Мой новый питомец действительно оказался котом, причём очень шкодным, и порой вёл себя ужасно — драл диван и обои, носился по квартире посреди ночи, не давая спать ни мне, ни соседям, и пытался есть всё подряд — от печенья до полиэтиленовых пакетов.
Я сразу поняла, что поставить новогоднюю ёлку мне не светит — Енот явно захочет попробовать если не её, то мишуру с дождиком точно.
Впрочем, до Нового года было ещё далеко.
Зима кончилась, сменившись весенней капелью, запахом сырой земли, набухших почек и новой жизни. Всё ближе и ближе была защита диплома, и я переживала, понимая, что неизбежно увижу в институте Руслана. Хотя бы мельком, краем глаза.
И — глупо — одновременно и хотела, и не хотела его увидеть.
Насколько же мы, люди, противоречивы. Я ушла от него, я отпустила его, я всем сердцем желала ему освободиться от чувства к себе, но при этом продолжала помнить, думать, мечтать и… скучать.
Мне не хватало его. И не хватало его именно мне, Вере, а не моей тьме. Конечно, она тоже страдала, лишившись возможности пить чужую любовь, но это было ничто по сравнению с тем, как мне иногда хотелось поделиться чем-либо с Русланом, услышать его голос, увидеть улыбку, заглянуть в глаза. Убедиться, что всё хорошо.
Что он по-прежнему… ангел.
— Ника!
Я, изучающая списки на защиту, отреагировала не сразу.
Почти забыла, что меня когда-то так называли.
— Да?
Несколько однокурсниц подлетели ко мне улыбающимися весенними пташками.
— Ты вот, здесь. Двадцатого мая защищаешься.
Сердце ёкнуло, а потом вновь разочарованно забилось. Руслана в моей группе не было.
— Кстати, а ты знаешь, что Жуков забрал документы?
На этот раз сердце остановилось.
— Что?..
— Забрал документы. Ты не слышала? Странно, мы думали, вы общаетесь…
— Мы расстались.
— Да это все знают давно! Но можно ведь общаться… Ладно! Короче, Руслан забрал документы недели две назад. Сказал, что на год или два уезжает во Францию и защитится, когда вернётся.
Я понимающе кивнула. Сердце по-прежнему не билось.
— Ника? Всё в порядке?
— Да, конечно, — выдохнула я с трудом.
Конечно, в порядке.
Мне просто больно, что единственный человек, который меня любит, теперь настолько далеко.
Чёртова эгоистка. Падший ангел, что с тебя взять…
Тем же вечером я искала в интернете хоть какую-то информацию о том, как поживают Руслан с Игорем Михайловичем.
Страницы в соцсетях молчали, зато я нашла заметку, что в июле у Игоря Жукова состоится выставка в Париже, и отдельный зал будет посвящён работам его сына.
Прочитав это, я летала и смеялась весь вечер, удивляя подросшего Енота. Он сидел на подоконнике в гостиной, наблюдая за тем, как я танцую посреди комнаты с блаженной улыбкой на губах.
Наверное, никто и никогда не сможет понять меня… Или даже просто — узнать про это.
Но, осознав, что я умею не только разрушать, но и созидать, я почувствовала себя счастливой.
Даже тьма внутри меня стала чуть светлее.
Через месяц я наконец защитилась, и передо мной встал вопрос о поиске работы. Родители в один голос твердили, что будут меня содержать до тех пор, пока я не найду что-нибудь действительно хорошее и высокооплачиваемое, но сидеть на их шее и после окончания института я не собиралась.
К концу лета я всё же устроилась в одну фирму по своей специальности и попросила маму с отцом прекратить меня спонсировать. К моему удивлению, совсем прекращать поток денег они отказались, но уменьшили его в два раза.
Я продолжала следить за жизнью Руслана. Потихоньку, но находила информацию о нём — то в наших, то в зарубежных соцсетях, то в каких-нибудь интернет-изданиях, то просто что-то слышала от однокурсников, с которыми он продолжал общаться. Руслан ничего не скрывал, поэтому узнать о нём было несложно.
Он учился в каком-то художественном заведении в Париже, жил с отцом, и Игорь Михайлович несколько раз организовывал их совместные выставки в Европе. Одна прошла осенью и в России. И как бы мне ни было любопытно, я не пошла туда.
