ПРЕДИСЛОВИЕ. “ВЫПЕЙ МОРЕ, КСАНФ!”
Пьесу “Эзоп” (“Лиса и виноград”) бразильского писателя и драматурга Гильерме Фигейредо мне довелось прочитать еще в школьные годы, задолго до появления ее телевизионной версии с Калягиным, Полищук, Табаковым и Гафтом в главных ролях.
Не могу припомнить, какими путями попала ко мне эта тоненькая книжечка с предисловием Жоржи Амаду.
Зато помню отчетливо, словно это было вчера, ту паузу, которую мне невольно пришлось взять в середине чтения.
Там есть сценка, когда незадачливый философ Ксанф, хозяин Эзопа, в разгаре застолья безудержно пускается в спор со своим гостем – начальником стражи из Афин Агностосом.
Мало того, под влиянием винных паров он берет папирус и хвастливо пишет такие строки: “Философ Ксанф обязуется пойти завтра на берег Самоса и выпить море. Если он не выпьет море, он отдаст все свое состояние, свой дом и своих рабов своему приятелю Агностосу”.
События, между тем, развивались своим чередом.
Назавтра Агностос показывает этот папирус на городской площади жителям острова Самоса, и те, не без злорадства, требуют, чтобы Ксанф немедленно исполнил условия пари!
И вот протрезвевший философ, вдобавок поссорившийся накануне с любимой женой Клеей, оказался вдруг перед реальной перспективой стать нищим, притом, что он не видел для себя никакой возможности избежать расплаты!
Именно на этом интригующем месте я и отложил книгу в сторону.
Дело в том, что описанная сценка замечательно подходила для своеобразной коллекции, которую я в ту пору только начал собирать.
Одни собирают марки, другие значки, третьи открытки…
Моими же “экспонатами”, если можно так выразиться, были литературные ситуации, являвшиеся по всем признакам абсолютно безвыходными, однако же, имевшие, вопреки житейской логике, некое парадоксальное решение, которое в кульминационный момент все же находил главный герой.
Правда, должен оговориться, что меня совершенно не интересовали те случаи, когда успех достигался посредством меткой стрельбы с обеих рук, приемов восточных единоборств, владения сверхъестественными свойствами либо чудесным вмешательством благой силы.
Я отбирал лишь те образцы жанра, где избавление от опасности, нередко смертельной, герой находил исключительно благодаря своей смекалке и находчивости, воплощенной в Слове.
Классический пример – история Шехерезады. Подумайте только, ведь эта молодая хрупкая красавица находилась в полной власти капризного царя, который в любую минуту одним движением ресниц мог отправить ее на плаху!
У нее не было никакой другой защиты, кроме Слова.
И вот, благодаря искусному владению этим “оружием”, она не только спасла свою жизнь, но и положила конец бесконечной череде казней наложниц.
Правда, за тысячу и одну ночь ей пришлось произнести довольно-таки много слов…
Но имелось у меня и немало куда более лаконичных примеров.
И вот теперь пьеса “Эзоп” должно была пополнить мою коллекцию.
Разве Ксанф не оказался в безвыходной, пускай не смертельно опасной, но крайне серьезной ситуации?
И разве не было ясно, что решение существует (наверняка, весьма простое!), и что инструментом для него послужит Слово?!
Понятным было и то, что, согласно законам драматургии, легкомысленный философ найти это решение самостоятельно не сможет, и что мудрый Эзоп уже знает ответ, отнюдь не требующий никаких титанических либо жертвенных усилий.
Какой же совет Эзоп даст своему хозяину, думал я, держа закрытую книгу перед собой.
В течение какого-то времени я пытался разгадать загадку, но ничего путного в голову не приходило.
Мне не оставалось ничего другого, как продолжить чтение.
Да, выход, конечно же, существовал, - простой, как всё гениальное.
Правда, Эзоп открыл его философу не сразу.
Стремясь преподать урок не столько Ксанфу, сколько его жене Клее, Эзоп какое-то время отвечал на все доводы и мольбы философа безжалостным восклицанием: “Выпей море, Ксанф!”
И лишь в кульминационный момент этой сценки указал путь к спасению: “Так и скажи им: я выпью море! Только море. Без воды рек, впадающих в него. Предложи им: “Отделите воду рек от морской воды, и я выпью всю воду, оставшуюся в море!”
Так с помощью нескольких фраз Ксанф сохранил свое благополучие, избавился от призрака нищеты. И, что знаменательно, для этого ему не пришлось даже ударить палец о палец!
А ведь мог бы в одночасье потерять всё!
Если бы не Эзоп…
* * *
Эту свою коллекцию я продолжал пополнять и позднее.
Правда, с течением времени ее направленность существенно изменилась.
С годами меня в большей степени стали интересовать не литературные (пускай и гениальные, но все же вымышленные) ситуации, а реальные, те, что действительно происходили в истории человечества, начиная от времен древних царств.
Оказалось, что примеров, когда Слово влияло на судьбу не только отдельного человека, но и целого народа, а то и мира, можно отыскать в глубине веков предостаточно, и все они подтверждаются документально!
