Светлое войско, объединенная армия трех Империй, наступало. Еще не видны были их плащи самым зорким из разведчиков, еще не взмывали в воздух вороны, едва заслышав тяжелую поступь солдат. Но Раггадир знал, что они приближаются, это ощущалось по холодеющему с приближением Ледяной королевы воздуху, по дуновению ветров, коих никогда не бывало в этих землях. Ингеллберт наступала, оставляя за собой руины древних крепостей Аркха. Под ударами ее орудий не устояли даже многометровые стены Каэрунна, смерть настигла всех, кого она нашла там, вот только она словно забыла, что смерть в Аркхе — совсем не то, что смерть в Ниоре.
Раггадир обернулся на соседнюю башню. На ней должна была стоять Эзра, и она была там, ее рубиновые волосы развевались на ветру, резко контрастируя с серым, затянутым тучами небом. Прекрасная, как и всегда, его богиня, его единственная слабость.
Она была мертва уже три года.
Три долгих бесконечных года с тех пор, как Ингеллберт убила ее, даже не представляя, чем это все обернется для нее и четырех Империй, одной из которых уже не существовало. Из’аран пал в самом начале войны, когда бездумно не встал на сторону Аркха, предпочтя давнему и близкому союзнику далекий холодный Ниор. Сейчас вместо прекрасных садов там только пустоши, покрытые черным пеплом.
Раггадир не любил предателей.
Такая же судьба ждала и остальные империи. В их сторону уже двигалось то, что он создал из павших солдат, и от одних мыслей о том, как его мертвая армия выйдет из ворот сгинувшего Каэрунна, внутри него зарождались удовольствие и радость.
Уже скоро загорится Сиддрас, а вслед за ним и Ниорхайм. Раггадир хотел бы это видеть. И он увидит, обязательно, только упокоит армию королевы здесь, у стен Арк'х-аль-Мора, окрасит их плащи в цвет волос его Эзры.
— Ваше величество, — немолодой уже маг в надвинутом на самые глаза капюшоне окликнул его, отвлекая от мыслей, за что захотелось превратить его в пепел, как и многих до него. Раггадир сдержался с трудом, снова бросив взгляд в сторону соседней башни. Эзре бы не понравилось. Она любила смерть и любила убивать, но не тех, кто мог быть полезен на войне.
— Я слушаю.
— Разведчики доложили, что армия Ингеллберт остановилась на краю Файгарского леса.
Разумеется, где еще могла остановиться в Аркхе та, кто родилась в окруженном непроходимой чащей Ниорхайме?
«Как ожидаемо. — мысленно скривился Раггадир. — Ты слишком предсказуема, моя дражайшая супруга».
— Всем приготовиться к осаде. Если падет Арк'х-аль-Мор, падет вся империя.
Не то, чтобы ему теперь нужна была своя страна. Ему была нужна только Эзра, от которой осталась лишь мертвая оболочка с остатками разума, без души и памяти. Но люди любят сражаться за свой дом, любят верить, что сражаются за него, это придает им силы.
Маг кивнул на его слова и, надвинув капюшон еще глубже, наверняка чтобы не смотреть в безумные глаза своего короля, поспешил удалиться.
Правильно. В последние три года находиться в ограниченном пространстве с ним было опасно.
Грохот стенобитных орудий раздался ночью, стены Арк'х-аль-Мора отозвались своей собственной магией и выдержали первый удар. Они выдержат еще долго, пройдет много времени, прежде чем Ингеллберт пробьет хотя бы одну брешь, особенно если будет тянуть с магией. Катапульты на стенах выстрелили в ответ, по земле потянулся огонь, поджигая сухую траву под ногами ее армии. Камни один за другим вспахивали землю, разделяя, уничтожая, превращая в кровавую кашу тех, кто не смог уклониться. Раггадир махнул рукой, в небо взмыл поток стрел, поблескивающих в отсветах стелющегося пламени.
Звон магии Арк'х-аль-Мора стоял в ушах, складываясь в странную, безумную песню, вслед за лучниками зашевелились на своих позициях маги — не все, только те из них, кто были в состоянии плести атакующие заклинания. Пламя перед стенами стало еще ярче, небо то и дело разрывали вспышки молний, ударяя в противника. Стена под ногами Раггадира вдруг вздрогнула, пошла трещиной, и ему пришлось переместиться на вершину все той же башни, чтобы снова можно было смотреть на Эзру, все еще недвижную, ждущую его сигнала.
