ЧАСТЬ I
1.
Бонни очень удивила дедушку тем, что согласилась вместе с ним вздремнуть у очага в послеобеденный часок. Он даже про больную спину забыл: вот, наконец-то внучка к нему прислушалась и позволила себе чуть отдохнуть. Ну и хорошо, пусть дедуля просто порадуется. Наверное, он и не помнит уже, что завтра первый день зимней ярмарки. Они уже столько задолжали лавочнику, что спасёт только удачная ярмарочная торговля. Невыкупленных бойких и заметных мест на рынке очень мало, всё меньше с каждым годом, и чтобы занять такое место, точно лучше вообще не ложиться ночью спать, чтобы не проспать. Бонни присмотрела чудесное маленькое местечко недалеко от ратуши, на бойком перекрёстке. Она придёт туда до рассвета и займёт его первой. А что? Ей не придётся стыдиться своего товара. Носки, чулки и варежки нужны каждому. Соседки давно уверяют, что на ярмарке можно выручить за работу Бонни неплохие деньги - гораздо больше, чем на трёх соседних улицах, где девчонкины тёплые вещицы покупают из года в год.
- У нас одна беднота, ловить здесь нечего, - не уставала убеждать нерешительную Бонни тётушка Бэт. – Ты пряжу вместо еды покупаешь, а кто это ценит? Так и будешь всю жизнь ходить с торчащими рёбрами, если на ярмарку не пойдёшь со своим товаром! Еще даже дигерцы после похода не все домой вернулись, да и наши по столице гуляют, не разъехались по имениям. Увидят, что ты сотворила, и накупят жёнам и дочерям подарочков из Таванто к зиме, да и себе тоже. Всё у тебя разберут на лету – а если я неправа, то сама тебя блинами до лета кормить буду! И твоего деда Сэма тоже.
Бонни подозревала, что добрая тётушка Бэт просто положила глаз на деда Сэма, поэтому не слишком верила в её хвалы, но точно знала, что голодными соседка их не оставит, хоть и сама живёт не звонко. Стыдно её объедать. Да, надо и правда попробовать сходить на ярмарку, на бесплатные бургомистровы места. Ну не покусают же там. Если не расторгуется – просто принесёт товар обратно, к зиме по соседям распродаст.
Решилась, так решилась. С самого рассвета всё шло хорошо. Ещё летом Бонни наплела широких плоских корзиночек из лозы, и теперь не пожалела: в них чудесно смотрелись на прилавке пёстрые носки, чулочки и варежки, а меж ними девочка змеями разложила шарфы, и сама с собой согласилась: получилось красиво.
Соседи справа и слева, подошедшие позже, похвалили.
- Добрый у тебя товар, дитя, пойдет, - медленно чинно кивнула бабуля с леденцами и пряничными звёздами.
- Так-то всё хорошо, - коротко одобрил сосредоточенный дядька с бочонками для солений. - Главное, чтобы Эмилия заявилась попозже, когда ты уже расторгуешься.
Бонни не успела спросить, что это за Эмилия и зачем она придет: на ярмарку уже стал подходить народ, вот и к её прилавку подошли двое дигерских воинов и сразу купили у неё два полосатых детских покрывала, да еще и самый огромный пряник ей у соседской бабушки. Бонни сразу вспомнила слова тётушки Бэт о торчащих рёбрах, покраснела, но пряник благодарно приняла: есть и вправду очень хотелось.
Она успела продать еще и три пары самых дешёвых тёплых варежек, иногда аккуратно покусывая пряник, чтобы растянуть его на весь день. А потом к её прилавку подошла красивая молоденькая девушка в серо-синем, словно припудренном инеем совершенно простом плаще, пожелала доброго утра и стала перебирать и рассматривать товар, а Бонни уставилась на её плащ: никогда не видела такого дивного цвета.
- Могу ли я помочь, миледи? – осмелилась спросить она: почему-то обратиться к этой девушке оказалось просто, Бонни даже не оробела.