Иногда я думала: интересно, а сам Руслан вспоминает обо мне? Спрашивает ли он обо мне наших общих знакомых? И однажды я поинтересовалась об этом у однокурсников.
«Нет, Ника. Ни разу не спрашивал».
Меня в тот момент неприятно кольнуло болью. Так легко смог оставить позади…
Но потом я поняла, что это хорошо, и успокоилась.
В конце концов, я сама хотела, чтобы Руслан был счастлив.
Осень заканчивалась, и на исходе ноября мне вдруг позвонил отец.
Он звонил редко, раз в две недели, а то и реже, и последний наш разговор состоялся всего лишь пару дней назад, поэтому я удивилась. Даже испугалась на секунду — вдруг с ним что-то случилось?
— Алло, Ника?
— Да, пап.
Он на секунду замолчал.
— Я хотел спросить тебя кое о чём. Скажи мне… ты где будешь Новый год встречать?
Я посмотрела на Енота, сладко спавшего в моих ногах.
— Дома.
— С кем?
Я хотела ответить «одна», но потом подумала, что это будет нечестно.
— С Енотом.
Отец опять замолчал.
— А ты не хочешь прийти к нам с Ниной в гости? В прошлом году ты отказалась, понятно, вы с Русланом вместе были. Но сейчас-то ты одна…
Странно. Пожалел меня, что ли?
— Спасибо, пап, но я не хочу вам мешать.
— Да ты не помешаешь. Приходи, мы приглашаем. Зачем тебе одной-то сидеть? Новый год всё-таки семейный праздник.
Удивительно, что может хотеться одновременно и рассмеяться, и заплакать.
Семейный? Как будто у меня есть семья.
— Ладно, пап, я подумаю.
Он вздохнул в трубку.
— Подумай, Ника. Мы будем рады тебя видеть.
Я улыбнулась, покачала головой, но ответила ещё раз:
— Да, я подумаю.
Поначалу я не собиралась думать. У отца своя семья, маленький ребёнок, новая жена… К чему там я?
И вообще — зачем он меня пригласил?
Мне неожиданно стало любопытно. Ощущает чувство вины? Жалеет? Или что?
В конце концов я решила — ладно, будь что будет. Если что, встану и пойду домой под каким-нибудь благовидным предлогом.
Кроме того, я чувствовала лёгкое любопытство — мне было интересно посмотреть на папину новую жену. Я не видела её даже не фотографиях. Знала лишь имя.
Раньше, когда родители только развелись, я почти ненавидела эту неизвестную женщину. Мне было необходимо кого-то ненавидеть, я же не могла ненавидеть родителей, поэтому я ненавидела её.
Теперь я уже не находила причин для подобного чувства. Она-то меня никогда не бросала, в отличие от мамы с папой. Она была виновата только в том, что полюбила женатого мужчину.
Когда-то и я была на её месте. Только в моём случае всё закончилось совершенно иначе.
Накануне 31 декабря я увидела в соцсетях фотографию. На ней был Руслан с какой-то красивой девушкой в красном платье. Они просто стояли рядом, и о том, кто она ему, ничего не говорило, но меня это тем не менее выбило из колеи.
С одной стороны, я была рада за него. А с другой — тьма внутри меня злобно скалила зубы.
Говорил, что любит. А сам быстро нашёл замену!
Ну и пусть, пусть. Пусть будет счастлив.
Хороша любовь — ещё года не прошло, а он уже утешился!
И ладно. Разве мало горя на свете? Пусть, пусть будет счастлив.
Ты как Русалочка — всё повторяешь «пусть, пусть»…
Я горько улыбнулась и стёрла с глаз горячие, больные слёзы.
Нет, я не Русалочка. Русалочка настолько любила своего принца, что согласилась превратиться в морскую пену, лишь бы он был счастлив.
А я уже была пеной, когда стала жить с Русланом. Он вернул меня к жизни. Воскресил.
И я не должна обижаться на него за то, что он может быть без меня счастлив, а я без него — нет.
Пусть будет. Пусть.
На следующий день я впервые поехала в гости к отцу. Нагруженная подарками, как Дед Мороз, и даже слегка волнующаяся.
