— Папа, расскажи мне сказку.
— Таня, тебе скоро десять лет.
— Все равно расскажи. Как раньше рассказывал.
— Ладно, но это будет раненая сказка. Про Раненый мир.
Сказ первый: Репка хаоса
Жили-были дед и баба, и была у них курочка нокса (стихии уничтожения, распада, и великого Ничто). Каждый день сносила курочка по одному яичку – черному, как бездна. Брал старик яичко, относил за калитку и там разбивал. Силы нокса вырывались наружу и стирали в порошок свежую поросль кустистых тварей, которые нарастали за ночь, стремясь пробраться за защитную калитку, дотянуться до живущих в доме и выпить их кровь. Оживший лес грозно вздымался вокруг домика кольцом, простирая листья с красным отливом в сторону домика, и каждую ночь кустистые твари нарастали снова. Но каждое утро курочка сносила яичко нокса, и лишь благодаря этому старик со старухой выживали в самом центре искаженной хаосом земли. Только есть было почти нечего.
– Если из-за безумия хаоса все так хорошо растет, – сказала старуха, – то возьми репу с нашего огорода, и посади ее воон там, рядом с околицей. Где защитный рунный периметр слегка нарушен, и искажение понемногу просачивается внутрь.
Посадил дед репку. Выросла она большая-пребольшая за одну ночь.
– Еп… – сказал дед, увидев ее поутру. Но увы, то была не единственная новость. Курочка с вечера искаженной ботвы поклевала, и вся распухла, деформировалась, да клюв у нее хищно выгнулся и позолотел. Снесла курочка всего одно яичко, да не простое, а золотое.
– И что же нам делать, как быть? – запричитала старуха. – Чем поросль хищную от калитки отогнать?
Делать нечего. Взял старик старый свиток огнешторма, и выжег траву, хоть огню она поддавалась хуже, бутоны хрипло выли и плевались в старика кислотой.
– На сегодня хватит, а вот что завтра делать, ума не приложу, – посетовала старуха. – И на что нам яйцо золотое, если после катаклизма вся экономика рухнула, и государств не осталось, теперь пшеница ценнее золота.
Старик приложил ухо к яйцу, слышит, там шушумкает кто-то. Или что-то. Кто их знает, порченых хаосом тварей, вылупится какой-нибудь выворотень или геноморфный цыпленок, и устроит им геноцып.
– Разобью, пока не поздно! – воскликнула старуха. Била-била, да не разбила. Дед бил-бил, да не разбил. Слабые они стали, не то, что раньше, когда руководили штурмовой ротой в Последней войне.
– Выкинь его в лес, пускай там вылупится, и посмотрим, кто кого: оно беличьих выростков, или они его?
Взял дед яйцо, и вынес за ограду. А гига-белки, они на блестящее падкие, тут же цоп, метнулись, схватили и унесли. Не прошло и часа, глядь, обратный дар от беличьего народа: орешек размером с человечью голову.
– Ты это, старик, осторожнее, – говорит старуха. – Вдруг там в орешке ядовитый тлен? Или рой жукоедов.
Надел старик свой старый доспех, еще с той поры, когда наездником на пегасах в имперской гвардии работал, до катаклизма, до выхода на пенсию. Взял в руки кавалерийскую саблю и вскрыл орешек. А там зерна пшеницы насыпаны, да крупные такие, с радужным отливом. Так хаос на многих растениях проявляется.
– Ну вот, порченые зерна, – вздыхает старуха. – Съедим их, и сами хаотами сделаемся.
А старик на нее смотрит и грустно так подвинул ей зерна.
– И то правда, муженек. Сколько можно так жить-перебиваться, каждый день выживать? Стары мы стали, давно нам на покой пора. Ну превратимся в хаотов, может так будет даже лучше.
Намелила она из зерен муки, смешала тесто и испекла колобок. Сидят со стариком, смотрют-любуются: какой же он диво ладный вышел. Поджаристый, золотистый, большой. Поставили на окошко остывать, а сами нож наточили.
– Впервые за столько лет, – говорит старуха, – будем хлеб есть.
Услышал Колобок, что его есть собираются, и думает: вот уж нет! Один скок через окно, другой через ограду, и как пошел пятиметровыми прыжками прочь от старика со старухой улепетывать!
– Тьфу ты, – разозлилась старуха. – Даже хлеб и тот порченый печется. Взял и поскакал. Ну, делать нечего, ложись и помирай с голоду. Не курочку же, спасительницу, на суп варить.