Но ведь то же самое говорил и Эзоп: “Вся Греция, Ксанф, от колонн Парфенона до статуй Фидия, от богов Олимпа до славы о Трое, от оды поэта до учения философа, - вся Греция была создана языком, красивым и простым греческим языком, который не умолкнет в веках”.
Этот монолог Эзопа о греческом языке может быть отнесен ко всем другим цивилизациям, как и к истории человечества в целом!
Нельзя, однако, забывать, что у Слова имеется и оборотная сторона.
Да, Слово защищает, выручает и спасает, но оно же может погубить.
Слово устанавливает мир, но и начинает войны.
Слово приносит человеку славу, но и позор.
Слово возвышает одну судьбу, но сокрушает другую…
В точности, как у Эзопа: “Язык, господин, это самое скверное, что есть в мире. Это источник всех интриг, начало всех дрязг и виновник всех споров… Языком мы говорим “умри”, “каналья”, “подлец”… Язык – это то, с помощью чего Греция внесет смятение в умы…”
* * *
Перебирая в папке свое тематическое богатство, я все отчетливее ощущал, что Слово это не набор звуков и не сотрясение воздуха, но колоссальный сгусток таинственной энергии, некая могучая, вполне материальная сила, которая, действуя по неким неведомым людям законам, может изменять и направлять ход событий, как частных, так и глобальных, общемировых.
Как в позитивную, так и в трагическую сторону.
Эта связь не всегда была очевидна.
Пытаясь добраться до сердцевины событий, я стал обращаться к историческим источникам, пополнять свой собственный багаж знаний, зачастую отрывочных, делать выписки по теме…
Постепенно этих выписок набралось на целую книгу.
И вот она перед вами, эта галерея исторических ситуаций, в которых действуют цари и полководцы, диктаторы и министры, дипломаты и разведчики, знаменитые ученые и литераторы, а также простые люди, чьи имена остались безвестными.
Все эти люди жили в разных эпохах, в разных странах, занимались различными видами деятельности.
Но в жизни каждого из них присутствовал некий переломный момент, повлиявший на их дальнейшую судьбу.
А причиной этого кардинального поворота всегда было Слово, которое и есть главный персонаж этой книги.
Откровенно говоря, я и сам не знаю, почему из множества примеров я отобрал именно эти.
Возможно, какие-то суждения покажутся спорными.
Но что получилось, то получилось, не судите неопытного автора слишком строго…
Чаша Митридата
Прошло немногим более полувека со времени разрушения Карфагена и всего-то неполных полтора десятилетия после напряженной войны с Югуртой, а у Рима уже появился новый могущественный враг, на этот раз на Востоке.
Царя понтийского Митридата VI Евпатора Диониса (132 – 63 гг. до н.э.) современники нарекли Великим еще при жизни.
Факты его биографии, как и обстоятельства загадочной смерти, могли бы послужить сюжетом для лихо закрученного исторического детектива.
Он и внешне соответствовал своему громкому титулу: двухметровый гигант с бронзовой кожей, обладавший феноменальной физической силой и безупречной военной выучкой.
Заняв в юности трон небольшого малоазийского царства, Митридат сумел создать могучую понтийскую державу, простиравшуюся от Закавказья до Балканских гор, и включавшую в себя всё побережье Черного моря. Его армия, состоявшая из 300 тысяч пехоты, 40 тысяч всадников, 200 боевых колесниц и 400 кораблей громила врагов на суше и на море. Будучи вдобавок ловким дипломатом и пользуясь всеобщей ненавистью к римлянам, Митридат повсюду заручался союзниками, сумев привлечь на свою сторону даже пиратов Средиземного моря. Афины и многие другие греческие города, которые Митридат обещал освободить на пять лет от уплаты налогов, чеканили монеты с его изображением.
Свыше четверти века Митридат отдал борьбе с Римом, который он объявил империей зла. Долгое время чаша весов склонялась в сторону понтийского царя, а ведь против него сражались римские легионы, которыми командовали выдающиеся полководцы – Сулла, Лукулл, Помпей…
Себя он считал Гераклом, освобождающим землю от мирового зла, воплощением которого для него всегда являлся Рим.
Существовали его многочисленные статуи в образе Геракла, нередко с львиной шкурой, наброшенной на голову.
По крайней мере, несколько таких статуй были отлиты из чистого золота.
Золотым был и боевой щит Митридата, а его меч, украшенный драгоценными камнями, стоил сорок талантов!
А вообще о баснословных сокровищах Митридата рассказывали легенды даже в Риме, где богатством трудно было кого-либо удивить.
Для своего времени Митридат был весьма образованным человеком. Мать-гречанка привила ему склонность к передовой эллинистической культуре. Этот энергичный правитель знал 22 языка, прекрасно разбирался в медицине.
Свои города Митридат украшал великолепными зданиями. В южной части своего царства – в Малой Азии – он отстроил новую столицу – Пергам. Но особым расположением царя пользовался город, расположенный в его северных владениях, на берегу Черного моря – Пантикапей (современная Керчь). Здесь на холме у пролива поднялся роскошный царский дворец, куда Митридат любил приезжать со своим гаремом…
Впрочем, было не меньше оснований называть его Ужасным, ибо даже в те суровые времена Митридат выделялся непомерной жестокостью и коварством.