На улице шёл пушистый и добрый снег, и я изо всех сил старалась не вспоминать прошлый Новый год. Ни к чему это.
Перед дверью в папину квартиру я стояла несколько минут, унимая волнение. Потом всё же позвонила — и замерла, услышав шаги по другую сторону.
Секунда, вторая, третья… Щелчок отпираемого замка… И дверь распахнулась.
— С наступающим, Ника!
Я не успела ничего рассмотреть — отец крепко обнял меня, а затем забрал все сумки.
— И тебя, пап. А…
— Здравствуй, Ника. С наступающим.
У неё были короткие тёмные волосы, кудрявые, как у меня, и немного испуганные серые глаза. А ещё — румянец во всю щёку.
Мама называла её «девчонка». Но она не была девчонкой. Да, моложе отца как минимум лет на десять, но не девчонка.
— Я Нина. Очень рада тебя видеть.
— И я вас, — сказала я не совсем искренне. Я не была рада. Впрочем, «не рада» тоже. — С наступающим.
Она кивнула и почему-то, к моему удивлению, ещё сильнее покраснела.
— Раздевайся, надевай тапочки и проходи в комнату. Будем тебя с Серёжкой знакомить, — папа говорил весело, но я чувствовала, что ему неловко.
И тут меня кольнуло.
Серёжка.
Нет, я выбирала ему подарок. Точнее, я купила то, что сказал папа, и собиралась положить под ёлку вместе с остальными подарками. Только тогда, в магазине игрушек, я ещё не успела по-настоящему осознать…
Да и сейчас пока не совсем…
А «совсем» настало, когда я его увидела. Трёхлетнего мальчика в зелёной футболке с нарисованным монстриком, играющего в машинки на полу детской.
Он поднял голову, посмотрел на меня и тут же вскочил на ноги.
— Ника? Ты — Ника?
— Д-да, — протянула я, не понимая, почему моё появление вызвало подобный ажиотаж.
— Ур-ра-а-а! — закричал мальчик, бросился вперёд и обнял меня где-то в районе коленок. — Будешь смотреть мои игрушки?
— Конечно, — кивнула я и зачем-то добавила: — Как же не смотреть-то?
Он расплылся в улыбке и побежал к комоду — что-то доставать оттуда.
Господи, брат. У меня есть брат.
И…
— Я рассказывала Серёже о тебе, — негромко сказала стоящая позади Нина. — Говорила, что у него есть сестричка, и она придёт в гости на Новый год.
…И этот брат очень похож на меня.
Волосы колечками, голубые глаза, ямочки на щеках, форма носа, губ, подбородка — он напоминал меня в детстве, какой я видела себя на фотографиях. Только мальчик.
Брат. Серёжа. У меня есть брат!
— Вот, смотри!
В руку ткнулось что-то металлическое. Я опустила голову — машинка какая-то.
— Знаешь, я совсем не разбираюсь в машинках…
— Ничего страшного! — заявили мне с искренней улыбкой. — Я тебя научу!
Почему-то ужасно, ужасно, просто невыносимо хотелось плакать.
Только не от одиночества, боли или горя.
А от чего-то… невозможно счастливого, искрящегося, словно огоньки на новогодней ёлке.
Удивительно, как много радости может принести всего лишь искренняя детская улыбка.
Серёжа оказался очень милым, живым и любопытным мальчиком, в котором уже чувствовался стержень настоящего, цельного человека. Я с интересом наблюдала за ним весь вечер, забыв про все свои тревоги и ненастья. Всё ушло на задний план.
А ещё я наблюдала за папой и Ниной. Я помнила, каким нервным и дёрганым он был последние годы моего детства, и теперь осознавала, почему.
Тело жило с нами, но душа принадлежала другой женщине. Вот этой.
Я ведь хорошо знаю, что это такое — жить с одним, но принадлежать другому. Это мучительно, если у тебя есть совесть.
У папы она есть.
А ещё я вспоминала, как к нему относилась мама, и сравнивала её поведение с поведением Нины. Разница была настолько огромной, что у меня сжималось сердце, когда я представляла, каково пришлось им всем. Отцу, Нине и маме.
Имею ли я право их осуждать?..
