Я все еще стояла за порогом, и тени скрывали меня от испытующего взора принца, не давая как следует рассмотреть.
- Э... - совершенно не по-королевски замялся он, опуская меч, и неуверенно проговорил: - Даллея?
Сердце противно сжалось.
- Таннея, - поправила я, шагая в комнату и прямо глядя Виану в глаза. А потом сняла маску.
И мой бесстрашный, сильный, знатный, богатый, прекрасный как сон идеал, громко сглотнув, попятился и выставил перед собой оружие. Я криво улыбнулась. Да, во дворце много зеркал, и со своим новым отражением я познакомилась. Оно впечатляло, и в чем-то Виана можно было понять. Можно - но нужно ли?
Идеал блек и терял позолоту прямо на глазах, превращаясь в глиняную пустышку.
- Чт-то т-тебе н-надо?! - заикаясь, тем не менее отважно вопросил принц.
- Поцелуй истинной любви, - с обреченным вздохом призналась я, уже понимая, что все напрасно.
- От меня?! - подобно болотной жабе выпучил глаза Виан, теряя остатки очарования. Я тоскливо разглядывала разнаряженного словно кукла принца и недоумевала, как раньше не замечала очевидного. - Почему именно от меня?!
- Меня может расколдовать только любовь. А ты говорил, что любишь! - усмехнулась я, делая еще один шаг к нему.
- Не помню! - позабыв о прическе, замотал головой Виан и уткнулся спиной в стену. Меч в его руках подрагивал, как и красиво очерченные губы... Как и весь принц в целом. - И вообще, я был молод и глуп!
Будто за пару месяцев постареть да поумнеть успел! Хотя хватило же и нескольких минут, чтобы ореол былой привлекательности, окутывающий принца, окончательно истаял.
- Стража!!! - воспользовавшись моей заминкой, во все горло заорал Виан.
- Чтоб тебе с той старухой повстречаться, - от души пожелала я и, развернувшись, выбежала из его покоев.
Площадь перед часовой башней была пуста - по традиции праздник встречали дома, выбираясь на улицу лишь после полуночи. Медленно падал пушистый снег, сверкая в янтарно-желтом свете фонарей. Едва слышно щелкали стрелки, безжалостно отсекая последние секунды и минуты старого года - и моей жизни.
Я сидела на бортике замолчавшего до весны фонтана, куталась в беззастенчиво прихваченный из дворца меховой плащ - больше по привычке, чем из необходимости, - и глотала бессильные, злые слезы.
- Не плачь, Тани, - попросил опустившийся на колени Мар, бережно стирая подушечками пальцев горько-соленую влагу с моих щек.
Но как же я могла не плакать? Я уже не ощущала биения своего сердца - и тепла рук Мара. Время к полуночи шло, еще немного - и навсегда нежитью останусь! А она намного слезливее принцессы... И я разрыдалась еще горше.
Стрелки огромных башенных часов почти подобрались к двенадцати. И я четко поняла, что не-жизнь меня не привлекает. Я ведь все забуду. И отца, и сестер с братом, и Василька, который, едва обретя прежние размеры, удрал от греха подальше... И Мара тоже забуду. Последнее казалось особенно обидным и несправедливым. Я подняла заплаканное лицо и жадно уставилась на бледного и серьезного некроманта, стремясь сберечь в памяти каждую его черточку. Словно это могло помочь... Вспомнилось еще, что свежеиспеченной нежити требуется кровь и что она убивает первого же, кого увидит. И этого хватило, чтобы окончательно утвердиться в непростом решении.
- Мар... - прошептала я, кончиками пальцев, стараясь не оцарапать, коснувшись шрама. Так и не узнала, откуда он... Я много чего еще не узнала! - Обещай... Обещай, что убьешь меня, когда...
- Нет, - упрямо отказался маг, не дослушав.
- Это мое последнее желание как принцессы Таннеи, - не менее упрямо вздернула дрожащий подбородок я.
- А что насчет последнего желания Тани? - глядя мне в глаза, тихо спросил Мар, и я растерялась.
Всего лишь на мгновение, потому что у Тани - именно у Тани, той девчонки, что мечтала сбежать навстречу приключениям, а вовсе не у Таннеи и уж тем более не у ждущей своего часа нежити, - действительно было одно желание. И если бы не оставшиеся ей крохи жизни, она никогда бы не осмелилась его осуществить.
