Глава 1
– Новенькое? – раздалось в кладбищенской тишине.
Не приведи господи, даже днем на погосте оказаться. Лучше его стороной обходить буду, чем соглашусь на бесплатную экскурсию по могилам знаменитых, и не очень, людей. Да и на платную не соглашусь. И даже за деньги, если давать будут что б пошел, все равно откажусь. Здоровье, знаете ли дороже.
– Эй, новенькое! – повторилось где-то рядом.
Да что ж такое! Мало того что ночь, кладбище, луна, так еще и голоса какие-то. И что это я, приличный человек, ночью на кладбище делаю? Надо руки в ноги и сматываться отсюда побыстрее. Где тут ближайший выход?
– Да куда ты, болезное! – раздалось вслед. – Там замок, ворота, хрен пропустят.
На фиг, на фиг, голоса всякие. Быстрее деру. Так и друг-инфаркт в гости заглянет. И правильно, надо сказать, сделает. Ему самое то – с экстремалом тесное знакомство свести. А там, глядишь, и дорога на кладбище родной покажется.
Дзинь — отозвалась цепь на воротах. Меня откинуло вглубь аллейки, да так, что пролететь пришлось метров пять, не меньше. В голове зашумело, забегали наперегонки искорки. Сижу на пятой точке, отдыхаю, жду, когда мысли с чувствами вместе соберутся.
Хорошо, что все имеет свой конец. Вот и свето-шумовое представление на нет сошло. Правда, финал не понравился. А как иначе, если сидите вы среди кладбищенской аллейки, в небе полная луна, перед вами чугунные ворота, закрытые на пудовый замок. Ковка ажурная, глаз не оторвать. Были б деньги, на даче такую красоту завести – самое то. И вот за этой чугунной красотой – такая желанная и притягательная свобода. Та же песочная дорожка, но уже с большими, ярко горящими фонарями. А чуть дальше виднеется шоссе, по которому время от времени проезжают машины. Появляются нечасто, как-никак глубокая ночь, но они есть – факт. И ведут их живые люди. А я тут, на кладбище, сижу на дорожке и пялюсь на решетку, не в силах её преодолеть.
Тошно-то как!
– Эй, люди-и-и-и! Помогите кто-нибу-у-у-у-удь! – вырвалось у меня в ночную пустоту.
– Чего орешь-то? – раздалось за спиной.
Меня аж подбросило...
Мужчина лет за пятьдесят стоял посреди дорожки. В свете фонарей поблескивали круглые очки в дешевой металлической оправе. Небольшая лысина лишь подчеркивала солидный возраст незнакомца. Черные, видавшие виды брюки с заметными пузырями на коленях и засаленными краями карманов ненавязчиво просились в химчистку. Темная жилетка, синяя рубашка не первой свежести и черные нарукавники делали мужчину похожим на бухгалтера или даже, скорее , на счетовода. Особенно усиливала сходство толстенная амбарная книга, зажатая подмышкой.
– Так, – поправив очки и с ловкостью фокусника раскрыв талмуд, произнес незнакомец, – будем регистрироваться.
В руках странного бухгалтера возникла перьевая ручка, подозрительно смахивающая на китайский аналог известного «Паркера».
– Пол, фамилия, имя, отчество, адрес прописки или регистрации, – забубнил мужчина, готовясь вносить данные в раскрытый гроссбух.
– Какая еще регистрация? – вырвалось у меня.
Незнакомец посмотрел неодобрительно поверх очков.
– Обычная. Если на заработок или по делу какому, должна быть регистрация. Ну или прописка, если лимита со стажем...
– Какая такая лимита! – рявкнул раздраженно. – Вы что себе позволяете?! Да я вас...
Вмиг проснувшийся праведный гнев требовал выхода. Пальцы как-то сами сжались в кулаки, тело качнулось вперед, силясь встать с песочка.
– Семен Петрович, прекратите человека нервировать! – раздалось за спиной.
Взлетев, как ракета, развернулся на голос. Миловидная женщина в длинном черном платье и старомодной темно-бордовой шали, накинутой на плечи, смотрела спокойно. Зеленые глаза лучились добротой. Седые волосы собраны в тугой пучок на затылке. На ногах черные ботики, вышедшие из моды лет 20 назад. Типичная училка на пенсии.