Соседи по улице удивлялись, посмеивались и расспрашивали, как это у неё получается, а Бонни и сама не понимала, почему она угадывает, кто есть кто. А она тоже удивлялась: почему они принимают за знатную даму дочку недавно разбогатевшего купца, разряженную, как попугай? Или не видят, что перед ними просто младший сын небогатого барона, а не стряпчий? Иногда правда раскрывалась, и Бонни всегда оказывалась права, поэтому она привыкла верить себе. Сейчас она точно знала, что перед ней леди.
- У тебя не знаешь, что и выбрать – легче весь прилавок купить, - с улыбкой отозвалась девушка. – Эти узоры семейная традиция? Не видела еще таких.
- Я сама их придумала, - призналась Бонни. – Просто вяжу, что приходит в голову.
- Ого! – сверкнула глазами девушка и хотела ещё что-то сказать, но её оттёрла бедром от прилавка Бонни какая-то крепкая тётка с подпирающими глаза щеками.
Ни сама Бонни, ни её товар тётке не были интересны.
- Тебе сказали, сколько место стоит? И платить надо было с вечера, а не сейчас. Удосужилась бы хоть узнать заранее все порядки, свистушка. Следовало бы взять с тебя вдвое, но можно договориться.
Тётка пошарила цепким взглядом по прилавку и зацепила в гость три пары самых дорогих вышитых чулок. Бонни готова была зареветь, но тут же решила, что стыдно реветь при этой гадине.
- Эмилия, побойся Бога: дитё еще даже не расторговалось, приходи за деньгами вечером, - осторожно вступился за Бонни сосед с бочонками. – Тебе какая разница? Если что, так и я как что продам, внесу пока её долю за неё, там уж сами разберемся. Ты посмотри, у неё и так в чём только душа держится.
- Порядок во всём должен быть, - снисходительно объяснила Эмилия. – Уступишь один раз – и пошло-поехало. Даже державы держатся на порядке.
- Столько хватит? – раздался вдруг непринуждённый любопытный голос девушки в серо-синем плаще, которая и не думала уходить, а стояла всё это время чуть в сторонке.
Она подошла к Эмилии и выложила перед ней на прилавок несколько новеньких серебряных монет – явно несоразмерную цену за место на ярмарке, судя по загоревшимся глазам тётки.
- На сегодня да, - милостиво согласилась Эмилия, быстро сгребая дань широкой хозяйской ладонью и даже не думая вытаскивать из-за пазухи присвоенные чулки.
- Вы видели, как эта женщина берет деньги за бесплатные бургомистровы места на ярмарке и как она украла чулки? – звонким дружелюбным голосом спросила девушка соседних торговцев и проходящих мимо зевак, заставших недавнюю сцену.
Тётка Эмилия не стала ждать, пока кто-то ответит.
- Каждый год одно и то же! – хохотнула она, удостоив брезгливым взглядом защитницу Бонни. – Навезут с собой гвардейцы шлюх из походов, те и расхаживают тут, как принцессы - пока содержатель на улицу не выкинул, а мамка из борделя не подобрала.
Бонни стало так обидно за милую леди, что захотелось засунуть тётке Эмилии в рот толстый носок из собачьей шерсти. Но девушка ничуть не оскорбилась и не смутилась, а лишь рассмеялась лёгким серебряным смехом, изящно сложив руки и выразительно распахнув прелестные синие глаза:
- Вы слишком явно показываете, как Вам обидно, что Вам никогда не грозила такая судьба! Сходите к своему духовнику, покайтесь в непристойных мечтаниях.
Дядюшка с бочонками рядом с Бонни не сдержался и захохотал, пустив слезу. Тётка Эмилия, уперев руки в боки, грязно выругалась и пошла на наглую девицу, как гора на мышь. Девушка и не думала убегать. Двое рослых дигерских стражей выросли как из-под земли, подхватили Эмилию под локти, а один из них поднёс ей к носу серебряную пластину с вензелем королевы, сперва молча невозмутимо подняв этот знак у себя над головой. Эмилия грузно задрожала и упала бы на землю мешком, если бы не держащие её мужчины.
