Глупая мысль мелькнула и бесследно истаяла, едва я наткнулась на откровенно издевательский взгляд темно-карих глаз.
– Далларен, ты настоящая катастрофа, – любезно сообщил Шариден, судя по расцветающей на губах улыбке и не думающий умирать в ближайшие лет сто как минимум.
– А ты – настоящий придурок! – выпалила я зло, выпутавшись из его рук и вскочив на ноги.
– А помочь раненому? – и не думая следовать моему примеру, возмутился Риннар. Еще и голову трагически откинул, чтобы эффектнее смотрелось.
– Могу только добить, – процедила я и рванула к лестнице.
– Сандера! – понеслось мне вослед. – Подожди!
Да как же! Подхватив юбки и придерживаясь за перила, я перепрыгивала через несколько ступеней сразу, рискуя оступиться; но я бы предпочла сломать шею, чем еще раз столкнуться с этим несчастьем, неизвестно за какие грехи ниспосланным мне небесами.
Кстати, о небесах. Они продолжали горько рыдать, и, стрелой пролетев холл и ступени крыльца, я почти мгновенно вымокла. О зонте при бегстве я даже не вспомнила; впрочем, он бы не помог. Ветер крутился волчком, не в силах определиться с направлением, и тугие струи дождя хлестали со всех сторон сразу. Но самое обидное заключалось в том, что за мной никто не гнался.
Поглубже натянув шляпку, я побрела к главному корпусу. Возвращаться не рискнула – это почти наверняка означало новую встречу с Шариденом и, уже традиционно, новые же неприятности, каковых с меня на сегодня было более чем достаточно.
Свежий воздух действительно остудил голову, разогнал заполнивший ее вязкий туман, но так и не вернул душевное равновесие, и я отчаянно надеялась, что у Эреи Ноллин, не раз приходившей на помощь своим ученицам, найдется средство и от этой напасти.
В холле главного корпуса было непривычно тихо. Блестящий пол отражал сияние магических сфер и походил на подсвеченную солнцем озерную гладь. Высокие витражные окна слегка мерцали, и казалось, что затейливые картинки вот-вот оживут, открывая двери в другой мир.
Напротив входа свернулась клубком крупная кошка, будто сотканная из молочно-белого плотного тумана. И едва я, мокрая и дрожащая, сделала первый шаг по идеально-чистому полу, как она насторожила уши, выгнулась, сладко потягиваясь, и уставилась на меня сияющими синими глазами. Я замерла, обхватив себя руками за плечи, а кошка недовольно встряхнулась, фыркнула – и в следующий миг передо мной стояла полупрозрачная девушка, облаченная в строгое школьное платье.
– Студентка Далларен, сегодня вы освобождены от занятий, – сварливо заявила она, нахмурилась, и распущенные волосы прядь за прядью собрались в аккуратный пучок.
– Доброго дня, леди Геллея, – предельно вежливо сказала я, изобразив нечто вроде реверанса, что в промокшем платье наверняка выглядело до смешного глупо. – Мне очень нужно поговорить с мэтрессой Ноллин.
– Мэтресса Ноллин занята, – прислушавшись к чему-то, сообщила призрачная красавица и изящно прикрыла ладошкой зевок. – Возвращайтесь к себе, леди Далларен, вам нужен покой. – Она слегка пошевелила пальцами, и школьная форма, заклубившись туманом, сменилась формой лекарской. На голове появилась соответствующая шапочка, а в голосе – угрожающие нотки: – Иначе я буду вынуждена сообщить доктору Реддеру о несоблюдении вами предписанного режима.
Я тяжело вздохнула, соображая, как убедить вредного духа в том, что мне нужна именно Эрея Ноллин, а не доктор Реддер. Пока что не доктор, да. С одежды на пол капала вода, холодная, неприятная, и очень хотелось наконец-то согреться, а не стоять здесь, перед совершенной, давным-давно не испытывающей насущных потребностей живого организма девицей, которую, по слухам, даже милорд Вилорен переспорить не в силах.