– Ты бы, Петрович, еще дату смерти спросил, – через мою голову обратилась дама к бухгалтеру.
– Не стоит волноваться, – продолжила уже мне, – Семен Петрович пошутил с пропиской.
– Ничего не пошутил, – раздалось сердитое за спиной.
– А я говорю, пошутил! – произнесла дама с нажимом. – Твои шуточки кого угодно до инфаркта доведут.
Сзади снова что-то забубнили, но уже неразборчиво.
– Вы не переживайте, Семен по натуре добрый, но иногда... его заносит. – Дама многозначительно посмотрела мне за спину.
Бурчание стало еще тише.
– Спасибо, успокоили, – проговорил облегченно. – А то как-то страшновато... ночь, кладбище и один. Вы не знаете где тут выход?
– Конечно, знаю. – Ответила дама. – Вам показать?
– Да, покажите! – затараторил радостно. – Мне домой надо как можно быстрее. Понимаете, родные ждут... а я тут, на кладбище.
Женщина понимающе кивнула.
– Не знаю, как тут оказался, но задерживаться не могу...
За спиной вновь забурчал Семен Петрович.
– Идемте.
Дама протянула ко мне руку, делая пару шагов навстречу.
Слова благодарности застряли в горле. Кожа вмиг покрылась мурашками, а ноги сами сделали большой шаг назад. Глаза дамы округлились, на лице застыл немой вопрос. Быстрого ответа ждать не приходилось, в душе творился кавардак. Волосы на голове усердно играли в «Море волнуется раз...», вспоминая движения виденного в детстве метронома. Да и как тут не волноваться? То, что дорожка на кладбище песчаная – это нормально. То, что пожилая женщина не оставляет после себя следов, тоже могу с натяжкой принять. Но перемещаться, не двигая ногами... Мишка Джексон со своей лунной походкой отдыхает.
– А-а-а, э-э-э... – забормотал, указывая на женщину.
Продолжая тыкать пальцем, обернулся, ища поддержки у Петровича.
Бухгалтер удивленно выглянул из-за моего плеча. Осмотрел даму с головы до ног. Хмыкнул. Почесал ручкой переносицу.
– Слышь, Марья Степановна, говорил я тебе, черный цвет нынче не в моде. А ты не верила. Вот, полюбуйся, чего натворила...
Бухгалтер, огибая меня по дуге, поплыл в сторону женщины. Ноги у него шевелились, но... пенсионеры точно так не ходят, да и предпенсионный контингент тоже.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – разнеслось над кладбищем.
Сдерживаться дальше не получалось. Крупная дрожь колотила все тело.
– Ну, началось, – скривился бухгалтер. – Будешь ждать? – обратился к женщине.
Собеседница кивнула.
– Тогда и я постою. Минут 15.
– Полчаса, – проговорила дама.
– Двадцать минут, и как в прошлый раз, – парировал бухгалтер.
– Договорились!
Две фигуры расположились метрах в пяти от меня. Может, стоило сбежать, но страх сковал все тело, оставив лишь способность кричать. Чем я и пользовался, оглашая кладбищенские окрестности не хуже громкоговорителя незатейливым «А-а-а-а...».
Вдали что-то стукнуло. Спустя несколько минут послышался скрип песка. Бухгалтер вытащил из кармана часы на цепочке, щелкнул крышкой.
– Двадцать пять минут, – приговорил сосредоточенно.
– Ничья, – не поворачивая головы, ответила дама.
– Тогда пойду, – произнес мужчина как-то буднично. – Дальше неинтересно.
– Как знаешь, – произнесла собеседница. – Я останусь, помогу.
Скрип песка слышался ближе. На аллейку вышел бородатый мужчина в телогрейке. Из-под замусоленной кепки выбивались непричесанные рыжие волосы. Типичный сантехник, только что ему делать ночью на кладбище?
– Привет передавай, – бросил бухгалтер через плечо, бесшумно исчезая в кустах за ближайшей могилой.
Новый персонаж вел себя странно. Сделав несколько шагов, останавливался, крутил головой по сторонам и шел дальше. В правой руке мужик сжимал здоровенную кружку. Я смотрел во все глаза, но товарищ явно меня не видел.
– А! А! А! Ааа-ааа-ааа! А! А! А!* – перешел я на морзянку**, отчаянно надеясь, что приближающийся дядя в детстве интересовался радио и заметит изменения в моем вещании.
