Хоровод
Марк проверяет камеры на штативах и появляется в кадре. За его спиной виднеется обшарпанный жилой трейлер. Дверь со скрипом приоткрывается, оттуда показывается неопрятно одетая молодая женщина. Увидев камеры, она пытается спрятать за спину зажжённую сигарету.
— А вот и героиня нашего сюжета, — Марк быстро достаёт из кармана маленькую камеру и направляет на женщину, решив, что подводку запишет позже. — Здравствуйте, Моника! Вы расскажете зрителям, что случилось? Возможно, внутри нам будет говорить удобнее. Можно пройти?
Она нерешительно отходит от двери, пропуская Марка внутрь. Он крупным планом выхватывает детали убогой обстановки: полную пепельницу окурков, грязную посуду, сломанные игрушки в углу.
— Расскажите про тот день, — повторяет Марк.
Моника не успевает опомниться, поэтому начинает сбивчиво, без приветствия:
— В парке устраивали праздник. Мы с Лукасом пошли туда. Он катался на каруселях, и всё было хорошо. У него было отличное настроение. Потом он попросил денег на мороженое. У меня оставалось несколько монет, я дала их ему — как раз должно было хватить. И... он убежал. Я потеряла его из вида всего на несколько минут, а потом не смогла найти.
— Вы были пьяны? — спрашивает Марк. — Был праздник, вы сами об этом сказали.
— Нет, я не была пьяна, — отвечает она, но отводит глаза.
— Очевидцы видели вас с бутылкой пива.
— Бутылка пива? Смешно! — вспыхивает Моника. — Да, может быть, я выпила пару бутылок пива...
— Давайте начистоту, Моника, – он всё время обращается к ней по имени, пытаясь создать иллюзию доверия. – Свидетели говорят, что вы ушли из парка в состоянии алкогольного опьянения в компании мужчины, с которым до этого флиртовали. Вернувшись через полтора часа, вы купили бутылку джина. Но последние деньги по вашему собственному утверждению вы отдали Лукасу на мороженое. Чем вы зарабатываете на жизнь?
— На что вы намекаете? — глаза её сверкают гневом. — Я работаю официанткой в местной забегаловке.
— Допустим, — многозначительно соглашается Марк. — Скажите, вас уже обвиняли в халатном отношении к ребёнку?
Моника молчит. Она не хочет отвечать, но всё же решается.
— Было дело. Но это недоразумение случилось пару лет назад, потом опека отстала.
Марк бесцеремонно изучает бумаги на комоде возле двери. Наводит камеру на один из документов: «Тревожное расстройство. Эпизоды деперсонализации».
— Вы состоите на учёте у психиатра?
— После случившегося они заставили меня пройти обследование, — Моника закрывает лицо ладонями, она готова заплакать.
Марк бросает взгляд в камеру и с деланным сочувствием обнимает женщину за плечи. Она вздрагивает, скидывает с себя его руку. Взгляд её меняется с затравленного на яростный. Она сжимает челюсти так, что зубы скрипят, и произносит с шипением:
— Я согласилась на съёмку только потому, что ты, ублюдок, обещал мне помочь найти моего сына! Да, я не лучшая мать, но я люблю Лукаса! Он всё, что есть в моей грёбанной жизни!
— Вы неверно истолковали мои намерения, это не любопытство, а сбор информации, которая поможет мне найти его, — примиряющим тоном говорит Марк.
* * *
Объектив камеры направлен на зимний пустынный парк. Марк обходит камеру и появляется в кадре. За его спиной застыло колесо обозрения.
— С момента исчезновения Лукаса прошло несколько месяцев. Полиция свернула поиски. — Он серьёзно смотрит в объектив. — Но мать не сдаётся. Однажды она пришла в парк и долго бродила по нему в поисках хоть какой-то зацепки. Она забралась в старую непосещаемую часть парка и утверждает, что слышала там детские голоса. Учитывая её состояние, можно списать это на слуховые галлюцинации, однако у меня есть сделанные ей записи.
Марк планирует вставить материалы позже, при монтаже, и продолжает:
— Записи сделаны на смартфон, и качество оставляет желать лучшего. Я кое-как убрал шумы, и теперь можно различить считалочку и детские голоса. На видео – светящиеся точки, похожие на глаза. Предоставленные материалы не оставляют сомнений, что в парке происходит что-то странное, и я намерен это выяснить.
Марк относит основную камеру в машину, надевает на лоб гоу-про, вооружается переносной камерой, рассовывает по карманам запасные аккумуляторы.
* * *
— Что это за хрень? — шепчет он. — Не припомню этой части парка.
На экране заснеженные дебри, которые почти поглотили заброшенные здания. Темнеет, камера Марка переключается в режим ночной съёмки.
— Я их слышу, — тихо говорит Марк, — они поют. Вы можете подумать, что всё это подстроено, но, мать вашу, я настолько напуган, что...