Тут старик смотрит, и видит – море по небу летит. И волнами шевелит.
– Ух ты, – говорит старуха. – Садится на опушке, совсем недалеко. Сходи-ка, налови рыбки! Может-таки поедим напоследок.
Пошел дед к морю. А оно спокойное, аж удивительно. Не выпускает ложноножек, не надувает на поверхности радужных пузырей с безумящим газом. Закинул старик сети, вытащил только пену морскую. Закинул снова – вытащил водоросли ядовитые, все руки обжег, пока счищал. Закинул в третий раз невод, и поймал рыбку из тильсы, поющего металла.
– Инициирую контакт со смертной формой жизни, – сказала рыбка. – Не губи меня, человек, мне нужно выполнять миссию, очищать мир от хаоса, чтобы вернуть его людям. Для того меня чароманты создали, по всему свету летаю и поглощаю искажения, кристаллизую силу в мерцах: самоцветных камнях, наполненных магической силой. Если отпустишь меня, дам тебе мерц неслабый. Идет?
А старик, если вы не заметили, был немой. Только и мог, что охать междометиями.
– Еп… – сказал старик, и протянул руку.
Выплюнула рыбка ему на руку мерц, он ее в море и забросил. Рукой помахал и вернулся домой.
– Ой, магический камень, – обрадовалась старуха. Она в штурмовой роте руководила трансформагами, и страшно соскучилась по сгущенке, то есть, по сгущенной энергии. Цоп мерц, и тут же разбила себе под ноги. Впитала всю силу и кричит: ХОЧУ СТАТЬ ВАРЛОРДОМ ЭТИХ ЛОЩИН!
Смотрит старик, старуха вдвое выросла, тело ее мускулами налилось, стала могуча, как древние неандры, и голос загрубел. Выдрала одно из скрученных деревьев за оградой, взвалила на плечо и пошла по соседним дворам, дань со всех собирать.
Старик тем временем репку проведал. Тянет-потянет, а вытянуть не может. Тьфу ты, невовремя старуха ушла.
На этом моменте дочка заснула. Но разве ж это повод сказку прекращать? Наоборот, пусть прямиком в подсознание отпечатывается, характер воспитывает. Папа менталист пятого уровня. Да и вы не спите еще.
Сказ второй: Эпичный поход Колобка
Колобок по дороге катится, радостный такой – свобода! Да и в целом, жизнь!! Только что не было тебя, а тут ты есть, и уже соображаешь. Сразу движуха, никаких тебе люлек да пеленок, а вжух – и прощай, родительский дом.
Колобку невдомек, что даже когда тесто замешано на искаженных зернах и мутагенной воде – разумное сознание из этой бухты-барахты все равно не сложится. И даже если тесту дали как следует взойти, времени на взросление у него было ма-ло-ва-то. Не ведает Колобок, что личность его – на самом деле осколок чьей-то души. Колобок не помнит, кто он, и даже не помнит, что у него амнезия.
Зато кичится своим румяным и горячим молодым телом, которое каждый в скрученном лесу норовит унюхать и съесть.
Вот выбежал жаец из-за кустов.
Жайцы, они раньше были зайцами, но после катаклизма наелись не той капусты – морской. Поддались влиянию порченой травы, отрастили жабры и стали жить в блуждающее море. Вместе с морем летают по всему свету, и когда оно опускается наземь, жайцы выходят на охоту. Дома ждет жайца жена, жаркая женщина, с ммм, какое бы слово подобрать, живописными жайчатами.
– Колобок, – обрадовался жаяц, – а я тебя съем.
– Меня бабка с дедкой не съели, и ты не сможешь.
– Эт почему?
– Я от тебя убегу, – уверенно ответил Колобок. Но бегать без ног он не умел, так что поскакал аки конь.
Скачет Колобок и думает: а чего я вообще убегаю? Кто решил, что жаяц меня победит, а не я его? Мы гладиторских боев еще не устраивали!
Развернулся и кааак долбанет пушистого по голове, у того в ушах помутилось. Упал, хотел воздух вдохнуть, но Колобок накатил, надавил со всей силы, у охотника аж крошки в жабры набились. Так и задохнулся.
– Вот так-то, – сказал Колобок. – Будешь знать, как булочных трогать.