Замершие внизу воины, закованные в черную броню, вышли навстречу захватчикам, сминая, под своими сапогами всех, кто попадался на пути. Их мечи разрубали каждого второго солдата противника, в основном в цветах Силберена. Разумеется, Ингеллберт не послала бы в первую атаку своих лучших воинов, предпочтя отправить на бойню самую слабую часть своей армии. Это было разумно, вот только если к концу битвы от них останется хоть что-нибудь, впредь трем Империям не стоит заикаться о гуманизме.
Потому что его воины могли сражаться даже после смерти.
Они падали, тяжелые, недвижные, но сила их уходила не в небытие, она возвращалась к их повелителю, Раггадиру, которому они все принесли клятву принадлежать после смерти душами, телами и разумом. Они все повторяли клятву его Эзры.
Вокруг него собиралась, клубилась тьма — та самая, изначальная, густая и несущая покой и смерть, и Раггадир удерживал ее, ждал, когда Ледяная королева выпустит своих лучших, потому что у них ему тоже было что забрать помимо жизни. Она знала кто он и на что способен, а потому не торопилась, тянула время как могла, но было заметно, что терпение ее на исходе. Вокруг ее армии уже кружил ветер, с неба сыпался снег, неприятный и непривычный для жаркого Аркха.
— Эзра! — наконец закричал он, отчего фигура на соседней башне развернулась, механически, будто кукла, коей она, впрочем и была. Раггадир заставил себя поверить, будто она кивнула.
А может, так оно и было.
Тьма взметнулась вокруг нее тоже — другая, чуждая, тьма совсем другого мира, самой Бездны, откуда произошла она сама. Часть воинов противника тут же упала на землю, прижимая руки к головам, Раггадир знал, что они сейчас слышат крики, видят то, чего не было и не могло быть. Их сейчас окружали чудовища, страхи, сам ужас в материальной его форме, коим он, разумеется, не являлся.
Сила Эзры, оставшаяся с ней, в отличии от души, от самой жизни. Безумие.
Наблюдая за тем, как корчатся в муках тысячи людей, Раггадир испытывал удовольствие. Его богиня мстила за себя, за свою смерть, бесславную и низкую, и он мстил вместе с ней. В итоге лишь Ингеллберт избежала ее влияния, просто потому, что он так хотел. Он желал ей особенной смерти.
А потом по городу ударила магия трех императоров, рядом с его Эзрой вспыхнула серебристая арка портала, затягивая, забирая все, что у него от нее осталось.
— Нет! — он протянул руку, понимая, что не может дотянуться, понимая, что теряет ее, последний шанс быть с той, рядом с которой собирался сам обратиться в прах, едва падет Ниорхайм.
Она достала ее, она достала ее уже два раза, не дала даже умереть с ней. Проклятая Ледяная королева теперь не заслуживала даже того, что он ей заготовил. Не заслуживала видеть, будучи такой же безмолвной куклой, как горит ее город.
Раггадир открыл портал, уверенно шагнул в него, почти ничего перед собой не видя, чтобы оказаться в самой гуще светлого войска, где его уже ждали. Он знал это, но теперь было все равно. Забирать Эзру они не имели права, не сейчас, не снова, не после того, как он видел ее, умирающую на его руках, не после того, как она была почти живой рядом с ним.
— Ингеллберт! — заорал он дико. И тут же столкнулся с ее прямым взглядом, как всегда холодным, нелюбимым, ненавистным больше всего прочего.
Он смотрела на него — уже не та что прежде, постаревшая от войны, затраченной магии, от проклятия, которым он наградил ее прежде, чем она сумела покинуть Арк'х-аль-Мор. Она держала Эзру, выключенную чужой магией, за волосы и насмехалась над ним. Та, которая должна быть светлой, должна сохранять баланс в их мире, была сейчас ничем не лучше его.
— Отдай мне ее, — попросил он, удивительно даже, что его тон был именно таким.