- Отведите её сначала к лекарю, - попросила девушка. – К бургомистру, уже когда придёт в себя.
Больше на Эмилию она не обернулась – стала как ни в чем не бывало дальше рассматривать товар на прилавке у Бонни и выбрала по две пары малюсеньких узорчатых детских носочков и варежек.
- Это для моих дочерей, - пояснила она, вложив в руки ошарашенной девочке тугой мешочек с деньгами. – Тебя как зовут?
- Бонни Дьюи, - выдохнула Бонни.
- Еще обязательно увидимся с тобой, мастерица Бонни, - пообещала девушка, махнула рукою и танцующей походкой пошла дальше.
Бонни так и стояла с пряником в одной руке и мешочком серебра в другой, пока её тормошили довольные соседи и подбадривали собравшиеся зеваки, еще недавно все застывшие в почтительном поклоне, когда мимо них проходила девушка в серо-синем.
- Ну, девонька! – довольно потирал руки дядюшка с бочонками. – Ты теперь это….как его….поставщик королевского двора, хех! Нам всем повезло сегодня, вот попомните моё слово: наконец-то король как следует науськает бургомистра, чтобы тот навёл на рынках порядок.
Бонни и оглянуться не успела, как у неё раскупили весь товар, а её история весело побежала по столице. Дедушка сказал, что она будет это внукам рассказывать, поскольку был уверен, что тем дело и кончилось. Но через несколько дней в сопровождении королевского стража к ним в дом пришла статная темноволосая дигерская дама, мягко-медлительная и уверенная одновременно. Она беседовала с его внучкой, неспешно рассматривала её работы и рассказала: её и нескольких пожелавших того подруг по просьбе королевы Одри прислала в Восточную Корону леди Мэллэрд. Они придворные мастерицы Горного Дома, каждая одна из лучших в своем деле, и им поручена миссия создать в Восточной Короне такую же большую школу мастериц, как в Дигерэше. Способные девочки будут жить в предместье столицы и там же учиться – а Бонни очень способная.
Дед Сэм, у которого каждый день болела спина, вдруг приосанился, как молодой гвардеец, и сказал на всё это:
- Раз так, то я смогу наконец-то переехать в деревню к брату и продать тут этот надоевший тёмный городской угол. Как раз и хватит, чтобы собрать на учёбу Бонни: как видите, угол хоть и тесный, но недалеко от Ратушной площади.
Бонни вытаращила глаза от наглого вранья любимого дедушки. Он терпеть не мог деревенскую жизнь и жадную сварливую жену брата: с ней даже самый просторный дом мог показаться теснее их комнатушки под крышей, которую он всегда мнил семейным сокровищем. Дигерка перевела понимающие глаза с Бонни на дедушку и мягко сказала:
- Господин Дьюи, Вам не придется ничего продавать: денег, выделенных королем Иваром из казны на обучение мастериц, более чем достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались.
Прошло всего два дня, и Бонни с другими девчонками поехала учиться в предместье, в просторную загородную усадьбу с огромным садом. А торговец бочонками оказался прав: за бесплатные бургомистровы места на рынках больше никто не отваживался брать деньги. У каждого рынка появился смотритель, с которым не смогла бы сговориться ни одна продувная Эмилия: смотрителями стали неподкупные дигерские отставные сотники, быстро прослывшие у столичного жулья отменными сволочами.
--- Пять лет спустя. ----
- Не помню такого разговора, сын, - извинительно, но не заискивающе разводил руками старый маркиз Торн Истейн. – Не мог я такого обещать. На меня это непохоже.
- Роль беспамятного старца тебе не очень-то удаётся, - подмигивая отцу, вполне благодушно отвечал король Ивар. – Ты забываешь только то, что тебе невыгодно помнить.
- Подумать только, какой у Вас государственный ум, Ваше Величество, - с уважительно-скорбной миной издевался старый притворщик.
