ЧАСТЬ I
1.
- Одри Мэй - ну наконец-то появилась эта путешественная девица! Посмотри на шерсть в этой корзине: она для Эстер. Как раз та самая, что девушки покрасили вайдой, как ты советовала. Управляющий предлагал отвезти подарок сегодня, раз всё равно летит в ту сторону и ему по пути, но я не дала: хотела, чтобы сначала ты посмотрела. А тебя опять не дождёшься весь день. Кто говорит, что дочки помощницы матери и светочи дома, тот просто не знаком с Одри Мэй Томриш! Как по-твоему, котёночек мой: достаточно ли глубок этот синий цвет?
Госпожа Дагни Томриш, как известно было всему Северному Байитису, не умела всерьёз сердиться на детей – на своих тем более. Своими тремя шумными отважными мальчишками она незамысловато гордилась, оставляя строгости воспитания их отцу, который справлялся с этим блестяще. Уважаемый караванщик Оттис Томриш управлял своей троицей легко и непринуждённо, и ни разу ни один мускул в лице его не дрогнул, когда он деловито и сурово разбирал их изобретательные шалости и увлекательные драки. Старшему миновало тринадцать зим, младшему восемь – и Оттис нисколько не шутил, утверждая в компании других караванщиков, что скоро для снаряжения и переправы драконьих караванов ему не понадобятся наёмные работники: сыновья достаточно сильны и толковы, чтобы можно было управлять делом только семейными силами. Так что госпоже Дагни, его супруге, было чем гордиться.
Что касается Одри Мэй – Дагни нередко ворчала сама на себя, что хорошая мать должна бы быть построже с дочерью. Иногда на неё находила причуда поучить Одри Мэй уму-разуму, но все её поучения и укоры звучали добродушно, как ни старалась она добавить голосу строгости. Одри Мэй её первенец и единственная дочка среди этой галдящей оравы драконьих караванщиков. Если уж начистоту, ругать хорошенькую, ласковую и сообразительную дочку совсем не за что – разве что за то, что девица пятнадцати зим отроду слишком уж вольно распоряжается собою. Несколько дней подряд сидит над шитьём, вышивкой или рисунками с рассвета дотемна, как булавками к месту приколотая, даже поесть забывает. А как закончит задуманную работу, ускользнёт и не поймаешь, дома не застанешь, хорошо хоть ночевать в усадьбу возвращается – и это безобразие тоже длится несколько дней. Правда, когда отец бывает дома, а не на службе, хитрюга Одри так не самовольничает: так только с матушкой можно обходиться!
Если Одри Мэй не успевала вернуться домой до заката, матушка просто считала нужным напомнить, как дочке повезло в жизни, и говорила всегда почти одно и то же:
- Вот помнишь, я тебе рассказывала, как было у нас, на Айветской равнине, откуда я родом? Ты бы и замуж никогда не вышла, если бы позволяла себе так свободно везде разгуливать. Неприличным это считается для молодой девицы. Это тебе посчастливилось, что ты здесь в Дигерэше выросла, с твоим-то нравом.
- Я очень этому рада, матушка! – отвечала Одри Мэй, совершенно обезоруживая Дагни улыбкой, а то и тёплыми объятиями. – Я очень горжусь своей смелой матушкой, которая решилась сюда перебраться из таких суровых земель!
Дагни тоже невольно улыбалась и разводила руками: ну вот как на неё сердиться? Может, зря она честно рассказала дочке свою историю? Ладно, уже что сделано, то сделано.
- Шерсть чудесно окрасилась, как задумано: вот этот цвет и называется «королевский синий», - оценила Одри Мэй, заглядывая в корзину. – Такой цвет создан для Эстер, она оценит. Это мне магистр Офуш посоветовал применить вайду, ему спасибо.