– Леди Геллея, – сложив руки в молитвенном жесте, проникновенно начала я, – доктор Реддер мне не поможет. В отличие от наставницы. Пожалуйста, пропустите меня, и я просто подожду ее в пустой аудитории.
Дух снова нахмурилась, отчего по идеальному лицу прошла легкая рябь, и лекарский халат превратился в преподавательскую мантию.
– Ступайте в кабинет мэтрессы Ноллин, – после недолгого молчания повелела Геллея, изящным взмахом руки указывая и без того известное мне направление. – Я сообщу ей о вашем визите.
Девушка замерцала и пропала, а я, не сдержав вздоха облегчения, поторопилась к широкой лестнице. Оглянулась лишь однажды – чтобы убедиться, что грязные следы, оставляемые мною, тают, едва успев появиться.
Бытовая магия в Университете всегда была на высоком уровне.
Поднявшись на второй этаж и подходя к знакомой двери, я готовилась к тому, что придется подождать, но створка оказалась приоткрытой, и я, постучавшись и дождавшись разрешения, вошла. Блаженное тепло окутало меня, стоило лишь перешагнуть порог, и вмиг высохшая одежда перестала противно липнуть к согревшемуся телу.
– Санни, ну что ты застыла? – раздался нарочито ворчливый голос наставницы. – Проходи, я заварила чай. Горячий чай со специями – лучшее средство от простуды, которую ты, чувствую, уже умудрилась заполучить.
Умудрилась, тут не поспоришь. Сняв плащ и шляпку, я оставила их на вешалке в небольшой прихожей, расправила складки на юбке и, выдохнув, шагнула в комнату. Из-за яркого света, играющего на задернутых янтарно-желтых занавесках и золотистых обоях, казалось, что она полна солнца. Большую ее часть занимали шкафы из светлого дерева; в них хранились книги, как совершенно новые, так и старинные, а труды провидцев прошлого соседствовали с работами студентов. Напротив двери, заключенные в массивный корпус, мерно тикали напольные часы. У окна на накрытом вязаной скатертью столе стояли чайник и две чашки тонкого фарфора, а еще – свежий ароматный пирог, украшенный кремом и вишнями. За столом сидела мэтресса Ноллин; в лимонном теплом платье, накинутом на плечи белоснежном платке, с выбившимися из забранных наверх волос темно-каштановыми завитками, оттеняющими белизну кожи, она казалась девчонкой-первокурсницей, и лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить невесомую паутинку морщинок возле сине-зеленых глаз и затаившиеся в их глубине мудрость и усталость.
Чай был восхитительно горячим и пряным, и с каждым глотком я ощущала, что недомогание отступает. Исчезло неприятное першение в горле, и дышать стало легче. Эрея Ноллин неторопливо помешивала серебряной ложечкой чай в своей чашке и внимательно слушала мой сбивчивый рассказ. Пытаясь как можно точнее описать увиденное и прочувствованное, я путалась в словах, порой не в силах подыскать нужные, запиналась и нервничала, но, поймав ободряющий взгляд наставницы, успокаивалась и говорила дальше.
– Санни, Санни, – покачала головой мэтресса Ноллин, едва я замолчала. – Напомни-ка мне важнейший принцип работы провидца.
Важнейших принципов, на самом-то деле, существовало немало, но я сразу поняла, что имеет в виду наставница, и к щекам прилила волна жара.
– Спокойное и умиротворенное состояние для вхождения в транс, – пролепетала виновато, опуская взгляд.
Ничего похожего на спокойствие я тогда не испытывала, и уже за одно это заслужила хороший выговор.
– Смятенная душа еще и не то показать способна, – вздохнула мэтресса. – Я понимаю, Санни, действительно понимаю тебя. Ты молода, эмоциональна, импульсивна... Так сложно сдержаться. Невероятно сложно, я знаю. Но надеюсь, что впредь ты будешь гораздо умнее и не нарушишь элементарных правил безопасности.
– Да, мэтресса Ноллин, – прошептала я, сгорая со стыда. Даже моя бездарность не оправдывает моего поведения! Я же знаю теорию, и правила безопасной работы выучила давным-давно и ни разу еще не забывала о них. – Но... Значит ли это, что все, мною увиденное, не сбудется?