- Отец, позубоскалил – и хватит. Ты поклялся не делиться с Торном-младшим своими дедовскими соображениями, которые не на пользу семье и короне. Если ты еще считаешь себя мужчиной, а не болтливой старой каргой, то согласишься, что достойнее иногда и промолчать.
- Всю жизнь меня затыкаешь, - укоризненно вздохнул старый Истейн. – Другой бы радовался, что дед так привязан к внуку. Хоть кому-то есть до Торна дело. Тебе же всегда было не до него! Нет, как наследник-то он тебя всегда устраивал: всё при нём. Удобный наследник – гордись себе, да и всё! А вот как сын – тут уж мы оба знаем, м-да… Это не мои слова, это в народе говорят, что ты больше любишь детей от дигерки. «На дочерей наш король не надышится, а как сына ему королева родила, так он повсюду его с собой у сердца таскает». Послушаешь – не поверишь, что речь о тебе. Так недалеко и до слухов, что ты захочешь младшему сыну престол оставить, а не Торну. Один кум другому скажет – и понеслось…
- Отец, вот про эти домыслы я и говорю: Торну их в уши лить не надо! Вот с кумовьями своими это и обсуждай, если твой язык рвётся, как гончая с привязи. Торн нами не обижен, он не тот бедный сиротка, каким ты хочешь его представить. И если ты заметил, он уже вырос.
- Хорошо бы и ты это заметил! – криво ухмыльнулся маркиз, ткнув в грудь сына мясистым указательным пальцем. – Вы очень зря радуетесь, Ваше Величество, что Ваша новая супруга так Торна привечает. И не надо меня сейчас спешить осыпать ругательствами. Я прекрасно вижу, когда ты открываешь рот именно для этого. Дигерка твоя, королева Одри, и правда Торна привечает от благородной горской своей доброты. А вот парень восемнадцати зим отроду может и что другое вообразить. Она всего-то на три зимы его старше, ещё и так дивно хороша. Ты смотри, такие случаи не так уж и редки… Молодой пылкий парень…
- Ты всё ещё про Торна сейчас говоришь? – поинтересовался повеселевший Ивар. – Я сам куда более пылкий парень, если ты успел заметить.
- Тихие воды глубоки, - смерил короля снисходительным взглядом папаша.
Домой король Ивар ехал в скверном настроении. Только стоило начать думать, что с папашей налажен вечный мир, как тот снова выкидывал что-нибудь этакое. Сначала он долго попрекал Ивара смертью первой жены, Эдвины, хотя прекрасно был осведомлен, что его сын к этой смерти не причастен. Потом маркиз долго изрыгал негодование, что сын бесстыдно скоро женился второй раз. Папашу Истейна сколько угодно можно было тыкать носом в то обстоятельство, что новая королева Одри быстро заслужила народную любовь. Старине Торну это было безразлично - он-то любил Эдвину. С новой королевой он говорил с неизменной сухой церемонностью, которая казалась Ивару граничащей с пренебрежением. Сперва он ругался с папашей, но когда сообразил, что старик доволен, когда сын выходит из себя, плюнул и прекратил ругань. Пусть лучше думает, что сыну безразлична его стариковская дурь. Но, как ни крути, старина Торн достаточно попортил крови королю. Одри от души посмеялась над прозвищем «Отец-отравитель», которое её супруг в сердцах дал папаше, но тотчас же попросила:
- Не называй ты его так. Он всё-таки отец короля. А думать одинаково все не могут и не должны. Мне нисколько не обидно его обращение.
Одри Мэй совершенно не старалась понравиться папаше, просто вела себя с ним как с приличным человеком, а не со старым скверным гусаком. Может, это и сломило стариковское ослиное упрямство: какой интерес выламываться, если этого не замечают? Или случилось вовсе уж чудо: долго исподтишка наблюдая за невесткой, старый Торн Истейн не мог не разглядеть её несомненных достоинств и избрал другую тактику мучительства короля. Как-то ранней осенью, издалека наблюдая, как играет юная королева в саду с крошками-дочерьми, он признал прочувствованным голосом:
- Ну да, да… Тут не поспоришь. Тут любой позавидует.