Мужик заметил. Остановился в паре метров, покрутил головой.
– А! А! А! Ааа-ааа-ааа! А! А! А! – продолжил передавать сигнал бедствия.
Определив направление, мужик... отхлебнул из кружки здоровенный глоток и брызнул в мою сторону, словно хозяйка, смачивающая брюки мужа перед глажкой.
– А-а-аххххх! – выскочило из горла.
Бородач улыбнулся, сделал еще глоток и снова брызнул в ту же сторону.
В голове закружилось, перед глазами заплясали разноцветные круги. Вдалеке мелькнуло лицо Марьи Степановны. Полный сострадания и надежды взгляд зеленых глаз обнадеживал, и... сознание поглотила темнота.
Примечание:
* SOS — международный сигнал бедствия, передаваемый по радио. Представляет собой последовательность «три точки — три тире — три точки».
** «Морзя?нка»: Азбука Мо?рзе — способ передачи букв алфавита, цифр, знаков препинания и других символов последовательностью сигналов: длинных («тире») и коротких («точек»). В основном применяется в радиосвязи, когда невозможно передать обычную речь. Назван в честь американского изобретателя и художника Сэмюэля Морзе.
Глава 2
«Что-то не так» – пробилась сквозь туман в голове тревожная мысль. То ли рука затекла, то ли обед прошел мимо, то ли зарплату не дали. Чихнув, открыл глаза и быстро зажмурился от яркого света. Скосив голову, чуть-чуть приподнял правое веко. Ночь, та же песочная дорожка, лавочка с тихо сидящей женщиной, похожей на учительницу. Прямо надо мной фонарь. Вот откуда свет! Подумав, медленно открыл второй глаз и хрипло произнес:
– Что это было?
– Вы про луну или кладбище? – охотно отозвалась дама.
В голове всплыло имя, Мария, кажется, Петровна... или Степановна.
Осторожно помотав головой и досадуя на непонятливость собеседницы, уточнил:
– Нет, про мужика в телогрейке.
– А... – протянула женщина, – это Кузьмич, местный сторож.
– А чего он брызгался?
– Так вы ж кричали, – удивилась женщина, – спать мешали. Вот он и... разозлился.
– И что, это повод всякой дрянью нормальных людей обливать?
– Это не дрянь, – тихо проговорила женщина, – обычная вода.
– Ни фига себе вода. Меня аж вырубило... – я задумался, прикидывая, сколько был в отключке.
Точно определить не получалось. Смирившись, поинтересовался у женщины.
– И сколько я тут валялся?
– Сутки, – огорошила училка.
– Как... сутки? Что ж за вода такая?
– Да, в принципе, обыкновенная. Просто кружка серебряная. Вот и... – собеседница задумалась.
– Что «и»? – поторопил женщину.
– Да серебряная вода нам... противопоказана.
– Кому это «нам»? – поинтересовался настороженно.
– Ну!.. нам.
Помедлив, дама кивнула на фонарь.
– Что? – спросил непонимающе.
– Тень, – пояснила собеседница.
– При чем тут какая-то тень? У вас же её нет!.. – произнес, внимательно разглядывая женщину на лавочке.
Собеседница обреченно кивнула.
– То есть вы... – от страха вновь перехватило горло.
– Ага.
Непроизвольно качнулся назад, пытаясь не упасть.
– Вы не бойтесь, – миролюбиво сказала училка, – можете кричать, но лучше негромко. Кузьмич еще не лёг, так что прибежит быстро.
От картинки растрепанного сторожа, вырубающего струей в лицо, передернуло, глаза округлились. Марья Степановна, сложив руки на коленях и наблюдая мою реакцию, ждала.
– Так, допустим, – сухо произнес через пару минут, – вы... – тут я запнулся. – А я-то здесь причем?
– Ваша тень, – как-то буднично ответила женщина.
– Что с ней не так?
– А вы её поищите, – дала совет училка.
Я завертел головой, пытаясь рассмотреть свою тень. Ни малейшего намека. Глаза тут же полезли на лоб.
– Я... я... я... – начал, одновременно задыхаясь и стараясь набрать побольше воздуха в легкие.
– Кузьмич! – напомнила женщина.
Внутри как стержень сломался. Плечи вмиг опустились, голова поникла.