– Не могу сказать наверняка, – разрушила робкую надежду наставница. – Твое видение сумбурно и основано на эмоциях, а не на чистом расчете, как следовало бы. Сама понимаешь, при таком раскладе определить, что верно, а что – лишь игра твоего воображения, невозможно.
Я понимала, и от этого было еще горше. Как и от сочувствующего взгляда Эреи Ноллин, которая и не думала ругать меня за безответственное поведение, наоборот, еще и утешала.
– С каждым может случиться, – улыбнулась она. – Ты лишь учишься. Ошибки неизбежны, но это и к лучшему – они помогают усвоить материал и наглядно объясняют, для чего существуют правила и чем чревато их нарушение. Не думаешь же ты, что кто-либо обходился без ошибок?
– Риллис Гилен? – вырвалось у меня, так как мой взгляд как раз остановился на его портрете, висящем над часами.
Здесь он был совсем еще мальчишкой с рыжими вихрами непослушных волос, лукавыми карими глазами, задорной улыбкой и россыпью веснушек на тонком носу и бледных щеках. Великим чародеям ни небрежность прически, ни наличие веснушек не возбраняется... Я коснулась собственного носа и улыбнулась. Раньше я даже гордилась своим сходством с Гиленом. Жаль только, что оное ограничилось лишь цветом волос и золотистыми крапинками на коже.
– Риллис Гилен – всего-навсего человек, пусть и очень одаренный, – тоже взглянула на портрет наставница. – И ему пришлось до всего доходить своим умом. Логично предположить, что и ошибок он наделал гораздо больше, чем любой из студентов, имеющих возможность получить помощь преподавателей.
О таком я, признаться, даже не задумывалась. Великий чародей, основатель нашего Университета, казался мне воплощением мудрости и непогрешимости. Но ведь великими чародеями не рождаются... И путь, который Гилену пришлось пройти, прежде чем достигнуть определенного успеха, наверняка розами устлан не был. Жаль, что его род прервался на нем... Немногочисленные свидетельства современников Риллиса Гилена небогаты на информацию, и биография выдающегося чародея была до обидного сухой и короткой. Официальной. И сейчас я как никогда более остро понимала, что за великим, отлитым в бронзе чародеем потерялся живой человек со своими слабостями, чувствами, мечтаниями.
Предвидел ли он такое?..
– Санни, я беспокоюсь о тебе, – ворвался в мои невеселые размышления голос Эреи Ноллин. Она отставила в сторону чашку с так и не допитым чаем и с тревогой смотрела на меня. – Твое будущее... Я вижу его лишь до кануна Девичьего Бала. Дальше – темнота. И ничто не рассеивает ее. Словно оно еще не определено, чего попросту не может быть.
– Не может? – растерянно переспросила я, по привычке нервно разглаживая юбку.
– Подобное существует лишь в теории. На практике лично я не сталкивалась... Даже упоминаний ни в одном источнике не видела. Не стоило говорить тебе об этом... Но я считаю своим долгом предупредить тебя о возможной опасности. Просто будь осторожнее, хорошо?
– Хорошо, – кивнула я, сжав в ладонях многострадальную ткань.
Да что же такое... Не складывается у меня с предсказаниями. То вовсе ничего не выходит, то я вижу какие-то страшные вещи, то оные предрекают мне...
Может, это знак, что стоит свернуть на другой путь, пока еще не слишком поздно? Рассеется ли тогда окутавшая мое будущее тьма – или же станет еще непрогляднее?
* * *
У мэтрессы Ноллин я, пользуясь ее добротой, провела неоправданно много времени. Она ушла на занятия, оставив меня в компании чая, пирога и улыбающегося с портрета Риллиса Гилена, и я долго сидела, погасив свет, грея руки о чашку и не решаясь покинуть теплое и уютное убежище.
Но все равно пришлось.
