычки не чувствую.
— Кажется, готово.
Так что, вооружившись полотенцем, как оказалось, нарукавников здесь тоже нет, ставлю всё это добро на стол.
— Ну, — скептически говорит Зинка, перепрыгнув на стол, и принюхивается к приготовленной пище, — кто первый на отравление?
Поднимает голову, глядя на нас со скепсисом во взгляде, я же в возмущении приподнимаю бровь.
— Не знал бы, что это невозможно, госпожа, подумал бы, что белка у вас говорящая, — подает голос Тиль, так же, как и я, наблюдающий за дергающей хвостом белкой.
Сдерживаю улыбку и открываю снова шкаф, достаю там три деревянные чашки, из-за чего снова ловлю на себе странный взгляд мальчика.
— Зверь будет есть из нашей посуды?
Тиль, может, Зинку-то и не слышит, а вот она-то наоборот. Вон как усы после его слов агрессивно встопорщились.
— Где ты тут усы увидела, безешка? — снова читает мысли, нарушая мои личные границы. — И убогому этому скажи, пусть сам со своего ведра хлебает. Ну-ка давай, накладывай мне кашки. Ням-ням! — вооружилась найденной где-то чайной ложкой рыжая бестия.
— Какого ведра? — машинально переспрашиваю, но сама подхожу и накладываю в три миски кашки… Страшно-черной, но запах довольно приятный.
Живот урчит, а сама я с опаской подношу ложку ко рту. Две пары глаз внимательно наблюдают за мной, почти заглядывают мне в рот. Ну-ка, попробуем местные харчи отечественного производства. Ой, как бы самой не травануться, туалет-то местный я еще не видела. Чую, ждут меня трудные времена.
Каша вышла не такой уж и плохой, как все ожидали, вот только мне бы сахару. Всё же сладкое — это моя слабость, эх, оттого и спасательные круги на талии. Незаметно пытаюсь потрогать себя за отъеденные килограммы, но две пары глаз периодически нет-нет, да зыркают на меня, так что конфуза было бы не избежать. В общем, оставляю это на потом. Надо бы разузнать, есть ли тут аналог весов.
— Ну лады, не умрем, — фыркает Зинка, облизывая чашку до самой последней рисинки, а затем поднимает свой любопытный черный нос, принюхиваясь в воздухе и демонстрируя свою измазанную в каше мордочку.
— Не велика беда, — закатываю глаза, но говорю еле слышно, а то от этой язвы сто-пятьсот слов в ответ потом услышать можно.
Вот же вредная белка попалась. Нет, чтобы песель какой вместе со мной в портал вошел, так нет же, подсунули боги или кто там пакость белочью.
— Но-но-но, — тут же откликается она на мои мысли, облизнув при этом юрким язычком чашку снова. — Я, между прочим, полезная, нашла для тебя кое-что по спецзаказу.
Поднимает лапку вверх, приподнимает нос и движется в направлении, одной ей ведомому. Юркает туда-сюда по полкам, заглядывает во все банки, прикрывает глаза, а затем восклицает:
— Бинго! Зырь, че надыбала, — даже приплясывает на месте от избытка эмоций.
Ее гопнический сленг начинает меня умилять, особенно, глядя на тщедушное в противовес голосу тельце.
Подхожу ближе, в это время Тиль как раз наслаждается кашей, ест медленно, смакуя каждую ложечку. Это вызывает во мне жалость, неужели его совсем здесь голодом морили?
— Что тут? — вздыхаю и зеваю, прикрывая ладошкой рот.
А затем, взглянув на содержимое банки, на которую указывала Зинка, ахаю и беру ее в руки. Пыльца! А это что значица? Мед! Белка пытается своими лапками оттяпать у меня вожделенную вещь, поддевает коготочками крышку, но куда ей, тщедушной. Забираю обратно и проворачиваю деревянную крышку, а затем наклоняюсь, почти засовывая нос внутрь. Ммм! Вот это запах! Каюсь, до меда я охочая бабенка, как любил поговаривать мой бывший. Настроение при мыслях о Егоре тут же начало было падать, но в голову резко ударяют идеи. Веером по кругу перед мысленным взором проносятся рецептики, в которых фигурирует мед, и руки, как это обычно бывает при моих озарениях, тут же начинают чесаться. До того сильно хочется воплотить всё это в жизнь!
— Тиль, а у нас вообще бывают посетители? — сразу же спрашиваю у своего незаменимого помощника, который в этот момент как раз, подражая недавним действиям белки, облизывает чашку подчистую.
После моего вопроса мальчишка приоткрывает глаза, а затем, когда смысл до него доходит, его лицо тут же смурнеет. Он ставит пустую чашку на стол, берет в руки ту, куда он налил настоявшуюся воду из заваренных трав, грустно вздыхает и только потом отвечает:
— Бывают, но редко, да и мало кто возвращается, госпожа. Мы ведь комнаты постояльцам не сдаем, да и Орния, скажу вам по секрету, — последнее наклоняется и говорит мне шепотом, воровато оглядываясь по сторонам, — готовила хуже вас. Ваша каша просто объедение, госпожа. Честно-честно.