Ближе к часу ночи Нина пошла укладывать Серёжу, а мы с папой убирались на кухне. Он мыл посуду, я вытирала и складывала её стопочкой на столе.
И неожиданно, поглядев на его уже начавшие седеть виски, спросила:
— Пап, а зачем ты меня пригласил?
Он поднял голову и посмотрел на меня такими же, как у нас с Серёжкой, глазами.
— Потому что ты моя дочь, Ника.
— Но раньше не приглашал. Если не считать прошлого года.
— Ника… — Отец на секунду опустил глаза, но затем поднял их вновь. — В первый год я не позвал тебя, потому что ты всё равно бы не пошла. Нина всегда очень хотела познакомиться, но мы оба понимали, что это невозможно. Тогда это было невозможно.
Я кивнула.
Да. Он прав.
— А на следующий год Нина только-только родила. Мы ничего не отмечали, никого не звали. Потом я собирался, но ты сама мне сказала, что пойдёшь на вечеринку к однокурсникам, и я не решился тебя тревожить.
Теперь уже я опустила глаза.
— Я думала, что не нужна тебе.
— Ну что ты. — Папа сделал шаг вперёд и обнял меня. — Я знаю, я виноват. Я уделял тебе очень мало внимания последние годы. Серёжка сильно выматывал, Нина часто болела, и у меня просто не было сил. Я знаю, это не оправдание, но…
Я погладила его по плечам.
Я очень многое могла бы сказать. О том, как мне было плохо и одиноко. О том, как я плакала по ночам, как считала, что виновата в их с мамой разрыве. О том, как я скучала по своему детству… и своему счастью.
Да, я многое могла бы сказать. Но вместо этого сказала лишь:
— Я рада, что ты счастлив, пап.
Потому что на самом деле это было единственным, что имело значение.
Я ушла домой утром, сразу после того как Серёжка проснулся и, рассмотрев все подарки от Деда Мороза, сел завтракать. Мне не хотелось есть, но я предполагала, что Еноту как раз очень хочется, поэтому попрощалась с папой, братом и Ниной и отправилась к себе.
На улице было свежо, морозно и… пустынно. Тихо-тихо, как в сказке или во сне. Только теперь подобное молчание мира вызывало у меня не тоску, а улыбку.
Я достала мобильный телефон и набрала мамин номер. Я уже говорила с ней накануне, но тогда всё было по-другому.
— Привет, мам. С наступившим.
— Никуля! — голос её был весёлым и благодушным, как и всегда. Только раньше меня это раздражало, а теперь — нет. — Ну как ты? Всё в порядке?
Она тревожилась. Знала, что я пойду на Новый год к папе, и немного переживала.
— Да, всё хорошо. У меня, оказывается, чудесный братик.
— Да-а-а, — голос её вновь повеселел, — Слава присылал фотографии, очень милый мальчик, и на тебя похож. Точнее, вы оба похожи на Славу. Сразу видно, чьи дети.
Я ожидала, что мама спросит, как мне Нина, но она не спросила. Возможно, боялась услышать ответ, а может, ей просто было безразлично.
Я поинтересовалась, как она сама провела новогоднюю ночь, и мама радостно защебетала. Я слушала, кивала, улыбалась, наслаждаясь просто самим звуком её голоса.
Счастливого голоса.
Когда мы жили вместе, я почти никогда не слышала у неё такого голоса.
— Мам… я рада, что тебе хорошо, что ты счастлива.
— Спасибо, Никуля, — ответила она тепло, и я положила трубку.
Имею ли я право осуждать родителей?
Нет.
Виновата ли я в том, что всё случилось именно так?
Нет.
Злюсь ли я на них теперь?
Нет.
Я вздохнула и медленно пошла к автобусной остановке, оглядываясь по сторонам и улыбаясь искрящемуся снегу, украшенным витринам магазинов и редким прохожим, каждый из которых говорил: «С Новым годом!»
Да. С Новым годом. С по-настоящему Новым годом, оставившим позади всю застарелую обиду на родителей.
Я наконец смогла принять их такими, какими они были и есть.
Каждый человек имеет право на собственное счастье. Они построили мне счастливое детство, а потом ушли склеивать свои разбитые судьбы и пытаться нагнать упущенное время. Да, они меня бросили. Но всё же они поступили правильно. Лучше поздно, чем никогда.