Откусил уши от жайца, вставил себе в голову, они и приросли. Стал гораздо лучше слышать. И дальше поскакал.
Тут навстречу ему варг. Варги, если вы до сих пор не знаете, это колдовские волки громадного размера. Глаза у них светят красным, и всякие орки любят на них ездить. Но конкретно этот варг был белый.
– Колобок! – воскликнул он. – Как пробежать в библиотеку Руниверситета? Не подскажешь? О, боги мои, как я опаздываю, как я ужасно опаздываю, герцогиня убьет меня!
– Беги до обелиска, потом свернешь на север, и через пять киломиль будет старый имперский телепорт, – ответил Колобок прежде, чем сумел даже подумать, что это за Руниверситет такой, и откуда он все это знает.
– Благодарю, уважаемый, – поклонился варг, и бросился было в бега.
– Стоой! Вот у тебя клыки да когти лихие. А если ты такой библиотечный, но наверное редко их в бою применяешь?
– Вообще не применяю. Пацифист я. Они только мешаются, все меня по зубам да когтям судят, пугаются. Замолкают, когда я в комнату захожу.
В глазах у варга блеснули слезы.
– Надоело!
– А отдай их мне?
– С радостью!
Отломал волк себе клыки, отгрыз когти, и счастливый-свободный дальше побежал. Ну, немного кровоточа. Но на варгах же все быстро зарастает. А колобок приставил себе когти да клыки, они и приросли.
Бежит Колобок дальше, а хлебное сердце обуяла рефлексия: кто же я, для чего я на свете, вот это все. Чуть в медведя не врезался. А тот стоял и чинно обедал свеже-заваленным оленем.
– Колобок, я и тебя съем, – предложил медведь.
– Может и съешь. А может я тебе пасть порву.
Грянул лютый бой. Медвежьи когти прочертили глубокий след на колобчином боку. Крохоточащую рану. От близости смерти Колобок вдруг вспомнил, как вместе с братьями из корпуса Чистоты защищали мост через эфирную пропасть. Они сомкнули строй и держали полчища демонов, а сзади боевые алхимики метали во врагов гренады и поливали их жидким воздухом из алхиметов. Отчего пылающие крылья у демонов гасли и трескались, и они с криками падали в пропасть.
Тряхнув головой, Колобок отогнал гнетущее воспоминание. Тот бой они проиграли, а что было дальше, он не помнил.
Медвежья пасть щелкнула совсем рядом, когти просвистели в ногте от головы. Но попрыгун был ловок: сказывалась боевая выучка и свежесть выпечки. Словно взбесившийся мяч для игры в кви… не тот фанфик, для игры в лапту – Колобок атаковал медведя градом отскоков и рикошетов. И дважды врезал ему прямо по голове.
Зверь замотал мордой и взревел. Сомнение темнело в его глазах. Медведь ведь тоже устал от насилия. Жизнь в скрученных лесах не сахар.
– Разойдемся, благородный зверь, – отскочив назад, прохрипел Колобок, кашляя крупной изломанной крошкой. – Нет нужды нам сегодня погибать.
Медведь опустился на четыре лапы, кивнул и величаво пошел вдаль, волоча за собой тушу оленя. Он уходил, как символ всего, что Клаус потерял в жизни.
Кто? Клаус, нульт-инквизитор корпуса Чистоты.
Бей зверю в спину, напомнила выучка. Защитник обязан гарантировать, что опасный враг не вернется и больше не причинит людям вреда. Так требовал устав и логика бесконечной войны с коварным окружающим (постоянно окружающим!) миром… Но Колобок не ударил. А вместо этого спросил:
– Медведь, вот оленя ты тащишь, есть будешь?
– Ну.
– А дай мне оленьи рога. Тебе-то они ни к чему.
Миша отгрыз рога и кинул Колобку. Тот вставил их в голову, они и приросли. Попрыгал Колобок дальше вперед, по-прежнему не зная, куда его путь выведет.
– Клаус, значит, – хмыкнул он на скаку. – Инквизитор, значит. А что такое «нульт»?
– Колобок-колобок, – раздался нежный голос. Прямо в голове. – Какой же ты ладный, пышный да складный, мимими :)
Лиса сидела на опушке, три глаза, не моргая, смотрели на Клауса, три хвоста гипнотически ходили из стороны в сторону.
– Дай налюбоваться, милок, поближе подойди.
– Ног нет, тётенька, – Колобок подбавил жалости в голос. – Не могу подойти.