На экране начинают двигаться точки, Марк замолкает на полуслове и застывает на месте. Заряда аккумулятора на исходе, но сейчас не самое подходящее время для замены. Он приближает изображение насколько это возможно и теперь, хоть и расплывчато, видны полупрозрачные детские фигуры. Празднично одетые, они водят хоровод вокруг ёлки. Лица некоторых детей скрыты карнавальными масками, но есть и те, кого можно рассмотреть.
— Чёрт, я знаю эту девчонку! — он жмёт кнопку приближения, но зум уже на максимуме. — Селина! Её показывали по новостным каналам. Дело закрыли, обвинив в убийстве отчима. Он всё отрицал. Тело девочки так и не было найдено. Надо подобраться ближе.
Снег скрипит под ногами Марка. Пение обрывается. В наступившей тишине слышно лишь его учащённое дыхание. Дети разом поворачивают головы, в прорезях масок горят зелёные огни.
— Взрослым здесь не место, — звучит тоненький голосок.
Дети не размыкают рук, хоровод плавно обтекает ёлку и начинает двигаться в сторону Марка. Детские ноги бесшумно скользят по снегу, не оставляя следов.
— Селина! Лукас! — кричит Марк, отступая.
Его голос звучит неестественно громко и жалко в этой тишине. Он судорожно вспоминает имена других детей, пропавших здесь за последние годы.
— Кимберли! Люси! Рон! Я... я знаю вас! Я приведу вас домой! Ваши родители ждут!
Хоровод замедляется.
— Мама пила и орала на меня.
— Мамин новый муж бил меня.
— Меня запирали одного, без еды.
— Родителям было не до меня.
— Мы не хотим домой! Нам не нужны взрослые. Мы не хотим назад. Здесь нам хорошо.
— Тогда я…я пойду, — Марк пятится.
— Нам придётся наказать тебя.
— За что? — голос Марка срывается.
— Ты плохой отец.
— У меня нет детей!
— У той девушки не было денег на аборт, — сообщает детский голос, — но из неё получилась хорошая мать.
Хоровод смыкается вокруг Марка. Леденящие детские пальцы впиваются в его пуховик. Он пытается вырваться, но их слишком много, и их сила неестественна.
— Я не знал! Я найду её и всё исправлю, — он хрипит от ужаса.
Гоу-про на его голове крупным планом запечатлевает маску зайца, сверкают огоньки глаз. Камера отключается. Вторая камера всё ещё в его руке, индикатор заряда батареи мигает красным, экран падает в снег и гаснет.
Марк проверяет камеры на штативах и появляется в кадре. За его спиной виднеется обшарпанный жилой трейлер. Дверь со скрипом приоткрывается, оттуда показывается неопрятно одетая молодая женщина. Увидев камеры, она пытается спрятать за спину зажжённую сигарету.
— А вот и героиня нашего сюжета, — Марк быстро достаёт из кармана маленькую камеру и направляет на женщину, решив, что подводку запишет позже. — Здравствуйте, Моника! Вы расскажете зрителям, что случилось? Возможно, внутри нам будет говорить удобнее. Можно пройти?
Она нерешительно отходит от двери, пропуская Марка внутрь. Он крупным планом выхватывает детали убогой обстановки: полную пепельницу окурков, грязную посуду, сломанные игрушки в углу.
— Расскажите про тот день, — повторяет Марк.
Моника не успевает опомниться, поэтому начинает сбивчиво, без приветствия:
— В парке устраивали праздник. Мы с Лукасом пошли туда. Он катался на каруселях, и всё было хорошо. У него было отличное настроение. Потом он попросил денег на мороженое. У меня оставалось несколько монет, я дала их ему — как раз должно было хватить. И... он убежал. Я потеряла его из вида всего на несколько минут, а потом не смогла найти.
— Вы были пьяны? — спрашивает Марк. — Был праздник, вы сами об этом сказали.
— Нет, я не была пьяна, — отвечает она, но отводит глаза.
— Очевидцы видели вас с бутылкой пива.
— Бутылка пива? Смешно! — вспыхивает Моника. — Да, может быть, я выпила пару бутылок пива...
— Давайте начистоту, Моника, – он всё время обращается к ней по имени, пытаясь создать иллюзию доверия. – Свидетели говорят, что вы ушли из парка в состоянии алкогольного опьянения в компании мужчины, с которым до этого флиртовали. Вернувшись через полтора часа, вы купили бутылку джина. Но последние деньги по вашему собственному утверждению вы отдали Лукасу на мороженое. Чем вы зарабатываете на жизнь?
— На что вы намекаете? — глаза её сверкают гневом. — Я работаю официанткой в местной забегаловке.
— Допустим, — многозначительно соглашается Марк. — Скажите, вас уже обвиняли в халатном отношении к ребёнку?
Моника молчит. Она не хочет отвечать, но всё же решается.
— Было дело. Но это недоразумение случилось пару лет назад, потом опека отстала.