Губы Мара оказались мягкими, сладкими, отзывчивыми... и теплыми. И я пила это тепло, растворялась в нем, столь щедро и самоотверженно отдаваемом мне, и чувствовала, как под ладонью бьется сердце мага. И, откликаясь на немую мольбу, в том же ритме вновь забилось и мое собственное.
Часы давно уже возвестили о начале нового года ликующим перезвоном, а мы с Маром сидели на бортике фонтана, держались за руки и просто смотрели друг на друга. Я и не знала раньше, что можно говорить без слов...
- Вернешься со мной? - все же прошептала я.
- Зачем я тебе, Тани? - чуть заметно усмехнулся Мар. - Я не знатен, не богат, стихов слагать не умею и даже не красив.
Мстительный какой. И память хорошая. Но я не обиделась. Мар мог говорить что угодно, но ответ я давно уже прочла в его глазах.
- Мне все равно, - ответила я, не отводя от них взгляда.
- А твоему отцу? - все еще упрямился мой - именно мой, и ничей больше! - некромант.
- А у него выбора нет, - улыбнулась я, припомнив папочкин указ о моих руке, сердце и проклятых - как раз для некроманта и несостоявшейся нежити - землях.
В конце концов, сам условия обозначил и собственную подпись под оными поставил. Вот пусть и выполняет.
Что же касается меня... Сейчас, глядя на Алмара, я яснее ясного понимала, что на самом деле ничего не знаю о любви. Кроме того, что она есть - и у нее глаза цвета весенней зелени.
И этого было более чем достаточно.
Если кто-то думает, что доброй феей быть просто, то он никогда не пробовал творить это самое добро. А вот когда сия потребность просто-таки распирает душу, когда ни спать ни есть не можешь, пока не осчастливишь своего подопечного, когда дни и ночи напролет обдумываешь очередное доброе дело, осуществляешь его, лично контролируя каждый этап, а потом несколько месяцев избавляешься от последствий, без которых, как известно, не обойтись... Тогда понимаешь, что не так-то это легко, как кажется. И чуть-чуть начинаешь завидовать феям злым, которые наколдуют что-нибудь спустя рукава и забудут, живя дальше в свое удовольствие.
Лили тяжело вздохнула, тряхнула копной светлых волос, отгоняя неприличные для доброй феи мысли, которые позволяла себе лишь в редкие минуты слабости. Оправила длинные полы серого плаща, из-под которого на миг показался и тут же скрылся кончик серебристого хвоста с пушистой кисточкой - то самое никак не проходящее последствие, и вызвавшее приступ меланхолии, - и медленно двинулась по зимнему саду, взращенному не без ее помощи. Правители Белогорья и Синедолья дружили, и Лили было вовсе не сложно откликнуться на просьбу друга своего короля.
Сейчас же она действовала по велению собственной души, в очередной раз разрывающейся от желания причинить добро.
Наследный принц Синедолья - само воплощение мужской красоты и, чего уж там, изрядной избалованности, - стоял под яблоней и, сосредоточенно взирая на усыпанные бело-розовыми цветами ветки, слагал очередную поэму. Вслух. Получалось так себе, но охваченного вдохновением Виана это совершенно не смущало.
Лили остановилась под прикрытием зарослей шиповника. Немного послушала, оценила невероятную смелость некоторых рифм, озадаченно почесала кончик носа. Поморщилась и, шепнув пару слов, упала на колени, низко склонив голову.
На ноги поднялась уже не молодая женщина, а дряхлая старуха. В узловатых пальцах она осторожно сжимала розу. На сей раз - золотисто-желтую, приправленную совсем иным заклятьем, нежели то, что досталось Тани. Повторяться в добрых делах Лили не любила, искренне считая индивидуальный подход залогом успеха. Поправив капюшон, она, кряхтя, поспешила к сбившемуся с рифмы принцу, который смотрел на нежданную гостью со смесью врожденной подозрительности и подогретого чарами интереса.
- Что ты знаешь о любви, мой мальчик? - ласково спросила добрая фея, сияя щербатой улыбкой и синими глазами, и протянула завороженно подавшемуся навстречу Виану цветок.