– Ну подкатись тогда, – облизнулась лиса.
– А когда качусь, голова круужится! Да и рога мешают. Добрая тётенька, ты подставь носик. Я на него и прыгну.
«Сам в рот идет, дурачок», судя по нежной улыбке, подумала трехвостая. Будь он обычной жертвой, лиса-телепатка уже поняла бы, что Колобок врет ей в три глаза. Но он был нульт, а нульты подавляют хаос и магию. Клаус развеял морок силой Чистоты.
– Ах садись мне на носок, милый-милый Колобок, – пропела плутовка, подставляя пушистую мордашку.
– Иду! – Колобок подпрыгнул как можно выше и обрушился на лису со страшной силой, сломав ей шею одним карающим скачком.
– Поганому доминатору – поганая смерть, – привычно буркнул бывший инквизитор. Сколько путников она загубила! Откусил лисе хвост, приделал себе сзади, тот и прирос. И для равновесия лучше, и следы заметать хорошо.
Скачет Колобок дальше и думает: а что теперь? Начинал я дорогу, чтоб освободиться. Убежать от уготованной патриархальным обществом судьбы. В процессе понял, что от себя не убежишь. Изменился духовно и физически: рога, уши, хвост, клыки. Эх, жабры из жайца не выдрал, протупил.
Но по сути-то, закончилась одна сказка, теперь начинается другая.
Внутри голодно заурчало. Тело Колобка было отнюдь не только тесто, это была тестомасса. Пронизанная животворной энергией виталиса, первозданным гротеском хаоса – и боги знают, чем еще. Внутри тестомассы шли стремительные процессы, чужие части приросли как свои. Колобок не знал, что по-мудреному он называется «био-кадавр с осколочным форматом личности». Но теперь он почувствовал голод: телу требовалось восполнить энергию, потраченную в боях.
– Чего бы поесть?! – воскликнул Колобок.
И тут судьба подвернула ему вариант.
Сказ третий: Чего решат читатели.
Дорогие читатели. Решайте, в какую историю с едой вкатится наш Колобок? Ворона и сыр? Пряничный домик? Не ешь меня, я тебе пригожусь? Какую сказку про еду хотите, такую и напишу.
— Таня, тебе скоро десять лет.
— Все равно расскажи. Как раньше рассказывал.
— Ладно, но это будет раненая сказка. Про Раненый мир.
Сказ первый: Репка хаоса
Жили-были дед и баба, и была у них курочка нокса (стихии уничтожения, распада, и великого Ничто). Каждый день сносила курочка по одному яичку – черному, как бездна. Брал старик яичко, относил за калитку и там разбивал. Силы нокса вырывались наружу и стирали в порошок свежую поросль кустистых тварей, которые нарастали за ночь, стремясь пробраться за защитную калитку, дотянуться до живущих в доме и выпить их кровь. Оживший лес грозно вздымался вокруг домика кольцом, простирая листья с красным отливом в сторону домика, и каждую ночь кустистые твари нарастали снова. Но каждое утро курочка сносила яичко нокса, и лишь благодаря этому старик со старухой выживали в самом центре искаженной хаосом земли. Только есть было почти нечего.
– Если из-за безумия хаоса все так хорошо растет, – сказала старуха, – то возьми репу с нашего огорода, и посади ее воон там, рядом с околицей. Где защитный рунный периметр слегка нарушен, и искажение понемногу просачивается внутрь.
Посадил дед репку. Выросла она большая-пребольшая за одну ночь.
– Еп… – сказал дед, увидев ее поутру. Но увы, то была не единственная новость. Курочка с вечера искаженной ботвы поклевала, и вся распухла, деформировалась, да клюв у нее хищно выгнулся и позолотел. Снесла курочка всего одно яичко, да не простое, а золотое.
– И что же нам делать, как быть? – запричитала старуха. – Чем поросль хищную от калитки отогнать?
Делать нечего. Взял старик старый свиток огнешторма, и выжег траву, хоть огню она поддавалась хуже, бутоны хрипло выли и плевались в старика кислотой.
– На сегодня хватит, а вот что завтра делать, ума не приложу, – посетовала старуха. – И на что нам яйцо золотое, если после катаклизма вся экономика рухнула, и государств не осталось, теперь пшеница ценнее золота.