— Твоя девка мертва, Раггадир! — она насмехалась, но в голосе ее было слышно отчаяние. У нее были на то причины — вороны светлого войска наверняка уже вернулись, принося вести из родных земель о том, что от Ниора уже мало что осталось. — Мы можем воевать бесконечно, ты можешь и дальше превращать континенты в безжизненные пустоши, но ее это тебе не вернет.
— Никто не вернет, — согласился он. Тени снова взметнулись вокруг него, поднимая мертвецов на лиги вокруг. Окруженный магами трех Империй, Раггадир понимал, что он не победит.
Он знал, что уже победил.
— Ингел, отдай ему тело, — попросил кто-то и по голосу он узнал Мередина, самого короля Силберена. Значит, все императоры были тут.
Это было забавно.
Ингеллберт не шевелилась, продолжая стоять в прежней позе, некрасивая, старая, даже живой она выглядела хуже Эзры.
— Ингел!
В руках ее вспыхнул отблеск заклинания, заставляя вздрогнуть.
— Он никогда не получит ее — ни живой, ни мертвой, ни капли от ее души, за то что сделал с этим миром! — под его ногами загорелся магический круг, заключая в ловушку. Кровь потекла из открывшихся ран на руках и шее Раггадира. — Ты и сам почти мертв, Раггадир. Но прежде чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты увидел кое-что.
Упавший было на колени от того, что силы начали покидать его, он с трудом поднял голову, продолжая смотреть.
Интересно, когда они все поймут, что ему уже давно не нужна собственная жизнь?
Тело Эзры, которому было все равно, пронзил меч, заставляя вздрогнуть снова и осознать, что ледяная сука права — он никогда не увидит ее больше. Она развеивалась пеплом на его глазах — медленно, словно само время остановилось, чтобы он мог наблюдать это дольше.
— Вся моя жизнь твоя, до самой смерти, — зашептал он, вспоминая слова клятвы, придуманной его богиней. — Все мое тело твое после нее, — собственные руки почернели, потрескались, будто краска на старом дереве. — Вся моя душа — твоя, после того, как тело рассыпется прахом.
Круг вокруг него запульсировал, разрываемый нитями его силы, рассредоточенной по всему Аркху, по всему полю битвы, возвращаясь к хозяину. Тьма вторила ему, каждому его слову, ей нравился ужас, появившийся в глаза вражеских генералов, нравилось то, что Раггадир отдавал себя ей. Нравилось, что его собственные земли превращались в пепельные пустоши.
— Весь мир существует, пока мы есть… — мелодичный голос закончил за него в самой голове, и перед глазами вспыхнул рубиновый свет.
А потом мира не стало.
Раггадир обернулся на соседнюю башню. На ней должна была стоять Эзра, и она была там, ее рубиновые волосы развевались на ветру, резко контрастируя с серым, затянутым тучами небом. Прекрасная, как и всегда, его богиня, его единственная слабость.
Она была мертва уже три года.
Три долгих бесконечных года с тех пор, как Ингеллберт убила ее, даже не представляя, чем это все обернется для нее и четырех Империй, одной из которых уже не существовало. Из’аран пал в самом начале войны, когда бездумно не встал на сторону Аркха, предпочтя давнему и близкому союзнику далекий холодный Ниор. Сейчас вместо прекрасных садов там только пустоши, покрытые черным пеплом.
Раггадир не любил предателей.
Такая же судьба ждала и остальные империи. В их сторону уже двигалось то, что он создал из павших солдат, и от одних мыслей о том, как его мертвая армия выйдет из ворот сгинувшего Каэрунна, внутри него зарождались удовольствие и радость.
Уже скоро загорится Сиддрас, а вслед за ним и Ниорхайм. Раггадир хотел бы это видеть. И он увидит, обязательно, только упокоит армию королевы здесь, у стен Арк'х-аль-Мора, окрасит их плащи в цвет волос его Эзры.
— Ваше величество, — немолодой уже маг в надвинутом на самые глаза капюшоне окликнул его, отвлекая от мыслей, за что захотелось превратить его в пепел, как и многих до него. Раггадир сдержался с трудом, снова бросив взгляд в сторону соседней башни. Эзре бы не понравилось. Она любила смерть и любила убивать, но не тех, кто мог быть полезен на войне.
— Я слушаю.
— Разведчики доложили, что армия Ингеллберт остановилась на краю Файгарского леса.