Я сразу поняла, что поставить новогоднюю ёлку мне не светит — Енот явно захочет попробовать если не её, то мишуру с дождиком точно.
Впрочем, до Нового года было ещё далеко.
Зима кончилась, сменившись весенней капелью, запахом сырой земли, набухших почек и новой жизни. Всё ближе и ближе была защита диплома, и я переживала, понимая, что неизбежно увижу в институте Руслана. Хотя бы мельком, краем глаза.
И — глупо — одновременно и хотела, и не хотела его увидеть.
Насколько же мы, люди, противоречивы. Я ушла от него, я отпустила его, я всем сердцем желала ему освободиться от чувства к себе, но при этом продолжала помнить, думать, мечтать и… скучать.
Мне не хватало его. И не хватало его именно мне, Вере, а не моей тьме. Конечно, она тоже страдала, лишившись возможности пить чужую любовь, но это было ничто по сравнению с тем, как мне иногда хотелось поделиться чем-либо с Русланом, услышать его голос, увидеть улыбку, заглянуть в глаза. Убедиться, что всё хорошо.
Что он по-прежнему… ангел.
— Ника!
Я, изучающая списки на защиту, отреагировала не сразу.
Почти забыла, что меня когда-то так называли.
— Да?
Несколько однокурсниц подлетели ко мне улыбающимися весенними пташками.
— Ты вот, здесь. Двадцатого мая защищаешься.
Сердце ёкнуло, а потом вновь разочарованно забилось. Руслана в моей группе не было.
— Кстати, а ты знаешь, что Жуков забрал документы?
На этот раз сердце остановилось.
— Что?..
— Забрал документы. Ты не слышала? Странно, мы думали, вы общаетесь…
— Мы расстались.
— Да это все знают давно! Но можно ведь общаться… Ладно! Короче, Руслан забрал документы недели две назад. Сказал, что на год или два уезжает во Францию и защитится, когда вернётся.
Я понимающе кивнула. Сердце по-прежнему не билось.
— Ника? Всё в порядке?
— Да, конечно, — выдохнула я с трудом.
Конечно, в порядке.
Мне просто больно, что единственный человек, который меня любит, теперь настолько далеко.
Чёртова эгоистка. Падший ангел, что с тебя взять…
Тем же вечером я искала в интернете хоть какую-то информацию о том, как поживают Руслан с Игорем Михайловичем.
Страницы в соцсетях молчали, зато я нашла заметку, что в июле у Игоря Жукова состоится выставка в Париже, и отдельный зал будет посвящён работам его сына.
Прочитав это, я летала и смеялась весь вечер, удивляя подросшего Енота. Он сидел на подоконнике в гостиной, наблюдая за тем, как я танцую посреди комнаты с блаженной улыбкой на губах.
Наверное, никто и никогда не сможет понять меня… Или даже просто — узнать про это.
Но, осознав, что я умею не только разрушать, но и созидать, я почувствовала себя счастливой.
Даже тьма внутри меня стала чуть светлее.
Прода от 24.05.2021, 21:08
Через месяц я наконец защитилась, и передо мной встал вопрос о поиске работы. Родители в один голос твердили, что будут меня содержать до тех пор, пока я не найду что-нибудь действительно хорошее и высокооплачиваемое, но сидеть на их шее и после окончания института я не собиралась.
К концу лета я всё же устроилась в одну фирму по своей специальности и попросила маму с отцом прекратить меня спонсировать. К моему удивлению, совсем прекращать поток денег они отказались, но уменьшили его в два раза.
Я продолжала следить за жизнью Руслана. Потихоньку, но находила информацию о нём — то в наших, то в зарубежных соцсетях, то в каких-нибудь интернет-изданиях, то просто что-то слышала от однокурсников, с которыми он продолжал общаться. Руслан ничего не скрывал, поэтому узнать о нём было несложно.
Он учился в каком-то художественном заведении в Париже, жил с отцом, и Игорь Михайлович несколько раз организовывал их совместные выставки в Европе. Одна прошла осенью и в России. И как бы мне ни было любопытно, я не пошла туда.