Дождь закончился, но солнце не спешило выглядывать из-за серых обрывков туч, и сумерки не преминули этим воспользоваться, раньше времени укутывая землю. Лужи блестели на дорожках мертвым серебром, трава выглядела пожухлой и больной. Я медленно брела по главной аллее, стараясь ступать на сухое, и прятала озябшие руки в карманах плаща, чего воспитанным леди делать не полагается. Пальцы левой руки нервно поглаживали вышитый бисером кошель, в котором лежали три флакончика. Наставница выдала их с четким указанием: по капле из каждого на стакан воды, и так – три раза в день до исчезновения тревожных симптомов. Еще она запретила мне практиковаться в ближайшие дни и убедительно попросила избегать волнений.
С последним дело обстояло хуже всего, потому как в этом вопросе от меня совершенно ничего не зависело.
Статуи сказочных существ, охраняющие аллею, серые, как и все вокруг, казались живыми. Они провожали меня взглядами и потягивались, будто леди Геллея в излюбленном ею образе кошки, но стоило мне обернуться, как замирали в прежних позах, и лишь дорожки от небесных слез поблескивали на холодном камне в свете неохотно разгорающихся фонарей.
Темнело слишком быстро; наступающий вечер принес с собой ветер, резкий, пронизывающий, заставляющий ускорять шаг. Теперь мне чудились не только движения, но и шепотки, и от понимания, что это всего лишь мое разыгравшееся воображение, легче не становилось.
Как назло, вокруг было безлюдно. И тихо. Только со стороны Западной башни, где располагался учебный корпус боевиков и некромантов, доносились приглушенные расстоянием голоса; то ли тренировка у них, то ли гулянка, что меня вполне устраивало – ни первое, ни второе мое персональное несчастье ни за что не пропустит, а значит, шансы наткнуться на него практически равны нулю. Немного приободрившись, я посмотрела вперед и недобрым словом помянула изощренные шутки леди Удачи.
Там, прислонившись к освещенной золотым светом фонаря мраморной фее, стоял Риннар. В руках он держал мой зонт, и почему-то именно это разозлило меня больше всего.
Ноги сами свернули с аллеи на одну из тропок. Непросохшая земля жадно чавкала под ботинками, каблуки увязали в ней, с ветвей деревьев то и дело срывались скопившиеся в листьях дождевые капли, но сама мысль о том, чтобы еще раз встретиться с Шариденом, была неприятна.
Ужасный, ужасный день!
И кто бы мог подумать, что всего через несколько минут он станет еще ужаснее...
Наверное, Эрея Ноллин, советовавшая никуда не сворачивать по пути в жилой корпус.
Нездоровое оживление на аллее мне вовсе не почудилось. За мной действительно наблюдали, за мной следовали, меня изучали... Но не смели выйти под свет фонарей. Да и зачем, если глупая добыча в итоге сама сошла с безопасной дороги?
Я видела лишь более плотный, чем следовало бы, сумрак, оживший, двигающийся, перешептывающийся, но мне хватило, чтобы не дожидаться, когда то, что в нем скрывалось, дотянется до меня.
Бегала я быстро, высоких каблуков не признавала, и у меня получилось бы уйти, если бы не раскисшая от дождя земля. Я почти добралась до башни боевиков, когда нога поехала в сторону, и щиколотку прострелило болью. Не упала лишь чудом, но чудо это стоило нескольких лишних мгновений, за которые то, что гналось за мной, почти достигло цели.
А ко мне меж тем спешила подмога: с десяток студентов и растрепанный мэтр Вилгош.
– Не шевелись! Сандера, замри! – крикнул он, и я даже дышать престала – на всякий случай. Такого ужаса в голосе некроманта я еще никогда не слышала; да я вообще его испуганным не представляла... а уж то, что его испугало, и вовсе представлять не хотела.
Замерла не только я, но и парни. Нас разделяло не более десятка шагов, и я видела их бледные, растерянные лица и то, как они сжимают кулаки, явно желая действовать, но не зная, что именно предпринять и не станет ли от этого хуже. В первую очередь – мне. Я чувствовала, что за спиной что-то есть. Слышала тяжелое, неестественное дыхание. И до боли впивалась ногтями в ладони, чтобы только не обернуться.