- Э... - совершенно не по-королевски замялся он, опуская меч, и неуверенно проговорил: - Даллея?
Сердце противно сжалось.
- Таннея, - поправила я, шагая в комнату и прямо глядя Виану в глаза. А потом сняла маску.
И мой бесстрашный, сильный, знатный, богатый, прекрасный как сон идеал, громко сглотнув, попятился и выставил перед собой оружие. Я криво улыбнулась. Да, во дворце много зеркал, и со своим новым отражением я познакомилась. Оно впечатляло, и в чем-то Виана можно было понять. Можно - но нужно ли?
Идеал блек и терял позолоту прямо на глазах, превращаясь в глиняную пустышку.
- Чт-то т-тебе н-надо?! - заикаясь, тем не менее отважно вопросил принц.
- Поцелуй истинной любви, - с обреченным вздохом призналась я, уже понимая, что все напрасно.
- От меня?! - подобно болотной жабе выпучил глаза Виан, теряя остатки очарования. Я тоскливо разглядывала разнаряженного словно кукла принца и недоумевала, как раньше не замечала очевидного. - Почему именно от меня?!
- Меня может расколдовать только любовь. А ты говорил, что любишь! - усмехнулась я, делая еще один шаг к нему.
- Не помню! - позабыв о прическе, замотал головой Виан и уткнулся спиной в стену. Меч в его руках подрагивал, как и красиво очерченные губы... Как и весь принц в целом. - И вообще, я был молод и глуп!
Будто за пару месяцев постареть да поумнеть успел! Хотя хватило же и нескольких минут, чтобы ореол былой привлекательности, окутывающий принца, окончательно истаял.
- Стража!!! - воспользовавшись моей заминкой, во все горло заорал Виан.
- Чтоб тебе с той старухой повстречаться, - от души пожелала я и, развернувшись, выбежала из его покоев.
***
Площадь перед часовой башней была пуста - по традиции праздник встречали дома, выбираясь на улицу лишь после полуночи. Медленно падал пушистый снег, сверкая в янтарно-желтом свете фонарей. Едва слышно щелкали стрелки, безжалостно отсекая последние секунды и минуты старого года - и моей жизни.
Я сидела на бортике замолчавшего до весны фонтана, куталась в беззастенчиво прихваченный из дворца меховой плащ - больше по привычке, чем из необходимости, - и глотала бессильные, злые слезы.
- Не плачь, Тани, - попросил опустившийся на колени Мар, бережно стирая подушечками пальцев горько-соленую влагу с моих щек.
Но как же я могла не плакать? Я уже не ощущала биения своего сердца - и тепла рук Мара. Время к полуночи шло, еще немного - и навсегда нежитью останусь! А она намного слезливее принцессы... И я разрыдалась еще горше.
Стрелки огромных башенных часов почти подобрались к двенадцати. И я четко поняла, что не-жизнь меня не привлекает. Я ведь все забуду. И отца, и сестер с братом, и Василька, который, едва обретя прежние размеры, удрал от греха подальше... И Мара тоже забуду. Последнее казалось особенно обидным и несправедливым. Я подняла заплаканное лицо и жадно уставилась на бледного и серьезного некроманта, стремясь сберечь в памяти каждую его черточку. Словно это могло помочь... Вспомнилось еще, что свежеиспеченной нежити требуется кровь и что она убивает первого же, кого увидит. И этого хватило, чтобы окончательно утвердиться в непростом решении.
- Мар... - прошептала я, кончиками пальцев, стараясь не оцарапать, коснувшись шрама. Так и не узнала, откуда он... Я много чего еще не узнала! - Обещай... Обещай, что убьешь меня, когда...
- Нет, - упрямо отказался маг, не дослушав.
- Это мое последнее желание как принцессы Таннеи, - не менее упрямо вздернула дрожащий подбородок я.
- А что насчет последнего желания Тани? - глядя мне в глаза, тихо спросил Мар, и я растерялась.
Всего лишь на мгновение, потому что у Тани - именно у Тани, той девчонки, что мечтала сбежать навстречу приключениям, а вовсе не у Таннеи и уж тем более не у ждущей своего часа нежити, - действительно было одно желание. И если бы не оставшиеся ей крохи жизни, она никогда бы не осмелилась его осуществить.