Разумеется, где еще могла остановиться в Аркхе та, кто родилась в окруженном непроходимой чащей Ниорхайме?
«Как ожидаемо. — мысленно скривился Раггадир. — Ты слишком предсказуема, моя дражайшая супруга».
— Всем приготовиться к осаде. Если падет Арк'х-аль-Мор, падет вся империя.
Не то, чтобы ему теперь нужна была своя страна. Ему была нужна только Эзра, от которой осталась лишь мертвая оболочка с остатками разума, без души и памяти. Но люди любят сражаться за свой дом, любят верить, что сражаются за него, это придает им силы.
Маг кивнул на его слова и, надвинув капюшон еще глубже, наверняка чтобы не смотреть в безумные глаза своего короля, поспешил удалиться.
Правильно. В последние три года находиться в ограниченном пространстве с ним было опасно.
Грохот стенобитных орудий раздался ночью, стены Арк'х-аль-Мора отозвались своей собственной магией и выдержали первый удар. Они выдержат еще долго, пройдет много времени, прежде чем Ингеллберт пробьет хотя бы одну брешь, особенно если будет тянуть с магией. Катапульты на стенах выстрелили в ответ, по земле потянулся огонь, поджигая сухую траву под ногами ее армии. Камни один за другим вспахивали землю, разделяя, уничтожая, превращая в кровавую кашу тех, кто не смог уклониться. Раггадир махнул рукой, в небо взмыл поток стрел, поблескивающих в отсветах стелющегося пламени.
Звон магии Арк'х-аль-Мора стоял в ушах, складываясь в странную, безумную песню, вслед за лучниками зашевелились на своих позициях маги — не все, только те из них, кто были в состоянии плести атакующие заклинания. Пламя перед стенами стало еще ярче, небо то и дело разрывали вспышки молний, ударяя в противника. Стена под ногами Раггадира вдруг вздрогнула, пошла трещиной, и ему пришлось переместиться на вершину все той же башни, чтобы снова можно было смотреть на Эзру, все еще недвижную, ждущую его сигнала.
Замершие внизу воины, закованные в черную броню, вышли навстречу захватчикам, сминая, под своими сапогами всех, кто попадался на пути. Их мечи разрубали каждого второго солдата противника, в основном в цветах Силберена. Разумеется, Ингеллберт не послала бы в первую атаку своих лучших воинов, предпочтя отправить на бойню самую слабую часть своей армии. Это было разумно, вот только если к концу битвы от них останется хоть что-нибудь, впредь трем Империям не стоит заикаться о гуманизме.
Потому что его воины могли сражаться даже после смерти.
Они падали, тяжелые, недвижные, но сила их уходила не в небытие, она возвращалась к их повелителю, Раггадиру, которому они все принесли клятву принадлежать после смерти душами, телами и разумом. Они все повторяли клятву его Эзры.
Вокруг него собиралась, клубилась тьма — та самая, изначальная, густая и несущая покой и смерть, и Раггадир удерживал ее, ждал, когда Ледяная королева выпустит своих лучших, потому что у них ему тоже было что забрать помимо жизни. Она знала кто он и на что способен, а потому не торопилась, тянула время как могла, но было заметно, что терпение ее на исходе. Вокруг ее армии уже кружил ветер, с неба сыпался снег, неприятный и непривычный для жаркого Аркха.
— Эзра! — наконец закричал он, отчего фигура на соседней башне развернулась, механически, будто кукла, коей она, впрочем и была. Раггадир заставил себя поверить, будто она кивнула.
А может, так оно и было.
Тьма взметнулась вокруг нее тоже — другая, чуждая, тьма совсем другого мира, самой Бездны, откуда произошла она сама. Часть воинов противника тут же упала на землю, прижимая руки к головам, Раггадир знал, что они сейчас слышат крики, видят то, чего не было и не могло быть. Их сейчас окружали чудовища, страхи, сам ужас в материальной его форме, коим он, разумеется, не являлся.
Сила Эзры, оставшаяся с ней, в отличии от души, от самой жизни. Безумие.
Наблюдая за тем, как корчатся в муках тысячи людей, Раггадир испытывал удовольствие. Его богиня мстила за себя, за свою смерть, бесславную и низкую, и он мстил вместе с ней. В итоге лишь Ингеллберт избежала ее влияния, просто потому, что он так хотел. Он желал ей особенной смерти.