– Далларен, ты настоящая катастрофа, – любезно сообщил Шариден, судя по расцветающей на губах улыбке и не думающий умирать в ближайшие лет сто как минимум.
– А ты – настоящий придурок! – выпалила я зло, выпутавшись из его рук и вскочив на ноги.
– А помочь раненому? – и не думая следовать моему примеру, возмутился Риннар. Еще и голову трагически откинул, чтобы эффектнее смотрелось.
– Могу только добить, – процедила я и рванула к лестнице.
– Сандера! – понеслось мне вослед. – Подожди!
Да как же! Подхватив юбки и придерживаясь за перила, я перепрыгивала через несколько ступеней сразу, рискуя оступиться; но я бы предпочла сломать шею, чем еще раз столкнуться с этим несчастьем, неизвестно за какие грехи ниспосланным мне небесами.
Кстати, о небесах. Они продолжали горько рыдать, и, стрелой пролетев холл и ступени крыльца, я почти мгновенно вымокла. О зонте при бегстве я даже не вспомнила; впрочем, он бы не помог. Ветер крутился волчком, не в силах определиться с направлением, и тугие струи дождя хлестали со всех сторон сразу. Но самое обидное заключалось в том, что за мной никто не гнался.
Поглубже натянув шляпку, я побрела к главному корпусу. Возвращаться не рискнула – это почти наверняка означало новую встречу с Шариденом и, уже традиционно, новые же неприятности, каковых с меня на сегодня было более чем достаточно.
Свежий воздух действительно остудил голову, разогнал заполнивший ее вязкий туман, но так и не вернул душевное равновесие, и я отчаянно надеялась, что у Эреи Ноллин, не раз приходившей на помощь своим ученицам, найдется средство и от этой напасти.
ГЛАВА 2
В холле главного корпуса было непривычно тихо. Блестящий пол отражал сияние магических сфер и походил на подсвеченную солнцем озерную гладь. Высокие витражные окна слегка мерцали, и казалось, что затейливые картинки вот-вот оживут, открывая двери в другой мир.
Напротив входа свернулась клубком крупная кошка, будто сотканная из молочно-белого плотного тумана. И едва я, мокрая и дрожащая, сделала первый шаг по идеально-чистому полу, как она насторожила уши, выгнулась, сладко потягиваясь, и уставилась на меня сияющими синими глазами. Я замерла, обхватив себя руками за плечи, а кошка недовольно встряхнулась, фыркнула – и в следующий миг передо мной стояла полупрозрачная девушка, облаченная в строгое школьное платье.
– Студентка Далларен, сегодня вы освобождены от занятий, – сварливо заявила она, нахмурилась, и распущенные волосы прядь за прядью собрались в аккуратный пучок.
– Доброго дня, леди Геллея, – предельно вежливо сказала я, изобразив нечто вроде реверанса, что в промокшем платье наверняка выглядело до смешного глупо. – Мне очень нужно поговорить с мэтрессой Ноллин.
– Мэтресса Ноллин занята, – прислушавшись к чему-то, сообщила призрачная красавица и изящно прикрыла ладошкой зевок. – Возвращайтесь к себе, леди Далларен, вам нужен покой. – Она слегка пошевелила пальцами, и школьная форма, заклубившись туманом, сменилась формой лекарской. На голове появилась соответствующая шапочка, а в голосе – угрожающие нотки: – Иначе я буду вынуждена сообщить доктору Реддеру о несоблюдении вами предписанного режима.
Я тяжело вздохнула, соображая, как убедить вредного духа в том, что мне нужна именно Эрея Ноллин, а не доктор Реддер. Пока что не доктор, да. С одежды на пол капала вода, холодная, неприятная, и очень хотелось наконец-то согреться, а не стоять здесь, перед совершенной, давным-давно не испытывающей насущных потребностей живого организма девицей, которую, по слухам, даже милорд Вилорен переспорить не в силах.