Для Одри Мэй каждого человека сопровождал свой цвет – кого один, а кого и несколько цветов. Кого раз и навсегда жизнь окрасила, а у кого с годами или событиями меняются цвета и оттенки. За последние три года в Байитисе не осталось ни одной невесты, которая не навестила бы усадьбу Томришей перед выбором свадебного платья: всё равно никто не подобрал бы ткань и покрой лучше, чем дочь госпожи Дагни. И даже самых придирчивых ценителей восхищали вышитые Одри Мэй гобелены. В Дигерэше достаточно искусных мастериц, что и на безбедную жизнь зарабатывают вышивкой. И все дигерские дворянские девицы шьют и вышивают, но только про дочь караванщика Томриша говорят, что её гобелены – картины, вот-вот готовые ожить.
- Так и хочется выйти на этот луг, гладить лепестки этих маков, пока ветер их не оборвал.
- В жару под этим вышитым ручьём сидеть прохладней: так не только я думаю, но и мой старик.
- Сынишка каждый день гладит собаку и кошек на гобелене, перед тем как улечься спать.
Так отзывались люди о работах Одри Мэй, и не знала Дагни, гордиться ей или тревожиться. Любые дарования прибавляют человеку печали, а уж девице для счастья всегда лучше иметь более незамысловатый характер. В кого только Одри Мэй такая непростая девчонка? Ладно бы только вышивала так причудливо, так три зимы назад взялась ещё и углём рисовать. Это всё магистр Офуш - обучил её, как обожженные палочки из ивы или ореха, сливы или розмарина превращать в угли для рисования. А с тех пор, как рисунки Одри Мэй случайно увидела леди Ида, она стала присылать дочери Томришей дорогостоящую бумагу.
С зимы всё чаще посещала госпожу Дагни Томриш одна шальная мысль, к лету превратившаяся в серьёзную задумку. Дочери служилых дворян из Байитиса обычно повторяли судьбу матерей – и не сказать, что неохотно: выходя замуж, становились хозяйками в таких же усадьбах, как и родительская. Безошибочным материнским чутьём Дагни догадывалась – не стремится её Одри к такой судьбе. Кроме своего рукоделия, ни к чему в хозяйстве у неё душа не лежит, особенно служанками распоряжаться, за работами приглядывать. Как сама норовит всё делать по-своему, никому не подчиняясь, так и другими командовать не любит. А любит на красоту любоваться: насмотрится - и сама придумает новую красоту. Ей бы жить в таком доме, где есть мажордом и экономка, где не у жены муж будет спрашивать, сколько у них на зиму съестных припасов для семьи, слуг, скотины и птицы… Как леди Ида вечерами играет на лютне и поёт, так бы и Одри Мэй вышивала и рисовала свои картинки…
Мысли эти Дагни даже мужу не поверяла: Оттис добродушно посмеётся, скажет, размечталась супруга не по чину. Оттис заботливый муж и отец: сядешь вспоминать, и за весь день ему упрёка не придумаешь, перебирая годы их жизни. Но человек он незамысловатый: что для него хорошо, то и для детей хорошо, ничего нового для них выдумывать он не будет. А ему хорошо или в своей просторной горной усадьбе, или в пути – лишь бы сам себе хозяин. Так ведь и Одри, первое их дитя, вольнолюбием в отца пошла. От Дагни унаследовала дочка синие глаза, умеющие принимать ангельское выражение, и ладную точеную фигурку с плавными линиями. Волосы у неё были потемнее: не медовые, как у матери, а каштановые, и необычный этот цвет выделял её среди темноволосых дигерок. Дагни гордо признавала: она сама была хорошенькой в годы Одри, да и после рождения детей не так уж подурнела. Но вот Одри получилась настоящей красоткой: а если уж какая-то задумка в глазах светится, вообще залюбуешься. Это ж надо, чтоб у дочки ростовщика из Витре выросла такая девчонка… Такие мысли всегда настраивали Дагни на добродушный, самодовольный и даже гордый лад.
Нет, Оттису не обязательно знать о её планах просить леди Морису и леди Иду посодействовать устройству судьбы дочери. Но если леди Горного Дома возьмутся представлять Одри Мэй женихам как утончённую девицу, всегда отыщутся злые языки, которые скажут, что ангелочек не такой уж ангельский. Без предосторожностей здесь не обойтись…
- Ладно, Одри Мэй, оставь ты эту корзинку, завтра Эстер её отправим. Ты лучше скажи матери: где опять тебя носило сегодня весь день?