– Я что, тоже... – проговорил почти шепотом.
Дама лишь кивнула. С минуту привыкал к новой мысли.
– Как я сюда попал? – спросил с дрожью в голосе.
Марья Степановна, оглядев меня с ног до головы, ответила:
– Очевидно, через главный вход. Есть несколько боковых, но через них давно никого не хоронят.
Ошарашенно похлопав глазами, промямлил:
– Я не про это. Как на кладбище-то попал?
– В смысле, умер? – уточнила собеседница.
Я кивнул.
– Не знаю, – просто ответила женщина. – Это вам лучше знать.
– Н-да!.. – протянул, почесывая макушку. – Вот так живешь, живешь и раз... уже на кладбище.
Женщина, как-то по-домашнему улыбнувшись, произнесла:
– Бывает, – и чуть помедлив, добавила: – Ну что, будем регистрироваться?
Вновь кивнул.
– Семен Петрович! – крикнула куда-то вбок учительница.
– Пять минут! – раздалось из темноты.
Со временем Семен не угадал. Прошло минут десять, прежде чем сквозь не шелохнувшиеся ветки кустов появился мужчина, похожий на старинного бухгалтера-счетовода. Кивнул Марье Степановне и, мельком глянув на меня, раскрыл амбарную книгу, принялся бубнить:
– Пол, фамилия, имя, отчество, адрес прописки...
– Не помню, – сказал удивленно.
– Что «не помню»? – поспешил уточнить Петрович.
– Пол не помню.
– Вот незадача, – бухгалтер почесал китайским паркером переносицу. – Там, собственно, и выбирать-то не из чего: мужской, женский или еще какой.
– Это как? – не поверил услышанному. – Какой еще бывает, кроме мужского и женского?
– Ну... – протянул бухгалтер, – может, там, гоблин, – произнес как-то смущенно.
– Кто?!
От удивления открылся рот. Глаза проявили солидарность, синхронно приняв форму круга.
– Гоблин, – повторил чуть раздраженно мужчина.
– Это как?
– А я знаю?! – последовал раздраженный ответ. – Это вы у молодых спрашивайте. Я уж, почитай, 60 лет как преставился. В мое время только и было, что «Эм», «Жо» и «Товарисч».
– Какой «товарисч»? – переспросил на автомате.
– Да любой, – буркнул счетовод, – хочешь по работе, хочешь по жизни. Никаких тебе гоблинов, моблинов. Понапридумывали херни всякой. Вон, Ленку спрашивайте.
– Какую Ленку?
– Да эту... – начал было мужчина, но продолжить не смог.
– Это кто там поклеп на меня возводит? – раздался из-за кустов девичий голос.
– А вот и наша Леночка, – проговорила спокойно Марья Петровна.
Делая вид, что раздвигает неподвижные ветки руками, на дорожку шагнула девушка лет двадцати. Пережженные химией прямые волосы выкрашены в зелено-фиолетовые перья. Черная футболка с надписью стразами «I love Metal» плотно облегает гибкую фигурку. А пара бугорков, торчащих на довольно большой груди, наводила на интересные мысли. Из-под черных берцев с высокой шнуровкой выглядывали зеленые гольфы. Пояс, по ошибке называемый ее сверстниками мини-юбкой, лишь немного прикрывал девичью честь.
Шагнув на середину дорожки, Леночка широко расставила ноги. Демонстративно скрестив на груди руки, обвела колючим взглядом нашу компанию.
– Ну, че звали?
– Так, это... помощь нужна, – как-то стушевался бухгалтер. – Пол не помнит.
Ткнул паркером в мою сторону мужчина.
Девица, хмыкнув, обошла меня кругом, внимательно разглядывая. Отошла на пару шагов.
– Так, на Жертву Оборта не похоже, – проговорила, устраиваясь на лавочке рядом с учительницей.
– Какую еще жертву аборта? – возмутился я.
– Да не ссы, чувак, – бросила девица сквозь зубы, – это я про себя.
– А-а-а-а, – протянул более спокойно. – С родителями проблемы были?
– Да в принципе нет, – ответила Леночка, пытаясь откусить заусенец на указательном пальце. – Им вообще не до меня было. Это я жертва аборта.
– Как это?
– А вот так, – хмыкнула нимфетка-переросток, – как в стране всё разрешили, так родителям до меня дела совсем не стало.