– Леди Геллея, – сложив руки в молитвенном жесте, проникновенно начала я, – доктор Реддер мне не поможет. В отличие от наставницы. Пожалуйста, пропустите меня, и я просто подожду ее в пустой аудитории.
Дух снова нахмурилась, отчего по идеальному лицу прошла легкая рябь, и лекарский халат превратился в преподавательскую мантию.
– Ступайте в кабинет мэтрессы Ноллин, – после недолгого молчания повелела Геллея, изящным взмахом руки указывая и без того известное мне направление. – Я сообщу ей о вашем визите.
Девушка замерцала и пропала, а я, не сдержав вздоха облегчения, поторопилась к широкой лестнице. Оглянулась лишь однажды – чтобы убедиться, что грязные следы, оставляемые мною, тают, едва успев появиться.
Бытовая магия в Университете всегда была на высоком уровне.
Поднявшись на второй этаж и подходя к знакомой двери, я готовилась к тому, что придется подождать, но створка оказалась приоткрытой, и я, постучавшись и дождавшись разрешения, вошла. Блаженное тепло окутало меня, стоило лишь перешагнуть порог, и вмиг высохшая одежда перестала противно липнуть к согревшемуся телу.
– Санни, ну что ты застыла? – раздался нарочито ворчливый голос наставницы. – Проходи, я заварила чай. Горячий чай со специями – лучшее средство от простуды, которую ты, чувствую, уже умудрилась заполучить.
Умудрилась, тут не поспоришь. Сняв плащ и шляпку, я оставила их на вешалке в небольшой прихожей, расправила складки на юбке и, выдохнув, шагнула в комнату. Из-за яркого света, играющего на задернутых янтарно-желтых занавесках и золотистых обоях, казалось, что она полна солнца. Большую ее часть занимали шкафы из светлого дерева; в них хранились книги, как совершенно новые, так и старинные, а труды провидцев прошлого соседствовали с работами студентов. Напротив двери, заключенные в массивный корпус, мерно тикали напольные часы. У окна на накрытом вязаной скатертью столе стояли чайник и две чашки тонкого фарфора, а еще – свежий ароматный пирог, украшенный кремом и вишнями. За столом сидела мэтресса Ноллин; в лимонном теплом платье, накинутом на плечи белоснежном платке, с выбившимися из забранных наверх волос темно-каштановыми завитками, оттеняющими белизну кожи, она казалась девчонкой-первокурсницей, и лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить невесомую паутинку морщинок возле сине-зеленых глаз и затаившиеся в их глубине мудрость и усталость.
Чай был восхитительно горячим и пряным, и с каждым глотком я ощущала, что недомогание отступает. Исчезло неприятное першение в горле, и дышать стало легче. Эрея Ноллин неторопливо помешивала серебряной ложечкой чай в своей чашке и внимательно слушала мой сбивчивый рассказ. Пытаясь как можно точнее описать увиденное и прочувствованное, я путалась в словах, порой не в силах подыскать нужные, запиналась и нервничала, но, поймав ободряющий взгляд наставницы, успокаивалась и говорила дальше.
– Санни, Санни, – покачала головой мэтресса Ноллин, едва я замолчала. – Напомни-ка мне важнейший принцип работы провидца.
Важнейших принципов, на самом-то деле, существовало немало, но я сразу поняла, что имеет в виду наставница, и к щекам прилила волна жара.
– Спокойное и умиротворенное состояние для вхождения в транс, – пролепетала виновато, опуская взгляд.
Ничего похожего на спокойствие я тогда не испытывала, и уже за одно это заслужила хороший выговор.
– Смятенная душа еще и не то показать способна, – вздохнула мэтресса. – Я понимаю, Санни, действительно понимаю тебя. Ты молода, эмоциональна, импульсивна... Так сложно сдержаться. Невероятно сложно, я знаю. Но надеюсь, что впредь ты будешь гораздо умнее и не нарушишь элементарных правил безопасности.
– Да, мэтресса Ноллин, – прошептала я, сгорая со стыда. Даже моя бездарность не оправдывает моего поведения! Я же знаю теорию, и правила безопасной работы выучила давным-давно и ни разу еще не забывала о них. – Но... Значит ли это, что все, мною увиденное, не сбудется?