Старик приложил ухо к яйцу, слышит, там шушумкает кто-то. Или что-то. Кто их знает, порченых хаосом тварей, вылупится какой-нибудь выворотень или геноморфный цыпленок, и устроит им геноцып.
– Разобью, пока не поздно! – воскликнула старуха. Била-била, да не разбила. Дед бил-бил, да не разбил. Слабые они стали, не то, что раньше, когда руководили штурмовой ротой в Последней войне.
– Выкинь его в лес, пускай там вылупится, и посмотрим, кто кого: оно беличьих выростков, или они его?
Взял дед яйцо, и вынес за ограду. А гига-белки, они на блестящее падкие, тут же цоп, метнулись, схватили и унесли. Не прошло и часа, глядь, обратный дар от беличьего народа: орешек размером с человечью голову.
– Ты это, старик, осторожнее, – говорит старуха. – Вдруг там в орешке ядовитый тлен? Или рой жукоедов.
Надел старик свой старый доспех, еще с той поры, когда наездником на пегасах в имперской гвардии работал, до катаклизма, до выхода на пенсию. Взял в руки кавалерийскую саблю и вскрыл орешек. А там зерна пшеницы насыпаны, да крупные такие, с радужным отливом. Так хаос на многих растениях проявляется.
– Ну вот, порченые зерна, – вздыхает старуха. – Съедим их, и сами хаотами сделаемся.
А старик на нее смотрит и грустно так подвинул ей зерна.
– И то правда, муженек. Сколько можно так жить-перебиваться, каждый день выживать? Стары мы стали, давно нам на покой пора. Ну превратимся в хаотов, может так будет даже лучше.
Намелила она из зерен муки, смешала тесто и испекла колобок. Сидят со стариком, смотрют-любуются: какой же он диво ладный вышел. Поджаристый, золотистый, большой. Поставили на окошко остывать, а сами нож наточили.
– Впервые за столько лет, – говорит старуха, – будем хлеб есть.
Услышал Колобок, что его есть собираются, и думает: вот уж нет! Один скок через окно, другой через ограду, и как пошел пятиметровыми прыжками прочь от старика со старухой улепетывать!
– Тьфу ты, – разозлилась старуха. – Даже хлеб и тот порченый печется. Взял и поскакал. Ну, делать нечего, ложись и помирай с голоду. Не курочку же, спасительницу, на суп варить.
Тут старик смотрит, и видит – море по небу летит. И волнами шевелит.
– Ух ты, – говорит старуха. – Садится на опушке, совсем недалеко. Сходи-ка, налови рыбки! Может-таки поедим напоследок.
Пошел дед к морю. А оно спокойное, аж удивительно. Не выпускает ложноножек, не надувает на поверхности радужных пузырей с безумящим газом. Закинул старик сети, вытащил только пену морскую. Закинул снова – вытащил водоросли ядовитые, все руки обжег, пока счищал. Закинул в третий раз невод, и поймал рыбку из тильсы, поющего металла.
– Инициирую контакт со смертной формой жизни, – сказала рыбка. – Не губи меня, человек, мне нужно выполнять миссию, очищать мир от хаоса, чтобы вернуть его людям. Для того меня чароманты создали, по всему свету летаю и поглощаю искажения, кристаллизую силу в мерцах: самоцветных камнях, наполненных магической силой. Если отпустишь меня, дам тебе мерц неслабый. Идет?
А старик, если вы не заметили, был немой. Только и мог, что охать междометиями.
– Еп… – сказал старик, и протянул руку.
Выплюнула рыбка ему на руку мерц, он ее в море и забросил. Рукой помахал и вернулся домой.
– Ой, магический камень, – обрадовалась старуха. Она в штурмовой роте руководила трансформагами, и страшно соскучилась по сгущенке, то есть, по сгущенной энергии. Цоп мерц, и тут же разбила себе под ноги. Впитала всю силу и кричит: ХОЧУ СТАТЬ ВАРЛОРДОМ ЭТИХ ЛОЩИН!
Смотрит старик, старуха вдвое выросла, тело ее мускулами налилось, стала могуча, как древние неандры, и голос загрубел. Выдрала одно из скрученных деревьев за оградой, взвалила на плечо и пошла по соседним дворам, дань со всех собирать.
Старик тем временем репку проведал. Тянет-потянет, а вытянуть не может. Тьфу ты, невовремя старуха ушла.