- Я гуляла в Беште, матушка: смотрела, как украшают город к Летнему Солнцестоянию.
- Лучше бы ты и приврала мне иногда, пощадила матушку, - с мягким укором, почти обречённо вздохнула Дагни. – Мне страшновато, когда ты летаешь одна в такую даль, и ты прекрасно это знаешь. И бродишь по городу без служанки, как простолюдинка. Ты же не леди из Горного Дома, чтобы самой придумывать себе правила…
- Матушка, не беспокойся: я была с Патриком и Колином, как обычно. И они прилетели за мной сюда, ждали с драконом на лугу Гри, так что я никуда одна не летала и по городу одна не бродила. И мы обедали в их доме, и леди Хильда передавала тебе поклон.
- Ну ладно… Если с Патриком и Колином, то ладно… Ну неужели так было и не сказать с утра, чтобы твоей матушке жилось спокойнее? Вот только не надо снова оправдываться, что не смогла меня найти с утра в усадьбе: ты с вечера знала, что я буду в сыроварне. Хотя ты витаешь в своих мыслях, голубка, и частенько не слышишь, что я тебе говорю!
Близнецы Патрик и Колин, на два дня старше Одри Мэй, были сыновьями Эвана и Хильды Малльш, принадлежали к маршальскому Дому. Нецеремонный весельчак и балагур Эван Малльш был начисто лишен высокомерия и не чурался общества драконьих караванщиков, простых служилых дворян. Жена его леди Хильда, сосватанная на Оззунде, и сама из таких происходила, хоть и состояла в родстве с Домом Дарэнов. Дагни помнила её ещё только что прибывшей в Дигерэш невестой, и могла сказать, что годы жизни в маршальской семье ничуть не прибавили Хильде спеси… И сыновья Малльша-младшего с дочкой караванщика Томриша с младенчества завели дружбу – ещё с тех пор, как вместе загнали в кувшин майского жука и слушали, затаив дыхание, как он там шуршит.
Мальчишки Малльш славные парни, и Одри Мэй им как сестра. Может, будь хоть слегка по-другому, и не привечали бы так дочку караванщика Томриша в их семействе. Дагни ничуть не желала плохо думать о людях, особенно о тех, что и правда ей нравились, но она крепко стояла обеими ногами на земле. Одно дело необременительное приятельство взрослых и милая детская дружба, совсем другое дело близкое родство. Эван, может, и понял бы, но вот сам суровый старик маршал не развеселился бы, если б один из его внуков вздумал взять в жёны Одри Мэй Томриш. Нет, Дагни бы порадовалась, окажись она неправа… С другой стороны, всё-таки Одри Мэй, считай, крестница дочери Лорда-Хранителя. Но эти парни ещё совсем дети. Девчонка в пятнадцать лет – уже взрослая девица, которую можно сватать, а им грядущей зимой только первый раз ехать служить в Верхнюю Марку, на зимовку…
- Матушка, да ты сама не слушаешь, когда я говорю с тобой! – дочка положила ладошку на плечо задумавшейся Дагни.
- Суматошный день, - вздохнула Дагни. – Мне не за что оправдываться, котёночек. Так что ты говорила?
- Я предложила тебе пойти прогуляться вместе до Гри, встретить отца и ребят.
Дагни оглядела в зеркале своё домашнее платье и растрепавшуюся причёску, и устало рассмеялась:
- Прогуляйся одна – я хотя бы чуть отдышусь и приведу себя в порядок. А то на середине пути усядусь где-нибудь в поле, где трава помягче, там и останусь, как лохматое пугало!