– Не могу сказать наверняка, – разрушила робкую надежду наставница. – Твое видение сумбурно и основано на эмоциях, а не на чистом расчете, как следовало бы. Сама понимаешь, при таком раскладе определить, что верно, а что – лишь игра твоего воображения, невозможно.
Я понимала, и от этого было еще горше. Как и от сочувствующего взгляда Эреи Ноллин, которая и не думала ругать меня за безответственное поведение, наоборот, еще и утешала.
– С каждым может случиться, – улыбнулась она. – Ты лишь учишься. Ошибки неизбежны, но это и к лучшему – они помогают усвоить материал и наглядно объясняют, для чего существуют правила и чем чревато их нарушение. Не думаешь же ты, что кто-либо обходился без ошибок?
– Риллис Гилен? – вырвалось у меня, так как мой взгляд как раз остановился на его портрете, висящем над часами.
Здесь он был совсем еще мальчишкой с рыжими вихрами непослушных волос, лукавыми карими глазами, задорной улыбкой и россыпью веснушек на тонком носу и бледных щеках. Великим чародеям ни небрежность прически, ни наличие веснушек не возбраняется... Я коснулась собственного носа и улыбнулась. Раньше я даже гордилась своим сходством с Гиленом. Жаль только, что оное ограничилось лишь цветом волос и золотистыми крапинками на коже.
– Риллис Гилен – всего-навсего человек, пусть и очень одаренный, – тоже взглянула на портрет наставница. – И ему пришлось до всего доходить своим умом. Логично предположить, что и ошибок он наделал гораздо больше, чем любой из студентов, имеющих возможность получить помощь преподавателей.
О таком я, признаться, даже не задумывалась. Великий чародей, основатель нашего Университета, казался мне воплощением мудрости и непогрешимости. Но ведь великими чародеями не рождаются... И путь, который Гилену пришлось пройти, прежде чем достигнуть определенного успеха, наверняка розами устлан не был. Жаль, что его род прервался на нем... Немногочисленные свидетельства современников Риллиса Гилена небогаты на информацию, и биография выдающегося чародея была до обидного сухой и короткой. Официальной. И сейчас я как никогда более остро понимала, что за великим, отлитым в бронзе чародеем потерялся живой человек со своими слабостями, чувствами, мечтаниями.
Предвидел ли он такое?..
– Санни, я беспокоюсь о тебе, – ворвался в мои невеселые размышления голос Эреи Ноллин. Она отставила в сторону чашку с так и не допитым чаем и с тревогой смотрела на меня. – Твое будущее... Я вижу его лишь до кануна Девичьего Бала. Дальше – темнота. И ничто не рассеивает ее. Словно оно еще не определено, чего попросту не может быть.
– Не может? – растерянно переспросила я, по привычке нервно разглаживая юбку.
– Подобное существует лишь в теории. На практике лично я не сталкивалась... Даже упоминаний ни в одном источнике не видела. Не стоило говорить тебе об этом... Но я считаю своим долгом предупредить тебя о возможной опасности. Просто будь осторожнее, хорошо?
– Хорошо, – кивнула я, сжав в ладонях многострадальную ткань.
Да что же такое... Не складывается у меня с предсказаниями. То вовсе ничего не выходит, то я вижу какие-то страшные вещи, то оные предрекают мне...
Может, это знак, что стоит свернуть на другой путь, пока еще не слишком поздно? Рассеется ли тогда окутавшая мое будущее тьма – или же станет еще непрогляднее?
* * *
У мэтрессы Ноллин я, пользуясь ее добротой, провела неоправданно много времени. Она ушла на занятия, оставив меня в компании чая, пирога и улыбающегося с портрета Риллиса Гилена, и я долго сидела, погасив свет, грея руки о чашку и не решаясь покинуть теплое и уютное убежище.
Но все равно пришлось.