На этом моменте дочка заснула. Но разве ж это повод сказку прекращать? Наоборот, пусть прямиком в подсознание отпечатывается, характер воспитывает. Папа менталист пятого уровня. Да и вы не спите еще.
Сказ второй: Эпичный поход Колобка
Колобок по дороге катится, радостный такой – свобода! Да и в целом, жизнь!! Только что не было тебя, а тут ты есть, и уже соображаешь. Сразу движуха, никаких тебе люлек да пеленок, а вжух – и прощай, родительский дом.
Колобку невдомек, что даже когда тесто замешано на искаженных зернах и мутагенной воде – разумное сознание из этой бухты-барахты все равно не сложится. И даже если тесту дали как следует взойти, времени на взросление у него было ма-ло-ва-то. Не ведает Колобок, что личность его – на самом деле осколок чьей-то души. Колобок не помнит, кто он, и даже не помнит, что у него амнезия.
Зато кичится своим румяным и горячим молодым телом, которое каждый в скрученном лесу норовит унюхать и съесть.
Вот выбежал жаец из-за кустов.
Жайцы, они раньше были зайцами, но после катаклизма наелись не той капусты – морской. Поддались влиянию порченой травы, отрастили жабры и стали жить в блуждающее море. Вместе с морем летают по всему свету, и когда оно опускается наземь, жайцы выходят на охоту. Дома ждет жайца жена, жаркая женщина, с ммм, какое бы слово подобрать, живописными жайчатами.
– Колобок, – обрадовался жаяц, – а я тебя съем.
– Меня бабка с дедкой не съели, и ты не сможешь.
– Эт почему?
– Я от тебя убегу, – уверенно ответил Колобок. Но бегать без ног он не умел, так что поскакал аки конь.
Скачет Колобок и думает: а чего я вообще убегаю? Кто решил, что жаяц меня победит, а не я его? Мы гладиторских боев еще не устраивали!
Развернулся и кааак долбанет пушистого по голове, у того в ушах помутилось. Упал, хотел воздух вдохнуть, но Колобок накатил, надавил со всей силы, у охотника аж крошки в жабры набились. Так и задохнулся.
– Вот так-то, – сказал Колобок. – Будешь знать, как булочных трогать.
Откусил уши от жайца, вставил себе в голову, они и приросли. Стал гораздо лучше слышать. И дальше поскакал.
Тут навстречу ему варг. Варги, если вы до сих пор не знаете, это колдовские волки громадного размера. Глаза у них светят красным, и всякие орки любят на них ездить. Но конкретно этот варг был белый.
– Колобок! – воскликнул он. – Как пробежать в библиотеку Руниверситета? Не подскажешь? О, боги мои, как я опаздываю, как я ужасно опаздываю, герцогиня убьет меня!
– Беги до обелиска, потом свернешь на север, и через пять киломиль будет старый имперский телепорт, – ответил Колобок прежде, чем сумел даже подумать, что это за Руниверситет такой, и откуда он все это знает.
– Благодарю, уважаемый, – поклонился варг, и бросился было в бега.
– Стоой! Вот у тебя клыки да когти лихие. А если ты такой библиотечный, но наверное редко их в бою применяешь?
– Вообще не применяю. Пацифист я. Они только мешаются, все меня по зубам да когтям судят, пугаются. Замолкают, когда я в комнату захожу.
В глазах у варга блеснули слезы.
– Надоело!
– А отдай их мне?
– С радостью!
Отломал волк себе клыки, отгрыз когти, и счастливый-свободный дальше побежал. Ну, немного кровоточа. Но на варгах же все быстро зарастает. А колобок приставил себе когти да клыки, они и приросли.
Бежит Колобок дальше, а хлебное сердце обуяла рефлексия: кто же я, для чего я на свете, вот это все. Чуть в медведя не врезался. А тот стоял и чинно обедал свеже-заваленным оленем.
– Колобок, я и тебя съем, – предложил медведь.
– Может и съешь. А может я тебе пасть порву.
Грянул лютый бой. Медвежьи когти прочертили глубокий след на колобчином боку. Крохоточащую рану. От близости смерти Колобок вдруг вспомнил, как вместе с братьями из корпуса Чистоты защищали мост через эфирную пропасть. Они сомкнули строй и держали полчища демонов, а сзади боевые алхимики метали во врагов гренады и поливали их жидким воздухом из алхиметов. Отчего пылающие крылья у демонов гасли и трескались, и они с криками падали в пропасть.