Губы Мара оказались мягкими, сладкими, отзывчивыми... и теплыми. И я пила это тепло, растворялась в нем, столь щедро и самоотверженно отдаваемом мне, и чувствовала, как под ладонью бьется сердце мага. И, откликаясь на немую мольбу, в том же ритме вновь забилось и мое собственное.
Часы давно уже возвестили о начале нового года ликующим перезвоном, а мы с Маром сидели на бортике фонтана, держались за руки и просто смотрели друг на друга. Я и не знала раньше, что можно говорить без слов...
- Вернешься со мной? - все же прошептала я.
- Зачем я тебе, Тани? - чуть заметно усмехнулся Мар. - Я не знатен, не богат, стихов слагать не умею и даже не красив.
Мстительный какой. И память хорошая. Но я не обиделась. Мар мог говорить что угодно, но ответ я давно уже прочла в его глазах.
- Мне все равно, - ответила я, не отводя от них взгляда.
- А твоему отцу? - все еще упрямился мой - именно мой, и ничей больше! - некромант.
- А у него выбора нет, - улыбнулась я, припомнив папочкин указ о моих руке, сердце и проклятых - как раз для некроманта и несостоявшейся нежити - землях.
В конце концов, сам условия обозначил и собственную подпись под оными поставил. Вот пусть и выполняет.
Что же касается меня... Сейчас, глядя на Алмара, я яснее ясного понимала, что на самом деле ничего не знаю о любви. Кроме того, что она есть - и у нее глаза цвета весенней зелени.
И этого было более чем достаточно.
***
Если кто-то думает, что доброй феей быть просто, то он никогда не пробовал творить это самое добро. А вот когда сия потребность просто-таки распирает душу, когда ни спать ни есть не можешь, пока не осчастливишь своего подопечного, когда дни и ночи напролет обдумываешь очередное доброе дело, осуществляешь его, лично контролируя каждый этап, а потом несколько месяцев избавляешься от последствий, без которых, как известно, не обойтись... Тогда понимаешь, что не так-то это легко, как кажется. И чуть-чуть начинаешь завидовать феям злым, которые наколдуют что-нибудь спустя рукава и забудут, живя дальше в свое удовольствие.
Лили тяжело вздохнула, тряхнула копной светлых волос, отгоняя неприличные для доброй феи мысли, которые позволяла себе лишь в редкие минуты слабости. Оправила длинные полы серого плаща, из-под которого на миг показался и тут же скрылся кончик серебристого хвоста с пушистой кисточкой - то самое никак не проходящее последствие, и вызвавшее приступ меланхолии, - и медленно двинулась по зимнему саду, взращенному не без ее помощи. Правители Белогорья и Синедолья дружили, и Лили было вовсе не сложно откликнуться на просьбу друга своего короля.
Сейчас же она действовала по велению собственной души, в очередной раз разрывающейся от желания причинить добро.
Наследный принц Синедолья - само воплощение мужской красоты и, чего уж там, изрядной избалованности, - стоял под яблоней и, сосредоточенно взирая на усыпанные бело-розовыми цветами ветки, слагал очередную поэму. Вслух. Получалось так себе, но охваченного вдохновением Виана это совершенно не смущало.
Лили остановилась под прикрытием зарослей шиповника. Немного послушала, оценила невероятную смелость некоторых рифм, озадаченно почесала кончик носа. Поморщилась и, шепнув пару слов, упала на колени, низко склонив голову.
На ноги поднялась уже не молодая женщина, а дряхлая старуха. В узловатых пальцах она осторожно сжимала розу. На сей раз - золотисто-желтую, приправленную совсем иным заклятьем, нежели то, что досталось Тани. Повторяться в добрых делах Лили не любила, искренне считая индивидуальный подход залогом успеха. Поправив капюшон, она, кряхтя, поспешила к сбившемуся с рифмы принцу, который смотрел на нежданную гостью со смесью врожденной подозрительности и подогретого чарами интереса.
- Что ты знаешь о любви, мой мальчик? - ласково спросила добрая фея, сияя щербатой улыбкой и синими глазами, и протянула завороженно подавшемуся навстречу Виану цветок.