Дождь закончился, но солнце не спешило выглядывать из-за серых обрывков туч, и сумерки не преминули этим воспользоваться, раньше времени укутывая землю. Лужи блестели на дорожках мертвым серебром, трава выглядела пожухлой и больной. Я медленно брела по главной аллее, стараясь ступать на сухое, и прятала озябшие руки в карманах плаща, чего воспитанным леди делать не полагается. Пальцы левой руки нервно поглаживали вышитый бисером кошель, в котором лежали три флакончика. Наставница выдала их с четким указанием: по капле из каждого на стакан воды, и так – три раза в день до исчезновения тревожных симптомов. Еще она запретила мне практиковаться в ближайшие дни и убедительно попросила избегать волнений.
С последним дело обстояло хуже всего, потому как в этом вопросе от меня совершенно ничего не зависело.
Статуи сказочных существ, охраняющие аллею, серые, как и все вокруг, казались живыми. Они провожали меня взглядами и потягивались, будто леди Геллея в излюбленном ею образе кошки, но стоило мне обернуться, как замирали в прежних позах, и лишь дорожки от небесных слез поблескивали на холодном камне в свете неохотно разгорающихся фонарей.
Темнело слишком быстро; наступающий вечер принес с собой ветер, резкий, пронизывающий, заставляющий ускорять шаг. Теперь мне чудились не только движения, но и шепотки, и от понимания, что это всего лишь мое разыгравшееся воображение, легче не становилось.
Как назло, вокруг было безлюдно. И тихо. Только со стороны Западной башни, где располагался учебный корпус боевиков и некромантов, доносились приглушенные расстоянием голоса; то ли тренировка у них, то ли гулянка, что меня вполне устраивало – ни первое, ни второе мое персональное несчастье ни за что не пропустит, а значит, шансы наткнуться на него практически равны нулю. Немного приободрившись, я посмотрела вперед и недобрым словом помянула изощренные шутки леди Удачи.
Там, прислонившись к освещенной золотым светом фонаря мраморной фее, стоял Риннар. В руках он держал мой зонт, и почему-то именно это разозлило меня больше всего.
Ноги сами свернули с аллеи на одну из тропок. Непросохшая земля жадно чавкала под ботинками, каблуки увязали в ней, с ветвей деревьев то и дело срывались скопившиеся в листьях дождевые капли, но сама мысль о том, чтобы еще раз встретиться с Шариденом, была неприятна.
Ужасный, ужасный день!
И кто бы мог подумать, что всего через несколько минут он станет еще ужаснее...
Наверное, Эрея Ноллин, советовавшая никуда не сворачивать по пути в жилой корпус.
Нездоровое оживление на аллее мне вовсе не почудилось. За мной действительно наблюдали, за мной следовали, меня изучали... Но не смели выйти под свет фонарей. Да и зачем, если глупая добыча в итоге сама сошла с безопасной дороги?
Я видела лишь более плотный, чем следовало бы, сумрак, оживший, двигающийся, перешептывающийся, но мне хватило, чтобы не дожидаться, когда то, что в нем скрывалось, дотянется до меня.
Бегала я быстро, высоких каблуков не признавала, и у меня получилось бы уйти, если бы не раскисшая от дождя земля. Я почти добралась до башни боевиков, когда нога поехала в сторону, и щиколотку прострелило болью. Не упала лишь чудом, но чудо это стоило нескольких лишних мгновений, за которые то, что гналось за мной, почти достигло цели.
А ко мне меж тем спешила подмога: с десяток студентов и растрепанный мэтр Вилгош.
– Не шевелись! Сандера, замри! – крикнул он, и я даже дышать престала – на всякий случай. Такого ужаса в голосе некроманта я еще никогда не слышала; да я вообще его испуганным не представляла... а уж то, что его испугало, и вовсе представлять не хотела.
Замерла не только я, но и парни. Нас разделяло не более десятка шагов, и я видела их бледные, растерянные лица и то, как они сжимают кулаки, явно желая действовать, но не зная, что именно предпринять и не станет ли от этого хуже. В первую очередь – мне. Я чувствовала, что за спиной что-то есть. Слышала тяжелое, неестественное дыхание. И до боли впивалась ногтями в ладони, чтобы только не обернуться.