Иногда я думала: интересно, а сам Руслан вспоминает обо мне? Спрашивает ли он обо мне наших общих знакомых? И однажды я поинтересовалась об этом у однокурсников.
«Нет, Ника. Ни разу не спрашивал».
Меня в тот момент неприятно кольнуло болью. Так легко смог оставить позади…
Но потом я поняла, что это хорошо, и успокоилась.
В конце концов, я сама хотела, чтобы Руслан был счастлив.
Осень заканчивалась, и на исходе ноября мне вдруг позвонил отец.
Он звонил редко, раз в две недели, а то и реже, и последний наш разговор состоялся всего лишь пару дней назад, поэтому я удивилась. Даже испугалась на секунду — вдруг с ним что-то случилось?
— Алло, Ника?
— Да, пап.
Он на секунду замолчал.
— Я хотел спросить тебя кое о чём. Скажи мне… ты где будешь Новый год встречать?
Я посмотрела на Енота, сладко спавшего в моих ногах.
— Дома.
— С кем?
Я хотела ответить «одна», но потом подумала, что это будет нечестно.
— С Енотом.
Отец опять замолчал.
— А ты не хочешь прийти к нам с Ниной в гости? В прошлом году ты отказалась, понятно, вы с Русланом вместе были. Но сейчас-то ты одна…
Странно. Пожалел меня, что ли?
— Спасибо, пап, но я не хочу вам мешать.
— Да ты не помешаешь. Приходи, мы приглашаем. Зачем тебе одной-то сидеть? Новый год всё-таки семейный праздник.
Удивительно, что может хотеться одновременно и рассмеяться, и заплакать.
Семейный? Как будто у меня есть семья.
— Ладно, пап, я подумаю.
Он вздохнул в трубку.
— Подумай, Ника. Мы будем рады тебя видеть.
Я улыбнулась, покачала головой, но ответила ещё раз:
— Да, я подумаю.
Поначалу я не собиралась думать. У отца своя семья, маленький ребёнок, новая жена… К чему там я?
И вообще — зачем он меня пригласил?
Мне неожиданно стало любопытно. Ощущает чувство вины? Жалеет? Или что?
В конце концов я решила — ладно, будь что будет. Если что, встану и пойду домой под каким-нибудь благовидным предлогом.
Кроме того, я чувствовала лёгкое любопытство — мне было интересно посмотреть на папину новую жену. Я не видела её даже не фотографиях. Знала лишь имя.
Раньше, когда родители только развелись, я почти ненавидела эту неизвестную женщину. Мне было необходимо кого-то ненавидеть, я же не могла ненавидеть родителей, поэтому я ненавидела её.
Теперь я уже не находила причин для подобного чувства. Она-то меня никогда не бросала, в отличие от мамы с папой. Она была виновата только в том, что полюбила женатого мужчину.
Когда-то и я была на её месте. Только в моём случае всё закончилось совершенно иначе.
Накануне 31 декабря я увидела в соцсетях фотографию. На ней был Руслан с какой-то красивой девушкой в красном платье. Они просто стояли рядом, и о том, кто она ему, ничего не говорило, но меня это тем не менее выбило из колеи.
С одной стороны, я была рада за него. А с другой — тьма внутри меня злобно скалила зубы.
Говорил, что любит. А сам быстро нашёл замену!
Ну и пусть, пусть. Пусть будет счастлив.
Хороша любовь — ещё года не прошло, а он уже утешился!
И ладно. Разве мало горя на свете? Пусть, пусть будет счастлив.
Ты как Русалочка — всё повторяешь «пусть, пусть»…
Я горько улыбнулась и стёрла с глаз горячие, больные слёзы.
Нет, я не Русалочка. Русалочка настолько любила своего принца, что согласилась превратиться в морскую пену, лишь бы он был счастлив.
А я уже была пеной, когда стала жить с Русланом. Он вернул меня к жизни. Воскресил.
И я не должна обижаться на него за то, что он может быть без меня счастлив, а я без него — нет.
Пусть будет. Пусть.
На следующий день я впервые поехала в гости к отцу. Нагруженная подарками, как Дед Мороз, и даже слегка волнующаяся.
На улице шёл пушистый и добрый снег, и я изо всех сил старалась не вспоминать прошлый Новый год. Ни к чему это.