Эллинистические манеры и популистская риторика лишь маскировали истинную сущность этого восточного деспота и тирана, каковым он всегда оставался.
Эллинизм эллинизмом, но отказываться от обладания гаремом он даже не помышлял.
Он и трон-то занял силой, после того, как умертвил своего брата и заточил в темницу собственную мать.
Медицинские познания царя тоже рисуются в жутковатом свете. Митридата интересовали главным образом яды – змеиные и растительные.
Он по праву стоит первым в ряду великих отравителей, поставивших искусство отравления на строго научную основу. В подвалах его дворца денно и нощно чадили тайные лаборатории, куда Митридат собирал магов, факиров, знахарей и целителей со всего древнего Востока. Экспериментировали, в основном, со змеиными ядами на живых и здоровых людях – рабах, пленниках, опальных вельможах… Царь лично курировал исследования, будучи, так сказать, не только заказчиком, но и научным руководителем проекта. Добытые столь жутким способом знания тут же шли в дело. Не без помощи ядов Митридат избавился от многих вождей непокорных племен. Есть сведения, что его алхимики-токсикологи открыли универсальное противоядие, названное именем царя – “митридатиум”.
Полученные результаты систематизировались в фолианте под мистическим названием “Тайные мемуары”.
Была у царя еще одна жгучая тайна, связанная с ядами.
Опасаясь быть отравленным, что в те времена считалось самым обычным делом, Митридат с молодых лет приучал к яду свой собственный организм, принимая внутрь всё более значительные дозы.
Древние историки свидетельствуют, что со временем он сделался совершенно невосприимчивым к действию ядов.
Эту свою особенность Митридат порой демонстрировал публично. На очередном пиру, как бы в знак своего расположения, он угощал вельможного гостя, который чем-либо стал ему неугоден, вином из своего собственного кубка, куда был добавлен яд. Закаленный многолетними тренировками организм царя выдерживал смертельную дозу, гость же погибал в страшных мучениях.
Митридат объявлял, что такова была воля богов, которые неизменно покровительствуют ему, царю.
Впрочем, по другой версии, никаких многолетних экспериментов над собственным организмом Митридат не проводил, а спасался при помощи универсального противоядия, “митридатиума”.
Помимо ядов, царь охотно практиковал и другие методы расправы с неугодными лицами.
Однажды по его приказу во всех городах Передней Азии была одновременно организована массовая резня римских чиновников, купцов, ростовщиков и их домочадцев. Плутарх писал, что число убитых достигло 150 тысяч.
Когда к Митридату привели плененного главного римского уполномоченного по восточным делам Мания Аквилия, прославившегося своим мздоимством, царь приказал прилюдно казнить его в своей новой столице Пергаме, влив тому в горло расплавленное золото.
После одного из неудавшихся сражений возникло опасение, что гарем Митридата может оказаться в руках врага. Царь хладнокровно приказал перебить всех красавиц, а также их обслугу.
Когда взбунтовались обманутые им союзники, Митридат утопил восстание в крови, забыв о своих же недавних гарантиях этим несчастным.
Подобных деяний в биографии понтийского владыки не счесть.
История, о которой пойдет речь, произошла в 74г. до н.э., когда Митридат начал свою Третью войну против Рима.
Никогда еще положение понтийского царя не казалось таким прочным, а успех столь возможным.
Митридат собрал огромное свежее войско, создал запасы продовольствия в специальных складах, пригласил греческих инженеров, которые построили ему мощные осадные орудия по новейшим технологиям. Он заключил союз со всеми племенами, жившими по обширной приморской дуге от Закавказья до Дуная и даже до Балканских гор, а также с пиратами, контролировавшими морские пути.
Но главное, на этот раз среди союзников Митридата были не только восточные царьки, но и весьма влиятельные римляне!
Речь идет, в частности, о Квинте Сертории, талантливом политике и полководце, который управлял Испанией, ставшей при нем центром борьбы против сенатской олигархии и диктаторского режима Рима.
Митридат заключил с Серторием договор, посылал ему деньги и корабли.
Серторий, в свою очередь, направлял Митридату отряды закаленных в боях иберийцев и опытных офицеров-инструкторов. В ставке царя находилось несколько постоянных представителей Сертория - знатоков военного искусства, старшим у которых был одноглазый Марк Марий, и Митридату волей-неволей приходилось прислушиваться к их рекомендациям.
Обстановка и вправду складывалась весьма благоприятно.
Рим, где по-прежнему продолжались внутренние распри, смог послать в Малую Азию лишь два легиона, общая численность которых не превышала 30тыс. воинов.
Правда, командовал ими опытный Лукулл.
Митридат лишь рассмеялся, узнав, сколь ничтожные силы брошены против него смертельным врагом.
Вдобавок, Лукулл совершил, по мнению царя, непростительную ошибку, двинувшись от побережья вглубь страны, где его можно было без труда окружить и уничтожить.