Здесь, в их затерянном углу Северного Байитиса, Дагни совершенно не боялась за Одри Мэй. Здесь исконная наследственная земля Оттиса - хоть и не особо урожайная, теплая и милостивая, но своя. Только их работники да соседи, вольные горнодобытчики и оружейники, здесь и могут встретиться. Даже и охотник чужой не забредёт – очень далеко от всеобщих путей. Одри Мэй с тех пор, как ходить хорошо научилась, так и повадилась прохлаждаться на Гри – высокогорный луг, куда приземляются их домашние служилые драконы. Виды оттуда – дух захватывает… Горы у них в Северном Байитисе изрезаны ущельями, реки прокладывают себе пути в камне, а водопадов больших и малых не счесть. Сейчас придёт Одри, присядет на поросший мхом камень и будет дожидаться отца и братьев – а ещё и запоминать всё, что видит: ведь она говорит, что всякий раз место это как новое, незнакомое. И родится потом новый гобелен или рисунок, а может, просто причудливый узор – будто травы сплелись под ветром.
Дочка ушла, уже и следы её лёгкие в дорожной пыли растаяли, а Дагни зачем-то направилась в её комнатку – да хоть подушки взбить своей неугомонной мастерице перед сном. Вроде порядок, всё прибрано. Вот только почти посреди рукодельного столика широкая плоская шкатулка оставлена, которую дарила на Зимнее Солнцестояние леди Мориса. По детской привычке, следы которой вели в прошлую равнинную жизнь, Дагни мысленно называла леди Морису крестной своей дочери, хоть в Дигерэше и не было этого слова. А причудливую эту шкатулку привезли с Оззунда, сделана она была из бивня какого-то морского зверя, а Одри Мэй так пришлась по душе, что она сразу благодарно пообещала хранить там свои лучшие драгоценности.
Любопытно, и что там теперь хранится? Дагни осторожно открыла шкатулку и увидела стопку ровно нарезанной бумаги, которую тут же аккуратно взяла в руки. Все листы, снизу доверху, испещрены угольными рисунками, обработанными чем-то поверх для долговечного хранения. Были здесь и мать, и отец, и братья, были усадебные работники за работой, драконы и лошади, были улочки Бешта и Тоссэн Тойрат, были горы и водопады. Но чаще всего попадался искусный драконий наездник – юный, крепкий и сильный, безукоризненно сложенный. Он то проверял упряжь, то оторвался только что от земли, то приземлялся. Иногда просто беседовал со своим драконом, доверительно приобняв его за шею. Иногда припадал к спине дракона под ветрами в небесах, становясь с ним единым целым, и тогда был особенно хорош собой. И ведь как живой: повернёт сейчас голову, скажет что-нибудь. Даже глядя ему в спину, можно угадать, весёлое ли, мрачное ли у него сейчас лицо. Ни один рисунок с ним не повторялся, но на каждом рисунке был один и тот же человек.
Дагни вспомнила, как дивилась недавно: зачем выдумщица Одри Мэй растирает в ступке эти крохотные коробочки с ярким цветным порошком - семена цветущего мха? Ещё и добавляет туда что-то вроде пудры - привезла от магистра Офуша. Вот оно что. Мало ей было только угля, обязательно волосы всадника хотела сделать такими, как есть. И у неё получилось. Коротко остриженные, весело взъерошенные ветром медно-рыжие волосы. А с нескольких рисунков смотрели в упор на затаившую дыхание госпожу Томриш живые, бесстрашные и упрямые серо-зелёные глаза всадника. И никто бы взгляд их не передал лучше, точнее. Что ж за беда-то, кто мог бы подумать… А она, мать, ни о чём не подозревала - смеялась, что дочка до сих пор дитя, ни на кого ещё и не посмотрела. Глупая девочка, милая моя Одри Мэй. Как же это?.. Аск Дэйтон Мэллэрд, сын Лорда-Хранителя, будущий государь Дигерэша.
Кто бы ни стал утешать сейчас Дагни – никого бы она не послушала. Не учили её никаким искусствам, но точно она знала: только любящее сердце может так зачарованно направлять руку.
Прода от 20.12.2024, 09:17
2.
После короткого удачного похода гостить у короля Ивара оказалось совсем не так занятно, как рассчитывал Аск Дэйтон, когда размышлял об этом у походных костров под плоским и пустым равнинным небом.