Перед дверью в папину квартиру я стояла несколько минут, унимая волнение. Потом всё же позвонила — и замерла, услышав шаги по другую сторону.
Секунда, вторая, третья… Щелчок отпираемого замка… И дверь распахнулась.
— С наступающим, Ника!
Я не успела ничего рассмотреть — отец крепко обнял меня, а затем забрал все сумки.
— И тебя, пап. А…
— Здравствуй, Ника. С наступающим.
У неё были короткие тёмные волосы, кудрявые, как у меня, и немного испуганные серые глаза. А ещё — румянец во всю щёку.
Мама называла её «девчонка». Но она не была девчонкой. Да, моложе отца как минимум лет на десять, но не девчонка.
— Я Нина. Очень рада тебя видеть.
— И я вас, — сказала я не совсем искренне. Я не была рада. Впрочем, «не рада» тоже. — С наступающим.
Она кивнула и почему-то, к моему удивлению, ещё сильнее покраснела.
— Раздевайся, надевай тапочки и проходи в комнату. Будем тебя с Серёжкой знакомить, — папа говорил весело, но я чувствовала, что ему неловко.
И тут меня кольнуло.
Серёжка.
Нет, я выбирала ему подарок. Точнее, я купила то, что сказал папа, и собиралась положить под ёлку вместе с остальными подарками. Только тогда, в магазине игрушек, я ещё не успела по-настоящему осознать…
Да и сейчас пока не совсем…
А «совсем» настало, когда я его увидела. Трёхлетнего мальчика в зелёной футболке с нарисованным монстриком, играющего в машинки на полу детской.
Он поднял голову, посмотрел на меня и тут же вскочил на ноги.
— Ника? Ты — Ника?
— Д-да, — протянула я, не понимая, почему моё появление вызвало подобный ажиотаж.
— Ур-ра-а-а! — закричал мальчик, бросился вперёд и обнял меня где-то в районе коленок. — Будешь смотреть мои игрушки?
— Конечно, — кивнула я и зачем-то добавила: — Как же не смотреть-то?
Он расплылся в улыбке и побежал к комоду — что-то доставать оттуда.
Господи, брат. У меня есть брат.
И…
— Я рассказывала Серёже о тебе, — негромко сказала стоящая позади Нина. — Говорила, что у него есть сестричка, и она придёт в гости на Новый год.
…И этот брат очень похож на меня.
Волосы колечками, голубые глаза, ямочки на щеках, форма носа, губ, подбородка — он напоминал меня в детстве, какой я видела себя на фотографиях. Только мальчик.
Брат. Серёжа. У меня есть брат!
— Вот, смотри!
В руку ткнулось что-то металлическое. Я опустила голову — машинка какая-то.
— Знаешь, я совсем не разбираюсь в машинках…
— Ничего страшного! — заявили мне с искренней улыбкой. — Я тебя научу!
Почему-то ужасно, ужасно, просто невыносимо хотелось плакать.
Только не от одиночества, боли или горя.
А от чего-то… невозможно счастливого, искрящегося, словно огоньки на новогодней ёлке.
Удивительно, как много радости может принести всего лишь искренняя детская улыбка.
Серёжа оказался очень милым, живым и любопытным мальчиком, в котором уже чувствовался стержень настоящего, цельного человека. Я с интересом наблюдала за ним весь вечер, забыв про все свои тревоги и ненастья. Всё ушло на задний план.
А ещё я наблюдала за папой и Ниной. Я помнила, каким нервным и дёрганым он был последние годы моего детства, и теперь осознавала, почему.
Тело жило с нами, но душа принадлежала другой женщине. Вот этой.
Я ведь хорошо знаю, что это такое — жить с одним, но принадлежать другому. Это мучительно, если у тебя есть совесть.
У папы она есть.
А ещё я вспоминала, как к нему относилась мама, и сравнивала её поведение с поведением Нины. Разница была настолько огромной, что у меня сжималось сердце, когда я представляла, каково пришлось им всем. Отцу, Нине и маме.
Имею ли я право их осуждать?..
Ближе к часу ночи Нина пошла укладывать Серёжу, а мы с папой убирались на кухне. Он мыл посуду, я вытирала и складывала её стопочкой на столе.