А потом по городу ударила магия трех императоров, рядом с его Эзрой вспыхнула серебристая арка портала, затягивая, забирая все, что у него от нее осталось.
— Нет! — он протянул руку, понимая, что не может дотянуться, понимая, что теряет ее, последний шанс быть с той, рядом с которой собирался сам обратиться в прах, едва падет Ниорхайм.
Она достала ее, она достала ее уже два раза, не дала даже умереть с ней. Проклятая Ледяная королева теперь не заслуживала даже того, что он ей заготовил. Не заслуживала видеть, будучи такой же безмолвной куклой, как горит ее город.
Раггадир открыл портал, уверенно шагнул в него, почти ничего перед собой не видя, чтобы оказаться в самой гуще светлого войска, где его уже ждали. Он знал это, но теперь было все равно. Забирать Эзру они не имели права, не сейчас, не снова, не после того, как он видел ее, умирающую на его руках, не после того, как она была почти живой рядом с ним.
— Ингеллберт! — заорал он дико. И тут же столкнулся с ее прямым взглядом, как всегда холодным, нелюбимым, ненавистным больше всего прочего.
Он смотрела на него — уже не та что прежде, постаревшая от войны, затраченной магии, от проклятия, которым он наградил ее прежде, чем она сумела покинуть Арк'х-аль-Мор. Она держала Эзру, выключенную чужой магией, за волосы и насмехалась над ним. Та, которая должна быть светлой, должна сохранять баланс в их мире, была сейчас ничем не лучше его.
— Отдай мне ее, — попросил он, удивительно даже, что его тон был именно таким.
— Твоя девка мертва, Раггадир! — она насмехалась, но в голосе ее было слышно отчаяние. У нее были на то причины — вороны светлого войска наверняка уже вернулись, принося вести из родных земель о том, что от Ниора уже мало что осталось. — Мы можем воевать бесконечно, ты можешь и дальше превращать континенты в безжизненные пустоши, но ее это тебе не вернет.
— Никто не вернет, — согласился он. Тени снова взметнулись вокруг него, поднимая мертвецов на лиги вокруг. Окруженный магами трех Империй, Раггадир понимал, что он не победит.
Он знал, что уже победил.
— Ингел, отдай ему тело, — попросил кто-то и по голосу он узнал Мередина, самого короля Силберена. Значит, все императоры были тут.
Это было забавно.
Ингеллберт не шевелилась, продолжая стоять в прежней позе, некрасивая, старая, даже живой она выглядела хуже Эзры.
— Ингел!
В руках ее вспыхнул отблеск заклинания, заставляя вздрогнуть.
— Он никогда не получит ее — ни живой, ни мертвой, ни капли от ее души, за то что сделал с этим миром! — под его ногами загорелся магический круг, заключая в ловушку. Кровь потекла из открывшихся ран на руках и шее Раггадира. — Ты и сам почти мертв, Раггадир. Но прежде чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты увидел кое-что.
Упавший было на колени от того, что силы начали покидать его, он с трудом поднял голову, продолжая смотреть.
Интересно, когда они все поймут, что ему уже давно не нужна собственная жизнь?
Тело Эзры, которому было все равно, пронзил меч, заставляя вздрогнуть снова и осознать, что ледяная сука права — он никогда не увидит ее больше. Она развеивалась пеплом на его глазах — медленно, словно само время остановилось, чтобы он мог наблюдать это дольше.
— Вся моя жизнь твоя, до самой смерти, — зашептал он, вспоминая слова клятвы, придуманной его богиней. — Все мое тело твое после нее, — собственные руки почернели, потрескались, будто краска на старом дереве. — Вся моя душа — твоя, после того, как тело рассыпется прахом.
Круг вокруг него запульсировал, разрываемый нитями его силы, рассредоточенной по всему Аркху, по всему полю битвы, возвращаясь к хозяину. Тьма вторила ему, каждому его слову, ей нравился ужас, появившийся в глаза вражеских генералов, нравилось то, что Раггадир отдавал себя ей. Нравилось, что его собственные земли превращались в пепельные пустоши.
— Весь мир существует, пока мы есть… — мелодичный голос закончил за него в самой голове, и перед глазами вспыхнул рубиновый свет.
А потом мира не стало.