Тряхнув головой, Колобок отогнал гнетущее воспоминание. Тот бой они проиграли, а что было дальше, он не помнил.
Медвежья пасть щелкнула совсем рядом, когти просвистели в ногте от головы. Но попрыгун был ловок: сказывалась боевая выучка и свежесть выпечки. Словно взбесившийся мяч для игры в кви… не тот фанфик, для игры в лапту – Колобок атаковал медведя градом отскоков и рикошетов. И дважды врезал ему прямо по голове.
Зверь замотал мордой и взревел. Сомнение темнело в его глазах. Медведь ведь тоже устал от насилия. Жизнь в скрученных лесах не сахар.
– Разойдемся, благородный зверь, – отскочив назад, прохрипел Колобок, кашляя крупной изломанной крошкой. – Нет нужды нам сегодня погибать.
Медведь опустился на четыре лапы, кивнул и величаво пошел вдаль, волоча за собой тушу оленя. Он уходил, как символ всего, что Клаус потерял в жизни.
Кто? Клаус, нульт-инквизитор корпуса Чистоты.
Бей зверю в спину, напомнила выучка. Защитник обязан гарантировать, что опасный враг не вернется и больше не причинит людям вреда. Так требовал устав и логика бесконечной войны с коварным окружающим (постоянно окружающим!) миром… Но Колобок не ударил. А вместо этого спросил:
– Медведь, вот оленя ты тащишь, есть будешь?
– Ну.
– А дай мне оленьи рога. Тебе-то они ни к чему.
Миша отгрыз рога и кинул Колобку. Тот вставил их в голову, они и приросли. Попрыгал Колобок дальше вперед, по-прежнему не зная, куда его путь выведет.
– Клаус, значит, – хмыкнул он на скаку. – Инквизитор, значит. А что такое «нульт»?
– Колобок-колобок, – раздался нежный голос. Прямо в голове. – Какой же ты ладный, пышный да складный, мимими :)
Лиса сидела на опушке, три глаза, не моргая, смотрели на Клауса, три хвоста гипнотически ходили из стороны в сторону.
– Дай налюбоваться, милок, поближе подойди.
– Ног нет, тётенька, – Колобок подбавил жалости в голос. – Не могу подойти.
– Ну подкатись тогда, – облизнулась лиса.
– А когда качусь, голова круужится! Да и рога мешают. Добрая тётенька, ты подставь носик. Я на него и прыгну.
«Сам в рот идет, дурачок», судя по нежной улыбке, подумала трехвостая. Будь он обычной жертвой, лиса-телепатка уже поняла бы, что Колобок врет ей в три глаза. Но он был нульт, а нульты подавляют хаос и магию. Клаус развеял морок силой Чистоты.
– Ах садись мне на носок, милый-милый Колобок, – пропела плутовка, подставляя пушистую мордашку.
– Иду! – Колобок подпрыгнул как можно выше и обрушился на лису со страшной силой, сломав ей шею одним карающим скачком.
– Поганому доминатору – поганая смерть, – привычно буркнул бывший инквизитор. Сколько путников она загубила! Откусил лисе хвост, приделал себе сзади, тот и прирос. И для равновесия лучше, и следы заметать хорошо.
Скачет Колобок дальше и думает: а что теперь? Начинал я дорогу, чтоб освободиться. Убежать от уготованной патриархальным обществом судьбы. В процессе понял, что от себя не убежишь. Изменился духовно и физически: рога, уши, хвост, клыки. Эх, жабры из жайца не выдрал, протупил.
Но по сути-то, закончилась одна сказка, теперь начинается другая.
Внутри голодно заурчало. Тело Колобка было отнюдь не только тесто, это была тестомасса. Пронизанная животворной энергией виталиса, первозданным гротеском хаоса – и боги знают, чем еще. Внутри тестомассы шли стремительные процессы, чужие части приросли как свои. Колобок не знал, что по-мудреному он называется «био-кадавр с осколочным форматом личности». Но теперь он почувствовал голод: телу требовалось восполнить энергию, потраченную в боях.
– Чего бы поесть?! – воскликнул Колобок.
И тут судьба подвернула ему вариант.
Сказ третий: Чего решат читатели.
Дорогие читатели. Решайте, в какую историю с едой вкатится наш Колобок? Ворона и сыр? Пряничный домик? Не ешь меня, я тебе пригожусь? Какую сказку про еду хотите, такую и напишу.