Марк бесцеремонно изучает бумаги на комоде возле двери. Наводит камеру на один из документов: «Тревожное расстройство. Эпизоды деперсонализации».
— Вы состоите на учёте у психиатра?
— После случившегося они заставили меня пройти обследование, — Моника закрывает лицо ладонями, она готова заплакать.
Марк бросает взгляд в камеру и с деланным сочувствием обнимает женщину за плечи. Она вздрагивает, скидывает с себя его руку. Взгляд её меняется с затравленного на яростный. Она сжимает челюсти так, что зубы скрипят, и произносит с шипением:
— Я согласилась на съёмку только потому, что ты, ублюдок, обещал мне помочь найти моего сына! Да, я не лучшая мать, но я люблю Лукаса! Он всё, что есть в моей грёбанной жизни!
— Вы неверно истолковали мои намерения, это не любопытство, а сбор информации, которая поможет мне найти его, — примиряющим тоном говорит Марк.
* * *
Объектив камеры направлен на зимний пустынный парк. Марк обходит камеру и появляется в кадре. За его спиной застыло колесо обозрения.
— С момента исчезновения Лукаса прошло несколько месяцев. Полиция свернула поиски. — Он серьёзно смотрит в объектив. — Но мать не сдаётся. Однажды она пришла в парк и долго бродила по нему в поисках хоть какой-то зацепки. Она забралась в старую непосещаемую часть парка и утверждает, что слышала там детские голоса. Учитывая её состояние, можно списать это на слуховые галлюцинации, однако у меня есть сделанные ей записи.
Марк планирует вставить материалы позже, при монтаже, и продолжает:
— Записи сделаны на смартфон, и качество оставляет желать лучшего. Я кое-как убрал шумы, и теперь можно различить считалочку и детские голоса. На видео – светящиеся точки, похожие на глаза. Предоставленные материалы не оставляют сомнений, что в парке происходит что-то странное, и я намерен это выяснить.
Марк относит основную камеру в машину, надевает на лоб гоу-про, вооружается переносной камерой, рассовывает по карманам запасные аккумуляторы.
* * *
— Что это за хрень? — шепчет он. — Не припомню этой части парка.
На экране заснеженные дебри, которые почти поглотили заброшенные здания. Темнеет, камера Марка переключается в режим ночной съёмки.
— Я их слышу, — тихо говорит Марк, — они поют. Вы можете подумать, что всё это подстроено, но, мать вашу, я настолько напуган, что...
На экране начинают двигаться точки, Марк замолкает на полуслове и застывает на месте. Заряда аккумулятора на исходе, но сейчас не самое подходящее время для замены. Он приближает изображение насколько это возможно и теперь, хоть и расплывчато, видны полупрозрачные детские фигуры. Празднично одетые, они водят хоровод вокруг ёлки. Лица некоторых детей скрыты карнавальными масками, но есть и те, кого можно рассмотреть.
— Чёрт, я знаю эту девчонку! — он жмёт кнопку приближения, но зум уже на максимуме. — Селина! Её показывали по новостным каналам. Дело закрыли, обвинив в убийстве отчима. Он всё отрицал. Тело девочки так и не было найдено. Надо подобраться ближе.
Снег скрипит под ногами Марка. Пение обрывается. В наступившей тишине слышно лишь его учащённое дыхание. Дети разом поворачивают головы, в прорезях масок горят зелёные огни.
— Взрослым здесь не место, — звучит тоненький голосок.
Дети не размыкают рук, хоровод плавно обтекает ёлку и начинает двигаться в сторону Марка. Детские ноги бесшумно скользят по снегу, не оставляя следов.
— Селина! Лукас! — кричит Марк, отступая.
Его голос звучит неестественно громко и жалко в этой тишине. Он судорожно вспоминает имена других детей, пропавших здесь за последние годы.
— Кимберли! Люси! Рон! Я... я знаю вас! Я приведу вас домой! Ваши родители ждут!
Хоровод замедляется.
— Мама пила и орала на меня.
— Мамин новый муж бил меня.
— Меня запирали одного, без еды.
— Родителям было не до меня.
— Мы не хотим домой! Нам не нужны взрослые. Мы не хотим назад. Здесь нам хорошо.
— Тогда я…я пойду, — Марк пятится.
— Нам придётся наказать тебя.
— За что? — голос Марка срывается.
— Ты плохой отец.
— У меня нет детей!
— У той девушки не было денег на аборт, — сообщает детский голос, — но из неё получилась хорошая мать.
Хоровод смыкается вокруг Марка. Леденящие детские пальцы впиваются в его пуховик. Он пытается вырваться, но их слишком много, и их сила неестественна.
— Я не знал! Я найду её и всё исправлю, — он хрипит от ужаса.
Гоу-про на его голове крупным планом запечатлевает маску зайца, сверкают огоньки глаз. Камера отключается. Вторая камера всё ещё в его руке, индикатор заряда батареи мигает красным, экран падает в снег и гаснет.