И неожиданно, поглядев на его уже начавшие седеть виски, спросила:
— Пап, а зачем ты меня пригласил?
Он поднял голову и посмотрел на меня такими же, как у нас с Серёжкой, глазами.
— Потому что ты моя дочь, Ника.
— Но раньше не приглашал. Если не считать прошлого года.
— Ника… — Отец на секунду опустил глаза, но затем поднял их вновь. — В первый год я не позвал тебя, потому что ты всё равно бы не пошла. Нина всегда очень хотела познакомиться, но мы оба понимали, что это невозможно. Тогда это было невозможно.
Я кивнула.
Да. Он прав.
— А на следующий год Нина только-только родила. Мы ничего не отмечали, никого не звали. Потом я собирался, но ты сама мне сказала, что пойдёшь на вечеринку к однокурсникам, и я не решился тебя тревожить.
Теперь уже я опустила глаза.
— Я думала, что не нужна тебе.
— Ну что ты. — Папа сделал шаг вперёд и обнял меня. — Я знаю, я виноват. Я уделял тебе очень мало внимания последние годы. Серёжка сильно выматывал, Нина часто болела, и у меня просто не было сил. Я знаю, это не оправдание, но…
Я погладила его по плечам.
Я очень многое могла бы сказать. О том, как мне было плохо и одиноко. О том, как я плакала по ночам, как считала, что виновата в их с мамой разрыве. О том, как я скучала по своему детству… и своему счастью.
Да, я многое могла бы сказать. Но вместо этого сказала лишь:
— Я рада, что ты счастлив, пап.
Потому что на самом деле это было единственным, что имело значение.
Прода от 25.05.2021, 21:26
Я ушла домой утром, сразу после того как Серёжка проснулся и, рассмотрев все подарки от Деда Мороза, сел завтракать. Мне не хотелось есть, но я предполагала, что Еноту как раз очень хочется, поэтому попрощалась с папой, братом и Ниной и отправилась к себе.
На улице было свежо, морозно и… пустынно. Тихо-тихо, как в сказке или во сне. Только теперь подобное молчание мира вызывало у меня не тоску, а улыбку.
Я достала мобильный телефон и набрала мамин номер. Я уже говорила с ней накануне, но тогда всё было по-другому.
— Привет, мам. С наступившим.
— Никуля! — голос её был весёлым и благодушным, как и всегда. Только раньше меня это раздражало, а теперь — нет. — Ну как ты? Всё в порядке?
Она тревожилась. Знала, что я пойду на Новый год к папе, и немного переживала.
— Да, всё хорошо. У меня, оказывается, чудесный братик.
— Да-а-а, — голос её вновь повеселел, — Слава присылал фотографии, очень милый мальчик, и на тебя похож. Точнее, вы оба похожи на Славу. Сразу видно, чьи дети.
Я ожидала, что мама спросит, как мне Нина, но она не спросила. Возможно, боялась услышать ответ, а может, ей просто было безразлично.
Я поинтересовалась, как она сама провела новогоднюю ночь, и мама радостно защебетала. Я слушала, кивала, улыбалась, наслаждаясь просто самим звуком её голоса.
Счастливого голоса.
Когда мы жили вместе, я почти никогда не слышала у неё такого голоса.
— Мам… я рада, что тебе хорошо, что ты счастлива.
— Спасибо, Никуля, — ответила она тепло, и я положила трубку.
Имею ли я право осуждать родителей?
Нет.
Виновата ли я в том, что всё случилось именно так?
Нет.
Злюсь ли я на них теперь?
Нет.
Я вздохнула и медленно пошла к автобусной остановке, оглядываясь по сторонам и улыбаясь искрящемуся снегу, украшенным витринам магазинов и редким прохожим, каждый из которых говорил: «С Новым годом!»
Да. С Новым годом. С по-настоящему Новым годом, оставившим позади всю застарелую обиду на родителей.
Я наконец смогла принять их такими, какими они были и есть.
Каждый человек имеет право на собственное счастье. Они построили мне счастливое детство, а потом ушли склеивать свои разбитые судьбы и пытаться нагнать упущенное время. Да, они меня бросили. Но всё же они поступили правильно. Лучше поздно, чем никогда.