От комплимента я краснею, но тут же поджимаю губы. Так, Ленка, не время обтекать тут лужицей, нужно положение спасать. А то теперь-то мне тут жить и дела вести, не в хлеву же, как свиньям, ночевать, да и денежки я хрустящие ой как люблю. А оно самое, это положение, выходит, еще плачевнее, чем я предполагала. Мысленно потираю руки, предвкушая, какие устроим тут изменения.
— Ничего, проведем модернизацию, ребрендинг и озолотимся, Тиль! — пытаюсь подбодрить понурого мальчишку, белка в это время продолжает нагло лазить по банкам, не обращая на мой выразительный взгляд никакого внимания.
— Моде… Рербе… Что? — спрашивает пацан с открытым ртом, и в этот момент он более всего смахивает на деревенского дурачка, особенно, в своей нелепой одежде, явно больше его на несколько размеров.
— Не забивай себе голову, слушайся меня, помогай, и всё будет тип-топ! — улыбаюсь, похлопывая его по плечу.
— Тип-топ? — снова не понимает он, вызывая у меня глухое раздражение.
Молодежь эту еще учить.
— Во бестолковая голова. Даже я и то понимаю всё, — произносит запрыгнувшая мне снова на плечо белка, почесывая лапой внутренность своего уха.
А вот дальше начинается самое интересное. Осмотр своих новых владений. Даже сердце сжимается в предвкушении. Так и хочется, протянув руки, произнести вслух: “Всё мое, мое, всё мое!”
— Ну-с, — потираю руки, а затем иду осматривать кухню.
Сначала вижу всё то же самое, что и на земле: кастрюли, полки. Пусть не современное, зато вроде как добротное, пользоваться можно, а на первое время только это нам и нужно. А вот затем... Натыкаюсь на непонятный камень, стоящий в красивой подставке на подоконнике. Белый, немного прозрачный, с жемчужным отливом, он цеплял мой взгляд.
— Тиль, а это что такое? — поглаживаю гладкие грани, завороженная интересной расцветкой и каким-то странным ощущением, словно от камня что-то исходит.
— О, это магический очиститель, — воодушевляется парнишка и подходит ближе, прикасаясь к камню с благоговением.
Слава всем богам этого и всех иных миров, что здесь есть магия! Уф, главное, что мне не придется драить полы самой! Ох, какая жизнь-то начнется! Вот что мне больше всего не нравилось в прошлой жизни, так это вести домашнее хозяйство. Нет, готовка — моя страсть, само собой, это даже не ставится под сомнение, а вот уборка… Отдельная гиблая тема.
— А почему тогда не чистим? Вокруг такая грязища, пол липкий, да и стол... — задала, кажется, очевидный вопрос Тилю, осматривая пыль и паутину в углах, а про нагар вообще молчу.
Демонстративно провожу по полкам пальцем, показываю и Зинке, и мальчишке грязную ладонь.
— У меня нет такого запаса магии, этим обычно занимались вы, госпожа, но у вас не так много магии, чтоб очистить всё без вреда для резерва, — как-то печально качает головой Тиль, а вот меня заставляет задуматься.
Получается, если я новая госпожа вместо предыдущей, точнее, я не та девушка, которая обладала магическими способностями, возникает закономерный вопрос, смогу ли я вообще им пользоваться? Этим ее резервом, о котором Тиль только что говорил? М-да, удручающие сведения. И без того печальные перспективы погрузили меня в полное уныние. Это что, выходит, ручками пол мыть? Самой? Снова?!
— Чего раскисла, ватрушка! — вдруг рявкает мне на ухо Зинка, дергая его кончик. — Не было бы магии, как бы ты меня понимала? Так что харе титьки мять, да давай, за работу! Еще столько золота не отработано, столько еды не опробовано. Ух! Развернемся!
— Не заработано, — закатываю глаза и поправляю эту мелочь ушастую, уж больно она склонна к клептомании.
Остается надеяться, что это только на словах, а то не хватало мне еще потом тут озлобленных и обворованных клиентов. В порыве какой-то эйфории белка спрыгнула на стол, потрясывая лапкой, побегала туда-сюда, словно говорила речь перед целой толпой воинов, а затем, подуспокоившись под моим предостерегающим взглядом, прискакала обратно ко мне, садясь прямо напротив и заглядывая своими глазами-бусинками в мои. Кидаю мимолетный взгляд на Тиля, который в этот момент вышел в общий зал, оглядываясь по сторонам и…
— Фу, он что, в носу ковыряется? Пусть к моим чашкам свои лапы грязные не тянет! Так и передай ему. Усекла? — набычивается Зинка, что-то там пищит нечленораздельное, походу, беличьи матюки.
Я же закатываю глаза и тяжело вздыхаю. Эх, еще и манеры прививать, что белке, что пацану. Час от часу не легче.
Флегматично наблюдаю за Тилем, а сама раздумываю о вдохновляющих словах Зинки. Неужели она думает, что у меня всё получится?
— У нас, — поправляет она меня, снова залезая в мои сокровенные и, между прочим, секретные мысли.
Киваю ей в такт, прикусываю нижнюю губу и гляжу по сторонам. Таверна просторная, столько всего придумать можно... А, была не была, я ведь ничего не теряю. Хотя мелькает крамольная мысль: почти ничего… Кроме вреда для резерва. Надеюсь, не откинусь тут от убирательно-очистительного камушка. Тьфу ты, как сложно.
